Они оба прекрасно понимали, что этот день настанет. Последнее их совместное лето, последняя ночь в этом домике, который они сами починили, превратили груду брёвен в место, где можно прятаться от внезапного дождя. Где можно ночевать, прячась под одеялом от вымышленных монстров.
Хосок лежит рядом с Юнги в обнимку, они разговаривают о школе, об университете, обо всём, что их тревожит. Чон всё ещё чувствует губы Мина на своих, как они языками сталкиваются, как приятно держать его за ягодицы, к себе подтягивать. Первый подростковый секс не является чем-то безумно страстным, он произойдёт у них по любви, с нежностью.
— Как давно ты понял, что влюблён? — спрашивает Хосок, глядя прямо в глаза напротив. — До того поцелуя мне всегда казалось, что мы друг для друга не более, чем просто друзья.
— Наверное, с лет 15, когда встретил тебя, — тихо произносит Юнги, а после губами прижимается к губам Хосока, нежно целуя того.
Их губы смыкаются в продолжительном поцелуе, они отстраняются, а после вновь сталкиваются устами, целуя друг друга. Хосок в руке сжимает чужое бедро, прижимает к себе Юнги ближе, не прекращая целовать. Они оба не особо уверены в том, что это правда стоит делать, но желание с каждой минутой нарастает. Только Хосок и только Юнги, они наедине в этом домике, глубокой ночью.
За окном слышен звук сверчков, бьющихся об берег маленьких волн с озера, которые лишь слегка доносятся до парней. От освещения только луна, иногда выглядывающая через облака, и керосиновая лампа в дальнем углу комнаты. Звуки причмокиваний и шорохов одежды разносятся по небольшому помещению, как и скрипы старой кровати под телами обоих.
Хосок перекидывает одну ногу через Юнги и нависает сверху, поцелуями аккуратно спускаясь к шее. Сейчас его хён такой доступный, мягкий, совсем не такой, какой при свете дня. Ночью он совершенно другой, особенно когда во сне жмётся ближе к телу того, кого на протяжении всего времени любил. Старший крепко сжимает плечи Чона, когда тот целует смачно шею, оставляя на ней небольшие засосы, совсем неумело делает это, но хочет впечатлить Юнги. Руками залезает под оранжевую толстовку, пальцами задевая чувствительные соски, из-за чего Мин вздрагивает, слегка прогибаясь навстречу.
Любые прикосновения Хосока заставляют старшего вздрагивать, плавиться под жаром чужих рук, как эти пальцы осторожно хватаются за подол его толстовки и задирают до самых ключиц. Юнги из-под прикрытых век смотрит на Хосока, дышит тяжело, уже мечтая расправиться с этими шортами на себе, которые очень давят на возбуждённый член.
Чон взгляд опускает с чужой груди на паховую область, рукой накрывает вставший член, чуть сжимая, из-за чего Мин слегка дёргается. Ему так хорошо от одного осознания того, что Хосок никуда не убегает, сидит меж его уже разведённых ног, давит на пах сквозь ткань шорт, через которые можно заметить неплохие размеры его члена. Чон нервно сглатывает, берясь за кромку шорт вместе с боксёрами, медленно стягивая сразу два слоя одежды. Юнги поджимает ноги, приподнимается слегка, чтобы проще было снять с него такой сейчас ненужный элемент одежды.
Хосок заворожённо смотрит на то, как слегка дёргается член Юнги, а после обхватывает рукой, медленно проводя по основанию. Мин вздрагивает снова, еле слышно поскуливает от совершенно новых ощущений. Всё-таки, дрочить себе самому и позволять кому-то другому это делать — совершенно две разные вещи. Чон делает всё совершенно иначе: большим пальцем мажет выступающий предэякулят по розовой головке, размазывает дальше по основанию, пока второй рукой берёт вторую подушку и подкладывает под поясницу парня.
— Так будет удобнее, — объясняет свои действия Хосок, когда в глазах Юнги видит немой вопрос, — просто расслабься, прошу.
— Хорошо, хорошо, я сделаю это, я постараюсь, — говорит Мин, откидывая голову на оставшуюся подушку. Если бы не приоткрытое окно, откуда дует лёгкий прохладный ветерок, Юнги бы сжарился здесь однозначно.
Хосок облизывает два пальца своей второй руки, после приставляя их к колечку мышц, на что Юнги реагирует также, как и к первому касанию к члену. В абсолютной тишине Чон улавливает сдавленные стоны старшего, как тот мнётся, толкается в его руку, стараясь оставаться на Земле, хотя хочется уже впасть в эйфорию с затуманенным разумом. Мин растягивал себя на протяжении всего месяца, когда они не ночевали с Хосоком вместе, а было это не так уж и редко. Какая-то игрушка, которую Юнги заказал втайне от взрослых и переживал, что на коробке будет написано содержимое, однако нет.
Чон подозревал о чём-то подобном, чем бы мог заниматься его хён, поэтому не удивляется, когда протолкнуть средний палец не составило особого труда. Юнги стискивает зубы, старается как-то сильнее насадиться на один лишь палец и сквозь сдавленные стоны просит о большем. Хосок на свой же риск и страх проталкивает внутрь указательный, чувствуя, как тугие стенки обволакивают его фаланги, сжимая. Парень ещё никогда не испытывал такого дикого желания прямо сейчас высвободить свой член из штанов и трахнуть Юнги.
Старший принимает в себя два пальца свободно, из-за чего Хосок даже как-то сомневается, что он такой же девственник, как и сам Чон. Однако если учитывать тот факт, что у Юнги в самом деле есть подобная игрушка — удивляться тут нечему. Он всего на год старше Хосока, совершеннолетний мальчик, который имеет право покупать всё, что он хочет, потому что достиг определённого возраста.
Юнги, дрожащими от возбуждения руками, тянется к кромке летних светлых джинс Хосока, одними своими жестами просит наконец-то раздеться тоже. Чон слушается, выпускает из своей руки член старшего, стараясь одной правой расстегнуть ширинку на своих джинсах, сквозь которых уже виднеется бугорок, который позволяет Юнги понять, что младший возбуждён не меньше.
Прежде чем стянуть с себя джинсы, Хосок ищет что-то в заднем кармане, а после кидает рядом с Юнги квадратик с презервативом внутри. Старший про себя усмехается, ведь этот стеснительный на первый взгляд парень, всё-таки, пошёл и купил эти чёртовы презервативы самостоятельно. Мин закусывает нижнюю губу, ахая от того, как Хосок увеличивает темп движения левой руки, добавляя к двум пальцам третий.
— Ты
настолько готовился? — усмехается смущённо Хосок. — Мне… стоит уже?
— Д-да, да, пожалуйста, иначе я так и кончу, — просит Юнги, раздвигая шире ноги перед младшим, — сделай уже что-нибудь, пожалуйста, Хоби…
— Хорошо, кхм… — Чон прикусывает нижнюю губу, полностью стягивая с себя джинсы вместе с боксёрами. Юнги внимательно наблюдает за тем, как младший раскатывает по члену презерватив и приставляет головку ко входу.
Мин до сих пор поверить не может в то, что это в самом деле происходит с ними, что Хосок сейчас медленно толкается внутрь. Юнги стонет громко, шипя от неприятного жжения, на что Чон вздрагивает от неожиданности и собирается сразу выйти, только старший останавливает его, не даёт, не позволяет уходить.
— Продолжай, прошу, — молит Мин.
— Ты уверен?
— Да, уверен, Хосок, не переживай, со мной всё в порядке…
Хосок толкается вновь, целуя Юнги в губы, ловит его стоны, чувствует чужие пальцы в своих мокрых от пота волосах. Каждый раз новые толчки заставляют Мина выгибаться в спине, ахать, вжиматься головой в мягкую подушку. Младший чувствует, что долго не продержится, увеличивает темп спустя несколько минут, шипя сквозь стиснутые зубы. Юнги стонет громче, крепче сжимает чужие волосы, толкаясь навстречу толчкам. Они на изводе, вот-вот оба кончат, из-за чего Чон накрывает рукой член Юнги, надрачивает тому, задевает головкой члена простату и ахает в голос, слыша реакцию Мина в виде скулежа, больше похожий за собачий.
— Блять, блять, блять, Хосок, чёрт, ещё, пожалуйста! — просит слёзно Юнги, из-за чего Хосок ещё пару раз толкается, задевая ту самую точку, заставляя парня под собой извиваться и биться в судорогах. Мин кончает в руку Чона, пачкая его и собственный живот.
Хосок совершает ещё пару движений, прежде чем кончить и медленно выйти из тела Юнги. Дышит тяжело, заваливаясь рядом с Мином, улыбается слегка. Парни смотрят друг на друга, а после от неловкости смеются, крепко обнимаясь.
— Кажется, нам нужно вытереться, — улыбается Хосок, — что думаешь?
— Да… Надеюсь, что это была не последняя наша ночь?
— Я надеюсь…
***
Родители Хосока приехали рано утром следующим днём, чего парень совсем не ожидал. Вернулся к бабушке он уже ближе к двенадцати в компании с Юнги. Ожидать скандала можно было с лёгкостью, к сожалению, мама с папой не принимали даже дружбы сына с Юнги.
— Этот мальчишка совсем испортил тебя, когда ты начал ездить сюда летом, то совсем перестал читать книжки, а для твоей карьеры журналиста это необходимо! — ругается мама. — Хосок-и, больше никаких друзей, сейчас же собирай вещи, мы сегодня забираем тебя домой, нужно успеть подать документы в университет.
— Мне нужно с ним попрощаться, — еле сдерживая слёзы, говорит Хосок. — Пожалуйста.
— Никаких попрощаться, сейчас же! — вскрикивает мать.
Наше время.
— Ты уехал и даже не попрощался со мной, — грустно говорит Юнги, когда они останавливаются в каком-то поле, где обычно собирали ромашки для бабушки Хосока и тётушки Юнги. — Я тогда решил для себя, что тебя стоит забыть, делал вид, что ты мне неинтересен, поэтому не пытался даже наладить связь, поступил в итоге в Пусане, хотя очень хотел в Сеул.
— Родители всегда были не рады нашему общению, — тяжело вздыхает Хосок, — но я рад, что знаю тебя, и что мы сейчас встретились, Юнги-хён. Я многому тебе благодарен и жалею, что боялся снова найти твой номер.
Хосок смотрит Юнги в глаза, а после, не сдерживаясь, бросается в крепкие объятия. Мин не сдерживает слёзы, всхлипывает, утыкаясь носом в чужую шею. Он так долго ждал возвращения Хосока, каждое лето мечтал о том, чтобы вновь вот так вот обнять его, прижаться, поцеловать хотя бы в щёку. Они оба скучали, сильно скучали друг по другу, ни один парень не смог заменить Хосока, как ни одни отношения не стали отвлечением от Юнги.
— Я скучал, — признаётся Юнги, отстраняясь, чтобы заглянуть в глаза напротив, — очень сильно скучал.
— Я тоже, хён, — кивает Хосок, беря в руки щёки Юнги, а после целует в губы, чувствуя на своей талии его руки. Внезапно всё возвращается к тому первому поцелую, когда от каждого касания всё тело дрожит, мякнет. — Хочу вернуть те летние дни.
— Если ты не убежишь снова от меня на пять лет.
— Не убегу, ни за что больше не убегу.
