Дело каждого пирата

      Тёплые южные воды благостно омывали ноги и прибрежный серый песок. Наступал прилив, самое время для отбытия корабля, он приносил с собой какие-то мелкие ракушки с разноцветным песком, переливаясь под светом луны. Растущий месяц занимал позицию над горизонтом, выныривая из пробегающих мимо туч, грезилась буря, а с ней и раскаты грома, сообщавшие о гневе неизведанных миров, их богов, а, может быть, ничего и не значило. Обыкновенный шторм, каких в циклонах встречалось промежуточно раз в три дня, а то в неделю. С берега кажется, буря прекрасное и неукротимое проявление природы, за что бы вас оклеветали все, кто бывал хоть раз в море. Неважно, какой у тебя корабль, команда ли, шторм беспощаден, с каждой вспышкой молнии ты надеешься, что это не последняя минута твоей жизни. Но это являлось частью мореплавания. Бури закаляли каждого, будь то пьяницей, калекой или простым моряком.       Барбосса наблюдал за морским течением с капитанского мостика, ухватившись за перила, порой мимо него проплывали косяки рыб, иногда можно было заметить и покрупнее, например спину дельфина или акулы. Но наблюдение мало давало отдохнуть, привести мысли в порядок, куда было желаннее наблюдать за звёздами, он помнил названий всех когда-либо созвездий, нередко ориентируясь по ним, когда оставался на ночном дежурстве около штурвала, нежели по компасу.       К сожалению, большинство из них было безучастно скрытно за облаками, набирающие силы, как их уже сородичи тучи.       С тех пор, как став бароном, прошло несколько лет, он так и не взошёл на борт «Колдуньи», вместо того, чтобы добровольно уйти под командование Барбоссы, команда возмутилась, устроила бунт сама с собой и подожгла корабль, оставшийся взрыв от бочек пороха закончил своё дело до конца. Но не столь это было уже и важно, он несколько месяцев является квартирмейстером на борту «Чёрной Жемчужины», какие же было его удивление, когда он наконец увидел корабль вживую, а не только по словам Джека.       «Жемчужина» не могла сравниться по мощности, как у «Колдуньи», однако ей не помешало прославиться как самому быстрому кораблю по ветру, к тому же с чёрными парусами «Жемчужина» не зря носила своё название, она становилась мечтой для любого капитана и надолго запала в душу Барбоссы.       Он выполнял долг, пусть и прошло порядочное со времён последнего Совета Братства, он ещё встречал Воробья, и довольно частенько, в основном на Тортуге, где сам Гектор кочевал, когда не было возможности выйти в море. Джек так и не поведал зачем ему нужен был Дэйви Джонс, но догадаться Барбоссе не стоило труда. Время, проведенное на Тортуге вместе сблизило их, ещё более примечательнее их отношения более походили на закадычных друзей, у которых уже имелись старые счёты и обиды. В отдельный случаях Барбосса терпеть не мог его компании, что порой случались из-за этого перестрелки или оскорбления в пылу опьянения. Изредка их беседы задевали темы романтического, даже интимного характера, Джек не стеснялся спрашивать о жизни Барбоссы до событий их встречи. Может и зная, что это блеф, но ему было любезно слушать о себе похвалу, правда граничившаяся с язвительностью, пропускавшаяся мимо ушей. Гектор привык к темпераменту и издёвкам Джека, что тот и сам не робел придумать новый способ вывести Барбоссу на беседу.       У них попадались общие темы для разговора, оба служили в великобританском флоту, оба предпочли свободу, нежели морские должности. Отнюдь более досаждали истории о любовных похождениях Джека, казалось, его каждая женщина знает в этом городе-порту. Вызывало ли это брезгливость? Есть немного, но сам бы, будь дамой, с удовольствием влепил бы Воробью пощёчину. А может быть и не только…       Барбосса лишь раз упоминал, что был когда-то влюблён, но внедриться в подробности, было равносильно получить пулю в печень, а печень ещё пригодится для утилизации всего поглощённого рома или иной выпивки.       Пора наступала, когда провести вдвоём ночь думалось чем-то обычным, их не тянуло друг к другу, но проведённое вместе время позволяло расслабиться, насладиться пытливым моментом секса, вернувшись позже к жизни пирата, каково оно и должно быть.       Какие уж разговоры о романтике, ежели считалось угостить друг друга кружечкой спиртного, то слылось что ни на есть проявлением заботы. Необычным становилось занятие — это заплетание друг другу волос, да, несомненно явится странным, зачем вообще пиратам следить за своей шевелюрей? Многие не интересуются, что у них происходит на макушке, пусть хоть птица гнездо совьёт, однако лично для Джека, несмотря, что он сам не весьма-то чистоплотен, брал пример с отца, убор на голове служил знаком выделиться из «серой» толпы, к тому же, как удобно было закреплять в локонах всякие побрякушки, а их Воробей обожал. Как наряженная сорока, он довольствовался побрякиванием, лязгом, дребезжанием всех приобретенных в приключениях безделиц.       Для Барбоссы не имело весомого значения, как его волосы были заплетены, он предпочитал незатейливую косичку сзади, к несчастью, мать природа не обделила его густыми и вьющимися кудрями, каковы были у Джека, пускай Гектор бывал не прочь позволить тому заплести парочку и других. Сквозь крики или свиста от того, что пальцы Воробья не были столь деликатны, а не расчёсанные, иногда бывало мокрые, более усложняли проблему. Подобное было самобытным по отношению к себе, по счёту прикосновений, подумаешь всего лишь лохмы чьи-то, но нарушение личного пространства подвязывало всех, кто мог чужой прикоснуться к нему.       После парикмахерских процедур Гектор не оставлял надолго творение Джека на своей макушке, в лишний раз он предпочитал просто хвостик, чтобы отдельные пряди волос не лезли в глаза.       Потихоньку в душе Барбоссы закрадывалось щемящее чувство, оно не имелось обособленным к их отношениям, скорее к времяпровождению. Джек, встречая каждый раз Барбоссу, мог поделиться разными историями, заварухами, в которых он попадал случайным образом или нет, авантюрами, чего только стоил рассказ о шпаге Кортеса — ему хотелось не отставать от Воробья, тоже стать частью легенды. Да, он был известен благодаря своим талантам, но никак подвигам, мифами, несуразными слухами и тому подобному. Справедливо сказать, что раз с ним не происходило ничего загадочного, то и вера в подобное была слаба. Только какая же разница, правда это или ложь, если о тебе знает чуть не весь мир, окружавший их страстями и привлекающий похлеще закалённых мореплавателей. Складывалось ощущение, что Джек живёт в сказке или сошёл с неё, а Гектор частичка трезвого реального света, герой второго плана, осуждённый на пресные перипетии, лишённые всякого смысла и наполненные злободневностью.       Когда-то он четно пытался найти столь тайное, непостижимое, доказать самому себе, что он не хуже Джека, может творить и поверять интригующие для читателя, слушателя или смотрящего небылицы. Он выучил весь атлас земного мира, все созвездия и звёзды, уложившиеся в размышлениях, есть же в мире необъяснимое, как Калипсо и Дэйви Джонс, так почему подобное не может произойти и с ним?       Также как сейчас, ища не сокрытые теперь икры на небе, он не понимает, почему плавание с Воробьём однообразно? Они редко грабят, редко устраивают погони, всё также посещают Тортугу и то, не для того, чтобы закупить провиант или наоборот продать добытое с других судов, а чтобы пропить их в местной пивной, а после искать своего пьяницу капитана. На днях Джек сообщал о том, что он добыл местоположение одного завлекающего острова, однако что-то мешало ему поведать своему второму должностному лицу, почему они туда не плывут, что за спрятанное сокровище скрывает капитан; неужели Капитан Джек Воробей что-то выжидает?       — Ты веришь в проклятие ацтеков? — импозантно полюбопытствовал Джек у Барбоссы, расположившись на такелаже бизань-мачты. Столь удачно подобрать время только Воробей так умел, словно предчувствовал, когда нужно начать беседу. Хотя…может ему было просто скучно.       — Сказанное тобой, всё превращается словно в правду, но на самом деле только фальш… — не обращая внимания, Барбосса вернулся к штурвалу, удерживая кичливый взгляд.       — Значит нет? — моментом Джек спрыгнул со снасти, становясь напротив Гектора, загораживая тому обзор вдоль бушприта.       — Джек, — сменяя тон, теперь Барбосса угоднически обратился, — пробыв столько времени на «Жемчужине», я всё более уверяюсь, что твои рассказы чисто воды блеф.       — А вот и неправда! — возмутился он, сжимая штурвал наперекор Барбоссе, — просто…не все они безопасны…так сказать…       — К чему это тебя так волнует? — Гектор сжал руки Джека, всё еще находившиеся на штырях штурвала.       — Меня? А вот что касается тебя, — приближаясь лицом к лицу, — другой вопрос, смекаешь?       Барбосса выхватил руки Воробья, и, словно в танце, урвал его фигуру, сделав круговой оборот, остановившись за штурвалом.       — Какой будет приказ, Капитан? Снова на Тортугу? — упрекнул он Джека, удерживая за руку и талию. — Или новая байка для моих ушей?       — Хочешь увидеть проклятый клад своими глазами? Сокровище Кортеса не так просто на первый взгляд, — Джек и не сопротивлялся, продолжая «вальс», он повернул по кругу, приближаясь к шканцам палубы.       — А ты знаешь? — следующий виток.       — Имел дело. — Вновь поворот, и плутание в коленях.       — Каково же проклятие? — в этот момент, его не волновало, что ему присочинит Джек, куда важнее, было узнать, что за сокровище, и где оно находится.       — Когда ацтеков колонизовал Кортес, те наложили проклятие на своё сокровище. Любой кто возьмёт хоть одну монетку, будет проклят ужасной судьбой навеки.       — Какая жалкая страшилка, Джек, даже для тебя. — Барбосса терял надежду, легче было, устроить бунт, выкрав карту. Бунт? Почему раньше его не посещала столь заманчивая идея?       — И не верь, главное, всё богатство Исло-дэ-Муэрто достанется лишь мне.       — А как же проклятие?       — В том его и суть, что я хочу его испытать.       — Не завидую, — Гектор резко оттолкнул от себя Воробья, накал терпения потихоньку спадал, интересно, как с ним уживались другие команды? Если бы он был капитаном, сложилось никак иначе, пираты становятся для того, чтобы ощутить весь спектр от отбирания конфетки у маленькой девочки, до разгрома целой флотилии кораблей. Но единственное, помимо привычного бриза, почувствовал Барбосса — это смертную скуку от рутинной работы, да приятный штиль, что даже отпадала необходимость распускать паруса.       — Я планировал его использовать как тайник, пока не решусь на проклятие, — Воробей снова догнал Барбоссу, закружившись около него, — но таков соблазн…       — Если ты потеряешь к нему карту? — умиротворённей продолжил Гектор, как такими ужимками можно вообще заинтересовывать? Или он настолько отчаялся, впрочем, зная, насколько тщеславна команда, от горсти монеток они будут только рады. Как легко манипулировать теми, кто подвластен такой лёгкомысленной прихотью.       — А зачем она мне? Я помню место и так.       — Ну, а если, у тебя снова не окажется корабля? А что хуже, бунт ещё?       Джек внезапно погрустнел, его не пугал сам бунт, а скорее того, что его драгоценный корабль окажется в чьих-то гнусных руках.       — А меня ты знаешь долго, я бы мог сберечь это место, сам знаешь, да и бунт смогу подавить, думаю, ты замечал, как команда на тебя в последнее время недовольно смотрит.       — Ладно, так уж и быть, — как-то быстро уломался Джек, — но сначала — поцелуй.       — Как прикажите… Капитан!       Второпях не заняло бы и секунды, но Джек хитёр, что мешает ухватиться за шею, притягивая к себе Барбоссу для ретивого поцелуя. Какой искусник, способный расположить к себе не только сердце наивной дамы, но и мужской запал. Гектор погрузился сквозь завитые пряди, перехватывая и зажимая, порывисто цепляясь в губы. Языки переплетались, а мысли уплывали прочь, будто по течению, забылась и набирающая силу буря, и мерцание светил, и губительное проклятие. Щёки полыхали, импульс тела толкал на непредусмотренные поступки. Этот момент был место быть столько раз, сколько проводилось на встречах городов, пристань, корабле. Не было чем-то новым, но и забытым тоже. Будто две заблудшие души, ищущие чуждого тепла, вновь сливаясь, и разъединяясь, когда перенасытятся друг другом. И никому нет до этого дела, ни даже им самим, главное наитие, перераставшее в неугасимую тяжесть друг к другу.       — А целуешь ты гораздо лучше женщин, — слукавил Джек, проникая руками сквозь бондану.       Он говорит это почти каждый раз, но это не прекращало вгонять в краску Барбоссу, он много раз спорил, что это не так, отрицал, показывая свою грубость на Джеке, но сегодня, уже не было той горячности, да, поцелуй доказывал обратное, но Гектор воспринял столь как должное, уже ранее сказанное, привычное.       Изначально было желание защищать, в какой-то степени оберегать, заступаться, даже при первой их встрече, он, как по ниточкам у марионетки, пытался выкрутить ситуацию в баре, однако теперь, личностные затеи затмевали всё то, чем Барбосса привязался к Воробью изначально; самая простая зависть и ревность с каждым днём сильнее отдавалась внутри. Проходившие раньше перебранки были нежели в шутку и несерьёзность происходящего, ныне проскальзывающие на полной решимости отобрать всё и не отдавать ничего.

***

      — Всё-таки в чём же чуть этого проклятия? — внимательно следит Барбосса, когда Джек указывал ему место на карте до Исло-дэ-Муэрто в капитанской каюте.       — Хотел ли ты стать бессмертным?       Подобный вопрос ввёл бы любого в ступор, не только из-за того, что это кажется чем-то невозможным, но из-за того, есть ли хорошо оставаться до конца жизни остального мира — единственным? Одиноким? Тем более, какова ни была длинную участь, мир полностью выцветет, так как ты опробуешь все его радости и печали, облюбуешь, переволочешь и сомкнёшь под замком все доступные цвета, превратив их в омертвелую смесь.       — Тот, кто боится смерти, ищет бессмертие, Джек.       Что же, Воробей не понаслышке много раз сталкивался с этим высказываниям, и благодаря слепой удаче, выскальзывал из её пакостных пальцев.       — А ты?       Барбосса не знал ответа, ему сталось всё равно на сказки Джека, его волновало поистине куда более важное — ацтекский клад Эрнеста Кортеса.