Выдыхай

Старый рыбацкий домик был крайне отвратительно оборудован для того, чтобы там долгое время могли скрываться главы сразу четырех мафиозных семейств — Гремлинов, Пейсеров, Хьюго и Транковых, а также сам профессор Цет. Однако сегодняшняя встреча обещала великолепное зрелище — на презентации Аллинола Грэм и Эйсер схватили американского секретного агента — Рода Рэдлайна, долгое время выдававшего себя за однонго из Гремлинов. Допрашивать его изъявил желание сам Профессор Цет, а такое представление должно было всем запомниться надолго.       Американец проявил недюжее упорство и, видимо, твердо был уверен, что не скажет немцу ни слова. Молчание обошлось дорого. Никто и подумать не мог, что в щуплом и маленьком Профессоре Цундаппе может быть столько силы. Но Род лишь изредка ронял язвительные комментарии на родном для оружейника языке, да кривил разбитые губы в подобии усмешки. Цета это невероятно злило.       Осознав, что Американец ни при каких условиях на контакт не пойдет, а профессор, выйдя из себя попросту пристрелит его, так и не узнав необходимую информацию, за дело принялся Иван. Он давно работал на босса мафии - Виктора Хьюго - и в силу специфики собственной профессии знал многие тонкости ведения подобных «допросов».       Рэдлайн, как и Турбо, знатно попортил кровь не столько даже самому профессору Цету, сколько Карданвалу, которому докладывалось обо всех внештатных ситуациях лично. Не пошло у магната это дело, причем с самого начала! До первого заезда три дня, даже квалификации еще не было, а его люди у себя на базе ловят уже вторую крысу, мечтающую сообщить обо всей этой далеко незаконной деятельности, куда надо. И эти обстоятельства не могли не нервировать! Если в прошлый раз МакКинли тихо пристрелила Турбо, как паршивую собаку, не поднимая лишнего шума, то сейчас Майлз, естественно, не самолично, а через Цета, решил устроить «показательную порку», чтобы, если вдруг среди команды нашлись бы те, кто хоть на секунду могли бы усомниться в способностях Большого Босса, они бы пересмотрели свои взгляды на мир и лишний бы раз на рожон не лезли.       Более того, раскрыв личность Американца, новость о котором в короткие сроки наделала столько шума, Карданвал и слегка пошатнувшийся авторитет укрепил в глазах подчиненных, и, словно бы невзначай, заставил их с настороженностью относиться к каждому человеку, находящемуся поблизости. Рэдлайн же использовал чужую личину для маскировки. Кто знает, сколько еще таких могло бы отыскаться!       Тяжелый кулак Ивана с силой прилетел Американцу в солнечное сплетение, заставив того подавиться воздухом. Стул, к которому был привязан агент Рэдлайн едва ли не завалился назад, но кто-то из прочего пресмыкающегося здесь сброда вовремя поймал его, вновь ставя на четыре ножки. Род еще ничего не сказал — рано его головой о каменный пол прикладывать.       Рэдлайн же сейчас размышлял о своем павшем товарище, прикидывая в уме, сколько они смогли вытянуть из него. Цундапп был человеком изобретательным, и от этого слабо верилось, что прошлый допрос ограничился лишь банальным избиением. Цет всегда делал все немного пафосно, с жутким кровопролитным размахом, поэтому американец даже бы и мечтать не смел о тихой смерти от простого выстрела в голову.       От удара Ивана кололо легкие и нужно было время, чтобы спокойно вздохнуть, не опасаясь, что кислород может вновь внезапно и также резко закончиться. На губах неприятной корочкой запеклась кровь: собственная — из носа, и немца — из содранных костяшек. Иван сжимает темные волосы агента, вынуждая его вскинуть голову, и еще секунду назад занесенный над аристократическим лицом американца кулак с противным хрустом ломает Рэдлайну нос. Крови становится заметно больше.       Невозможно вскинуть руки, невозможно принять ни единой попытки защититься. Следующий удар — вновь в район грудины, опрокидывает Рода на пол. Ни секунды, чтобы опомниться, чтобы вздохнуть. После удара тяжелым ботинком, Род отчетливо ощущает, как ноет пара сломанных ребер.       Больно, но не смертельно. Такая боль — не повод говорить им то, что они желают услышать. Если Турбо, как и планировал при детальной разработке их плана, сказал им про Американца, значит они, все же, невероятно глупы, чтобы выпытывать эту информацию у него. То, что им нужно, хранится на электронном носителе, который Рэдлайн передал другому человеку еще в самом начале вечера. Ему нечего сказать ни сумасшедшему профессору, ни остальным, здесь собравшимся. Он просто будет терпеть это избиение, сколько сможет. Потом лишь остается надеяться, что его убьют, пока он будет пребывать в бессознательном состоянии.       Поставленная на сломанные ребра стопа в черном лакированном ботинке заставила американца слабо застонать сквозь зубы. Он запомнил злую, язвительную усмешку склонившегося над ним Цета, а затем удары посыпались с удвоенной частотой и удесятеренным остервением…       Рэдлайн не знал, как именно долго он уже находился в этом маленьком помещении с низким потолком и без окон. Одна из каменных стен была густо покрыта мхом, а из трещины в потолке там беспрестанно просачивалась влага — должно быть, конденсат с крыши. От влажного каменного пола веяло холодом, а единственная полоска света из внешнего мира просачивалась из плотно запертой железной двери, сидевшей на почти полностью сгнивших петлях. Выломать такую дверь труда не составляло, однако американец не имел при себе никакого оружия; машина его пала жертвой испытания телекамеры профессора, оказавшейся, на самом деле, высокочастотной излучающей антенной. Другими словами, с организацией побега возникали некоторые, в ближайшем обозримом будущем непреодолимые, трудности.       Сломанные ребра ныли, из-за запекшейся крови было тяжело дышать. Хоть Род и был с госпожой Медициной на «вы», однако осознал, что еще пара таких «разговоров» и проще будет действительно умереть самому, не дожидаясь, пока слетевшему с катушек немецкому оружейнику, взбредет в голову очередная извращенная идея.       Что его ожидает здесь, в этом террариуме, кишащем ядовитыми змеями? Только пытки или же моральные и физические унижения тоже долго ждать себя не заставят? Как умирал Турбо? В муках ли, изощренно и долго? Или же быстро, просто получив пулю в голову? Ни Британская, ни Американская разведки, к сожалению (или к счастью?) об этом все равно никогда не узнают.       В коридоре, откуда проникал в камеру слабый желтый свет, раздались чьи-то шаги. Неизвестный ступал легко, как если бы вместо берцев носил обычные спортивные кроссовки; однако шаги были крайне осторожными, из чего Рэдлайн сделал вывод, что человека, который зачем-то пробирался сюда, ни при каких обстоятельствах не должно было здесь быть.       Неужели, пришла подмога? Или же американец совсем свихнулся в своей надежде на благоприятный исход событий, и сейчас он встретится со своим палачом лицом к лицу? Вариантов было всего два, однако оба казались какими-то слишком неправдоподобными. Может, на самом деле, ошалевшее от пережитых боли и шока сознание просто решило поиздеваться над ним? Или, здесь есть другие пленники, и этот таинственный некто идет даже не к нему?       Снаружи загремели ключами, с противным скрежетанием металл коснулся металла. Вымученно вздохнул дверной замок и дверь практически без скрипа — что было весьма удивительно — отворилась.       Из-за падающего из-за спины внезапного гостя света, Род, привыкший к темноте, не мог разглядеть этого человека. Однако после того, как он плавно закрыл за собой дверь, подперев ее тяжелым камнем, лежавшим на полу, чтобы создать иллюзию, будто пленник все еще заперт здесь в одиночестве, человек достал карманный фонарик, и чужое лицо возникло в слабом белом свете. — Это вы — Американец? Вы — Род Рэдлайн? — судя по голосу, перед агентом была женщина; на ее лице все еще было тяжело сфокусироваться.       Мужчина кивнул. Ему было абсолютно наплевать, кто решил внезапно наведаться к нему в гости. Хочет убить — пусть убивает, все, что он знает, он унесет собой в могилу; хочет помочь — пусть не тешит себя напрасными надеждами: отсюда не выбраться даже при большом желании.       Однако женщина не собиралась ни организовывать побег, ни убивать агента. С широкого, оснащенного большим количеством карманов, походного пояса она сняла две бутылки с водой. Одну — побольше, молча сунула в руки мужчине, содержимым другой осторожно смочила принесенные марлевые салфетки. Не проронив ни слова, она принялась оттирать кровь с чужого лица.       В ее движениях чувствовались уверенность, аккуратность и какая-то совершенно неуместная и неприемлемая нежность. Узкие ладони с длинными, тонкими, узловатыми пальцами, сжимающими салфетку, мягко проходились по поврежденным местами, убирая успевшие засохнуть бурые корочки.       В бледном свете фонаря, подсвечивающим ее лицо снизу, характерные черты искажались, а глаза вообще казались неестественно глубокими и абсолютно черными. Не лицо — восковая маска — и чем дольше Род в нее вглядывался, тем угловатей и неправильней она казалась.       После очистки, Женщина-Маска тщательно обработала все ссадины какой-то бурой, дурно пахнущей мазью, а разбитый локоть долго-долго растирала прозрачным гелем, затем крепко перетянув его чистым бинтом. — Переломы? — она сидела прямо напротив, на каменном полу, из-за значительной разницы в росте, глядя снизу вверх. — Нос, ребра, — отрапортавал Рэдлайн так, словно он был на работе, а не сидел в сыром подвале избитый и покалеченный.       Женщина-Маска придвинулась ближе, вставая на колени; тонкими ледяными пальцами осторожно коснулась сломанного носа. — Я не смогу каждый раз приносить обезболивающее, — тихо пробормотала она; в голосе отчетливо зазвенели виноватые нотки. — И сломанные ребра вы мне не вылечите, — Род попытался улыбнуться, но вышло на редкость паршиво. — Кто вы? — Не имеет значения. Если я здесь — я враг, — говорила она тихо, уверено, словно бы отчитывалась кому-то о проделанной работе. — Я для вас тоже враг. Однако, вы почему-то помогаете мне, — американец попытался увидеть в черных глазах напротив хоть что-то, отдаленно напоминающее эмоции живого человека. — Если вы здесь — значит вы уже почти мертвец. — И убьете меня именно вы?       Она отвернулась, промолчала, затем кивнула на бутылку воды, без слов напоминая о том, что в его положении именно за жидкость нужно держаться, как за спасательный круг. — Я ничего не обещаю. Получится вытащить вас — спасу. Не получится — убью.       Род усмехнулся: у них делается все предельно просто. — Я тоже не желаю вам ничего обещать, или объяснять. Вы не нашли Американца, и вам все еще угрожает тюрьма. — Ведете меня по ложному следу? — ее явно насторожила и озадачила последняя реплика агента. — Как знать. Ни одна помощь не останется без благодарности.       Женщина-Маска ушла аккуратно и тихо, также, как появилась. Не скрипнули старые дверные петли, в коридоре не раздавалось ничьих криков. Ее шаги — легкие, по-женски плавные, стихли в конце коридора. Рэдлайн привалился спиной к стене, осторожно выдыхая воздух сквозь плотно сжатые зубы. Мотивы женщины были ему непонятны, но в одном он был уверен — ни корысть, ни совесть не двигали ей. Делать еще какие-либо выводы он не решался.       По коридору прошелестели еще чьи-то шаги, и американца легко передернуло. Он готов был дать руку на отсечение, что кто-то следил за Женщиной-Маской, а теперь торопится сдать ее с потрохами.

***

      Гравий с тихим шорохом полетел из-под колес, и красный Chevrolet затормозил с таким отчаянным визгом, что Монтгомери МакКуину стало жаль свою машину. Тренировки как-то не предусматривают столь экстремальное торможение. Особенно, если принять во внимание тот факт, что вдавливать педаль тормоза в пол пришлось только потому, что на трек перед его спорткаром выскочил какой-то полоумный. — Ты вообще дальше своего носа ни черта не видишь?! — рявкнул Молния, как ужаленный выскакивая из автомобиля, тотчас же набрасываясь на нерадивого «нарушителя» едва ли не с кулаками. — Засунь свои претензии знаешь куда? — манерно растягивая гласные ответил другой гонщик, снимая шлем с ярким номером «34» на боку.       Мужчина был явно старше негодующего на пустом месте МакКуина. Яркие зеленые глаза наблюдали за красно-золотым мальчиком с некой снисходительностью, пока он, на чем свет стоит, ругал соперника, поминая всех его родственников едва ли не до седьмого колена. — Все сказал? — насмешливо поинтересовался тридцать четвертый, когда запал Монтогомери начал постепенно иссякать. — Что-то ты больно шумный и слишком молодой для звезды американского автоспорта. Ты не ошибся часом, мальчик? Здесь тебе не автошкола. Это большой спорт, а ты водишь, как будто вчера только за руль сел.       МакКуин, кажется, покраснел. Но открыв рот, чтобы вновь продолжить свою гневную тираду, вдруг резко закрыл его. Да так, что аж зубы клацнули. К тридцать четвертому номеру из боксов приближался механик. На серой кепке зеленым нитками были вышиты тройка и четверка, в руке механик сжимал отвертку, перемазанную машинным маслом. Но что больше всего поразило Молнию, так это то, что механиком была… — Девушка! — из уст Монтгомери это звучало едва ли не как ругательство. — Серьезно, у тебя эта девчонка крутит гайки?!       Тридцать четвертый номер скорчил такую гримасу, словно ему пришлось сжевать ящик лимонов разом. — Хэй, я, между прочим, помогаю брату! — девушка наставила на МакКуина кончик отвртки и свела свои темные брови к переносице. Молнию это умилило.       У него в личной жизни давно все шло наперекосяк. Вроде бы, они с Салли пара, однако никто не дает гарантии, что пока он мотается по соревнованиям, она не ищет утешение в ком-нибудь другом. Да и сам он далеко не безгрешен. Не обременяясь постоянными отношениями, но пользуясь собственной, идущей далеко впереди славой, Монтогомери частенько позволял себе снять «развлечение» на одну ночь. Девочки обычно попадались хоть и охочие за его кошельком, но при этом, весьма умелые.       Вот и сейчас Молния ни на секунду не засомневался в том, что миловидная сестричка тридцать четвертого номера не откажет ему в ужине, плавно перетекшем бы в совместное проведение ночи. — Не злись, мышонок. Просто слабо верится, что такая милашка согласилась бы сидеть в боксах, будучи по уши в машинном масле. Ведь жизнь на гонках либо на самом треке, либо вообще вне стадиона, — Монтгомери сверкнул обворожительной белозубой улыбкой.       Тридцать четвертый номер едва ли не подавился воздухом; Джей восторженно захлопала огромными глазами, непроизвольно краснея; Карданвал, стоящий возле боксов, усмехнувшись, сложил руки на груди. Поразительные актерские качества МакКинли произвели на него впечатление — не каждый день выпадает шанс увидеть, как беспощадный киллер превращается в наивную девчонку.       Она словно была создана для этой роли. Белый парик, позволяющий ей без опаски всегда носить наушник для связи с начальством, сглаживал ранее казавшиеся слишком угловатыми черты лица, которые запоминались с величайшим трудом. Снимет она парик, сменит форму механика на обычную повседневную одежду — и МакКуин никогда не узнает, с кем на самом деле провел время. Став блондинкой, Джей еще больше начала сливаться с безликой массой.       Сейчас, с какой-то - в момент пробудившейся - собачьей преданностью, смотрела она на МакКуина, не в силах отвести восторженного взгляда. Красно-золотой мальчик был очень хорош собой, и, что бы там ни говорил заносчивый Бернулли, Молния прекрасно умел пользоваться собственными внешними данными. Следовательно, и в женском внимании недостатка у него не было. — Иди-ка в боксы, Джей. Занимайся своей работой. А глазки этой Испании потом строить будешь. После работы, — Хьюго попытался мягко подтолкнуть девушку в спину, за что получил просто убийственный взгляд черных глаз. Не выходя из образа, она умело дала понять, что руками ее лучше не трогать. — Не занудствуй, Йен, — парировала Джей, отворачиваясь от «брата». — Я не испанец, — буркнул Монтгомери так, словно его оскорбили до глубины души. — Я — американец!       МакКинли дернулась, как от удара. В глубине черных глаз загорелись крохотные искорки. Псевдо-Йен нервно передернул плечами, быстро прикидывая в уме, как быстро девчонка выпустит этому придурку кишки и сколько целых костей у него останется, после «свидания». Молния воспринял эти странные изменения в поведении новоявленной подружки совершенно иначе.       Кажется, он все-таки понравился ей, иначе как объяснить тот самый неподдельный интерес к его скромной персоне? Джей поднимала глаза, лукаво глядя на него из-под ресниц, улыбалась, едва заметно, краешком губ и, кажется, безропотно бы прыгнула к нему в койку, стоило только поманить. Интересно, ее братец догадывается, какие картинки с ней в главной роли сейчас рисует воображение Монтгомери? — Могу ли я пригласить вас, Джей, на романтическую встречу? Допустим, сегодня в шесть? — МакКуин заглянул сестре-МакКинли в глаза. — В восемь, — поправила она, сдвинув фирменную кепку на затылок. — Меня раньше брат не отпустит, — и потупила взгляд.       Наблюдавший за всем этим спектаклем Хьюго закатил глаза: давно он таких непробиваемых идиотов не видел! Джей незаметно стрельнула глазами в сторону боксов — Карданвал готов был аплодировать стоя — уж больно лицо у него довольное было. Девушка еще раз посмотрела на Молнию, подавив отчаянное желание брезгливо смотрщиться — не любила она таких заносчивых самодовольных индюков — слишком часто они оказывались настолько глупы, что до конца не верили в то, что играть в кошки-мышки с МакКинли опасно. Правда, после того, как она доказывала им обратное, большинство уже никакими силами не могли это оценить. Жаль, что мертвецы не чувствуют. Но какое счастье, что они не говорят!

***

      Шумный, расцвеченный неоновыми брызгами, Токио мало располагал к романтическим вечерним прогулкам. Туристы не искали здесь тихого отдыха, и множество развлечений, радовавших гостей до поздней ночи, никогда не простаивали пустыми.       МакКуин встретил Джей прямо возле отеля, в большой компании гонщиков, перекрикивающих друг друга на разных языках и явно веселящихся уже не первый час. Возле сестры МакКинли вился красавец-Бернулли, осыпая девушку комплиментами на ломаном английском. Она краснела, смеялась, косилась на брата, который, казалось, вовсе этого не замечал, и тихо лопотала по-итальянски что-то в ответ. Франческо ронял какую-то шуточку для всей компании, а затем возвращался к приватному разговору с Джей.       Увидев Монтгомери, МакКинли-младшая внезапно посерьезнела, с силой ткнула брата локтем в бок, заставив его переключить все внимание на себя, наклонившись ближе, что-то сказала ему и направилась к американцу.       Предложение поужинать в каком-нибудь престижном месте и, желательно, подальше от отеля, Джей восприняла с истинно женским энтузиазмом и поспешила ретироваться из поля зрения брата и его товарищей.       На улицах было многолюдно, однако японцев мало интересовала проходящая мимо парочка туристов. Тинейджеры на скейтбордах пролетели мимо них, едва не зацепив европейскую женщину, но на гневный комментарий Молнии она лишь улыбнулась и махнула рукой.       Передатчик, спрятанный под подкладкой сумки, позволял Тайлеру Гремлину, координирующему все ее действия, выходящие за рамки «просто встречи», отслеживать ее местоположение. Через наушник, незаметный под искусственными белыми локонами парика, МакКинли держала связь и с Тайлером, и с Карданвалом, изъявившим желание лично контролировать все происходящее.       Типичные вопросы, которые влюбленные задают друг другу на свидании, ни разу не вызвали у Джей затруднения. Она врала, как дышала. И легенда ее жизни, обрастая все новыми подробностями, получалась до того складной, что не поверить в нее было невозможно. Несколько раз Майлз даже позволял себе отпустить восхищенный коментарий — уж до того чужая выдумка была искуссна.       После ужина, растянутого МакКинли едва ли не на полтора часа, характер встречи внезапно переменился. Монтгомери беззастенчиво обнимал девушку за талию, прижимая ближе к себе, разве что не прямым текстом говоря, чего ожидает в продолжение вечера. Джей хитро глядела на него темными глазами, согласно кивая, и лишь перед входом в номер бросила: — Ты — ведомый.       Молния не выпускал ее из кольца рук, опираясь на стену за ее головой, жадно целуя Джей. Не годилась она в постоянные любовницы, однако, подобная «встреча на одну ночь» устраивала обоих. — Ты — ведомый, — повторила она, упираясь ладошками в чужую грудь.       Монтгомери отпустил ее, позволяя девчонке повести в этой странной игре, где она бы сама целовала его, прижимая спиной к стене.       Ее тонкие, но сильные пальцы до боли впивались в плечи. Молния никогда не был неженкой, но сегодняшнее свидание грозило оставить ему на память несколько синяков. Чужие руки с нажимом прошлись по ребрам, перстень с тяжелым черным камнем, который МакКинли носила на безымянном пальце левой руки, причудливо блеснул в белесом свете луны. Крепкий кулак Джей врезался МакКуину под дых, отчего гонщик резко выдохнул и согнулся пополам. Девчонка заломила руку ему за спину, теперь дожидаясь, пока он хоть чуть-чуть отдышится и обретет способность связно говорить. — Ты совсем с катушек слетела? — красно-золотой мальчик попытался дернуться, но чуть не взвыл от боли в заломленной руке.       Девчонка обладала недюжей силой, и сейчас это весьма явно ощущалось. Она действовала со знанием дела, словно скручивала таких парней, как Молния, пачками ежедневно. — Я просто пришла за тем, что принадлежит мне, — даже голос сейчас звучл по-другому. Зло, тихо и очень жестко. Не осталось ни намека на того «мышонка», которого МакКуин имел неосторожность пригласить на свидание. — У меня нет ничего! — Монтгомери опомниться не успел, как пол, ранее находящийся едва ли на расстоянии полметра, начал стремительно приближаться.       Джей действовала механически, не задумываясь и не совершая ни единого лишнего движения: повалить на пол, заломить вторую руку, накрепко стянув запястья заранее подготовленным поясом обычного банного халата, которые всегда есть в номерах. Она перевернула гонщика на спину, вынуждая его лечь на собственные вывернутые руки, отчего он зашипел, смачно выматерившись сквозь зубы. — Ненавижу, когда врут в глаза! — спокойно уведомила МакКинли.       Она снова ударила Молнию в солнечное сплетение. МакКуину показалось, что ее перстень точно должен отпечататься на нем. — Ты все еще не намерен говорить по-хорошему? — спокойно осведомилась она.       Лунный свет выбелил ее лицо до образа мраморной маски, где лишь чернели жуткие, бездонные провалы глаз. — Так, по-твоему, выглядит разговор «по-хорошему»? — борясь с приступом внезапно подступившего кашля, прошелестел Монтгомери. — Хочешь попробовать по-плохому? — в слабом свете блеснуло лезвие боевого ножа, извлеченного из кожаных ножен. — Рискнешь проверить, удобно ли говорить с этой штукой под ребрами? — МакКуина передернуло.       Сейчас, находясь в таком бедственном положении, гонщик был готов рассказать сумасшедшей Женщине-Маске хоть все секреты родной Америки. Девушка с ножом в руках не на шутку его пугала. Но ведь МакКинли и шутить не собиралась. — Я не знаю, о чем ты говоришь. Будь эта вещь у меня, я бы без сомнения уже отдал ее тебе, — постаравшись придать голосу самый, что ни на есть эмоционально нейтральный тон, строго разделяя слова, произнес гонщик.       Джей внимательно оглядела, кажется, действительно ни о чем не подозревающего МакКуина, кончиками пальцев огладила чужие щеки, бледные от пережитого ужаса. — Я верю тебе, Молния МакКуин, — на грани слышимости сказала она и силой ударила ладонями ему по ушам.       В голове у Молнии все зазвенело, мир перед глазами поплыл, и гонщик потерял сознание. — Сэр Карданвал, мимо, — МакКинли перешагнула через тело Монтгомери, направляясь к выходу из номера. — Американец не он.