***
Бакуго заражается, когда ему двадцать два. Месяц усилий по выслеживанию сети наркоторговцев прошёл впустую, когда одного из его помощников убили, и Бакуго сорвался, как какой-то малолетка. В голове гудело, а запястья так сильно ныли, что, кажется, перекрывали даже боль в груди. Так что Киришима решает, что его другу пора побыть немного человеком. Кацуки думает, что боль и пустота — одни из самых человеческих эмоций, которые можно испытывать, но не противится, потому что сил нет. Он хорошо справляется с алкоголем. По большей части, от бутылки виски ему просто хочется спать, что не так уж критично. Но алкоголь притупляет разум и восприятие ограничений. Она красивая блондинка с длинными ногами, маленькой грудью и тонкими губами, но улыбается ими так, будто ты центр её маленького мира. Бакуго двадцать два, и в нём полбутылки чего-то неизвестного, поэтому он ведётся, как ребёнок на конфету. Она не против переспать с про-героем. Он не против ненадолго забыться. Через час Кацуки засыпает на её груди в номере какого-то дешёвого любовного отеля. Утром она все ещё в постели, читает Портрет Дориана Грея и пьёт чёрный кофе. Они обсуждают, что описания окружающей среды там пошлы и безвкусны, дискутируют на тему гомосексуальности автора, завтракают и только потом расходятся, оставляя друг другу номера. Через две недели на ежегодном медосмотре Бакуго узнаёт, что он ВИЧ-положительный. Это не просачивается в прессу, это не убивает его морально, это только... не доходит до мозга. Там был презерватив. Кацуки не был настолько пьян. К тому же с утра он видел использованную резинку в мусоре, он не мог настолько облажаться, даже если это был всего лишь его третий раз. Поэтому он звонит ей и спрашивает, знает ли она о своём статусе. (Она не знала. Она плачет при личной встрече и извиняется десять раз, расшибив себе лоб об пол. Кацуки угощает её выпивкой, думая, что, наверное, именно так и передаётся ВИЧ в их время.) Может, во время битвы он прикусил язык до крови, может, губу, а затем, когда отлизывал ей... Может, там был второй раз без презерватива, и если он был, то так ему и надо. В любом случае, через пару дней он решает, что это не стоит того. Удивительно, как некоторые болезни не поддаются силе причуд. Как некоторые вещи нельзя исправить щелчком пальцев. Таблетки стоят дорого, и его медицинская страховка покрывает половину суммы, поэтому примерно одна десятая от месячной зарплаты уходит только на банку таблеток. Это много, потому что ещё пять частей уходит на поддержание геройского оборудования, одна — на квартплату, две — родителям. Бакуго может дышать чуть свободнее, когда достигает достаточной популярности, чтобы выпускать собственный мерч. Это может казаться очень странным и противоестественным, но Кацуки чувствует, что по-настоящему жив, только когда ему приходится с утра принимать каждый день таблетку, напоминающую ему, как иногда вселенной плевать на тебя. Это никак не сдерживает его. С работой всё ещё сложно поддерживать какие-то стабильные отношения, и последствия разрыва не стоят усилий. Он никогда не любил кадрить девушек или парней, так что почти ничего не меняется. — Каччан, — Деку смотрит на него с прищуром, — что-то случилось? Бакуго приподнимает бровь в ожидании. — Ты меньше касаешься людей. Почти — не значит ничего.***
Мидория открывает зеркало-шкаф и только через секунду замечает, что тянет руку к пустому месту. Хлопает дверцей, стараясь не смотреть на своё отражение, и опускается к шкафчику под раковиной. Роется среди запасных зубных щёток, мыла и стиральных порошков, пока не понимает, что нет. Что-то не так. — Каччан, — он выглядывает на кухню, и Бакуго выглядит раздражённым, когда отворачивается от пустого холодильника, в котором почти ничего нет. — Ты куда-то дел мои таблетки. Это не вопрос, это утверждение, при котором Бакуго зло ухмыляется, почти довольный своим поступком. — Можешь поискать их в канализации, если очень приспичит. — Какого чёрта? — Изуку действительно не может понять. — В чём твоя проблема? — Моя проблема? — Бакуго рычит и достаёт нож, чтобы порезать купленные овощи, которые всё ещё в пакете. Где-то внутри Кацуки подозревает, что они там и останутся. — Это у тебя ни черта нет в холодильнике, а из пыли на полу можно собирать снеговика. Мидория на несколько секунд тушуется, осматривая пол. На самом деле, пол чистый, о чём он хочет громко сказать Бакуго в лицо, но затем замечает мокрую швабру в углу. — В любом случае, ты не можешь просто взять и выбросить мои таблетки, Каччан. Это нечестно, ты не имеешь права это делать, — Деку чувствует, как у него дрожат руки от нервов и иррациональной волны ярости, поэтому прячет их за спину. Но Бакуго? О, он гораздо умнее. И злее. — Да? Но я сделал не только это. Теперь у всех аптек в округе запрет на продажу снотворных для Мидории Изуку. И ещё на три твоих других удостоверения личности. Поэтому, будь добр, иди и запишись к психологу, чёрт возьми! — он срывается на крик, раздражённый собственным беспокойством и моральной усталостью. Дышать немного трудно, но он справляется. — Может, прекратишь орать? Поэтому с тобой и невозможно разговаривать! — Да пошёл ты! По крайней мере, я пошёл к психологу, когда у меня на руках первый раз умерли, а не глотал снотворное каждую ночь, в отличие от таких тупых идиотов, как ты. — А ты что пьёшь по утрам, а? Думал, я ни разу не видел, как ты доставал свои таблетки из банки без этикетки? Не надо делать из меня демона, когда сам далеко не святой! — Изуку срывается на крик, причуда трещит под кожей зелёными искрами, но запал тухнет, когда Мидория смотрит в больные глаза. — А ты всё же не знаешь всё, Деку, — Кацуки сипит и в противовес своему голосу с громким звуком втыкает нож в разделочную доску. — В отличие от тебя, у меня есть рецепт. Цена взрослой жизни — продолжать готовить после ссоры, даже когда хочется зарыдать, хлопнув дверью.***
Мидории двадцать три, когда, согнувшись, чтобы поднять пакеты с продуктами, он не может выпрямиться обратно. Это стыдно и смешно одновременно, когда он сообщает о том, что берёт отгул на завтра из-за здоровья. К концу дня он действительно может разогнуться, но ему больно, почему-то вся нога болит, и он слишком умный, чтобы игнорировать это. На следующий день доктор ему сообщает, что у него межпозвоночная грыжа, которая давит на его седалищный нерв. Поэтому у него ноющие боли, слабость и малоподвижность позвоночника. Скорее всего, сказалась старая травма спины. Мидория на секунду вспоминает первый год в UA и итоговый экзамен, который у них принимал Всемогущий. Если честно, не совсем так он представлял свою молодость.***
Бакуго должен быть злым, обиженным на неё или просто забыть раз и навсегда. Но они встречаются раз в месяц в том самом кафе, в которое он привёл её в тот памятный вечер. Они обсуждают Кафку, признаются в любви куртуазной лирике и ненавидят Скорсезе всей душой. Она оказывается любительницей квестов в реальности и путешествий; Бакуго впервые идёт на квест и рассказывает, что в США всё то же самое, только более разграниченное в личном пространстве, оттого и тошное. Они выбираются за сорок пять минут, и какие-то загадки просто смешны (поставьте консервы с говядиной на грустный смайлик, потому что так написано в библии, и лазер в другой комнате укажет на кнопку, которую нужно нажать). Администратор называет её его девушкой, и она тут же поправляет. — Мы друзья, — говорит она. Она его первый друг, который никак не связан с миром героев. Это удивительно, как жизнь может сводить людей. Она знакомит его со своим парнем (иностранец со смуглой кожей и доброй улыбкой), и Бакуго проверяет его ровно полчаса, пока не начинает завидовать белой завистью — настолько парень идеальный. — Извини его, — она извиняется за агрессию Бакуго, неловко почёсывая затылок. — Ничего, он же твой брат. И тогда Бакуго смеётся по-настоящему. Конечно, про это прознаёт Киришима. Конечно, он приводит Каминари, и они вместе дразнят его, озабоченные идиоты, у которых на уме в качестве расслабления существует только секс. — Кто эта цыпочка? — Деку-кун знает, что ты ему изменяешь? — Да ладно, кто первый признался? Как она вообще тебя терпит? — Отстаньте, — он рычит на них и скидывает их руки с плеч, — и к ней не приближайтесь. У неё есть парень, идиоты. Мы друзья. Каминари присвистывает и грустно смотрит на Бакуго, как будто ему нужна чья-то жалость. «Несчастная любовь», — читается во взгляде. Киришима — тактильный парень, поэтому тянется назад, чтобы обнять Бакуго. — Так как вы познакомились? — он спрашивает тепло, с искренним интересом в голосе. И Бакуго вспоминает, что именно он притащил его тогда в клуб. — У нас обоих ВИЧ.***
Мидория после операции чувствует себя обновлённым. Больным, словно ему пятьдесят лет, тридцать из которых он работал героем, но всё же живым и почти здоровым. На волне эйфории он записывается к психологу, потому что Каччан прав, Каччан всегда прав, а сидеть на снотворных вечно — не выход. Тем не менее, через несколько месяцев он понимает, что кошмары никогда не уйдут. Они становятся реже, не такие красочные, не вызывающие активацию причуды, он не задыхается от них после пробуждения, но они всё ещё там, глубоко в его мозге. — Деку-кун, — Урарака смотрит на него с глубоким пониманием, и Мидория вспоминает, как она не смогла удержать несколько плит разрушающегося здания от падения на толпу людей. — Тебе нужно жить вне геройства. Он пытается завести хобби. Огромный пазл помещается на его обеденном столе, и он с интересом собирает большую раму. Это должен быть домик возле моря. Было бы неплохо купить один такой... Мидория собирает его месяц в свободное время. Это успокаивает, даёт мыслям течь свободно и помогает хорошо спать. Но в один из неудачных дней, когда он неаккуратно подхватывает девушку во время падения, ломая ей позвоночник и лишая возможности ходить, Изуку бросает свою сумку с костюмом и документами на стол, совершенно забыв о пазле. Месяц кропотливой работы идёт насмарку, распадаясь на мелкие детали и стуча ими по полу, словно капли в его протекающем кране. У него давно нет слёз, чтобы плакать над этим дерьмом.***
Его запястья чувствуются так, будто изнутри их режут ржавым канцелярским ножом. Он трёт их, но боль в сухожилиях, боль в костях, боль в суставах — ничего не помогает, кроме как перекрыть это чем-то другим. Он давно научился не перекрывать боль большей болью, так что терпение. Терпение — то, чему его научила взрослая жизнь. Деку смотрит на него с сочувствием, а затем резко встаёт с дивана и возвращается с тёплой самодельной грелкой из риса, разогретого в микроволновке в тряпке. — У меня не менструация, — Бакуго говорит с тупым лицом, и Деку закатывает глаза. — Я не предлагаю тебе прикладывать это к животу. На самом деле, тепло чувствуется хорошо. Немного облегчает. — Ты ещё не разучился есть палочками? — Мидория шутит, но Бакуго только издаёт в ответ «тч». Он не знает. Последний раз ел палочками года два назад. Но навряд ли можно разучиться ими есть, да? Как велосипед. Первый раз он с Деку занимается сексом этим вечером. Они оба после миссии, голодные, уставшие и больные, слишком ленивые, чтобы расходиться по разным квартирам, и слишком холодные, чтобы быть в одиночестве. Кацуки отрывается от шеи Изуку и смотрит на отвратительный засос, который станет гематомой, чтобы вспомнить: — У меня ВИЧ. — А, так вот для чего те таблетки. — Да. — Ну ладно. По большей части они продолжают это делать, потому что они удобны друг для друга. Там не надо ничего объяснять, узнавать или переживать. Бакуго постоянен с партнёром, потому что совесть, воспитание и принципы, а ещё вирус в крови. Мидория не может использовать людей для удовлетворения своих желаний, даже если они использовали бы его в ответ, и Бакуго рядом. Не надо никуда идти, только протяни руку — и уже получишь то, ради чего другие люди делают что-то ещё. Они странные в этом. Они могут трахаться пять раз за неделю, а затем не трогать друг друга в течение месяца, потому что работа, ночёвки в офисе и новые кошмары. Это было бы похоже на друзей с выгодами, если бы Бакуго хоть раз за жизнь назвал их друзьями, а секс — выгодой. Поэтому Бакуго не нравится лицо Урараки, когда он открывает ей дверь в шесть утра, а она рассматривает его пресс со следами укусов и выглядывающие синяки в виде пальцев из-под трусов. Он слышит с кухни, пока делает завтрак, что она хочет повесить на них ярлык. Хочет какой-то определённости, хочет как-то назвать это. Когда она не получает, чего хочет, она с паникой в голосе отговаривает Деку от несуществующих угроз, рассказывает о ужасе разбитого сердца и каково это — быть использованным. Бакуго открывает дверь в спальню с громким стуком и ставит тарелку с омлетом и овощами перед Деку. У Изуку проблемы с аппетитом, бессонница и отсутствие удовольствия от жизни. Ему не нужно, чтобы Круглолицая отвлекала его несуществующими (несущественными) проблемами. — Ешь. — Спасибо, Каччан. Урарака смотрит на него пристыженно, но всё ещё зло, будто он в чём-то виноват. Каким-то образом именно его несуществующие отношения с Деку разлетаются как самая горячая новость среди друзей и знакомых. — Эй, Бакубро, — Киришима словно не хочет его осуждать, но всё равно осуждает, и это бесит до зубного скрежета, — с твоей стороны, мне кажется, немного безответственно вот так поступать с Деку... За двадцать пять лет Бакуго привык к тому, что его незаслуженно осуждают просто за то, что он живёт.***
У Деку диагностируют БДР на следующий год. После очередной травмы гражданского он настолько уходит в себя, что злодей протыкает его насквозь вместе с раненным гражданским на руках. Мужчина не выживает, Деку же не так везёт. Сейчас, если оглядываться, Кацуки может видеть все предпосылки или симптомы, но что же. Что было, то было. Они стоят напротив могилы Всемогущего без цветов и подношений, потому что у Деку просто настроение, в котором ему приходят неожиданные грустные идеи в голову. На кладбище холодно, а между колумбариев всегда задувает так, будто смерть дышит в проходах. — Простите, что подвёл. Простите, что слишком никчёмный. Кацуки привык ничего не говорить на это, потому что смысла переубеждать нет. Зато у Деку наконец-то есть настоящий рецепт на антидепрессанты. — Тогда передай причуду мне, — вылетает из его рта прежде, чем он успевает нормально подумать. Мидория оборачивается на него со слезами на глазах, и впервые Кацуки видит там так много эмоций. — Что? — Если ты считаешь себя настолько недостойным и усталым, передай Один за всех мне. Это поможет в борьбе со злодеями. Ты освободишься. Уйдёшь в отставку, — Бакуго пожимает плечами. — Не быть героем? — Деку спрашивает воздух, а затем переводит взгляд на плиту. С фотографии Тошинори улыбается счастливой улыбкой. Это не должно было никак помочь. Бакуго думает, что это ничего не сделало. Просто в какой-то момент причуда одного из психотерапевтов работает чуть сильнее, затем его переводят на более лёгкие таблетки, потом они идут в парк и даже улыбаются во время прогулки. Депрессия Изуку была без депрессии. Он не был слишком грустен, не заворачивался в кокон из одеяла и не плакал целый день напролёт о том, что жизнь — дерьмо. Во многом поэтому Бакуго сложно заметить изменения. — Это из-за тебя Деку-кун стал таким! Ты просто добил его! — Очако тычет ему пальцем в грудь прямо посреди агентства, и Кацуки только устало вздыхает. Если она думает, что трахать человека с БДР очень весело и приятно, то у неё не всё в порядке с головой. Во многом он восхищается её силой. Надо быть действительно сильным, чтобы, пережив их опыт, заботиться о таких вещах. — Я ещё в детстве говорил ему, что работа про-героя не для него. Ты думаешь, почему у меня нет кошмаров по ночам, от которых меня рвёт всё утро? Потому что я подхожу для этой работы. Деку никогда не подходил. Урарака даёт ему пощёчину. Они соглашаются не соглашаться по поводу всего, поэтому больше никогда не смотрят друг другу в глаза. Бакуго считает, что для их работы надо быть немного сволочью, немного чёрствым, немного любить насилие и не бояться убить злодеев, когда ты в невыгодной ситуации. Урарака с ним не согласна. Мидория согласен. Он просто не такой.***
Они заключают гражданский союз после того, как Деку две недели проводит в коме после огромной битвы. Внезапно оказывается очень важным, чтобы тебя пустили в реанимацию, чтобы сохранить личные вещи, чтобы видеть процесс лечения, чтобы чувствовать, что ты не никто. У неё всё такие же длинные ноги и тонкие губы, когда он приводит её как свидетельницу. Только в этот раз улыбается она по-матерински тепло и целует его в лоб, когда поздравляет. На её безымянном пальце кольцо, а в кошельке фотография близняшек, которыми она хвастается Деку, а затем они застревают на полчаса, пока она не пролистает все их фото на мобильнике. — Как вы познакомились? — Деку спрашивает заинтересованно, ожидая услышать что-то вроде «литературный клуб» или «в очереди на фестивальный фильм». — Я заразила его ВИЧ, — она отвечает с улыбкой, и эта шутка никогда не устареет. В качестве своего свидетеля Мидория приводит Ииду, который с этих слов начинает задыхаться. Через несколько секунд Изуку начинает смеяться до слёз, и это хороший звук. Бакуго любит его. Церемония проходит быстро, и в конце дня Мидория просто пялится на бланк с их фамилиями так, словно не понимает, что именно перед собой видит. — Мне кажется, — он дотрагивается до красных чернил их печатей большим пальцем, чуть нахмурившись, — за этими словами слишком большая цена. Бакуго не отрицает, потому что отрицать нечего, но и не соглашается, только пожимает плечами. Потому что Кацуки сейчас живой, как никогда прежде.