In Joy And Sorrow

      Штат Вашингтон казался чуть ли не пустыней в сравнении с родной Флоридой. Здесь не было огромного количества машин на дорогах, баров и кафе, полуголой молодёжи. Была только непривычно густая, бескрайняя зелень и какие-то грустные людские глаза, блестящие под накинутыми капюшонами.       Клочки тумана карабкались по раскидистым лапам сосен к серому предрассветному небу, путались в острых верхушках и растворялись серым на сером. Мимо мелькнули последние домики городка с коротким названием Форкс, до боли в глазах белеющие на фоне тёмно-зелёной стены деревьев. Сразу же взгляд перестал за что-то цепляться, изучать округу и отмечать магазины, поэтому пришлось посмотреть на пустующую дорогу.       Минут пять я пыталась наблюдать за размеренно мелькающей разметкой, пока что-то не заставило забеспокоиться. Дорога впереди пуста, как и позади, слева мелькали стволы вековых деревьев, справа та же однообразная картина. Но что-то всё равно не так, начали потеть ладони, першить в горле.       - Ты что-то чувствуешь? - Уилл нахмурился, ловя мой мечущийся взгляд своим спокойным, уверенным, немного сонным.       А что я чувствую? Ничего, только какое-то зудение на периферии сознания, похоже на слово, которое вертится на языке, но вспомнить не получается.       А потом взгляд скользнул по возвышающейся из-за поворота сопке, вершина которой терялась в тумане. И сквозь этот туман и непроницаемую зелень мелькнули два маленьких карминовых огонька, как будто кончики сигарет в сумерках. Только один огонёк горел ярче, привлекая моё внимание.       - Там волки, - сердце забилось быстро-быстро, у брата наверняка тоже, здесь не нужно было обладать острым слухом.       О, что же теперь будет? Ведь здесь наверняка своя стая, свои законы и нравы! Да даже если мы наполовину квилеты, это не умаляет напряжения, ведь для местной стаи мы просто чужаки. Они же наверняка не догадываются, что не одни в своём роде.       - Легенды, что рассказывал наш дед, - брат опустил стекло со своей стороны и принюхивался к ветру, бьющему в лицо. - Воины в волчьем обличье, что-то про племя, как и у нас! Твою мать, я не знал, что это правда.       Никто из семьи не знал. Даже отец, коренной квилет, не знал о том, что его сын каждый день перекидывается в волка асфальтового окраса и носится по округе, пугая блудливых соседских собак. Мать тоже, хоть и чтила традиции своего родного племени, не была посвящена в тайну.       Первой из семьи в эту тайну влезла я, когда только исполнилось четырнадцать и двоюродная бабушка Вирджиния стала давать мне частные уроки математики, которая не хотела мной усваиваться в школе. Помню, что учительница, миссис Джонсон, сходила с ума от моего непонимания предмета и грозилась не аттестовать за семестр. В один из февральских вечеров мы с бабулей засиделись за занятием, мне долго не давались уравнения, а когда старая Вирджиния вышла на крыльцо проводить меня, то повернулась в сторону северного холма. И я тоже. А на холме мелькали три яркие точки, на самой вершине. "Кто бы мог подумать, что ты тоже", - старуха втащила меня в дом, усадила за стол и вывалила обильный поток информации о том, что половина коренных племён Америки оборотни, зачастую волки, охранники своей крови и территории от вампиров. Тогда, в четырнадцать, для меня было шоком узнать то, что все легенды, сказки и прочие мифы почти полностью состоят из правды. И что эти точки на холме - члены стаи нашей резервации, а видим мы с ней их потому, что являемся потомками древней шаманки.       По легенде, которую озвучивали только посвящённым, воин-волк был запечатлён на лесного духа. Женщина, не принадлежащая к миру людей, отозвалась на любовь молодого индейца, впечатлившего её своей небывалой силой. В их странном союзе появился ребёнок, не принадлежащий ни к одному из миров. Девочка росла и показывала удивительные вещи: она могла видеть существ за мили, привлекать погоду и лечить болезни, но больше всего племя шокировала способность видеть истину.       Эту и другие легенды мне поведали уже на следующий вечер на собрании стаи, в которую входила и Вирджиния. Она, как оказалось, была совершенно слаба в своих способностях, не имела дара предсказывать, её хватало разве что на вызов дождя и лечение неглубоких порезов, и молилась прародительнице, что мои способности не окажутся настолько слабы. За столь слабые способности её не очень жаловала молодёжь, из которой обычно состоит стая, но моя боевая старушка умела подкупать вкусной едой.       Стая приняла меня с трудом, в тот год сменился альфа, потому что прежний принял решение отказаться от своего волка и продолжить мирную жизнь бок о бок с наречённой. Новый альфа, Боб, был в сравнении, как мне рассказали остальные, жёстким и принципиальным в вопросах воспитания молодняка, всё время напоминал, что нужно чтить традиции племени в полной мере без оглядок на меняющийся современный мир.       А потом, через два года, Уилл обернулся в день своего пятнадцатилетия. И понеслась неинтересная жизнь стаи: переговоры с вампирами, приезжающими в индейское казино и обычными кочевниками, школа и развитие дара. Со временем даже получилось закрутить роман с одним парнем из стаи, которого всё никак не могло застигнуть запечатление: секс и развлечения, вроде поездок в кино по выходным и походов в кафе.       А теперь мы на другом конце страны, словно воришки, покинувшие в спешке отчий дом. Мы - брат и сестра - оторваны от стаи. Первые сутки тату с племенной принадлежностью выжигало кожу, хотелось его содрать с себя. Но потом мы обоюдно решили, что это часть нашей жизни и память, семья.       - Если здесь стая, то я смогу попробовать начать жизнь заново. Может даже заведу подружку, - он горько усмехнулся на последнем слове, сглатывая накативший комок в горле.       Мне тоже стало не по себе от той горечи, что появилась на языке от эмоций Уилла. Ему было больно, тоскливо, весь мир казался серым. По крайней мере, уже двенадцать часов, как перестал плакать и давить на меня своими тяжёлыми чёрными эмоциями.       - Ехать осталось минут десять, поэтому просто сосредоточься на дороге, - ладонь легла поверх горячей ладони, чуть сжимая. Настолько горячую, что лоб сразу же отозвался испариной.       Его пара погибла. Ужасная авария, никто не мог помочь. Виновник погиб на месте, тогда как Рейчел продержалась до приезда скорой помощи и наших ребят. Стая скорбела вместе с ним, подпитываемая его горечью и болью. Мы достойно проводили малышку Рей в последний путь, выложив её семье большую часть своих сбережений - всё-таки стая наша семья, мы обязаны заботиться о каждом её члене и его близких.       Боб тяжело воспринял последующий наш уход стаи. Мой брат не мог находиться там, где жила его возлюбленная, где ещё оставался её запах и все вспоминали её, где стая чувствовала его боль и тоже начала хиреть. Он даже продал свою машину, пропитавшуюся её запахом. А у меня не было выбора, кровная связь превосходит духовную, я бы не пережила, отправь младшего братца одного в таком состоянии на другой конец Штатов.       Тем более мне было видение будущего: спокойный океан, омывающий ступни, почти по щиколотки утопающие в тёмном крупном песке, рядом кто-то стоял, лишь силуэт, излучающий тепло и такой сладкий на языке покой, он ловил пальцами мои растрёпанные ветром волосы.       Резервация плавно появлялась из-за поворота, рассредоточенные на приличном расстоянии друг от друга домики и трейлеры выныривали из тумана яркими пятнами. Здесь была обычная бедная индейская община, где преобладают старики, промышляющие рыболовством и алкоголизмом, отец с грустью рассказывал про быт родного племени и очень тяготился, что дед не хочет покидать “забытое всеми захолустье”.       От Ошен Фронт Драйв к дому деда ведёт едва заметный съезд, скрытый низко нависающими ветвями сосен. Лет десять назад, когда последний раз нас привозил сюда отец на похороны бабушки, сосны казались меньше, а двухэтажный домик ярче. Теперь же бордовая краска выгорела, местами стала лопаться и отслаиваться. Вот и занятие для братца, пусть отвлекается за ремонтом, хозяйственными делами.       Перед тем, как машина свернула на грунтовку между могучих стволов, в тумане полыхнула россыпь карминовых огоньков. Большая стая! Я резко повернулась к водительскому сиденью и, задыхаясь от волнения, выпалила:       - Их много, больше десятка! - Кажется, в его жёлтых глазах появился огонёк от этой новости. - Да, уверена, они сейчас в своих домах, вокруг!       Он сжимал руль, стараясь от волнения не порвать оплётку, но она всё равно трещала. Мы, как квилеты по происхождению, даже если полукровки, имеем право хотя бы попытаться примкнуть к стае. У нас нет альфы, мы беспризорники. Ладно я, но брат, он только закончил школу и не знал, как продолжать жизнь, потерявший самое дорогое и семью.       - Вечером я обернусь, если в лесу поблизости будет кто-то из них, и попробую пообщаться, - он кивнул, соглашаясь со своими словами, и притормозил рядом со стареньким серым фордом. А дед уже ждал нас на крыльце, ещё больше постаревший и с неизменной трубкой во рту.       В доме всё пропахло крепчайшим табаком и мятой, без которой старик Фолл не представлял свой любимый крепкий чёрный чай. Он волновался, когда я крепко обняла его и расцеловала в колючие щёки, его эмоции словно старый пыльный плед накинулись мне на плечи: счастье, радость, облегчение и надежда на что-то, томительное ожидание.       - Ваши спальни наверху, я сделал там лёгкий ремонт, когда вы сказали, что переедете сюда окончательно. Сэм Адли даже согласился быстро сделать самую необходимую мебель, а то у меня-то с годами ничего не осталось, - старик махнул рукой на лестницу, ведущую на второй этаж. На сколько помню, там две комнаты, одна из них была бабушкиной, занятой полностью под её хобби, а вторая принадлежала отцу, пока тот не покинул отчий дом.       - Спасибо, я как раз хотел выспаться после долгой дороги, - Уилл мягко выпутался от крепких дедовских объятий и подхватил наши сумки своими сильными ручищами и резво проскочил наверх. Ему не терпится воткнуть в уши наушники и попытаться уснуть, после потери он стал плохо спать, мог долго слоняться по дому в темноте, заглушая мысли орущими наушниками и переставляя мелочи с места на место.       Дед отпустил меня в душ, но сказал, что после ждёт нас на кухне и хочет поговорить. Он так скучал, что не хотел даже отпускать меня поспать, его тоска перекинулась на меня, поэтому я поскорее поднялась за вещами.       Моей оказалась бывшая бабулина мастерская, с выкрашенными в светло-персиковый стенами, новой деревянной кроватью - полуторка, застеленная полосатым старым бельём. Старый массивный стол с круглой столешницей явно недавно освежили лаком, дополнив стулом, ещё вкусно пахнущим древесиной. И шкаф, который я помню забитым тюками ткани, жестяными коробками с пёстрыми катушками ниток и прочей швейной необходимостью, теперь тоже оказался обновлён и плотно закрывался. Брат свалил все мои сумки сразу у двери, наверное, ещё и пнув в расстройствах чувств. Я быстро задвинула под кровать большой круглый свёрток, проверяя, что его не будет видно для находящегося в комнате человека.       Не могу винить его в этой агрессии, он не виноват, что стал жертвой злого рока и познал боль утраты своей судьбы. Он и так держался, переступая чувства, распланировал жизнь “в этой мокрой заднице”, старался не срываться на близких. Даже смог вести машину, спокойно, не отвлекаясь нередких придурков, не соблюдающих правила.       В душе мыться пришлось быстро, раздирая кожу головы от скопившейся дорожной пыли, подгоняло ожидание деда, проникающее даже через стены. Свежая футболка пропиталась влагой с длинных волос, облепивних разгорячённые щёки. О, духи, как же приятно принять горячий душ после долгой дороги!       Мгновенно из лёгких вышибло воздух запахом прелой листвы и мокрой шерсти, словно в лицо ткнулась собака, стало и без того влажно. Я в чьём-то теле, потому что обыкновенное слабые ноги налились силой, хотелось сорваться на бег и бежать, бежать не оглядываясь. А потом серебристая шкура так близко к глазам, в которую утыкаюсь влажным носом, глубоко вдыхая смесь запахов. Мелкий серебристый волк, так же ответно утыкающийся в мою мощную шею. “Что же с нами происходит?” - Произнесла неизвестная женщина, а потом видение так же резко кончилось и я снова увидела белую плитку ванной и своё испуганное смуглое лицо в запотевшем зеркале.       Эти видения лишь вариация возможного будущего, как выяснилось. Вирджиния говорила, что если дар силён, то будущее может стать доступным не спонтанно, а при любом желании. Она вообще была счастлива принимать мои открытия, компенсируя свою ограниченность в этом, возилась со мной как с любимой игрушкой.       - Ну, расскажи, что произошло, - старик выставил на стол блюда с горячими сырными лепёшками, кусками копчёного мяса и овсяным печеньем.       Мой дед, Саймон Фолл, всегда готовил сам, доверяя жене только выпечку. Даже молочные каши, которые всегда были на завтрак сперва моему отцу, а потом и нам в редких приездах, варил сам. Изумительные каши, стоит сказать. Среди индейцев не было этого убеждения, что исключительно женщине нужно заниматься кухней, семейным очагом, поэтому редкое общение с обычными ровесниками “не индейцами” удивляло, их головы были забиты огромным количеством странных стереотипов. Одна из стен, разделяющая нас с ровесниками, которую мы не смогли преодолеть - стереотипы.       А что можно рассказать родному дедушке? Знает ли он о стае в Ла-Пуш? Или обычный обыватель, которому не доступно больше, чем могут показать? Беру его смуглую ладонь в свою. Кожа на пальцах мозолистая, грубая, под ногтями полоски от годами копившегося машинного масла и смазок. Теперь сосредоточиться на понятии “оборотень” в его разуме, охотно распахнувшемся передо мной.       Перед глазами всплыли полупрозрачные образы: смуглые парни, тягуче пахнущие потом, склонивший голову рыжий волк, плачущая девушка со свежими ранами на лице и курящий трубку мужчина в инвалидном кресле.