Десять кэмэ до Азовского моря

Оставалось ещё два дня. Ольга в воскресенье так и не приехала, не вырвалась, но клятвенно обещала выдрать пару часов, чтобы приехать за ними и отвезти на вокзал. Юра огрызался, что вообще уже ей не верит, Ольга огрызалась в ответ, и Юра чувствовал, что вот оно, то самое, чувство семьи, когда есть что-то неуловимо похожее, хоть вы и не общаетесь толком и вообще живете в разных мирах. — На дедовом мотоцикле рассекаете, значит? Ну даете! Ладно, отдыхай там на полную, ешь нормально, а то начнутся тренировки и всё, опять тебя на голодный паек посадят. Юра устал оправдываться, что не голодает, а просто сам по себе такой. Даже Лилия на нарушения диеты со временем стала смотреть сквозь пальцы, потому что в Юру вся жрачка уходит, как в топку, даже когда повзрослел, и это нельзя уже было списывать на дикий подростковый метаболизм. Он даже в плечах не особо раздался и так и не сравнялся с Отабеком в росте, хотя там, блин, было бы с чем сравниваться. Не был бы Юра фигуристом, говорили бы — дрыщ, а так вроде всё на пользу, для спорта. Юра обещал оторваться на пределе возможностей, сделал селфи с коровой Донной и отправил Ольге, преодолев козни мобильного интернета. Ольга в ответ написала, чтобы отключал вспышку, когда снимает животных, они пугаются. И не пытайся доить корову, Юра, она лягнет тебя в башку, а нам отвечать перед спортивным комитетом России, что это не устранение конкурентов перед новым сезоном. И казаха своего не пускай. Юра и не просился, баба Ганя и не подпустила бы, зато Отабек пару раз выгонял Донну из коровника и вечером загонял назад. Донна ему позволяла. Всем-то ты нравишься, думал Юра. Кроме ебучих судей. Они уже выполнили план по фото с курами. Отабек, пока баба Ганя отлучилась к соседке, поймал для Юры ту самую, рыжую, офигенную, и Юра, молясь, чтобы она не выклевала ему глаз, держал её за бок, пока Отабек снимал. А потом с белой. А потом с пестрой. С петухом фоткаться не рискнули, тот и так перевозбудился из-за вторжения в свой гарем. Была в деревенских коротких каникулах какая-то особая прелесть, и Юра не мог достоверно определить, в чем конкретно она заключалась: в сахарных помидорах с грядки, в яблоках, которые можно сорвать прямо над калиткой, обтереть о шорты и сгрызть, в особой тишине ночей с навязчивым запахом ночных фиалок или в звездах в щели туалетной крыши, которыми Юра всё-таки любовался. Или в том, что здесь же был Отабек, что они засыпали вместе, просыпались вместе, ездили вместе к морю и возвращались, накупанные, и шли ополаскиваться от соленой воды в летний душ (шланг здесь всё-таки был, к огромному Юриному облегчению). Убедившись, что хозяйка занята и не следит за их моральными обликами, они теснились там вместе, и Юра знал заранее, что будет вспоминать это в свои неудачные дни. Нагретое солнцем тело не то же, что просто согревшееся под одеялом. Оно как солнечная батарея, будто Отабек накопил этого солнца в себе и теперь почти светится сам, и кожа тугая под пальцами, золотистая. А Юра, конечно, как сгорел, так и остался красный, как креветка. Особенно нос и скулы, фу, смотреть противно, наверное. — Ты золотой, — сказал Юра. Отабек улыбнулся: — Разве я? Ты же у нас золотообладатель. Слово какое выискал, подумал Юра, погладил мыльными ладонями его лопатки и поясницу, и ниже, скользнул по бокам, помял пальцами поджатый живот, белые пальцы контрастно выделялись на смуглой коже, и повторил увереннее: — Мой золотой мальчик. Отабек так прижал его к себе, целиком, что Юра забыл как дышать и как думать, в голове было пусто, а в груди полно, и так и осталось, даже когда Отабек отпустил. После ужина решили, что надо поехать на пляж с ночевкой. Не сегодня, конечно, а завтра. Искупаться утром, приехать назад, спокойно собраться к Ольгиному приезду, а выспаться уже в поезде, ну или дома, это как повезет. Поспать они успеют, а побывать на ночном диком пляже вряд ли получится скоро, надо ловить момент. Назавтра проспали почти весь день. Юра слышал, как Отабек уходит и возвращается, и как то появляется, то исчезает у лица полосатый хвост. Но было как-то по-особенному жарко даже в комнате, и шевелиться хотелось меньше всего на свете. Встал в итоге с тяжелой головой. — Не передумал? — спросил Отабек. Он уже собрался и читал с телефона книжку, ту же, какую позавчера читал Юре вслух, и Юру вырубило уже на второй странице. — Не, не! — Юра вскочил, сделал пару наклонов, помахал ногами и встал, разведя руки. — Я готов! Отабек со смехом послал его хоть умыться и надеть что-нибудь. По случаю местной жары оба стягивали с себя всё уже на пороге комнаты, а по двору так и шарились в одних шортах. Без ужина баба Ганя их, конечно, не отпустила и накормила так, будто они не на тот же пляж, что всегда, собрались, а в экспедицию на Северный полюс: больше жира — меньше замерзнешь. Юра украдкой и без того уже щипал себя за бока, не набежали ли? Выехали на закате. Жулька проводила их радостным лаем, кот даже не явился, рыжая морда, пошел уже барышень соседских осчастливливать, засранец. Юра держал Отабека за бока и думал, что это просто чудо, как он до сих пор не отбил себе на этом агрегате задницу. Это не Отабеков охуенный байк, после которого и то седалище ноет, если долго кататься, а прямо таки машина по оплоскопопиванию советских людей. Чтобы, значит, не торчало ничего лишнего и не наводило на мысли, потому что секса, а уж тем более гейского, при Союзе быть не могло. Но когда Отабек, заглушив мотор на пляже, спросил: Юра, ты как? Юра уже привычно ответил, что отлично. Прошелся вдоль кромки воды, и ему правда стало лучше некуда. Уже пробились в небе, как ростки, бледные звезды. Закаты на юге стремительные, и белые точки, едва заметные, засвечиваемые кипящим солнцем, разгораются на глазах, как будто впитывают отраженный от воды свет. И луна, ещё бледная, тоже появилась. Почти полная. Будет дорожка на воде. Как в романтическом кино. Юра потрогал мокрый песок пальцами, волна набежала, лизнула ступню, и он отдернул ногу. Потом вернул, и игрался с морем, пока не позвал Отабек. — Будешь мне помогать? — А? А что делать? Буду, конечно. Взялись за розжиг костра. Под обрывом, дальше, там, где лежали параллельно друг другу два бревна, Отабек ещё в первый приезд приметил разваленное кострище, и теперь они притащили оттуда кирпичи, поставили, чуть вкопав, четырехугольником, и Отабек при помощи сухих веточек, газеты и, очевидно, магии развел огонь. Юра достал из коляски пакет угля, который они купили в магазине на заправке по дороге, и на этом его помощь кончилась. Он посопел, достал и покрывало, с которым они ездили всю неделю, расчистил песок от веток, ракушек и камушков, расстелил. Подумал, доставать ли плед, который взяли вместе со штанами и кофтами, потому что ночью у воды всё же холодно, но не стал. Пока было тепло, приятно, и Юра даже запереживал не рано ли разожгли костер, но огляделся и увидел, что ночь уже наступила, просто упала на берег и всё, как крышкой накрыли. Дуршлагом, вспомнил Юра древний анекдот, а звезды — это солнечный свет в дырочках. Задрал голову. Господи, почему в городах не бывает таких звезд? Песок под ногами был как живой. Совсем не то же чувство, что днем. Когда он холодный, кажется, что под землей мурлычет большой кот и от мурлыканья этого подпрыгивают и перекатываются песчинки. И луна катилась по небу плавно, как на коньках, только далеко-далеко и от этого будто медленно. Отабек подошел, встал рядом. Юра наступил ему на босую ступню и погладил пальцами, как сумел. Отабек хохотнул и сделал ему так же, песчинки царапнули кожу. А мы же не взяли с собой ничего, подумал Юра, ни ноута, ни хоть каких-нибудь карт. — Книжку свою мне будешь читать опять? Отабек читал что-то нехудожественное, по своей учебе, хотя были у него, Юра знал, и другие книги, куда интереснее, как и у самого Юры. Оба скачивали их тоннами, когда натыкались случайно в литературных пабликах на захватывающие аннотации, а до чтения доходило редко, хотя если уж дорывались, то оба сразу, а потом обсуждали взахлеб. — Зачем? — удивился Отабек. — Можно просто пообщаться. Не хочешь? — Всегда хочу! И раньше не надоедало, когда рвался домой, чтобы включить скайп, потому что переписывались, конечно, ведь день, в любую свободную минуту, но увидеть и услышать хотелось просто до одури, и теперь, когда почти неразлучно и дома, и на катке, и даже вот в неожиданный каникуло-отпуск. — Спасибо, что поехал со мной. Я говорил уже, но правда. Сейчас сезон начнется, дядя Яша с меня не слезет. Отабек понимающе покивал. Виктор ушел из спорта, теперь окончательно, посиял напоследок и свалил в типа тренерство. Че там у него получается, Юра вообще не представлял. Какие надо использовать методы, чтобы тренировать собственного мужа? Юра вон Отабека плавать попытался научить — безрезультатно, и на катке не лучше было бы. Так вот, Витя себе пошел, а Юра-то остался, а новое золото надо. И для Юры уже заготовили такую мясорубку, что заранее поджималось всё, хотя он и сам себя жалеть не привык. Хороший отдых перед всем этим — лучшее, что можно было ему подарить. И Отабек подарил. Хотя его самого будут дрючить не меньше, но его всегда дрючат, он уже даже не обращает внимания. — Мне очень понравилось, — сказал Отабек. — На самом деле. Как будто мы… — он помолчал, подбирая слова. — Обычные, — сказал Юра. — Да. Студенты на каникулах. Как все. Юра качнулся, взял его за руку и потянул к покрывалу. Сел, потом лег на спину и уставился в небо: ни единого облачка, только звезды, в самом деле, как дыры в бархатном пологе. Отабек лег рядом, толкнув Юру плечом. От костра тянуло дымом, от моря свежестью, от Отабека теплом тела. Юра, не глядя, погладил его по боку, по животу, взял за руку, прилепив ладонь к ладони. — Никогда не думал, что приеду сюда с кем-то… С другом. С тобой. — И я, — сказал Отабек. Дополнил на Юрино удивленное мычание: — Что захочу приехать с кем-то в такое место. И на ночной пляж. — Не пизди. Выгуливал кого-то по пляжам? До меня. Отабек вздохнул: — Юра. Юра тихонько улыбнулся. Сколько прошло времени, а не надоедает его дразнить. Никого не выгуливал и себя не выгуливал тоже, ни в каких смыслах. До девятнадцати, мать их, лет. Юра б сдох. Юра об Отабеке даже не знал. Это какой-то особый вид долбанутости: ждать кого-то, кто о тебе не знает. И особое удовольствие — знать, что тебя так ждали. А я-то думал, вспоминалось каждый раз, что никому не упал, кроме дедушки, но дедушке, вроде как, некуда было деваться. А оказывается, вон че было. Живешь-живешь, а тебя кто-то… любит? Ну, теперь любит, а тогда? А зачем ждать, если не уверен, что любовь? Значит, был уверен. Это же Отабек. Он, если не уверен — не делает. Отабек повернулся на бок и смотрел не на звезды, а на Юру. — Тебе не холодно ещё? Юра ответил: — Нет. И Отабек не придвинулся ближе, а так и лежал, подперев голову и перебирая Юрины пальцы по одному, поглаживая то указательный, то большой, от ногтя вверх до последней фаланги, и назад. Ничего, подумал Юра, похолодает, придвинешься, что всё я к тебе лезу, да я, надоем. Скоро стало потряхивать. Песок остывал так же быстро, как опустилась темнота, и босые ноги начали зябнуть, волосы на руках поднялись, побежали мурашки, Юра повел плечами. Напряг и расслабил мышцы. Отабек уже подтягивал то одну ногу, то другую, то съеживался, потом, будто опомнившись, расправлял плечи. Мерзляк, вспомнил, Юра. У него одних шарфов столько, сколько у Юры футболок с тиграми. — А знаешь, что ночью вода очень теплая? — Правда? — Ага! Ну, на контрасте с воздухом. Поэтому ночные купания — это круто. Как под дождем, тоже очень тепло. Отабек что-то мыкнул в ответ, то ли, что не знал, то ли, что да, здорово. Юра притиснулся, обнял его за бок, поцеловал в колючую, хотя Отабек с утра брился, щеку, в уголок рта, спросил жарким шепотом: — Хочешь? Отабек откликнулся: — Да. Юра уточнил: — Искупаться. Отабек замер, помедлил с ответом. — Не знаю, Юр. Если только возле берега. Ах ты бесстрашный и всё умеющий! Вот так, значит? Юра вскочил, с хохотом стянул с себя всё, воздух сразу захолодил особенно согретые участки тела. Юра подпрыгнул на месте, хихикнул, как всё подпрыгнуло вместе с ним, и отскочил к морю, Отабек не успел схватить. —А я поше-ел, — протянул Юра, отступая к воде, к тихому плеску волн. — Будешь купаться со мной или нет? — Юра. Отабек тоже поднялся на ноги и стоял, опустив руки вдоль тела. Юра отшагнул ещё, повернулся к морю лицом, оглянулся через плечо: — Или я сам? Ну, я и сам могу. Далеко-далеко заплыву один. — Юра, пожалуйста. Вода облизала стопы, потом лодыжки. И правда, такая теплая. Юра вошел по колено и ещё чуть дальше, пока вода не коснулась не прикрытого плавками члена, непривычно, странно, но приятно до одури. Они здесь одни, всё можно. Он обернулся. Отабек стоял в воде по щиколотку, одетый. Юра протянул руки, сказал: — Иди сюда. Ну. Отабек поднял руки и стянул майку, луна заиграла на теле, как на волнах, снял остальное, как Юра, и пошел, даже быстрее, чем днем. Подошел вплотную. Он не опускал руки в воду, и они были сухие, у Юры тоже. Юра взял обе, поднял их к лицу, поцеловал ладони. Отабек вздохнул. Поддался, когда Юра сделал ещё один шаг в море. Вода колыхалась, черная, и они пропадали под ней, хотя тело чувствовало каждой клеткой и теплоту, и гладкую соленую ласку. Юра тянул, они вошли уже по грудь, по плечи. Кончики волос намокли и прилипли к спине, когда Юра встал на носочки. Глаза у Отабека были черные-черные, как вода, Юра потерся носом о нос, вгляделся, но не увидел зрачков. — Ну как? — Не знаю. Очень странно, — сказал Отабек и оглянулся на берег, далеко ли. А тело даже в воде горячее. Точно, напитался солнцем, как аккумулятор, тяжело ему бывает в Питере после солнечного Казахстана, теперь вот восполнил. Солнечный и золотой. Юра отстранился, потянул за руки, Отабек сначала не понял, стоял и смотрел, потом моргнул, оттолкнулся от дна и обвил Юру ногами за пояс. Дома они так не пробовали, дома так нельзя, а в море можно. Всё можно. Легкий, горячий и полностью Юрин. Юра погладил поясницу, бедра, оставил руки так, чтобы было удобно держать, и сжимал, притискивая к себе всё теснее, хотя теснее было уже и некуда. — Не бойся, — сказал он шепотом, будто море подслушивало. — Я же с тобой. Ты мне веришь? Отабек мокрыми ладонями провел по его щекам, обнял за шею и прошептал в волосы: — Да. И Юра купал его, не отплывая далеко от берега, так, чтобы можно было почувствовать дно, и Отабек был совсем расслабленный, как медуза, и рот у него был такой горячий, что Юра подумал: всё это ерунда про аккумуляторы, просто у него в груди солнце, и оно там светит всегда. На берегу Отабек долго его вытирал, сушил полотенцем волосы, потом, не одевая в сухое, а просто, как было, уложил на покрывало и сверху завернул их обоих в плед. И шарил руками по телу, пока Юра не начал стонать и просить ещё. Тогда Отабек посадил его к себе на колени, умудрившись не растерять из-под пледа ни капли тепла, и трогал и себя, и Юру, пока тот вскрикивал и кусал его за плечо и под ухом, а под самый конец впился зубами так, что после пришлось зализывать. — Я не буду спать, — сказал Юра осоловело. — Не давай мне. — Немножко можно, — сказал Отабек, поцеловал его в щеку и пошел к морю мыть руки. Юра дождался, когда он вернется, принял в тепло, переплелся ногами, чтобы точно никуда не делся, а открыл глаза, когда небо уже розовело. — Анна Максимовна, — сказал Отабек и поцеловал бабе Гане правую руку, — это был лучший отдых, какой у меня только был в жизни. Баба Ганя смутилась, отвернулась сначала, а потом взяла Отабека за щеки и в щеки же расцеловала. — Який гарний хлопець, Юрасику, який гарний. Юра хмыкнул: а то. Чудо вообще. Но пора увозить, пока реально не захотел тут укорениться, и пока мы оба ещё в состоянии вернуться к куриным грудкам, витаминным салатам и овощным супам, хоть это и будет уже непросто. Ольга сказала: — Ребят, пора. Лучше раньше приехать, чем бежать за последним вагоном. Бабуня, я позвоню. Жулька крутилась под ногами и била по коленям хвостом, Отабек присел, дал закинуть лапы себе на плечи. Юра отвернулся, а потом, когда Отабек пошел к воротам, погладил песочную голову и вислые уши: пока, дворняга, ты тоже классная. Кот сидел на капоте, глянул с прищуром и заурчал, как завелся, стоило Юре коснуться его под шеей. — Пока, бандит. Отжирайся к зиме, чтоб не мерзнуть. Нам-то наоборот, скидывать теперь к новому сезону, уф. Юра поцеловал бабу Ганю опять, обещал махать ей с пьедестала: следите за спортивными новостями, ага? И сел поскорее в машину, чтобы совсем уж не расклеиваться. Хочется же домой, спросил он себя? Ну вот. Дома хорошо, дома кот совсем соскучился, и Юра соскучился по нему тоже. И вообще по всем. А отсюда у них фотки, и память, и… всё, что было, вместе. Ещё одно путешествие вместе, ещё одни впечатления, ещё одно «а помнишь?..» на будущее. Поля так и неслись мимо в дрожащем воздухе. Что за ад, приехали в зной и в зной уезжают, как тут жить можно, Юра б не выдержал, если только не у моря. Слушал вполуха, как Отабек рассказывает Ольге о впечатлениях, а Ольга смеется, говорит: да конечно, вы где только ни бывали, что тут могло впечатлить? А Отабек ей в ответ: неправда, очень хорошее место, и люди хорошие. И ночное море, добавил про себя Юра, и ты в нем, весь мой. Мила пролистала фотки и ткнула пальцем в очень классную, которая так Юре нравилась, что он её даже никуда не выкладывал. Та, где Отабек вылепил ему очешуенный хвост из песка и трезубец. — А-а-а, Юрец, ты русалка! — Хуялка, блядь! Я — Посейдон! — Гошка, кати сюда! Тут Юрец русалка! — Блядь, дай сюда! — Юра выхватил телефон, пролистал до коровы и сунул Миле под нос. — Угадай, как зовут? Милка! Отабек посмотрел на Юру, сделал ещё более серьезное чем обычно лицо, Юра вытаращился, мол, ну а че она, пусть получает. Мила разглядела черно-белую Донну и сунула под нос подъехавшему Гоше. — Гляди, какая красивая. Милой зовут, представляешь. Она как из рекламы. Му-у-у! Ой, у бабули были коровы, я обожала маленькой. У них такие глаза!.. Юра закатил свои, оставил телефон Миле, взял Отабека за локоть и отвел дальше вдоль бортика. Что с больными связываться. Ноги приятно гудели. На обратном пути суставы уже выворачивало, так соскучились по конькам. Примчались на другое же утро после возвращения, хотя дядя Яша давал ещё день на отсыпание с дороги. Юра сказал: не могу уже, и Отабек поддержал. Отабек поддернул перчатки, быстро поправил Юре горло футболки. Обгоревшие плечи почти не жаловались, но сильно чесались, Юра подергал ими, поморщился. — Не холодно, Юр? Ото льда поднимался холодный воздух, если не двигаться, быстро проберет до костей. — Щас согреюсь, надо расшевелиться. Отабек тронул за руку, когда Юра уже почти развернулся, поглядел хитро-хитро, кивнул подбородком на противоположный бортик. — Наперегонки? Юра с хохотом оттолкнулся и рванул с места, как прыгнул в воду, сзади, отставая, но уже набирая скорость, чтобы обогнать на рывке, следовал Отабек.