***
— Папа, а почему ты павлин? — интересуется под вечер А-Лин. — В смысле? — вопрос сына сбивает с толку, но всё же он старается сохранить самообладание. — Сегодня я был с дядей Цзян на послеобеденной прогулке и дядя Вэй сказал ему, что ты павлин, — с важным видом объясняет А-Лин. «И эти двое принимают участие в воспитание наследника Ланьлин Цзинь, — с ужасом думает он. — Святые небеса, помогите мне!» — Твои дяди из Юньмэна совершенно не умеют шутить, — подытоживает он. Ближе к ночи Яньли вспоминает, что планировала отнести брату специальную настойку для спокойного сна. По её словам, его в последнее время мучает бессонница. Цзинь Цзысюань не хочет, чтобы жена лишний раз утруждалась и предлагает ей сам отнести. А затем направляется в специально выделенные покои. После тактичного стука в дверь ничего не следует. За стенами раздаётся лишь лёгкий шум. Немного погодя Цзинь Цзысюань теряет терпение и позволяет себе войти. — Твоя сестра передала настойку… — начинает Цзинь Цзысюань и застаёт перед собой немыслимую картину. Вэй Усянь в одной ночной сорочке нагло восседает на бёдрах Цзян Ваньиня. А тот (хвала небесам тоже в ночной одежде!) похоже совсем не против всего происходящего. —… для улучшения сна, — еле как оканчивает предложение и ощущает, как в горле резко пересохло. Ему будто напрочь перекрыли возможность дышать. Вэй Усянь с невиданной скоростью оборачивается, и на его лице отражается насыщенная палитра эмоций: от первоначальной неловкости до яростного возмущения под конец. — Цзинь Цзысюань! — восклицает лежащий Цзян Ваньинь и в следующее мгновение в его сторону летит белая подушка. — Это вообще-то мой дом! — возмущается он, но подушку всё же ловит. «Что за бесстыдство! В моих владениях в меня же разбрасываются вещами», — со скоростью света проносятся мысли в голове. Вэй Усянь в ответ протестует: — Это вообще-то наш… — но договорить ему не даёт Цзян Ваньинь, который своей ладонью накрывает рот Вэй Усяня, что становится слышно одно невнятное мычание. «Уж дал бы ему договорить, — думает Цзинь Цзысюань. — И так понятно, что вы тут не медитацией занимаетесь». Наступает пауза: одна неловкая секунда, две ужасно долгие секунды, три мучительные секунды. Цзинь Цзысюань по очереди бросает взгляд на родственников жены, а те в упор устремили свой взор на него одного. — Я, пожалуй, пойду, — холодно озвучивает он, будто выносит смертельный приговор, и как можно быстрее покидает помещение. «Хвала небесам, что Яньли сама не пошла к ним», — мелькает единственная положительная мысль. Уже подходя в свои покои, он обращает внимание, что травяная настойка по-прежнему находится в его руках. С этим происшествием он совершенно забыл, кому она предназначалась. «Хотя сегодня Цзян Ваньинь, определённо, не заинтересован во сне, соответственно, она ему не нужна», — отмечает он. А потом медленно подносит скляночку ко рту, тщательно принюхивается и делает маленький глоток. Этой ночью ему не помешает хороший сон. Цзинь Лин Он как обычно ждёт наступления лета, чтобы вырваться из золотых стен Ланьлина и отправиться в Пристань Лотоса. Пока он был маленьким, оба дяди всегда приезжали навестить его, а когда подрос, родители разрешили ему посещать Юньмэн Цзян. По приезду в Пристань Лотоса Цзинь Лин сразу замечает, что что-то не так. Дядя Цзян, которого он вечно видит в строго заплетённом пучке, отчего-то вдруг решил расплести длинные волосы и позволить им развеваться на летнем ветру. — Что это с вами? — Ты о чём? — спрашивает дядя Вэй. — Я о ваших причёсках, — и взглядом указывает на его идеально собранные волосы, которые по бокам украшены аккуратными косичками. — А, ты про это. У нас сегодня день наоборот, — жизнерадостно отвечает он. — Его идея, — указывает дядя Цзян на Вэй Усяня. Цзинь Лин заливисто смеётся, такая идея и вправду могла прийти только дяде Вэй. Потому что он не может представить своего серьёзного дядю Цзян, предлагающего подобное. За что Цзинь Лин обожает (и поначалу ненавидел) Пристань Лотоса — это за возможность на время побыть рядовым адептом. В родном клане он драгоценный наследник, вокруг которого все без передышки пекутся, словно курицы-наседки. В Юньмэне у него намного больше свободы и в то же время ему не дают просто так бездельничать, несмотря на то, что он будущий глава великого клана. Надо признаться, Цзинь Лин сначала не понимал такие методы воспитания дяди Цзян. Но постепенно привык. Одним будничным утром он как обычно направляется на совместный завтрак с дядями и решает пройти через главные покои, чтобы заодно и поприветствовать их. Ловко заворачивая за угол, он уже собирается ускорить шаг, но останавливается. Может, он ошибся? Обознался? Всего лишь показалось? Да что угодно, в конце концов. Но нет. Их он никогда ни с кем перепутает. Возле главных покоев стоит дядя Цзян и целуется с дядей Вэй… Это вводит в шок. Разинув рот, он ошарашенно смотрит на них. Может быть, проходят всего лишь секунды; может быть, длятся целые минуты. В конце концов, его рассудительная часть подсказывает ему покинуть это место, пока его не заметили. Завтрак пропускает нарочно. Ему надо целиком осмыслить увиденную сцену. Цзинь Лин с детства знал, что его дяди близки, в народе их называли «Двумя героями Юньмэна» и всячески восхваляли их дружеский тандем. Вот его дядя Цзян — глава великого клана Юньмэн Цзян, гордо носящий титул Саньду Шэншоу. Будучи юношей прошедший тяжелую войну и сумевший восстановить из горстки пепла целый клан. А вот его дядя Вэй — ещё один герой великой войны, всеми почитаемый заклинатель и правая рука дяди Цзян. Они всегда были для него чем-то целым, неотделимым. Без дяди Цзян нет дяди Вэй. И наоборот. Но Цзинь Лин никогда не мог помыслить (да и надобность в этом отсутствовала), что их могут связывать не только дружественные отношения. «Грязно, запретно, не достойно» — наверное, так он бы окрестил однополую связь ещё месяц назад. В его родном клане мальчишки сверстники и адепты постарше всячески говорили, что лучше быть предателем, чем обрезанным рукавом. Естественно эти разговоры проходили вдали от взрослых ушей. И как-то незаметно эта мысль глубоко впиталась в сознание Цзинь Лина, став чем-то само собой разумеющимся. Но сейчас всё, что он когда-либо услышал от окружающих, с треском разбилось о реальность. Потому что… Это же всё ещё его дяди, верно? И как он может назвать их связь грязной? А ещё с его стороны наивно было полагать, что утренний поступок останется незамеченным. Дядя Вэй находит его и без всяких лишних церемоний спешит узнать, что же случилось. Цзинь Лин может нагло соврать, придумать какую-нибудь другую причину, но тихий голос изнутри противно шепчет, что это дядя Вэй, который знает его «от» и «до» и провести его последнее, о чём можно думать в здравом уме. — Я видел тебя и дядю Цзян, — слова начисто лишены каких-либо красок, автоматически делая сказанное безжизненным. — Ну да, — медленно произносит дядя Вэй. — Мы вообще-то всегда вместе, если ты прежде не замечал — Я видел вас этим утром у главных покоев. — И что? — недоумённо спрашивает он, а потом видимо вспоминает и неловко добавляет: — Значит, ты застал самое главное… Знаешь, Цзинь Лин, я не планировал с тобой говорить на эту тему в ближайшее время, но раз ситуация изменилась. Я с твоим дядей. Ну, то есть мы… Ты же знаешь, что нас хоть и считают братьями, но мы не родные. В общем, между нами… — Я знаю, — прерывает Цзинь Лин, потому что нет сил и дальше слушать несвязное объяснение дяди. И непонятно зачем добавляет: — Я уже не маленький и читал в библиотеке Ланьлин специальные сборники. — Тааак, а с этого момента поподробнее, молодой человек, — снова задорно произносит дядя Вэй. Цзинь Лин чувствует, как его щёки приобретают лёгкий красноватый оттенок. «Кто меня дёрнул за язык?» — возмущается он про себя. — Дядя Вэй, ты смущаешь меня! — решает идти в оборону. — Это ещё кто кого смущает! — Ты же не скажешь отцу? — тихо уточняет он. — Конечно же, нет! — оскорблённо заявляет дядя Вэй. — Я, между прочим, твой дядя, — и важно тычет пальцем себе в грудь. — Это моя обязанность прикрывать твои шалости от твоего отца. «Я, между прочим, твой дядя» — эхом отдаётся в сознание Цзинь Лина. Да, верно. Они по-прежнему его дяди, а он — их племянник. Никому не под силу это изменить. — Ладно, а теперь вставай и пошли собирать букет лотосов. — Это ещё зачем? — недоуменно спрашивает Цзинь Лин. — Будем радовать твоего второго дядю, — как ни в чём не бывало отвечает дядя Вэй. Это день по праву можно назвать «Днём открытий». Если бы ему раньше сказали, что его дядя Вэй умеет искусно ухаживать, то Цзинь Лин звонко рассмеялся на такую нелепую шутку. Он всегда считал, что его дядя не создан для семейной жизни и ему чужды ритуалы, которые свойственным влюблённым парочкам. На деле всё оказалось далеко не так. Дядя Вэй бережно, чуть ли не лелея нарывает лотосы, и мастерит из них элегантный букет.***
— Цзинь Лин, почему ты не пришёл на завтрак? Всё хорошо? — интересуется дядя Цзян, когда он и дядя Вэй находят его возле рабочего кабинета. Он нутром чувствует, что атмосфера в воздухе резко меняется. Дядя Вэй всё ещё ловко прячет букет за спиной и Цзинь Лин решает оставить их наедине. — Да, конечно, — спешит успокоить всего дядю. — Я, пожалуй, пойду поплаваю. Сегодня так жарко. Следующую трапезу не пропущу, обязательно! Но сразу уйти восвояси не входит в его планы, и ближайшие деревья становятся местом укрытия. Отсюда всё хорошо слышно. — Вэй Усянь, тебе не показалось, что Цзинь Лин странно себя ведёт? — с обеспокоенным видом спрашивает дядя Цзян. От его интонации Цзинь Лину становится совестно, заставил дядю переживать. — Нет. Скорее всего, ты переутомился за заполнением ежемесячных отсчётов. Как тебе букет? — Он прекрасен, — скромно отвечает дядя Цзян. — Просто прекрасен? — возмущается дядя Вэй. — Или может быть прекрасен, как в то лето, когда я впервые собрал для тебя букет лотосов? — Вэй Усянь, хватит! Цзинь Лин впервые видит, как его дядя Цзян, глава великого клана смущается. По-настоящему. И это так непривычно. Он может и дальше подглядывать, но не видит в этом надобности. Они по-прежнему его любимые дяди, и сегодняшний случай ничего не изменит. Это лето в Пристани Лотоса он запомнит навсегда.