Играй или беги: Монетный Двор

Ракель, набрав нужный номер, оставила сообщение о том, что более не будет вести это дело, если в него будет вмешиваться разведка подобным образом: с штурмами и отрядами, о которых ей было неизвестно. Серхио, услышав эти слова, напрягся, ведь всё шло по плану... до этого момента. Сейчас всё могло полететь в тартарары, если инспектор уйдёт в отставку, то весь продуманный план будет провален к чертям, поэтому Маркина, заметивший несколько мгновений назад, что по телевизору показывают новости, а в новостях знакомое лицо инспектора Ракель Мурильо, наигранно робко и осторожно повернулся к женщине, указывая на телевизор за своей спиной и спрашивая: — Простите? Простите, это же... Вы? Да? Ракель, метнув взгляд в сторону, на телевизор, улавливая в кадре новостей себя и своего напарника Анхеля Рубио, и несколькими кивками головы подтвердила слова незнакомца. — Но с подобными людьми... Вы либо даёте им, что они просят, либо... либо просто выигрываете время? — тон Серхио был наигранно неуверенным, слегка дрожащим. — По-разному. — Резко отозвалась Ракель, а мужчина, нервно поправив очки, извинился несколько раз, на что инспектор сменила тон на более дружелюбный и ответила: — Да... да, мы выигрываем время... — Она улыбнулась, встала и, поблагодарив коротко за зарядник, направилась к выходу из кафе. Субботним утром всё было тихо и спокойно, насколько это позволяла обстановка: деньги печатались, за заложниками следили посменно — всё шло своим чередом, чётко по плану. Заложники, оставшиеся в вестибюле на первом этаже у лестницы, мирно (что иронично в сложившейся ситуации) спали в таких же красных, как и костюмы, мешках. Кузнецовой не удалось переместиться поближе к Шастуну, поэтому расположиться ей пришлось рядом с девушкой, на которую выпала тяжёлая участь находиться слишком близко к грабителю, чьё имя врезалось в память Иры, кажется, мгновенно, как только он представился. Берлин пугал всех своей холодностью, с которой он произносил даже самые обыкновенные слова, он отталкивал своим наигранным участием в проблемах заложников, вся его вежливость и учтивость в обычной жизни, не во время этого ограбления, возможно и привлекла бы, но в нынешней ситуации хотелось наоборот заткнуть уши, скрыться, спрятаться, убежать, чтобы не слышать этой холодности и наигранности. Но бежать и прятаться было некуда, и Кузнецова искренне сочувствовала той девушке, Ариадне, ибо представить себя на её месте было сложно и очень страшно. За спящими заложниками следили Дублин, Лондон, Хельсинки, Осло, Денвер и Торонто, остальные должны были позже сменить их, а пока отдыхали в одном из кабинетов. Лондон ходил из стороны в сторону, изредка переглядываясь с Дублином, и только одному Богу известно, что значат эти странные подмигивания, скорченные рожицы и ехидные ухмылочки, ну и, похоже, Диме, ибо тот многозначительно вздыхает и закатывает глаза на все их пантомимы, бубня себе под нос еле разбираемое «нашли друг друга». Через некоторое время спустился Берлин с громкоговорителем и слегка помятым листком белой бумаги, на котором было что-то написано. Он размеренным шагом двигался в сторону Антона, который урвал всё-таки пару часов сна, хоть и под утро. Лондон устремил свой взгляд на Шастуна, отвлекаясь от разговора с Дублином, который, присоединившись к нему, шёл рядом, и остановился, вынудив друга притормозить следом. Берлин присел на корточки рядом с русоволосым парнем, только хотел дотронуться до его плеча, чтобы разбудить, как тот резко распахнул глаза и посмотрел куда-то перед собой, пытаясь сфокусировать взгляд. Шастуна вынудили прочитать всё, что написано на листке, перед полицией. Выйдя вместе с Берлином, который держал его за плечо, и с несколькими грабителями, державшими оружие наперевес, Антон, подняв маску Дали, считал написанное с листка. Грабители выложили полиции информацию о количестве заложников, снова о том, что все в одинаковых комбинезонах, в масках, и что штурм понесёт за собой лишь гибель людей, и вернулись в здание, закрыв металлические двери. После в Монетном Дворе снова начала кипеть «жизнь». Берлин отдал приказ нескольким заложникам идти за Москвой, где те, уже под руководством Москвы, в подвале ломали бетон, по указанию стремясь дойти до трубы внизу. Нескольких девушек, которые принимали определённые таблетки, Берлин увёл в кабинет директора заведения, где приставил к ним охрану в лице Осло. Моника также была в числе тех девушек, сказав, что ей нужны таблетки, чтобы прервать беременность, но уйти с другими ей не удалось. А вот Ира смогла уйти с ними, попросив успокоительное. Заложникам дали возможность отправить сообщения своим близким под строгим наблюдением грабителей. И чёрт бы побрал Берлинову гордость, когда он отправил следить за тем, как Элисон записывает видео для родителей, Рио, а не Палермо. Ведь если бы он отдал приказ Мартину, не случилось бы того, что случилось в итоге. Элисон не смогла с первого раза записать видео родителям, не зная, как сформулировать всё — или делая вид, что не знает, — поэтому Рио забрал телефон из её рук, не выключая его, и положил на стол в паре метрах от девочки, которая сидела на стуле. Вошла Токио, на которую Рио был в обиде за то, что она сказала всем, что они друг другу лишь товарищи, что она бросилась ему на помощь лишь потому, что они в одной команде и не более, что между ними ничего нет. Началось выяснение отношений, во время которых Элисон вышла в интернет, чтобы удалить одну злосчастную фотографию, где тот парень, Пабло, сфотографировал её полуголой, когда затащил в туалет пытаясь развести на секс, пользуясь её чувствами; полиция заметила сигнал, взломала телефон и начала запись того, что происходило вокруг. Рио спохватился вырвать телефон, камера которого оказалась направлена на его лицо и ещё успела захватить стену с телефонами всех заложников. К этому моменту инспектора всё же убедили вернуться под предлогом того, что кроме неё никто не сможет с этим ничего сделать, и под её руководством они раскрыли Рио и Токио, вычислив их по камерам здания, где они побывали вдвоём до ограбления. Ракель, будучи действительно мудрым и опытным инспектором, догадалась, что скорее всего с ними был ещё кто-то и рано или поздно полиции удастся раскрыть и их личности, все до единой. Она чувствовала, что находится на шаг впереди от этого Профессора. В попытке вывести главаря банды на чистую воду, она связалась с ним и предложила сдаться, подкрепив это весомым аргументом, гарантирующим сократить срок в тюрьме в половину, если грабители сдадутся прямо сейчас. Профессор, уверенный в своём плане на сто и один процент, не поверил словам Ракель — он знал, что сокращение срока невозможно ни под каким предлогом, поэтому твёрдо и самонадеянно сказал: — Вы блефуете. На это инспектор самодовольно хмыкнула и перечислила по пунктам: сколько у них телефонов и что они все находятся на стене, подписанные именами и фамилиями тех, кому они принадлежат, и что двух членов банды грабителей раскрыли. Серхио как-то криво, даже скорее нервно, улыбнулся, набрал в лёгкие воздуха, чтобы ответить на поток слов инспектора чем-то остроумным и дерзким, но тут же закрыл рот. Лицо его перекосилось, губы искривились в странной глупой улыбке, когда инспектор назвала имена тех, кого раскрыли. В сердце Профессора что-то ухнуло: он продумал план, проработал его с командой, всё было идеально, Серхио не мог понять, что могло произойти и как, чтобы всё оказалось так плохо. Дальше всё было как в тумане, но с другой стороны все вошли в новый ритм жизни за несколько часов. В Монетном Дворе одна группа людей продолжала печатать деньги, другая работала под надзором Москвы, сверля и ломая бетонный пол в подвалах. Палермо, не сумев всё-таки сомкнуть глаз ни на час, вышел с оружием к Дублину, Лондону и остальным, кто присматривал за частью заложников в вестибюле у лестницы. Все заложники сидели на полу, Шастун в этот раз оказался рядом с секретаршей директора, он с ней близко никогда не общался, только если по работе, касающейся бумажек, как-то связывающих его, как заместителя директора, так и самого директора. Моника робко посмотрела в сторону Антона, вымученно улыбнулась ему, как бы пытаясь показать всем существом, что всё должно в итоге быть хорошо и что с Ириной — она знала, что молодые люди продолжительное время вместе — тоже будет всё в порядке, ведь она с другими девушками, не одна. Шастун незаметно кивнул ей, понимая и принимая эту говорящую улыбку, пытаясь изобразить что-то похожее и на своём лице, но ощущает чужой взгляд на себе, медленно поворачивает голову вправо и замечает пару синих глаз, сфокусированных чётко на нём. Лондон стоял на лестнице, облокотившись о перила, смотрел на всех сверху, будто гипнотизировал своим пронзительным взглядом светловолосого высокого парня внизу, повернувшего голову в его, Лондона, сторону. И Ариса прельщал тот факт, что парень боится, — Спейдс нутром чувствует это — но пытается сделать вид, что ему не страшно совсем: смотрит большими зелёными глазами в его синие океаны и хмурит слегка брови. Палермо, стоя на той же лестнице по правую сторону от Графа, косится то на Ариса, то на того заложника, ухмыляется чему-то, наконец поворачивает голову влево, смотря на друга, — тот, словно почувствовав, нехотя медленно отводит взгляд от Шастуна и смотрит теперь на Мартина, который одобрительно хмыкает, пытаясь скрыть ехидную улыбку. Арис смотрит на него взглядом «придурок, это не то, о чём ты подумал», а Мартин, будто поняв о чём говорит этот взгляд, вскидывает брови вверх и отвечает взглядом «придурок, это именно то, о чём ты подумал, о чём подумал я». Арис усмехается, покачав головой, Мартин копирует его, тоже усмехаясь и тряхнув головой. Палермо, заметив, что Торонто откровенно страдает какой-то непонятной хернёй, гипнотизируя пол своим взглядом и вырисовывая носком ботинка какие-то невидимые узоры на нём, — залип, витая в своих Врачевательских мыслях. — Эй, гипнотизёр, — сквозь относительную тишину голос Мартина прозвучал резковато. Торонто мгновенно оторвался от «очень интересного занятия» и посмотрел в сторону Палермо, — ого, ты откликаешься. — Иди ты, — едко кинул Торонто, перехватывая оружие в руках. — Я как раз об этом, — начал Мартин, — я уйду, а ты постоишь вместо меня и погипнотизируешь пол с другого ракурса. — Он метнул многозначительный взгляд на Ариса, а сам начал спускаться вниз, направляясь в сторону уборной за лестницей в коридоре. Врачеватель, закатив глаза, занял место Палермо, а Дублин переметнулся ближе к тому месту, где стоял Торонто. Лондон, простояв так с пару минут, еле заметно улыбнулся и без предупреждения спустился по лестнице, прошествовав по тому же маршруту прямиком за Палермо, заставив Диму в замешательстве и охуевании развести руками и вскинуть брови, мол, «чё за финты». Дублин, заметив негодование товарища, точно так же развёл руками, видом показывая, мол, «ну вот такие вот голубые финты». Дверь в уборную открылась и из-за неё показалась высокая фигура. Палермо, до этого делающий вид, что пришёл сюда исключительно ради того, чтобы умыться, сейчас замер, смотря в зеркало перед собой и боковым зрением замечая справа Ариса, который, закрыв за собой дверь, встал и подпёр стенку. — Что, соскучился? — Саркастично протянул Палермо, поворачиваясь всем корпусом к Арису, скрещивая руки на груди и вскидывая в насмешке брови. — Можешь не стараться, в номинации «Самый заносчивый придурок Монетного Двора» Берлина тебе не переплюнуть, — кинул в ответ Граф, еле скрывая свою полуулыбку. Палермо медленно начал подходить к Лондону, который, в свою очередь, не остался стоять и шагнул навстречу. Когда они подошли достаточно близко друг к другу, Арис заговорил, наклонив слегка голову: — Никаких личных связей. — O, señor, всё, что произойдёт в этом месте, останется здесь, — вполголоса сказал Мартин, ухмыльнувшись, и выжидающе посмотрел на мужчину перед собой. — Берлин нас прикончит, — хихикнув, проговорил Арис и аккуратно, как свойственно только ему одному, положил свою руку чуть выше бедра Мартина, притягивая его к себе. — Безусловно. — Улыбается Мартин и приникает к губам Ариса.

***

— Эй, ушлёпки, вы где были? — Нахохлился Дублин, поправляя оружие в руках. Мартин с Арисом вернулись вместе, профессионально делая вид, что ничего не было, и заняли свои позиции. — Зачем же так грубо, Дублин? — наигранно обидчиво возмутился Арис. — Вообще-то, вам повезло, что здесь нет Берлина. — Важно заявил Торонто, подняв на мгновение указательный палец кверху. Осло и Хельсинки, стоявшие над заложниками переглянулись, совершенно ничего не поняли, ибо с испанским пока ещё было туго, и посмотрели вопросительно на Дублина, который лишь пожал плечами в ответ якобы сам не знает что к чему. Совместное ограбление совместным ограблением, но команда Палермо — тогда ещё Каллисто — не особо доверяла команде Профессора в целом. Нет, были личности, которым, сердце подсказывало, можно верить, а душа желала этого, но толика сомнения всё равно присутствовала в каждом из каллистовских ребят. Полностью никто из них не мог довериться профессорским, да и сам Профессор сказал, чтобы никаких личных связей и всего подобного, — вот они и не связываются никак с восьмёркой Профессора. Берлин сидел в кабинете директора Монетного Двора с несколькими девушками, в их числе была и Ариадна, на которую он положил глаз. Ира сидела на банкетке рядом с Ариадной, смотря в пол. С одной стороны, её успокаивало то, что она находится со знакомыми ей девушками, а с другой её пугала перспектива находиться здесь с Берлином. И смотреть на него было страшно: пересекаешься с ним взглядом, и сердце будто глухо отстукивает свои последние удары и останавливается, а если он при этом гадко ухмыльнётся — можно уже писать завещание. «Заменила один стресс на другой...» — подумала про себя Кузнецова. Берлин, до этого сидевший за столом, встал, вальяжно прошёлся до двери и остановился у неё же, будто раздумывая, что сказать. — Кто в моё отсутствие попытается сдвинуться с места, или сбежать, будет играть в сифу с пулей вот из этого (он особенно выделил интонацией слово «этого») прелестного оружия. — Берлин, так же стоя лицом к закрытой двери, демонстративно достал пистолет, вскинув руку с ним вверх, — И... игра эта будет совсем не в вашу пользу. Девушки резко замерли, всхлипнув и вцепившись друг в друга, а Берлин тем временем вышел за дверь, закрыв её за собой. Кабинет находился на третьем этаже, где располагались несколько других кабинетов, напротив дверей которых во всю длину этажа были вытянуты перила, а внизу располагалась центральная лестница, где к заложникам были приставлены Осло, Хельсинки, Торонто, Дублин, Лондон и Палермо. Берлин сделал два шага и оказался у перил, лишь на мгновение опуская свой взгляд вниз и отмечая происходящее внизу — все неизменно стояли на своих позициях. Андрес чему-то самодовольно улыбнулся, а потом его лицо приобрело серьёзное выражение, с которым он резко развернулся налево и двинулся к лестнице на второй этаж, где в одном из кабинетов с мобильными телефонами заложников отдыхали, ожидая своей смены, все остальные, кто не был внизу, с Москвой в подвалах, или с Найроби, в печатном цеху, контролировавших работу заложников. Берлин открыл дверь и, оглядев комнату, заметил, что из всех присутствующих не спал Сантьяго, расположившийся на стуле напротив окна. Андрес, важно вскинув голову и надменно посмотрев на высокого худощавого мужчину, бесцеремонно сказал: — Ты, — он указал на него кивком головы, — идёшь со мной. Сейчас. — и развернулся на пятках, шагая прочь. Сантьяго осталось лишь молниеносно вскочить со стула и рвануть за Берлином, не забыв с собой автомат. Андрес, будучи убеждённым в том, что Сантьяго шёл чётко за ним, уверенно направлялся обратно в кабинет директора. Зайдя внутрь, он довольно ухмыльнулся, отмечая, что все заложницы действительно не двигались, будто восковые фигуры, лишь их прерывистое от страха дыхание выдавало то, что они живые. Берлин отдал приказ Сантьяго следить за заложниками в его отсутствие и, получив в ответ утвердительный кивок головой, удалился из кабинета. Пока Артуро с Пабло ломали бетон, они обнаружили ящики с простынями поверх них и, дождавшись, когда Москва ненадолго отошёл от них, Артуро подначил Пабло посмотреть, что под полотном. Выяснив, что это были ящики с огромным количеством взрывчатки, заложники ужаснулись, но не вовремя для них пришедший Москва не дал панике разрастись. Артуро притворился, что он переутомился, успел до прихода Москвы облиться водой для правдоподобности и был отправлен наверх к остальным заложникам вместе с Тираной, которой передали этого несчастного. Артуро, сев рядом с Моникой, извинился за ту опрометчивую реакцию на её слова о беременности, сказал, что если они выберутся, то он хочет построить с ней семью. Моника, до этого улыбавшаяся его словам, на слове «если» замерла на мгновение и спросила «почему „если”?». Артуро поделился своими догадками и тихо заговорил, пока остальные заложники создавали шум, занимая свои места на полу и шурша комбинезонами: — Они роют тоннель. У них тонны взрывчатки. Они сбегут, а всё тут подорвут. И нас тоже. — Прерывисто говорил он. Моника растерянно посмотрела на него, забегав глазами по лицу и не зная, что ответить на это, а Артуро продолжал: — Единственный выход — связаться с полицией, чтобы помочь им устроить штурм. У меня в кабинете... в кабинете в пальто лежит телефон, надо придумать, как его достать. — Мужчина трясущимися ладонями провёл по лицу, после сомкнув их в замок перед собой. — Я пойду. — Тихо сказала Моника и хотела было добавить что-то ещё, как её прервал голос Берлина, вышедшего к заложникам. Было приказано встать. — Нет. Нет, нет, нет, Моника. — Отговаривал девушку Роман. — Да, я пойду. — Чересчур уверенно сказала она и сама удивилась своей уверенности и смелости, но тело её мелко дрожало, выказывая тем самым страх; она замолчала, и Артуро тоже, потому что теперь говорил Берлин, как всегда начиная издалека. — Везде есть герой, который думает, что может всех спасти. Что ж, — многозначительно продолжал мужчина, скалясь, — поздравляю. Поздравляю, среди вас нашёлся такой «герой», сумевший записать видео изнутри и отправить полиции... ...В полицейской палатке уже нашли сведения об одном из грабителей — Анибаль Кортес, или же более привычное для команды — Рио. Полиции удалось выяснить, что этот парень является экспертом по сигнализациям, также участвовавший в ограблении особняка в Женеве, а на данный момент его разыскивает Интерпол. — Скорее всего он уже был в Монетном Дворе и ему удалось изучить сигнализацию. Может быть он ходил туда не один, а с кем-то из своей банды. — Высказала предположение инспектор... — ... Поэтому, — продолжал Берлин, — я хочу дать шанс этому человеку выйти вперёд и отдать мне этот телефон. Хельсинки, раздень его. — Приказал он после небольшой паузы, указав на пожилого человека в очках, с проседью в волосах, глубокими морщинами на лбу и мешками под глазами, в первой шеренге. Хельсинки поспешил тотчас же исполнить поручение, взяв за плечо мужчину и вытянув его вперёд, повторяя приказ Берлина — раздеться. Торонто, стоявший недалеко от Берлина, подошёл к нему ближе и, тряхнув за плечо, негодующе прошипел: — Ты что — совсем ненормальный?! Берлин, решивший ничего не отвечать, просто заговорщически ухмыльнулся, наблюдая за тем, как пожилой мужчина судорожно стаскивает серую футболку со своего тела. Вскоре он, продолжая параллельно говорить, прошёл к Монике, приказав Денверу раздеть её, потом приблизился к Элисон, из-за которой всё и произошло. Берлин, больше с утвердительной интонацией, нежели чем с вопросительной, проговорил: — Ведь это из-за тебя. Рио, наблюдавший за этим со стороны, собрал всю волю в кулак и решился рассказать, как было, Берлину. А параллельно с этим Моника, стоявшая уже без футболки, в одном бюстгальтере, решила про себя — «сейчас или никогда» — и изобразила паническую атаку, будто бы она не могла дышать, и попросила Денвера, который стоял рядом, отвести её к остальным девушкам. Денвер спросил об этом Берлина и, получив разрешение в виде кивка головы от уходящего в сторону склада с Рио мужчины, повёл Монику в кабинет к девушкам, к которым был приставлен Сантьяго. Заведя девушку внутрь, Денвер вышел и спустился обратно вниз. Моника, пытаясь скрыть дрожь, что получалось довольно плохо, взглянула испуганными глазами на Сантьяго, сидевшего за столом в конце небольшого кабинет с оружием в руках, и села недалеко от грабителя. Моника вцепилась пальцами обеих рук в бархатную ткань банкетки, что обтягивала её, и посмотрела прямо перед собой. У противоположной стены тёмно-зелёного цвета была вешалка, на которой висело одно единственное пальто, то самое, нужное Монике, где и находился второй телефон Артуро. Осталось только придумать способ его вытащить из кармана. Сантьяго сидел за столом, откинувшись на спинку стула, и рассматривал картину, что висела на стене против него, изредка окидывая взглядом девушек-заложниц, которые сидели все на одной банкетке, сбившись в кучку и прижимаясь друг к другу трясущимися от страха телами, кроме одной, которую привёл Денвер; она сидела по левую руку от Сантьяго и так же, как и остальные, дрожала, периодически поглядывая в сторону мужчины. Вдруг она резко поднялась с места, чем заставила Сантьяго напрячься и настороженно посмотреть на девушку. Моника сделала пару шагов в сторону, потом вернулась ближе к месту, с которого подскочила. — Как тут жарко... — тяжело и нервно вдохнув, дрожащим голосом произнесла она. — Присядь. — Строгим голосом сказал Сантьяго и кивком головы указал на место на банкетке. Моника на мгновение застыла на месте, где стояла, казалось, совершенно не дыша, а после, заметив на столе у грабителя бутылки с водой резко подалась к ним, протягивая руку, и вздрогнула, когда голос Сантьяго громом раздался по помещению, — Эй! Я сказал сядь! — он сжал в руке автомат, готовясь направить его на заложницу. — Можно?.. — робко начала Моника, — можно воды? Пожалуйста... — её голос к концу просьбы сошёл почти на шёпот. Сантьяго выдохнул с облегчением и кивнул, разрешая взять бутылку со стола. Девушка трясущейся рукой потянулась к бутылке и, взяв её, тут же уронила на пол, делая вид что судорожно пытается поднять её и рассыпаясь в извинениях, чувствуя, что может довести вора до предела, потому как тот вытянулся и грозно посмотрел на неё. Моника, взяв бутылку в руку, поднялась и, будучи повёрнутой спиной к Сантьяго, выудила из кармана пальто мобильник, пряча его внутрь комбинезона под приказы сесть на место. В этот момент дверь резко открылась, являя в проёме Денвера, зашедшего со словами "что здесь происходит?". Земля словно ушла из-под ног блондинки, когда Денвер пристально оглядел её, — она подумала, что парень всё видел и сейчас её выведут и пристрелят где-нибудь. — Пойдём выйдем, поговорим. — Спокойно сказал Денвер, кивнув головой в сторону выхода, но, заметив, что девушка будто зависла, повторил строже: — Я сказал, пойдём выйдем. Моника вздрогнула всем телом и двинулась к выходу. Денвер кинул взгляд на Сантьяго, сделал жест рукой, будто смахнув что-то со своего носа, и, глубоко вздохнув, вышел вслед за девушкой, закрывая дверь в кабинет. Девушка, облокотившись о перила этажа, посмотрела на Денвера, который на минуту задумался о чём-то, словно взвешивая какое-то решение у себя в голове. Парень, наконец посмотрев на Монику, подошёл к ней ближе и завёл разговор о её беременности. Денвер протянул ей таблетки, которые она просила, и своей стороны он настоял на том, чтобы девушка подумала над тем, чтобы оставить ребёнка, но всё равно добавил, что это решение, конечно же, останется за ней. Моника только лишь несколько раз кивнула, сказал, что уже приняла решение. Денвер, хотя и сказал, что всё зависит от девушки, что как она решит, так тому и быть, всё же вспылил от такого отношения к ребёнку и сказал, что если ей нужны деньги на воспитание и прочее для этого ребёнка, он их даст — и действительно он, сунув руку в комбинезон, достал оттуда три толстых пачки по пятьдесят евро и протянул Монике. — Нет, нет, я не возьму, не нужно, — судорожно говорила девушка. — Слушай, если ты боишься, что про это кто-то узнает, — не узнает. Я не скажу, иначе бы зачем мне предлагать тебе? — успокаивал её Денвер. — Возьми. — Он подошёл к девушке ближе, спрятав деньги под её комбинезон, чудом не наткнувшись на телефон, который она положила туда же. Они вовремя сложили деньги и застегнули комбинезон перед тем, как в нескольких шагах за спиной Моники появился Берлин, орлиным взглядом изучая представшую перед ним картину. Он медленно подошёл к девушке, вынуждая её развернуться спиной к перилам и вжаться в них спиной. — И что здесь происходит? — растягивая слова, в своей излюбленной манере интересуется Берлин и подходит ещё ближе к заложнице, хотя ближе уже некуда. Денвер отвечает за девушку, видя, что та не в состоянии начинать диалог с Берлином: — Я отдавал таблетки. — Таблетки? — Будто с издёвкой переспросил мужчина. — Да. Чтобы прервать беременность. — Отозвалась тихо Моника. — Вот как? — вскинув брови, проговорил Берлин, — а мне показалось, что у вас тут была оживлённая беседа. — Я лишь сказал пару слов о том, что думаю по этому поводу, но аборт это личное дело женщины, так что... — Намереваясь прекратить разговор, сказал Денвер. — Что ж, тогда возвращайся к остальным заложникам. — Произнёс Берлин, повернулся теперь к Денверу и собирался было что-то сказать, пока Моника медленным шагом направлялась к лестнице, чтобы спуститься вниз, но услышал звук пришедшего на мобильник сообщения. Моника резко остановилась, начав беззвучно плакать, Берлин медленно повернул голову в сторону девушки, оскаливаясь и произнеся что-то на подобие "вот и оно", Денвер лишь мотнул головой из стороны в сторону и, возведя на секунду глаза кверху, провёл рукой по лицу. Берлин подошёл к девушке, развернул её и залез рукой под комбинезон, выуживая оттуда телефон, а перед этим деньги. Он что-то самодовольно приговаривал, но ни Денвер, ни Моника не слушали его. Денвер лишь пытался как-то оправдать наличие у девушки спрятанных в комбинезоне денег, а Моника молила сквозь слёзы ничего с ней не делать. Берлин отошёл от блондинки и подошёл к Денверу, вполголоса, но чтобы это услышала девушка, приказал убить её. Моника, услышав это, как и хотел мужчина, громко всхлипнула, и внутри у неё всё сжалось. Денвер неверяще посмотрел на Берлина, пытаясь найти хотя бы намёк на неправдивость этих слов, но Берлин повторил: — Ты всё слышал. Убей её. — И ушёл в неизвестном направлении, оставляя Денверу эту грязную работу. Парень, нервно переступал с ноги на ногу, не зная, что делать с этим всем. Он резко подлетел к Монике, взяв её за руку, сказал: — Я ведь помочь хотел, правда, искренне хотел. А ты? Ты хотела связаться с полицией? Ты... — не найдя больше слов, Денвер потащил её в сторону туалета. Там закрыл дверь и встал напротив девушки, направив на неё пистолет. Моника подняла руки вверх в молебном жесте, прося его не убивать её: — Ты ведь не станешь этого делать? Пожалуйста, Денвер... — Замолчи. Замолчи! — вскрикнул Денвер, тряхнув рукой с пистолетом. Он сам понимал, что не сможет этого сделать. — Если я не убью тебя, они прикончат меня! А затем и тебя тоже! — Пожалуйста... — опустившись на колени, снова просила Моника. Денвер подошёл к ней и приставил пистолет к голове. Она подняла на него свои карие глаза, полные слёз, молча умоляя его не делать этого. Денвер лишь прикрикнул на неё, сказав, чтобы она не смотрела на него. Он попытался сосредоточиться, сильнее прижал ствол к голове Моники, сам отвернул голову в сторону, чтобы не видеть тот момент, когда пуля проникнет в череп. Прошло всего лишь около минуты, но для обоих она длилась вечность, в ушах стоял непонятный противный гул, тишина нарушалась лишь всхлипами и звуком перехватывающегося поудобнее оружия. Мгновение. Выстрел. Тишина.