Юноши со станции утешения

– Открывайте, это мы! Привезли новую партию! – несколько солдат громко постучали кулаками по двери, но, не получив внимания, начали пинать её ногами в надежде, что кто-нибудь выйдет. Почти у всех руки были заняты толстыми верёвками, обмотанными вокруг кистей, поэтому в очередной раз пришлось бить трухлявое дерево. Им обещали, что в скором времени заменят все двери на новые, но это обещание тянулось уже который год и ещё не стало реальностью. Жить в таких условиях не может ни один нормальный человек, иногда солдаты реально жалеют жильцов и чувствуют ужас, пробирающий до костей. Но и он обычно длится считанные секунды, а потом, подобно надежде, исчезает на несколько лет. – О, это вы? – дверь открыла пожилая женщина, очевидная японка, она улыбнулась солдатам и мимолётом взглянула им за спину. – Какие же они хорошенькие, можно предлагать по пять йен. Где вы таких нашли? – Всего лишь наведались в одну старшую школу неподалёку. Шли мимо и видели учеников, что направлялись домой. Решили присмотреть симпатичных для станции. Вот, – солдат снял каску и указал ею на молодых парней, что стояли сзади, – самых красивых отобрали. – Да и тихих таких. Как же вы их смогли успокоить? – Это, Огава-сан, военная тайна, – солдат улыбнулся и взглядом попросил пройти внутрь. Женщина медленно распахнула дверь и впустила колонну, состоявшую из юных парней и остальных солдат. Руки пленных были перевязаны верёвками, их концы тянулись к ладоням солдат, что окружали со всех сторон. Когда все вошли, несколько часовых подошли к дверям и закрыли их. После они низко поклонились пришедшим солдатам и протянули руки в ожидании верёвки. Отсчитав пять секунд, те начали распутывать свои ладони и передавать её, плотно оплетая чужие пальцы. Поклонившись в ответ, они без напоминая образовали вокруг пленных круг и смотрели на пожилую женщину. – Снимите верёвки, не мучайте детей, – сказала Огава. Часовые тут же размотали руки, на которых за такое короткое время уже успели появиться кровоподтёки. Мальчики, почувствовав свободу, начали тревожно переговариваться между собой и собираться в кучку, со страхом глядев на солдат. Они не понимали, зачем их сюда привели, но догадывались, из-за чего одни плакали, другие кричали, а третьи молились за своё спасение. Все находившиеся в главной комнате прекрасно понимали, чем будут заниматься пленные, которые ещё утром беззаботно шли на занятия. Никто сейчас не говорил это вслух, но, когда эти солдаты уйдут, их жизнь превратится в ад. – Почему вы нас схватили? – один юноша всё же нашёл смелости задать вопрос. – Мы же не девочки, почему мы на станции? – Знаешь, – улыбнулась Огава, – все военные разные, и у всех разные предпочтения. Хоть солдат, предпочитающих юношей девушкам, не так много, будет гораздо удобней иметь станцию, где разнообразней выбор. Больше выбора – больше денег. – Вы заставите нас спать с мужчинами? – отозвался другой и своим вопросом вызвал в толпе панику. Глаза парней расширились, дыхание участилось, они с ужасом и мерзостью смотрели на часовых и не хотели думать, что подобные люди будут платить за доступ к их телу. – Неверно ты формулируешь вопрос. Ты помогаешь солдатам избавиться от накопившегося стресса. Они, избавившиеся от напряжения, будут усерднее бороться за наше общее светлое будущее. – Но мы даже не японцы, – по голосу этого юноши не было понятно, напуган он или зол, – пусть они ложатся под своих соотечественников, но почему мы? – А ты довольно смелый малый, – госпожа Огава всё ещё улыбалась, но в голосе чувствовались нотки раздражения и злости, – как тебя зовут? – Джэхён, Чон Джэхён, и я кореец. – Пока можешь называть себя родным именем, но в дальнейшем оно тебе больше не понадобится, поэтому будь умницей и веди себя спокойно. Всех пугала тишина, но никто не осмелился её нарушить. Выхода не было, поэтому совет женщины казался самым логичным решением в ситуации. Как бы не хотелось плакать, кричать и прятаться от глаз, полных похоти, – подчинения не миновать. – Какие же вы животные! – Джэхён смотрел на своих сверстников и искал поддержки в их глазах, но, к сожалению, страх завладел абсолютно каждым, парализовал и выбил из головы все трезвые мысли. Джэхёну оставалось только наблюдать, как к нему подходили часовые. От грозного вида он неосознанно задержал дыхание и ждал, что ему скажут. – Такие упрямые сопляки, как ты, здесь долго не проживут, – один из часовых схватил Джэхёна за воротник и приблизил его лицо к своему, – веди себя смирно и работай. С твоей мордашкой у тебя это хорошо получится. Джэхён смотрел в глаза напротив и чувствовал, как подступала тошнота. Настолько мерзко было смотреть на человека, что так легко говорил подобные вещи. Голова кружилась, на глазах появились бусинки слёз, но Джэхён лишь продолжал с вызовом смотреть на часового. Не получив желаемой реакции, тот отпустил юношу и махнул солдатам рукой в сторону выхода. Те, поняв жест, покинули станцию. Джэхён не хотел верить, что ему придётся заниматься настолько постыдными и мерзкими вещами, боялся, что вместе с телом уничтожат и его душу, которая ещё слишком юна и невинна, доверчива и неопытна. По коже прошёл лёгкий холодок от этих мыслей. К сожалению, со станций утешения ещё никто не сбегал, поэтому шансы на свободу были равны нулю. Оставалось только наполняться ненужной надеждой и ждать конца войны, однако обычно проститутки перенасыщались отчаянием и не могли терпеть такое к себе отношение.Джэхён уверен, что куда выше шанс того, что он просто покончит с собой, не желая жить как скот. Их усадили на пол, и женщина, которую солдаты называли Огава-сан, начала объяснять, в чём заключалась работа на станции. Все внимательно слушали, иногда тихо всхлипывая и несогласно качая головой. Тяжело слушать о буднях проституток, будучи старшеклассником, ещё тяжелее осознавать, что эти будни – твоё будущее. Все работники и работницы жили в бараках, рассчитанных на группу до двадцати человек. В них обычно располагались личные комнаты с общей кухней и туалетом. Работали в основном в главном здании, что находилось в самом центре станции. На втором этаже находились отдельные комнаты, за которые брали дополнительную плату, зато можно расслабиться и не торопиться, полностью наслаждаясь проституткой. Комнаты создавали интимную атмосферу и успокаивали не только солдат, стесняющихся чужих глаз, но и работников. На первом этаже была только одна огромная комната, завешанная множеством простыней, делящих пространство на несколько маленьких комнатушек. За место на первом этаже не надо платить, поэтому для станции не редкость, когда наверху пусто, а низ полностью забит похотливыми солдатами, у которых только пятнадцать-двадцать минут. Здесь не было ни личного пространства, ни чувства спокойствия, ни ритма. Все работники носили японские имена. Ими занималась лично госпожа Огава, аккуратно вписывая новое японское имя рядом со старым корейским или китайским. Мужчины, работающие на станции, обязательно получали женское имя. Только прибывших очень плохо кормили, чтобы новые юноши теряли массу и становились слабыми и неспособными дать клиенту отпор. От этих новостей Джэхёну становилось ещё противнее, но бороться в одиночку против целой станции он не мог. Опытные работники были уже слишком напуганные и истощённые, чтобы поддержать бунт. Госпожа Огава подошла к Джэхёну, долго смотрела ему в глаза и лишь тихо произнесла: «Джицуко». Джэхён понял, что теперь это его новое имя, клеймо, по которому его будут подзывать солдаты. Обычно Джэхёну на улице дышалось легко, но не сейчас, когда его, крепко сжимая запястья, вели в сторону барака, его будущего дома. Обычно на улице светило солнце и дух свежий ветер, но сейчас небо затянуто тёмными тучами и не пропускало ни единого луча. Пейзаж напоминал рядовую сцену из фильмов про войну. Джэхён чувствовал себя героем подобного фильма, и это только сильнее портило настроение, потому что такие картины почти никогда не заканчивались хорошо. Его привели в один из бараков, на крыльце которого стоял человек. Издалека было сложно сказать, мужчина это или женщина: короткие волосы,но слишком хрупкая и маленькая фигура. Подойдя поближе, Джэхён разглядел его лицо – это парень. Он устало улыбался и был одет в старую жёлтую робу, напоминающее женское ханьфу. Парень поклонился часовым и взял Джэхёна за руку, уводя его в барак. Джэхён не сопротивлялся, потому что понимал: он ему не сделает ничего плохого. Слишком слабый даже для того, чтобы крепко сжать чужую ладонь. Он вёл Джэхёна по длинному коридору, и они оказались на кухне. Кухня была очень старая, но чистая, а за столом сидело несколько парней. Чон даже не был уверен, что все они старше его, один их вид выглядел болезненно, не говоря уже об одежде. Все работники были одеты одинаково, и парень, что встретил его у барака, протянул небольшой свёрток. Распаковав его, Джэхён увидел то же жёлтое длинное платье. Он грустно вздохнул. – Меня зовут Тамаки, – улыбнулся парень, – а ты ведь Джицуко, верно? – Меня зовут Джэхён, – он не хотел слышать это японское имя. – Прости, Джэхён, но нас здесь зовут по-японски. И солдаты, и Огава-сан никогда не произносят наши настоящие имена, поэтому тебе придётся свыкнуться с этим. Я понимаю, что это тяжело, но каждый здесь сидящий, только попав сюда, тоже чувствовал себя мятежником. Но все мы смирились. – Тэиль-хён, не строй из себя заботливого родителя, здесь это никому не надо! – юноша с аккуратно подстриженной чёлкой поставил стакан на стол и улыбнулся. У него было миловидное лицо и звонкий голос, а ещё широкая улыбка, что совсем не подходила этому месту. – Донён, будь терпеливее к новичкам, ты тоже таким был, – парень, которого назвали Тэилем, слегка ударил сидящего за столом по спине.Джэхён запомнил это лицо и имя – Донён. Кроме Тэиля и Донёна на кухне сидело ещё два парня. У одного волосы были очень короткие, но аккуратно подстриженные, а у второго собраны в маленький пучок. Они не вмешивались в разговор, а лишь тихо наблюдали за сценой, что разворачивалась перед ними. Они выглядели так же устало, как и остальные работники станции, не совершали лишних движений, по чему можно полагать, что в проституцию были втянуты давно. Джэхён решил не портить отношения с будущими коллегами, а потому подошёл к столу. – Как вас зовут? – спросил он, ожидая услышать их настоящие имена. Тэиль неосознанно назвал Донёна корейским именем, так что здесь, среди проституток, они всё ещё использовались, чему Джэхён был очень рад. – Меня Ли Донхёк, – представился парень с пучком на голове, а затем указал пальцем на своего соседа, – а его зовут Ли Джено. – Сколько времени прошло, а я до сих пор радуюсь внутри, когда слышу своё настоящее имя, – Джено слегка рассмеялся и посмотрел на Джэхёна. – Запомни, пожалуйста, наши имена, так как теперь мы живём под одной крышей и ответственны за поступки друг друга. – Извините? – про ответственность Джэхён слегка не понял. – В бараках живёт до двадцати людей, и обычно их делят на две группы. Группа всегда убирает вместе туалет, моет кухню и посещает врача. А еще мы работаем по сменам, так как на мальчиков спрос куда ниже. До этого нас было шестеро в группе, поэтому в день трое работали, а остальные трое отдыхали. Теперь нас семеро, поэтому на работу будут выходить четверо, нам так сообщила Огава-сан. Джэхён скривился от слов Джено о работе, но потом задумался: заниматься проституцией отвратительно, но здесь хоть не каждый день работать. В этом плане девушкам крайне не повезло с их полом. Оглядев кухню, Чон посчитал количество человек в ней. Вместе с Джэхёном здесь было пятеро, но в группе, как сказал Джено, их семеро. Где же оставшиеся? Обслуживали клиентов? Или спали в своих комнатах? Кто сегодня вообще был на смене? – А где остальные двое? – спросил Джэхён. Ему было интересно поглядеть на остальных своих товарищей по несчастью. – Они заняты, – отозвался Донён, – сегодня и Тэиль-хён должен был работать, но его освободили, чтобы он тебе всё здесь показал. Уже почти десять, так что они скоро придут. Иди мой руки, сейчас плотно поедим перед сном и завалимся в постель. Эти слова и приятный голос успокаивали, однако самый важный пункт всё ещё остался нерешённым, что смущало почти всех в комнате. – А когда я начну работать? – Джэхён наконец осмелился задать этот вопрос, ответ на который боялся получить. – Я об этом тоже думал, – Тэиль приобнял его за плечи, – я хочу, чтобы ты привык к этой обстановке хотя бы чуть-чуть, поэтому предлагаю тебе пока не работать эту неделю. Мы уточним это сейчас за столом, когда все подойдут. – Хён, это нечестно! – заскулил Донхёк. – Мы здесь все равны, почему я должен подставлять свой зад в его смену? – Ты тоже когда-то был юным и неопытным, поэтому прояви хоть капельку понимания. Если тебя так беспокоит твой зад, то я могу поработать на этой неделе вместо тебя. Донхёк тихо цыкнул на эти слова и промычал: «Не надо».Джэхён по этому разговору понял лишь то, что работать больше положенного не хочется никому. Сложно назвать их всех друзьями, потому что своя рубашка ближе к телу, и каждый это всячески пытался показать. Пока Джэхён шёл в ванную, он размышлял о том, что будет с его дальнейшей жизнью. Нет никакого удовольствия работать проституткой и обслуживать чужих солдат, но садиться на шею доброму Тэилю кажется самой мерзкой идеей на свете. Чону было искренне страшно от мысли, что придётся заниматься сексом со взрослыми мужчинами, переполненными похотью и ужасно грубыми. Его удивляло от того, что те парни на кухне, такие же молодые (и даже младше), как Джэхён, так спокойно относились к этому делу. Для них секс превратился в рутину, от которой нельзя убежать, поэтому со временем угасло желание идти против системы и выбраться отсюда. Все они просто смирились: их сломали, подчинили силой и вытащили душу, оставив тело солдатам для плотских утех. От этих мыслей грустно и страшно, Джэхён не хотел становиться таким же, но в душе он уже был уверен, что тоже сломается. На улице 1942 год, и станции утешения не были для Кореи чем-то необычным. Однако Джэхён никогда не представлял, что окажется здесь. Здесь, в месте, где женщины умирали морально в первый же день работы. В месте, где с ними не обращались, как с людьми. Где ежедневно кто-то кончал жизнь самоубийством, потому что не мог терпеть такое. Женщины жили в отвратительных условиях, не имели возможности посетить нормального врача или родить ребёнка. Они чувствовали себя грязными и использованными, никому не нужными. Этот момент жизни навсегда останется самым большим позором и будет висеть грузом на шее до самой старости. Если, конечно, до нее удастся дожить. Станции утешения – ад на земле и самый настоящий кошмар для девушек. А сегодня ещё один человек узнал, что не только для них. Смотря на себя в зеркало в ванной, Джэхён видел своего коллегу до станции. От этого бросало в дрожь. – Ты долго будешь занимать ванную, юнец? – Джэхён вздрогнул от непривычно низкого голоса. Он оторвался от зеркала и повернул голову в сторону звука. Перед ним стоял юноша, похожий на его ровесника, с слегка засаленными волосами и в жёлтой робе. Было очевидно, что это работник станции. В бараке проживало две группы, а Джэхён ещё не видел двух человек из своей, поэтому на секунду в его голове пронеслась мысль, что это один из них. Красивый и изящный, ужасно худой, с прожигающим взглядом. Такие юноши могли легко посоревноваться с девушками за клиентов и даже выиграть. – Извините, – прошептал Джэхён и отошёл от зеркала. – Пытаешься запомнить своё милое и чистое личико перед тем, как на нём оставят синяки и шрамы? Я бы тоже не против вспомнить себя прежнего! – парень медленно подошёл к зеркалу, набрал холодной воды в ковш и плеснул её на себя. Волосы и одежда тут же намокли. Джэхён чувствовал, как слабо пахло потом, но не осмелился это сказать. Оставив незнакомую проститутку в ванной комнате, Джэхён вернулся на кухню и сел за стол рядом с парнем, которого не видел до этого. У него был небольшой низкий хвост и большие выразительные глаза. Парень налил стакан воды и протянул его Джэхёну. – Меня зовут Джун, но здесь я Джемин. Ты ведь новенький, верно? – Джемин поставил локти на стол и посмотрел в сторону Чона. –Не переживай, работа тяжёлая, но мы всегда подбадриваем друг друга и снимаем стресс после смены. Джэхён глядел на них и не понимал, как на этих лицах ещё остались силы на улыбку и беззаботные разговоры. Джемин был явно младше него, но без стеснения рассказывал о своём дне. Похоже, когда занимаешься одним делом очень долго, относишься спокойней даже к такому жестокому отношению и унижению. А это самое мерзкое – привыкнуть. – Вы ждали меня? – на кухню вошёл ещё один человек. Можно было догадаться, что это последний участник группы. Джэхён оторвался от мыслей и поднял голову. Мгновение спустя ему расхотелось есть и пить. И шевелиться. Это был тот самый юноша, что встретился с Джэхёном в ванной. Теперь он выглядел свежее и в сухой чистой одежде. Улыбка не сползала с его лица, когда он подошёл к Тэилю и что-то у него спросил. Гуляя глазами в поисках свободного места, он встретился с Джэхёном взглядом и замер. – Ой, это же ты стоял в ванной и не отрывался от зеркала, – удивился он, – я и не подумал, что ты наш новый коллега. Меня Тэён зовут, для солдат Тами, но это здесь не так и важно. – Я Джэхён, и Огава-сан назвала меня Джицуко, – Джэхён первый раз назвал себя японским именем и чувствовал, как на языке собралась вся грязь, что находилась в организме, и была готова покинуть тело со следующим «Джицуко». Но всё-таки стоило рассказать хотя бы это. – Какое милое имя, – Тэён сел за стол, – мне нравится оно куда больше, чем собственное. Тами звучит отвратительно, слишком приторно. – Мне всё равно, – Джэхён проскулил, – это японское и женское имя, которое я ненавижу всем сердцем! И людей, управляющих станцией, я тоже ненавижу! И похотливых солдат! Обычно в тишине прекрасно слышно чужое дыхание, но сейчас казалось, что кухню заполнил вакуум. Никто не говорил этого вслух, но Джэхён уверен, что их молчание выражало согласие. Согласие со сказанным. Никто не отрицал правду, какой бы грязной она ни была. – Джэхён, – Тэён повернулся к Чону и мягко схватил его за плечи, – знаешь, почему нам дают женские имена? «Просвети же меня», – только одно крутилось в голове. – Потому что мы, как женщины, здесь наравне со скотом. И чтобы перестать в нас видеть парней, нас морят голодом и называют женскими именами. И трахают, конечно же. – Станция – это один огромный общественный туалет, – подхватил Донён, – не думай, что в тебе ещё видят человека. Мы поддерживаем друг друга, но для солдат ты лишь способ расслабиться или поразвлечься. Именно с такими мыслями и заснул Джэхён. Или пытался, потому что даже в тёплой комнате совершенно неуютно и холодно. Холодно телу и душе. Голову не покидали мысли о ближайших обязанностях, они были наполнены страхом и отчаянием. У Джэхёна только неделя на прощупывание почвы, и он благодарен Тэилю за неё. Он вспоминал всех своих хёнов и младших и представлял, как они могли вести себя в первый день. Были ли напуганы? Быстро ли приспособились? Хотели ли умереть? Возможно, сейчас у кого-то действительно проскальзывали мысли о смерти, но их плотно запирали в голове и не выпускали. Не хотелось показывать свои слабости, поэтому каждый широко улыбался, пряча за улыбкой глубокие шрамы.