Через время и пространство

      Лабораторные работы сами по себе всегда простые. Ставить эксперимент под строгим инструктажем не так весело, как может казаться на первый взгляд, и записывать ход эксперимента легко, расписывая каждый шаг. Но вывод?       Написать правильный вывод — это ад.       Когда они собираются в учебные группы для лабораторной работы, всегда наступает момент, когда почти каждый кричит: «Чур не я пишу вывод». В этот раз Очако и Мина с жалостью смотрят на Мидорию, который составляет их оборудование. Бакуго рядом выдёргивает наушник из уха и недовольно смотрит на всех остальных.       Те, кто пишут выводы, не должны работать над экспериментом, но Бакуго, в общем-то, плевать. Он помогает на протяжении всей работы, пока Мидория перечитывает прошлые выводы в лабораторных. Единственное, что он понимает, — это то, что вывод должен начинаться со слова «Вывод» и фразы «В ходе данной лабораторной работы мы узнали, что». Это не очень помогает, но уже хоть что-то.       Они заканчивают эксперимент, и Изуку кратко переписывает итоги каждого хода. Бакуго выдёргивает тетрадь из его рук и читает с лицом, полным отвращения.       Звенит звонок.       — Извините, сенсей, наша группа не успела доделать, — он говорит с бесстрастным лицом, и учитель разрешает занести им тетради на следующий день.       Мидория обижается.       Бакуго говорит:       — Перепишешь сегодня вечером.       Очако сочувственно хлопает Мидорию по спине, будто это норма, и уходит со счастливым лицом. Мина только добавляет, чтобы они не забыли дать списать ей, и тоже уходит.       — Что не так?       — Ты просто взял и переписал весь чёртов эксперимент. Это вывод, тупой Деку, а не ход работы.       После обеда они остаются в комнате Мидории.       — Э, Каччан? — Изуку спрашивает неловко, пока Бакуго осматривает комнату, увешанную мерчем Всемогущего, и ухмыляется. — Ты хочешь остаться здесь?       — Думаешь, я не способен проверить твой вывод?       — Нет!       Тишина очень неловкая. Кацуки пялится с какой-то ненормальной улыбкой, и Изуку чувствует, как ручка в ладони скользит от пота из-за нервов. Он сглатывает, звук слишком громкий для тишины, и Бакуго, не выдержав, начинает смеяться.       — Это не смешно.       — Нет, смешно, — он утирает слезу и наконец садится на кровать.       Каччан. На его кровати. Сидит. Каччан сидит на его кровати. Каччан сидит на его кровати и ухмыляется, будто собирается раздавить его лицо.       (между ног?)       Изуку тут же изгоняет эту мысль из головы, будто ничего и не было, и поворачивается обратно к столу, чтобы написать нормальный вывод. Когда он отдаёт его Бакуго, тот читает и произносит размеренным голосом:       — В следующий раз я порву твою тетрадь за такое дерьмо.       Мидория прислушивается и пишет на отдельном листочке. Бакуго рвёт листочек, устало вздыхает, будто это какая-то пытка, и присаживается рядом на корточки со столом, опираясь наполовину на самого Изуку.       — Смотри, тебе нужно собрать все выводы из каждых пунктов и совместить в единые предложения, но перефразировав, не повторяя слова, — он указывает на несколько строк, на которые Мидория должен обратить внимание, но он не может.       Колено Каччана касается его икры, правая рука на колене, почти поглаживая, и так тепло, жарко, что нет никаких мыслей. Ногу практически сводит судорогой, потому что постоянное электричество через мышцы по нервам, и стоп, ему не кажется. Каччан гладит его колено. Действительно гладит.       — Зачем ты это делаешь? — Мидория спрашивает почти с отчаянием, ощущая, как его щёки, плечи и шея горят пламенем.       — А ты попробуй, — Бакуго ухмыляется, и Изуку готов клясться, что это чертовски непристойная ухмылка, — сделать вывод.       Изуку сначала краснеет, но затем смотрит Кацуки прямо в глаза и хватает за воротник.