Довакин в других мирах

22 Июня 1991 года. 05:00 Англия, Великобритания, графство Суррей, Литтл Уингинг Улица Тисовая, 4. Первый этаж, Чулан под лестницей. Открыв глаза первое, что я увидел была темнота. Резко вскочив я ударился головой об деревянное перекрытие. Я что в гробу или меня в шкаф запихали? - задал я вопрос самому себе, схватившись за лоб от боли. Только через некоторое время я понял, что звучавший голос точно не мой, а какой-то детский. Секунд через 5 я стал вспоминать, что последнее я помню. Так восстановим цепочку событий: 1) Я сидел дома в Вайтране и вскрывал конверт письма. 2) Я стал читать письмо в котором говорилось что я могу отправится в новый мир. 3) Я лёг на кровать, закрыл глаза и поджег письмо. 4) Я проснулся неизвестно, где и кажется, что я стал ребёнком. Исходя из этого можно сделать вывод что, либо это очередная шутка Сангвина или же я всё же попал в новый мир. Скорее всего второй вариант. Хорошо, осталось где я, а лучше, когда и кто? Ладно с этим разберёмся, когда высплюсь, а сейчас спать. Поспать мне не дали. Сверху кто- то спустился и начал барабанить в мою дверь!!! Вот что за люди? Ну зачем так громко? — Вылезай отсюда, малолетний лентяй! Уже шесть часов! Пора готовить нам завтрак! - это вроде мне и лучше открыть дверь, вот только кажется, что я что-то упускаю. И язык какой-то знакомый. Так надо вспомнить какие языки из первой жизни я помню. Так, это не Русский, не Украинский и не Японский. Вроде это Английский. Хорошо, что я их понимаю, не пойму только зачем так орать? Открыв глаза и осмотревшись я понял, что я нахожусь в каком-то чулане, посмотрев наверх увидел обратную сторону лестницы. Так спокойно, я сказал спокойно. Надо подумать: Я ребёнок, сижу в чулане под лестницей и меня гонят готовить кому-то завтрак. Интуиция подсказывает мне что я знаю, где я и кто, но мне в это не хочется верить. Последняя проверка, аккуратно провожу рукой по лбу и нахожу там шрам странной формы. Почему-то мне резко захотелось выругаться громко, долго, на драконьем, переходя в Крик. Я Гарри мать его Поттер. Мальчик-который-никак-не-сдохнет. Пока я сидел и думал над количеством проблем, в которые я влип возгласы не прекращались и мне пришлось идти открывать дверь и готовить завтрак. Пока на автомате жарил яйца с беконом, я пытался вспомнить что помню о жизни Гарри, то есть теперь уже себя. Так: День рождение Дадли и поход в зоопарк, затем случай со змеей и после этого Гарри заперли в чулане. Утренняя почта и письмо из Хогвартса, поправка сотни писем, вваливающихся в дом. Ночевка в какой-то хижине во время шторма и приход Хагрида. Поход за покупками и маниакальное внимание к моей особе, затем эпопея сумасшествия с выбором палочки, но перед этим Банк. Нужно стащить ключ от теперь уже моего сейфа. Получение Билета на поезд без объяснения, где проходит посадка в сам поезд. И последнее - супер секретное задание от самого Альбуса-много имён-Дамблдора. Но вернёмся к завтраку. Так все поели, пора мыть посуду и попытаться понять сегодняшнюю дату. Вон на стене висит Календарь и завтрашний день отмечен красным и это 23 Июня 1991 года. Следовательно, день рождения кузена уже завтра и так день начала так называемого канона тоже. Вернувшись в чулан и закрыв дверь я попытался сотворить хоть заклинание «Свет свечи» так получилось, а если проверить инвентарь. После этого у меня в руке появился сладкий рулет. Пора нормально поесть, а то выгляжу как больной анорексией. Плотно поев я решил решать проблему со зрением. Выпиваю «Зелье исцеления болезней» и «Идеальное зелье лечения». Примерно минут через 10 я стал видеть лучше, а ещё где-то через 5 у меня уже было идеальное зрение. Закончив со зрением я приступил к медитации. Сев в позу лотоса и закрыв глаза я пытался проникнуть в свой внутренний мир. Это получилось почти сразу. И вот меня затягивает в мой внутренний мир. Он представляет собой Совнгард. Так я в своём облике Довакина, это непорядок, сейчас исправим. Представив, как я выгляжу в реальном мире и теперь возле моста китовый кости стоит не Довакин, а мальчик Гарри Поттер. Ну с этим разобрались теперь осталось разобраться с крестражем. Вот он возле моста лежит уродливое тело ребёнка с лицом Волан-де-Морта. Не долго думая подхожу к нему. Йол Тор Шуль! - волна пламени стёрла эту ошибку природы из моего внутреннего мира. Осталось 6 крестражей и можно жить спокойно. Следующее утро началось также, как и первое проведённое в этом мире, меня опять разбудили, и я снова отправился готовить завтрак. Шевелись побыстрее, я хочу, чтобы ты присмотрел за беконом. И смотри, чтобы он не подгорел, - сегодня день рождения Дадли, и все должно быть идеально. День рождения Дадли — это будет забавно наблюдать. Я медленно выбрался из постели и огляделся и одевшись, пошел на кухню. Пока Я переворачивал подрумянившиеся ломтики бекона, в этот момент в кухню вошел дядя Вернон после на кухне появились Дадли и его мать, Я уже вылил на сковородку яйца и готовил яичницу с беконом. После этого с трудом расставил на столе тарелки с яйцами и беконом — там почти не было свободного места. Дадли в это время считал свои подарки. А когда закончил, лицо его вытянулось. — Тридцать шесть, — произнес он грустным голосом, укоризненно глядя на отца и мать. — Это на два меньше, чем в прошлом году. — Дорогой, ты забыл о подарке от тетушки Мардж, он здесь, под большим подарком от мамы и папы! — поспешно затараторила тетя Петунья. — Ладно, но тогда получается всего тридцать семь. — Лицо Дадли покраснело. Я сразу заметив, что у Дадли вот-вот приключится очередной приступ ярости, начал поспешно поглощать бекон, опасаясь как бы кузен не перевернул стол. Тетя Петунья, очевидно, тоже почувствовала опасность. — Мы купим тебе еще два подарка, сегодня в городе. Как тебе это, малыш? Еще два подарочка. Ты доволен? Дадли задумался. Похоже в голове его шла какая-то очень серьезная и сложная работа. Наконец он открыл рот. — Значит… — медленно выговорил он. — Значит, их у меня будет тридцать… тридцать… — Тридцать девять, мой сладенький, — поспешно вставила тетя Петунья. — А-а-а! — Уже привставший было Дадли, тяжело плюхнулся обратно на стул. — Тогда ладно… Дядя Вернон выдавил из себя смешок. — Этот малыш своего не упустит — прямо как его отец. Вот это парень! — Он взъерошил волосы на голове Дадли. Тут зазвонил телефон и тетя Петунья метнулась к аппарату, а дядя Вернон наблюдал, как Дадли разворачивает тщательно упакованный гоночный велосипед, видеокамеру, самолет с дистанционным управлением, коробочки с шестнадцатью новыми компьютерными играми и видеомагнитофон. Дадли срывал упаковку с золотых наручных часов, когда тетя Петунья вернулась к столу. Вид у нее был разозленный и вместе с тем озабоченный. — Плохие новости Вернон, — сказала она. — Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет взять этого, махнула рукой в мою сторону Тётя. — И что теперь? — злобно спросила тетя Петунья, с ненавистью глядя на меня, словно это я все подстроил. — Мы можем позвонить Мардж, — предложил дядя. — Не говори ерунды Вернон. Мардж ненавидит мальчишку. Дурсли часто говорили обо мне так, словно меня здесь не было или словно я был настолько туп, что все равно не мог понять, что речь идет именно обо мне. Но мне было всё равно на его слова. — А как насчет твоей подруги? Забыл, как ее зовут… Ах, да, Ивонн. — Она отдыхает на Майорке, — отрезала тетя Петунья. — Вы можете оставить меня одного, — вставил Я, надеясь что они свалят, а я ещё посплю, Вид у тети Петуньи был такой, словно она проглотила лимон. — И чтобы мы вернулись и обнаружили, что от дома остались одни руины? — прорычала она. — Но я ведь не собираюсь взрывать дом, — возразил я, и хвала моему красноречию и паре заклинаний школы иллюзий. Меня оставили дома, а сами уехали в Зоопарк. Много позже, лежа в темном чулане, Я пожалел что у меня нет часов. Я не знал, сколько сейчас времени, и не был уверен в том, что Дурсли уже уснули. Мне нужно было выбрать дальнейшую модель поведения с ними. Вскоре я решил, буду делать что они просят и потихоньку восстанавливать прежнюю форму, хорошо, что моя сила хоть и осталась без изменения, но вот мой внешний вид не давал мне покоя нужно было начать приводить себя в порядок. Когда, наконец начались летние каникулы, Дадли уже успел сломать новую видеокамеру, разбил самолет с дистанционным управлением и, в первый раз сев на новый гоночный велосипед, умудрился врезаться в миссис Фигг, переходившую Тисовую улицу на костылях, и сбить ее с ног, так что она потеряла сознание. Я был рад что занятия в школе закончились, теперь у меня было время на то чтобы скрыться от Дадли и его дружков, которые каждый день приходили к нему домой. И Пирс, и Деннис, и Малкольм и Гордон — все они были здоровыми и безмозглыми, но Дадли был самым здоровым и самым безмозглым, и потому именно он считался их предводителем, и решал, что будет делать вся компания. И вся компания соглашалась с тем, что следует заняться любимым спортом Дадли — охотой на Гарри, но теперь у них это не получалась. Я всегда скрывался от них и бежал в парк, заниматься спортом. К концу лета я смог привести себя в порядок и стал выглядеть вполне здоровым 11 летним ребёнком. В сентябре я должен был пойти в среднюю школу и наконец-то расстаться с Дадли. Дадли перевели в частную школу, где когда-то учился дядя Вернон, — в «Вонингс». Кстати, туда же устроили и Пирса Полкисса. А меня отдали в самую обычную общеобразовательную школу, в «Хай Камеронс». Дадли это показалось невероятно смешным. — В этой школе старшекурсники в первый же день засовывают новичков головой в унитаз, — сразу же начал издеваться Дадли. — Хочешь подняться наверх и попробовать? — Нет, спасибо, — ответил я. — В многострадальный унитаз никогда не засовывали ничего страшнее твоей головы — его, бедняжку, может и стошнить. Я убежал раньше, чем Дадли понял смысл сказанного. Как-то в июле тетя Петунья повезла Дадли в Лондон, чтобы купить ему фирменную форму школы «Вонингс», а меня опять оставили одного. В тот вечер Дадли гордо маршировал по гостиной в новой школьной форме. Ученики «Вонингса» носили тёмно-бордовые фраки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы, которые называются канотье. Еще они носили узловатые палки, которыми колотили друг друга за спинами учителей. Считалось, что это хорошая подготовка к той взрослой жизни, которая начнется после школы. Глядя на Дадли, гордо вышагивающего в своей новой форме, дядя Вернон ужасно растрогался и ворчливым голосом — ворчал он притворно, пряча свои эмоции, — заметил, что это самый прекрасный момент в его жизни. Что же касается тети Петуньи, то она не стала скрывать своих чувств и разрыдалась, а потом воскликнула, что никак не может поверить в то, что этот взрослый красавец — ее крошка сыночек, ее миленькая лапочка. Когда на следующее утро, я зашел на кухню позавтракать, там стоял ужасный запах. Как оказалось, он исходил из огромного металлического бака, стоявшего в мойке. Я подошёл поближе. Бак был наполнен серой водой, в которой плавало нечто похожее на грязные тряпки. — Что это? — спросил я тетю Петунью. Тетя поджала губы — она всегда так делала, когда Гарри осмеливался задать ей вопрос. — Твоя новая школьная форма. Я снова заглянул в бак. — Ну да, конечно, — произнес я. — Я просто не догадался, что ее обязательно нужно намочить. — Не строй из себя дурака, — отрезала тетя Петунья. — Я специально крашу старую форму Дадли в серый цвет. Когда я закончу, она будет выглядеть как новенькая. Ничего ей не ответив я сел за стол. В кухню вошли Дадли и дядя Вернон, и оба сразу сморщили носы — запах моей новой школьной формы им явно не понравился. Дядя Вернон, как обычно, погрузился в чтение газеты, а Дадли принялся стучать по столу, форменной узловатой палкой, которую он теперь повсюду таскал с собой. Из коридора донеслись знакомые звуки — почтальон просунул почту в специально сделанную в двери щель, и она упала на лежавший в коридоре коврик. — Принеси почту, Дадли — буркнул дядя Вернон из-за газеты. — Пошли за ней Гарри. — Гарри, принеси почту. — Пошлите за ней Дадли, — ответил Я. — Ткни его своей палкой, Дадли — посоветовал дядя Вернон. Я увернулся от палки и пошел в коридор. На коврике лежали открытка от сестры дяди Вернона по имени Мардж, отдыхавшей на острове Уайт, коричневый конверт, в котором, судя по всему, лежал за коммуналку счет, и письмо для Меня. «Мистеру Г. Поттеру, графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, чулан под лестницей» — вот что было написано на конверте. Конверт тяжелый и толстый, был сделан из желтоватого пергамента, а адрес был написан изумрудно-зелеными чернилами. Марка на конверте отсутствовала. Дрожащей рукой Гарри перевернул конверт и увидел, что он запечатан пурпурной восковой печатью, украшенной гербом, на гербе были изображены: лев, орел, барсук и змея, а в середине — большая буква «X». — Давай поживее, мальчишка! — крикнул из кухни дядя Вернон. — Что ты там копаешься? Проверяешь, нет ли в письмах взрывчатки? Дядя Вернон расхохотался от собственной шутки (Дебил). Я вернулся в кухню, все еще разглядывая письмо. Протянув дяде Вернону счет и открытку, я сел на свое место и начал медленно вскрывать желтый конверт. Дядя Вернон одним движением разорвал свой конверт, вытащил из него счет, недовольно засопел и начал изучать открытку. — Мардж заболела, — проинформировал он тетю Петунью. — Съела какое-то экзотическое местное блюдо и… — Пап! — внезапно крикнул Дадли. — Пап, Гарри тоже что-то получил! Я уже собирался развернуть письмо, написанное на том же пергаменте, из которого был сделан конверт, когда дядя Вернон вырвал бумагу из его рук. — Это мое! — возмутился я, пытаясь завладеть бумагой. Конечно я мог вернуть письмо, но не стал этого делать. Ведь я знал, что рано или поздно всё равно его прочту. — И кто, интересно, будет тебе писать? — презрительно фыркнул дядя Вернон, разворачивая письмо и бросая на него взгляд. Его красное лицо вдруг стало зеленым, причем быстрее, чем меняются цвета на светофоре. Но на этом дело не кончилось. Через несколько секунд лицо его стало серовато-белым, как засохшая овсяная каша. — П-П-Петунья! — заикаясь, выдохнул он. Дадли попытался вырвать у него письмо, но дядя Вернон поднял его над собой, чтобы Дадли не смог дотянуться. Подошедшая Петунья, большая любительница сплетен и слухов, взяла у мужа письмо и прочла первую строчку. На мгновение всем показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Тетя схватилась за горло и втянула воздух с таким звуком, словно задыхалась. — Вернон! О боже, Вернон! Тетя и дядя смотрели друг на друга, кажется, позабыв о том, что на кухне сидим Я и Дадли. Правда, абстрагироваться надолго им не удалось, потому что Дадли не выносил, когда на него не обращали внимания. Он сильно стукнул отца по голове своей узловатой палкой. — Я хочу прочитать письмо! — громко заявил Дадли. — Это я хочу прочитать письмо, — возмущенно возразил Я. — Это мое письмо. — Пошли прочь, вы оба, — прокаркал дядя Вернон, запихивая письмо обратно в конверт. Закончив с эти и заметив что мы не закрыли дверь кухни сразу же её захлопнул и возможно подпёр. Дадли сразу оказался у замочной скважины и попытался посмотреть, чем заняты его родители. — Вернон, — произнесла тетя Петунья дрожащим голосом. — Вернон, посмотри на адрес, как они могли узнать, где он спит? Ты не думаешь, что они следят за домом? — Следят… даже шпионят… а может быть, даже ходят за нами по пятам, — пробормотал дядя Вернон, который, кажется, был на грани помешательства. — Что нам делать, Вернон? Может быть, следует им ответить? Написать, что мы не хотим… Я видел, как блестящие туфли дяди Вернона ходят по кухне взад и вперед. — Нет, — наконец ответил дядя Вернон. — Нет, мы просто проигнорируем это письмо. Если они не получат ответ… Да, это лучший выход из положения… Мы просто ничего не будем предпринимать… — Но… — Мне не нужны в доме такие типы, как они, ты поняла, Петунья?! Когда мы взяли его, разве мы не поклялись, что искореним всю эту опасную чепуху?! В тот вечер, вернувшись с работы, дядя Вернон совершил нечто такое, чего раньше никогда не делал, — он пришел ко мне в чулан. — Вы что-то хотели Дядя Вернон? Посмотрев на меня Дядя Вернон сделал несколько глубоких вдохов, а затем попытался улыбнуться, однако это далось ему с трудом, и улыбка получилась достаточно болезненной. — Э-э-э… кстати, Гарри, насчет этого чулана. Твоя тетя и я тут подумали… Ты слишком вырос, чтобы и дальше жить здесь… Мы подумали, будет лучше, если ты переберешься во вторую спальню Дадли. — Зачем? — спросил Я. — Не задавай вопросов! — рявкнул дядя Вернон. — Собирай свое барахло и тащи его наверх, немедленно! В доме Дурслей было четыре спальни — одна для дяди Вернона и тети Петуньи, одна для гостей (обычно в роли гостьи выступала сестра дяди Вернона Мардж), одна, где спал Дадли, и еще одна, в которой Дадли хранил те игрушки и вещи, которые не помещались в его первой спальне. Мне же хватило всего одного похода наверх, чтобы перенести все свои вещи из чулана. И теперь я сидел на кровати и осматривался. Почти всё в этой комнате было поломано. Подаренная Дадли всего месяц назад, но уже неработающая видеокамера лежала на маленьком заводном танке, пострадавшем от столкновения с соседской собакой, на которую его направил Дадли. В углу стоял первый телевизор Дадли, который тот разбил ударом ноги, когда отменили показ его любимой передачи. В другом углу стояла огромная клетка, в которой когда-то жил попугай и которого Дадли обменял на духовое ружье — а ружье лежало рядом, и дуло его было безнадежно погнуто, потому что Дадли как-то раз на него сел. Единственное, что в этой комнате выглядело новым, так это стоявшие на полках книги, — создавалось впечатление, что до них никогда не дотрагивались. Снизу доносились вопли Дадли. — Я не хочу, чтобы он там спал!.. Мне нужна эта комната!.. Пусть он убирается оттуда!.. Я вздохнул и лег на кровать. На другое утро за завтраком все сидели какие-то очень притихшие. А Дадли вообще пребывал в состоянии шока. Накануне он орал во все горло, колотил отца новой дубинкой, давился, пинал мать и подкидывал вверх свою черепаху, разбив ею стеклянную крышу оранжереи, но ему так и не вернули его вторую комнату. Что касается Меня, то я хотел поскорее свалить от них, но не судьба. Дядя Вернон и тетя Петунья обменивались мрачными взглядами. Когда за дверью послышались шаги почтальона, дядя Вернон, все утро пытавшийся быть очень внимательным и вежливым по отношению ко мне, потребовал, чтобы за почтой сходил Дадли. Из кухни было слышно, как тот идет к двери, стуча своей палкой по стенам и вообще по всему, что попадалось ему на пути. А затем донесся его крик: — Тут еще одно! «Мистеру Г. Поттеру, дом четыре по улице Тисовая, самая маленькая спальня». Дядя Вернон со сдавленным криком вскочил и метнулся в коридор. Я же остался следить за бесплатным представлением. Дяде Вернону пришлось повалить Дадли на землю, чтобы вырвать у него из рук письмо, а это оказалось непросто, потому что Дадли пытался отбиваться от отца своей тростью. После непродолжительной, но жаркой схватки, в которой каждый получил по нескольку ударов узловатой палкой, дядя Вернон распрямился, тяжело дыша, но зато сжимая в руке письмо, адресованное мне. — Иди в свой чулан… я хотел сказать, в свою спальню, — прохрипел он, обращаясь ко мне. — И ты, Дадли… уйди отсюда, просто уйди. Я зашёл в спальню, лёг на кровать и уснул. В пятницу для меня принесли ещё не меньше дюжины писем. Так как они не пролезали в заколоченную щель для писем, их просунули под входную дверь, а несколько штук протолкнули сквозь маленькое окошко в туалете на первом этаже. Дядя Вернон снова остался дома. Он сжег все письма, а потом достал молоток и гвозди и заколотил парадную и заднюю двери, чтобы никто не смог выйти из дома. Работая, он что-то напевал себе под нос и испуганно вздрагивал от любых посторонних звуков. В субботу ситуация начала выходить из-под контроля. Несмотря на усилия дяди Вернона, в дом попали целых двадцать четыре письма для Гарри — кто-то свернул их и засунул в две дюжины яиц, которые молочник передал тете Петунье через окно гостиной. Молочник не подозревал о содержимом яиц, но был крайне удивлен, что в доме заколочены двери. Пока дядя Вернон судорожно звонил на почту и в молочный магазин и искал того, кому можно пожаловаться на случившееся, тетя Петунья засунула письма в кухонный комбайн и перемолола их на мелкие кусочки. — Интересно, кому это так сильно понадобилось пообщаться с тобой? — изумленно спросил Дадли, обращаясь ко мне. — Не знаю, но кто бы это ни был, он очень настойчивый. — Соврал я Дадли ведь прекрасно знал кто отправитель этих писем. В воскресенье утром дядя Вернон выглядел утомленным и немного больным, но зато счастливым. — По воскресеньям — никакой почты, — громко заявил он с довольной улыбкой, намазывая джемом свою газету. — Сегодня — никаких чертовых писем… Он не успел договорить, как что-то засвистело в дымоходе и ударило дядю Вернона по затылку. В следующую секунду из камина со скоростью пули вылетели тридцать или даже сорок писем. Дурсли инстинктивно пригнулись, и письма просвистели у них над головами. — Вон! ВОН! — Дядя Вернон стал кричать на меня, когда я хотел уже зайти в комнату. Следом из комнаты выбежали тетя Петунья и Дадли, закрывая руками лица, за ними выскочил дядя Вернон, захлопнув за собой дверь. Слышно было, как в комнату продолжают падать письма, они стучали по полу и стенам, отлетая от них рикошетом. — Ну всё, — значимо и весомо произнес дядя Вернон. Он старался говорить спокойно, хотя на самом деле нервно выщипывал из усов целые пучки волос. — Через пять минут я жду вас здесь — готовыми к отъезду. Мы уезжаем, так что быстро соберите необходимые вещи — и никаких возражений! Он выглядел таким разъяренным и опасным, особенно после того, как выдрал себе пол-уса, что возражать никто не осмелился. Десять минут спустя дядя Вернон, взломав забитую досками дверь, вывел всех к машине, и автомобиль рванул в сторону скоростного шоссе. На заднем сиденье обиженно сопел Дадли — отец отвесил ему затрещину за то, что он слишком долго возился. А Дадли всего лишь пытался втиснуть в свою спортивную сумку телевизор, видеомагнитофон и компьютер. Они ехали. Ехали все дальше и дальше. Даже тетя Петунья не решалась спросить, куда они направляются. Несколько раз дядя Вернон делал крутой вираж, и какое-то время машина двигалась в обратном направлении. А потом снова следовал резкий разворот. — Сбить их со следа… сбить их со следа, — всякий раз бормотал дядя Вернон. Они ехали целый день, не сделав ни единой остановки для того, чтобы хоть что-нибудь перекусить. Когда стемнело, Дадли начал скулить. У него в жизни не было такого плохого дня. Он был голоден, он пропустил пять телевизионных программ, которые собирался посмотреть, и он никогда еще не делал таких долгих перерывов между компьютерными сражениями с пришельцами и чудовищами. Наконец дядя Вернон притормозил у мрачной гостиницы на окраине большого города. Дадли и мне выделили одну комнату на двоих — в ней были две двуспальные кровати, застеленные влажными, пахнущими плесенью простынями. Дадли тут же захрапел, а я ещё немного посидел и тоже заснул. На завтрак им подали заплесневелые кукурузные хлопья и кусочки поджаренного хлеба с кислыми консервированными помидорами. Но не успели они съесть этот нехитрый завтрак, как к столу подошла хозяйка гостиницы. — Я извиняюсь, но нет ли среди вас мистера Г. Поттера? Тут для него письма принесли, целую сотню. Они там у меня, у стойки портье. Она протянула им конверт, на котором зелеными чернилами было написано: «Мистеру Г. Поттеру, город Коукворт, гостиница „У железной дороги“, комната 17». Гарри попытался схватить письмо, но дядя Вернон ударил его по руке. Хозяйка гостиницы застыла, ничего не понимая. — Я их заберу, — сказал дядя Вернон, быстро вставая из-за стола и удаляясь вслед за хозяйкой. — Дорогой, не лучше ли нам будет вернуться? — робко поинтересовалась тетя Петунья спустя несколько часов, но дядя Вернон, похоже, ее не слышал. Никто не знал, куда именно они едут. Дядя Вернон завез их в чащу леса, вылез из машины, огляделся, потряс головой, сел обратно, и они снова двинулись в путь. То же самое случилось посреди распаханного поля, на подвесном мосту и на верхнем этаже многоярусной автомобильной парковки. — Папа сошел с ума, да, мам? — грустно спросил Дадли после того, как днем дядя Вернон оставил автомобиль на побережье, запер их в машине, а сам куда-то исчез. Начался дождь. Огромные капли стучали по крыше машины. Дадли шмыгнул носом. — Сегодня понедельник, — запричитал он. — Сегодня вечером показывают шоу великого Умберто. Я хочу, чтобы мы остановились где-нибудь, где есть телевизор. Дядя Вернон вернулся к машине, по лицу его блуждала непонятная улыбка. В руках он держал длинный сверток, и когда тетя Петунья спросила, что это он там купил, он ничего не ответил. — Я нашел превосходное место! — объявил дядя Вернон. — Пошли! Все вон из машины! На улице было очень холодно. Дядя Вернон указал пальцем на огромную скалу посреди моря. На вершине скалы приютилась самая убогая хижина, какую только можно было представить. Понятно, что ни о каком телевизоре не могло быть и речи. — Сегодня вечером обещают шторм! — радостно сообщил дядя Вернон, хлопнув в ладоши. — А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам свою лодку. Дядя Вернон кивнул на семенящего к ним беззубого старика, который злорадно ухмылялся, показывая на старую лодку, прыгающую на серых, отливающих сталью волнах. — Я уже запасся кое-какой провизией, — произнес дядя Вернон. — Так что теперь — все на борт! В лодке было еще холоднее, чем на берегу. Ледяные брызги и капли дождя забирались за шиворот, а арктический ветер хлестал в лицо. Казалось, что прошло несколько часов, прежде чем они доплыли до скалы, а там дядя Вернон, поскальзываясь на камнях и с трудом удерживая равновесие, повел их к покосившемуся домику. Внутри был настоящий кошмар — сильно пахло морскими водорослями, сквозь дыры в деревянных стенах внутрь с воем врывался ветер, а камин был отсыревшим и пустым. Вдобавок ко всему в домике было лишь две комнаты. Приобретенная дядей Верноном провизия поразила всех — четыре пакетика чипсов и четыре банана. После еды — если это можно было назвать едой — дядя Вернон попытался разжечь огонь с помощью пакетиков из-под чипсов, но те не желали загораться и просто съежились, заполнив комнату едким дымом. — Надо было забрать из гостиницы все эти письма — вот бы они сейчас пригодились, — весело заметил дядя Вернон. Дядя пребывал в очень хорошем настроении. Очевидно, он решил, что из-за шторма до них никто не доберется, так что писем больше не будет. Как только стемнело, начался обещанный шторм. Брызги высоких волн стучали в стены домика, а усиливающийся ветер неистово ломился в грязные окна. Тетя Петунья нашла в углу одной из комнат покрытые плесенью одеяла и устроила Дадли постель на изъеденной молью софе. Они с дядей Верноном ушли во вторую комнату, где стояла огромная продавленная кровать, а Гарри пришлось улечься на пол, накрывшись самым тонким и самым рваным одеялом. Ураган крепчал и становился все яростнее, а я пытался заснуть. Главное слово пытался ведь Дадли опять захрапел, но его храп заглушали низкие раскаты грома: началась гроза. У Дадли были часы со светящимся циферблатом, и когда его жирная рука выскользнула из-под одеяла и повисла над полом, я увидел, что часы Дадли показывали без трех двенадцать. Снаружи раздался непонятный звук, словно море громко хлестнуло по скале. А еще через минуту до меня донесся громкий треск — наверное, это упал в море большой камень. Еще одна минута, и наступит день его рождения. Тридцать секунд… двадцать… десять… девять… Может, имеет смысл разбудить Дадли, просто для того чтобы его позлить? Три секунды… две… одна… Поздравляю Гарри твои приключения начались! Это было единственное что я сказал сам себе. БУМ! Хижина задрожала, я резко сел на полу, глядя на дверь. За ней кто-то стоял и громко стучал, требуя, чтобы его впустили. Но кто?