Юноши со станции утешения

Джэхён проснулся от громких криков и женского плача. Звуки были настолько пронзительными, что их прекрасно слышали все жители бараков, хотя исходили они из главного здания. Тяжело поднявшись, Чон вышел из комнаты и пробежался глазами по коридору. Тэиль стоял у входа в барак и медленно обувался. В его глазах читались сонливость и раздражение, но он, проигнорировав желания организма, вышел на улицу и направился к главному зданию. Пока Джэхён наблюдал за этой картиной, из комнат неторопливо начали выбираться остальные. – Куда ушёл Тэиль-хён? – спросил Джэхён у мимо проходившего Джемина. – Посмотреть на новых работников, – отозвался Джемин, – я знаю, что к женской группе, которая делит с нами барак, присоединится одна девушка, но никто не может её встретить, потому что график девушек куда плотнее нашего. Вот хён и пошёл за ней. Только вчера сюда привезли Джэхёна, а уже сегодня военный фургон был полон совсем юными девушками. Некоторые были ученицами средней школы, а некоторые – совсем ещё дети. Джэхёна каждый раз тошнило от этих мыслей. Он не понимал, как можно быть такими животными. – Я не видел вчера ни одной девушки здесь. Они прячутся от нас? – У них нет сил ни на элементарную гигиену, ни на пищу, хён. Они приходят со смены и сразу идут спать. – Я видел одну из них, – Донхёк вышел из своей комнаты и встал рядом с Джэхёном и Джемином, – она была похожа на ходячий труп. Их совсем здесь не жалеют. Я даже слышал, что их врачи насилуют во время осмотра и пичкают какими-то лекарствами, если забеременеют. – Я тоже видел нескольких, – согласился Джемин, – но я не пытаюсь запоминать их имена и лица, потому что девушки здесь долго не остаются. То слишком часто умирают во время секса, то после убивают себя сами. Они постоянно меняются, поэтому я даже не знакомлюсь. Не хочу становиться с ними друзьями, а потом каким-то утром получить новость о смерти. Если парни не могли спокойно мириться с участью, что им предназначалась, то девушки ревели навзрыд. Звуки, что исходили от них, напоминали животных, которых только начинали резать. Это было невозможно слушать без слёз, подступивших к глазам, и дрожи в теле. Они были довольно далеко, но Джэхёну казалось, что ему кричали прямо в ухо. Кричали, стонали и плакали. Чон был готов отрезать уши, лишь бы не слышать женские голоса. Один из них звучал в голове особо чётко. Очень высокий, злой, с каждой секундой становившийся всё громче, он явно принадлежал ещё не успевшей отчаяться, морально сильной девушке. Джэхён повернул голову в сторону входа в барак, где раньше обувался Тэиль, и увидел его, крепко держащего юную девушку. Он не стоял, а неестественно извивался, пытаясь её удержать. Девушка кричала и ругалась, била Тэиля по рукам и отказывалась проходить внутрь. Она боялась. Боялась неизвестности. – Отпусти меня, я не буду заниматься проституцией! – Изуми, я понимаю, что это тяжело принять, – успокаивал её Тэиль, – но тебе придётся подчиняться правилам станции. Пожалуйста, будь тише, я не могу уделить тебе всё своё время, потому что не несу за тебя ответственность. Постарайся подождать девушек из своей группы, они вернутся вечером. – Йерим, – не унималась девушка, – у меня только одно имя! Не смей произносить кличку, что дали японцы! Они не люди и нас за них тоже не считают! Я не уподоблюсь им, я не уподоблюсь! Джэхён смотрел на Йерим, но представлял себя. Только вчера он вёл себя похоже: кричал, мысленно ругал всех окружающих и обещал не меняться. Это было вчера, но уже сегодня утром он уже спокойнее относился к своей судьбе и будущей работе. Не верил, что успел смириться, ещё даже не окунувшись в грязь. Атмосфера на станции давила и медленно высасывала жизненные силы и у проституток, и у солдат. Джэхён смотрел на Йерим и вспоминал слова, ранее сказанные Джемином. «Не пытаюсь запоминать ни имена, ни лица», – звучало в голове. Он не собирался с ней общаться, но хотел проснуться завтра, через неделю, месяц, год и увидеть её, в очередной раз заходящую в барак. Джэхён не собирался с ней дружить, но надеялся, что она будет жить долго. И он тоже. – Нет смысла сопротивляться, – подошёл к Йерим Джэхён, – они сломают твоё тело в любом случае, поэтому тебе нужно только не позволить сломать свой дух. – Легко сотрясать воздух заумными словами, когда переспал с половиной армии и уже не чувствуешь боли и стыда. – Ты не поверишь, – начал Чон, но остановился. «Я прибыл только вчера», – закончил он в голове. Почему-то не хотелось продолжать мысль вслух, ведь сейчас словами нельзя до неё достучаться. Она всё поймёт сама. Уже завтра она будет смотреть на себя и других совершенно иным взглядом. Джэхён погрузился в свои мысли и не заметил, как Тэиль уже увёл девушку. Та так и не могла успокоиться, но Чону удалось абстрагироваться и заблокировать ненужный шум и раздражающие голоса. Пребывание здесь одновременно и умиротворяло, и вызывало панику. Но если второе состояние было совершенно нормальным для этого места, то первое даже пугало. – Ты как? – Джэхён вздрогнул и увидел перед собой Джемина. – Ты так странно смотрел на эту Изуми. Я не мог понять, то ли ты её презирал, то ли сочувствовал. Ты помнишь мои слова? Они часто умирают, поэтому не привязывайся. – Так вот как я вчера выглядел… – Извини? – Джемин плохо расслышал. – Я говорю, – Джэхён глубоко вздохнул, – что теперь понимаю, как выглядел вчера. Был похож на напуганное животное, которое ещё не осознало, что попало в ловушку и будет украшать чей-то праздничный стол. Я словно смотрю на своё отражение в зеркале, и мне жутко от этого. Направляясь на кухню, Джэхён резко остановился и посмотрел, не ушёл ли Джемин. Тот продолжал стоять и держать в руках полотенце. Чон вспомнил, как отвлёк младшего своим вопросом, а Джемин совсем забыл, куда держал путь. – Где Тэён-хён? – не понимал, почему в голове всплыло это имя. Невероятно красивое имя, принадлежащее невероятно красивому парню. – Работает, – отозвался Джемин. Джэхён слышал, что он работал каждый день, потому что доставлял солдатам удовольствие и своей внешностью, и своими действиями. Мерзко представлять этот процесс, но гормоны брали своё, и в голове Джэхёна рождалась картина, как Тэён, взмокший и полностью обнажённый, раскинул ноги на кровати, таким жестом приглашая клиента. На голове бардак, на лице фальшивая улыбка, а в глазах играла грусть. Даже в эротических фантазиях Джэхён не мог избавить Тэёна от печали, уж слишком это естественное состояние для всех здесь. Не желая представлять такие постыдные вещи дальше, он зашёл на кухню и решил что-то приготовить, дожидаясь Тэёна и остальных со смены. Но так и не дождался. Тэён, уставший и липкий, лишь оттолкнул Джэхёна и спрятался в своей комнате, отказавшись от ужина и душа. Работа слишком выматывала и уничтожала всё желание видеться с друзьями и беззаботно болтать. Этой ночью Джэхён не мог уснуть, потому что слышал, как кто-то плакал в соседней комнате.

▼▼▼

– Эта злая шутка? – на глазах наворачивались слёзы. Джэхён, стряхнув их грязными пальцами, посмотрел на Донёна и пытался переварить всё ранее сказанное. Ещё десять минут назад Джэхён ненавидел в этом месте только солдат, пользующихся услугами проституток, и жалел каждого работника, вынужденного стелиться под клиента ради жизни, но новое предложение от коллеги пробудило панику. Донён предложил Джэхёну переспать с ним. Только сейчас он понял, почему его привели в главное здание. Понял, почему они стояли в комнате на втором этаже, где почти никто не нарушал тишину: солдаты слишком жадные и не тратились на проституток больше положенного. Их никто не заметил, им никто не помешает. Однако Джэхёна подобная атмосфера совсем не успокаивала. – Ты в любом случае уже будешь заниматься этим на следующей неделе, но у тебя совсем нет опыта! – Ким понимал, что в чужих глазах он уже выглядел демоном, но до сих пор настаивал. – Как ты себе представляешь первый день, когда в тебя с трудом может войти член? Это всё закончится громкими криками, лужами крови и разорванным задом. – Поэтому хочешь «поделиться» опытом? – язвительно спросил Джэхён. – Хочу подготовить тебя и показать тебе несколько хитростей. Я забочусь о тебе и хочу помочь пережить самый ужасный момент для начинающей проститутки – первый день. Я не солдат, у меня нет удовольствия брать тебя силой и наблюдать, как ты кричишь и плачешь от боли. Донён всячески пытался оправдаться, но Джэхён очень плохо слышал. Казалось, что его опустили в воду, голос и звуки были неясными и приглушёнными, исходили откуда-то издалека. Сознание полностью блокировало речь Донёна, игнорируя на самом деле ценное предложение. У Джэхёна не было опыта в сексе с мужчинами, так что он даже представить не мог свой первый день. День, полный неловкости и позора, боли и унижения. День, когда старый Джэхён исчезнет, а на его месте появится новый работник станции. Чон понимал, что предложение Донёна – возможность набраться хоть какого-нибудь опыта, но в голове что-то переклинило, и страх ложиться под мужчину сейчас оказался намного сильнее страха делать это потом, когда ничего избежать уже нельзя. – Прости, хён, но у меня не хватает смелости сделать это здесь и сейчас, – сознался он. Мысли путались друг с другом, накладывались несколькими слоями, не могли найти наилучший вариант. Куда разумнее перетерпеть всю боль сейчас, а потом потихоньку набираться опыта, чем чувствовать себя сжигаемым заживо на костре позже. Джэхёну только восемнадцать, и его пугала грядущая жизнь. Не хотелось заглядывать в будущее, потому что оно могло бы быть безысходным: работники станции никогда ещё с неё не убегали. Это не будущее – обслуживать по двадцать солдат каждый день. Это не будущее – питаться луком и картофелем, полоскать рот рапсовым маслом, а потом весь оставшийся день слышать, как плачет твой желудок. Это не будущее – сходить с ума настолько, что слышать громкие крики в пустой комнате, с каждой секундой становящиеся только громче. Крики? – Джэхён, иди сюда! – Донён схватил младшего за предплечье и завёл за маленькую ширму в углу комнаты, где проститутки обычно держали украденные у солдат вещи. Ткань даже не закрывала парней полностью, но с ролью элементарной перегородки, прячущей от чужих глаз, она всё-таки справилась. Джэхён не понимал, что произошло и почему они сидели на полу в углу комнаты, как услышал громкий топот и не менее громкий женский плач. В комнату вошли трое. Или, если быть точным, двое: третьего человека, девушку, на весу держали за локти так, что её ноги волочились по полу и тормозили всю компанию. С их появлением в комнате больше не стояла тишина, её вечно нарушал крик и плач девушки. Уши сворачивались в трубочку от этих звуков, Джэхён хотел заткнуть их, но неосознанно прислушался к голосу и замер. Йерим? Джэхён аккуратно повернулся к Донёну и пальцем указал на ту укрытую от глаз часть комнаты, где стояла кровать. Он надеялся, что Донён понял, что это была просьба посмотреть на происходящее за ширмой. И Донён понял, но показал руками большой крест. «Нас заметят», – читалось у него в глазах. Джэхён выругался у себя в голове и продолжил прислушиваться к людям в комнате. Самое главное сейчас – не выдать себя, сидеть тихо и не отдёргивать ширму, как бы того не хотелось. Джэхён прислушивался и с каждым отчаянным вздохом и писком убеждался, что это та девушка, пришедшая вчера в барак со скандалом. Только вчера Джэхён пожелал ей жить долго и мирно, а сейчас она, не оставляя попыток вырваться, была прижата японскими солдатами. Её голос стал приглушённым, похоже, что её прижали лицом к кровати. С места, где прятались Джэхён и Донён, абсолютно ничего не видно, поэтому приходилось только догадываться о происходящем по различным звукам, сменяющим друг друга каждые несколько секунд. Внутри зародились два желания, совершенно противоположные друг другу: отодвинуть ширму и понаблюдать за дальнейшими событиями и заткнуть уши и упереться лбом в пол. Джэхён сидел на полу и слышал тихую японскую речь, которую заглушали крики девушки. – Больно! – её потянули за волосы, и больше ничего не заглушало голос. Джэхён не видел – только слушал и предполагал. За криком последовала громкая пощёчина, и тело снова упало на кровать. А потом его били кулаками. Звуки, словно колотишь мешок, полный картофелем. Уши сворачивались в трубочку, к горлу подступала тошнота, а ноги немели то ли от неудобной позы, то ли от страха. Джэхён смотрел на Донёна умоляющими глазами, но тот лишь прошептал: «Мы не можем ей помочь». Вот так резко отрезал и показал своё отношение к происходящему. Он знал, что так умирало много работниц. Донён привык, он уже долго работал, поэтому знал, как правильно действовать в таких ситуациях. Не влезать. Внезапно удары прекратились, вместо них теперь отчётливо был слышен звук расстёгивающейся пряжки ремня. Именно с ним начинал подступать настоящий страх, граничащий с тревогой и переживанием за девушку. И Джэхён, и Донён понимали, к чему всё шло, но ничего не могли поделать – не имели права просить прекратить. Солдаты – клиенты, они наверняка заплатили за неё, поэтому с какой стати их что-то должно отвлекать? Они поспешно снимали форму, оставались безжалостными к пуговицам, поглаживали длинные волосы и сминали пухлые щёки девушки. Йерим плохо видела солдат из-за слёз, но даже расплывчатые очертания их тел рождали в груди огонь, а каждое прикосновение огромных ладоней вызывало ненависть и злость. Йерим не сдавалась и не переставала кричать даже тогда, когда вся роба была на уровне груди, а бёдра бесстыдно сминали, не заботясь, что позже на этих местах появятся синяки. Она продолжала кричать в надежде, что её услышат и помогут, и совсем не подозревала, что с ней в одной комнате сидели её коллеги, разделённые одной тонкой тканью, и только тихо наблюдали за чужими мучениями. И ни единое слово, сказанное девушкой, не вынудило бы их выйти из укрытия и отогнать солдат. Не в их силах. С каждым грубым толчком, с каждым болезненным стоном, постепенно теряющим громкость, Джэхён всё сильнее сжимал уши и всё отчаяннее смотрел на Донёна. Тот тоже больше не мог сдерживать эмоции и оставаться равнодушным к насилию. Глаза мутные, на шее выступали тонкие вены, а ногти царапали деревянный пол. – Помогите! – Йерим словно чувствовала, что не одна в комнате, и умоляла помочь, задыхаясь и проглатывая слёзы и слюну. Голова ужасно болела, тело тоже, сзади и спереди его прижимали солдаты, в глазах который танцевали черти. Сидящий спереди хищно улыбался, и Йерим хотелось сдавить эту шею и перекрыть кислород, лишь бы избавиться от этой мерзкой улыбки, но руки безвольно болтались вдоль тела, а слабые ноги с очередным напором всё сильнее разъезжались в стороны. Её постоянно толкали то вперёд, то назад, низ живота разрывало от боли, и сил хватало только на непонятное мычание. Рабочая форма давно валялась на полу, смятая и местами порванная, но до Йерим до сих пор не дошло, что её раздели. Джэхён умирал внутри. Это явно не то, что он должен был слышать. Кровь кипела от любого, даже самого тихого звука, а голова до сих пор не знала, что делать: прислушаться к Донёну или рискнуть своим здоровьем или даже жизнью. Проблема в том, что пока он размышлял, по ту сторону ширмы своей жизнью рисковала Йерим. «Изуми, солнышко, как же мне нравится твоё молодое тело», – послышалось от одного из солдат. Джэхёну хватало его скудного школьного японского, чтобы понять речь, из-за чего он только сильнее выходил из себя. Донён лишь держал его за руку и поглаживал пальцы в надежде, что младший пересилит себя и останется сидеть на месте. И он остался. Мольбы о помощи со временем стихали, и это одновременно приносило и облегчение, и тревогу. Облегчение, потому что больше не слышно этих пробиравших до костей криков. А тревогу? А тревогу, потому что Йерим, в лучшем случае, потихоньку теряла сознание, а в худшем… – Обычно групповое насилие заканчивается смертью проститутки, – Донён словно прочитал чужие мысли и тем самым разрушил все надежды на счастливый исход. Джэхён больше не слышал женского голоса, в комнате только эхом отражались звуки шлепков кожи о кожу и сбитое дыхание солдат. Мысли о том, что вчерашняя встреча была первой и последней, нагнетали и вызывали тоску. После её смерти фургон опять привезёт новую партию девушек, от половины которой избавятся тем же вечером. Джэхёну, как и всем остальным, хотелось только подольше пожить. О искренне переживал за своих коллег, с тревогой наблюдал вчера за Тэёном, что отказался от пищи, и плохо спал из-за него же. Но больше всего страх подступал с мыслями, что в пределах станции его жизнь и закончится, и рано или поздно кто-то из его группы попросту не вернётся со смены. Джэхён не хотел, чтобы такой день наступил. Джэхёну страшно, ведь он впервые стал свидетелем смерти. Японской речи больше не слышно, солдаты ушли, даже не удосужившись прибраться за собой. Неизвестно, вернётся ли кто-нибудь в комнату, чтобы убрать труп? Придёт ли врач, если девушка ещё жива? С этими вопросами не к кому обратиться, кроме Донёна, поэтому в тот же миг на него уставились тёмные глаза, прожигали в нём дыру и просили о помощи. Донён, хорошенько прислушавшись и поймав только тишину, медленно вылез из укрытия, потянув Джэхёна за собой. В комнате было пусто, и только голое тело на кровати и мерзкий запах пота выдавали всем, чем здесь занимались. Джэхён старался не смотреть в ту сторону, лишь изредка поглядывал на робу, лежащую на полу. Такую же носил и он. – Мы ведь не можем её так оставить, – скорее утверждал, а не спрашивал Чон. Даже в таком месте было бы бесчеловечно оставлять гнить труп. Конечно, он бы не задержался здесь долго, рано или поздно запах дал о себе знать, а для станции солдаты были главным источником дохода, поэтому комнаты должны держаться в чистоте. Джэхён же просто хотел, чтобы тело предали земле. Надеялся на элементарное уважение к человеческой жизни, но, к сожалению, всё человеческое чуждо этому месту. В комнату резко вошёл человек, и Джэхён, боясь, что это могли быть солдаты, подскочил в сторону ширмы, но знакомый низкий голос тут же его успокоил. Джено тяжело дышал, словно бежал марафон вокруг станции, на секунду посмотрел на кровать, потом на Донёна и слегка улыбнулся. В его глазах читалась усталость – он определённо сегодня работал. Однако Джено лишь только подошёл к Донёну, обогнув кровать, и крепко обнял его. От этой картины веяло теплом и уютом, если бы рядом не лежало мёртвое тело, покрытое синяками, кровью и спермой. Джено переманил всё внимание на себя, поэтому Джэхён даже не заметил, как в проёме стоял ещё один человек. – Мы с Джено обыскали все комнаты на втором этаже, – Тэён вошёл в комнату и тоже первым делом обратил внимание на кровать, – думали, что вы уже ушли, но наткнулись на занятую. Хорошо, что мы подождали до конца, однако дело, я погляжу, плохо закончилось. – Кто-то уберёт её? – спросил Джэхён. – Обязательно. Огава-сан не терпит беспорядок, поэтому, думаю, к завтрашнему дню её уберут. Как раз завтра за трупами и приезжают. Слова Тэёна были холодные и жестокие, однако произнёс он их с печалью. Как бы не настраивали себя проститутки на смерть их коллег, они всё равно не могли оставаться равнодушными. Тэён слегка подвинул Джено и Донёна, поднял с пола грязную робу, расправил её и накрыл тело девушки. Джэхён видел, как дрожали его руки, поэтому подошёл к нему, потянулся к робе и помог прикрыть все места, не предназначенных для посторонних глаз (хотя вряд ли у проституток они были). Хоть она и была мертва, это просто уважительный жест, который каждый на станции был бы рад получить. Джэхён на секунду задумался, что, если он окажется в подобной ситуации, мысленно,даже будучи мёртвым, поблагодарит такого человека, как Тэён. – Бедная, – шептал Ли, – надеюсь, ты мало мучалась перед смертью. Они все пытались выглядеть равнодушными к чужим жизням, но у них так это плохо получалось. Дав слабину и показав эмоции, они рисковали стать мягкими и слишком заботливыми, теми добрыми людьми, что ещё существовали в стенах станции. Но, по закону жанра, такие люди умирали первыми.