Десять кэмэ до Азовского моря

Когда Юра проснулся, то обнимал уже не Отабека, а подушку. У подушки сидел кот. — Да как ты сюда пробираешься? Кот понюхал Юрины пальцы и зевнул. Больше в комнате никого не было. — А Отабек где? Кот не ответил. Юра поднялся, посмотрел время на телефоне. Девять часов. Ой, блин. Баба Ганя встает часов в пять, Юра в её глазах лентяй, наверное, конченый, хотя он, конечно, не затем приехал, чтоб вскакивать ни свет ни заря. Во дворе Отабека тоже не обнаружилось. Ну всё. Нашел где-нибудь коня и уже скачет в красных шароварах за салом. С этими мыслями Юра наведался в деревянное строение на краю огорода, вспомнил, что накануне забыл полюбоваться звездами, а на выходе столкнулся с бабой Ганей. Баба Ганя в одной руке держала три здоровенных розовых помидора, а в другой пучок зелени. — Доброе утро! — сказал Юра. — А Отабека не видели? — Бачила, — сказала баба Ганя и отдала Юре помидоры, он едва удержал их в обеих ладонях, — чого ж не бачила? Он він. Попросила картоплі накопати, а він швиденько так раз-раз, вже й рядок там скопав. Гарний хлопець який! Теж фігурист? — Ага, — сказал Юра с затаенной гордостью. Баба Ганя глянула из-под наползшей на брови косынки и, с улыбкой покачивая головой, скрылась за калиткой во двор. Это что за улыбочки, подумал Юра? Дедушка тоже так улыбался, когда Юра раз на третий ему говорил, что приедет погостить с Отабеком. Можно же, он же мой друг? Можно, Юрочка, можно, конечно же. А глаза вот такие же, что ты, мол, Юрочка, совсем за дурака меня держишь? Юра сорвал веточку укропа, взял зубами, а зубы-то, подумал, ещё не чищены, и пошел между грядок к фигуре с лопатой. В майке. Солнце утреннее, но всё равно, как бы не обгорел. Хотя, во-первых, обгорают ли вообще казахи? А во-вторых, если даже и обгорит, Юра намажет его сметаной, лучшее средство, сметана тут бесподобная. — Припахали тебя? — Почему? — возразил Отабек, отвел руку с лопатой, быстро поцеловал Юру прямо в ветку укропа и тут же загрыз половину. — Я сам спросил, чем помочь. Мне не трудно. После завтрака ещё посмотрю забор, там то ли доска выпала, то ли я не понял ещё, что. Это быстро. — Да блин, — возмутился Юра. — Мы отдыхать приехали или на огороде загорать? И море же. Они должны как-то добраться к морю. Как новорожденные, блин, черепахи, которые ползут, ведомые инстинктом, который Юра крепко чувствует и в себе. Только он не от ближайших деревьев ползет, а от самого Питера. — Отдыхать, — сказал Отабек. — И я отдыхаю. — Лучший отдых — это смена деятельности? — Да. Юра задрал голову, солнце ещё было не над ней, но жарило уже вовсю. Легко почувствовать себя ломтем мяса на сковородке. Отабек поглядел наверх тоже, перехватил лопату, сказал: — Я закончил, — и двинулся по дорожке к дому. Юра полюбовался уверенным шагом, спиной под мокрой ниже лопаток майкой и всем остальным, и заспешил следом. После завтрака открыли гараж. Они оглядели забор, нашли дыру, через которую, как жаловалась баба Ганя, пролезают соседские куры. На кур тут же открывает охоту кот. Кота, как Юра выяснил, звали ласково «руда морда» или попросту Мурчик, и был он самый что ни на есть тигр в компактной форме. Гнушался таскать со стола, зато во дворе не было ни единой мыши, а забредшие по тупости куры сами напрашивались. Парочку баба Ганя уже не успела спасти. Прибить доску руки просто не доходили. Немудрено, думал Юра, с таким-то огородищем. И ещё свои куры (Юра уже присмотрел парочку для будущих фоток). И, как выяснилось, корова. Та самая, как из рекламы, которую они встретили вчера на дороге. Корову звали Донной, но Юра про себя окрестил её Милкой, чтобы рассказать Миле по возвращении и посмотреть, как та будет беситься. Крепкую доску они нашли в сарае, а в гараже искали гвозди и молоток. Баба Ганя сказала, что там на полках: пошукайте, хлопці. Юра замешкался у порога, загораживая вход собаке. Вот же наглое рыло, прямо влюбилась в Отабека и ходит за ним хвостом. Не то чтобы Юра её винил, но Отабек же её гладит, и приходится посылать его мыть руки с мылом после каждого раза. — Фу! — сказал Юра. — Это… кыш! Отабек, скажи ей! Отабека она слушалась, но Отабек шуршал в гараже и молчал. Юра заглянул внутрь, сощурился, дождался, чтобы глаза привыкли после яркого света, и протянул: — Бля-а-а… — Потом добавил: — Еба-а-ать! Молчи. Вот просто молчи на хуй, Отабек, вообще рот не открывай! Под наполовину стащенным брезентом ловил втиснувшиеся через открытую дверь солнечные лучи мотоцикл. С коляской! Юра всё своё золото ставил на то, что они с Отабеком его младше. Нет, они не сядут на это ни вместе, ни по отдельности. Это только в киношке или книжке пра любоффь это всё до хуя романтично: сдохнуть вместе, разбившись, а в реале Юра не такой дурак, ищите другого, потупее. А если не прямо насмерть, то переломаются оба точно. И ладно Юра, не так страшно, хотя дядю Яшу от ужаса, конечно, может схватить инсульт, у него и без того давление, но в целом есть другие, Юра, пусть лучший, всё-таки не последний достойный фигурист в стране, а Отабек у Казахстана один. И Юра не хочет остаться мудаком в глазах целой страны. Особенно Казахстана! — Юра, ты хочешь на море или нет? Юра застонал. — Ты что, реально собрался его чинить? — Зачем? Может, он и так на ходу. Ты спросишь или я сам? Юра застонал громче и схватился за сердце, закатил глаза. — Юра. Это не на автобусе, который ходит неизвестно как, неизвестно когда и конечно не к самому берегу. А Отабек не повезет его на очевидной развалюхе, которая сдохнет прямо под ними на первом же километре. Он всё проверит, всё осмотрит, он в этом шарит, как Барановская в балете, как дедушка в пирожках. А может, это чудище и неисправно вообще! Не баба Ганя же на нем гоняет (хотя почему нет, в принципе?), и неизвестно, сколько оно тут стоит. Может, Юре повезет, и оно вообще не заведется. И… тогда автобус. Или велики как-то. Или пешком, потому что они в любом случае попадут к воде, иначе Юра себе никогда этого отпуска не простит! Ну ничто же не предвещало! Мотоцикл оказался дедушкин. Дедушку Юра ещё застал в самый первый свой сюда приезд. На нем дедушка ездил на работу в Мариуполь, на нем же возили овощи на базар. Потом его отдали какому-то родственнику, а родственник (как же Юре везет!) вернул вот буквально прошлой осенью. Чудовище, хоть и перезимовало в гараже и в целом было реально страшное, — Юра даже стремался подойти, а собака так вообще опять забилась за угол, когда Отабек выкатил его на солнце, — было в пристойном состоянии. Юра уже не знал, радуется он или реально готов хвататься за сердце. — Отабек, — прошипел он, — ну его на хуй. Возьмем такси. Есть же тут такси? Хер с ними, с деньгами, сезон впереди, заработаем, но вот это пусть стоит, как стояло. Кати обратно. Отабек смотрел на чудище и глаза у него были пиздец счастливые. Юра махнул рукой и ушел в комнату, вернулся и потыкал Отабеку в плечо зажатой в кулаке футболкой. — Надень, обгоришь. Отабек послушно переоделся, отдал Юре влажную майку и скрылся в гараже, зазвенел и застучал там чем-то. Твою ж мать, подумал Юра, привез на свою голову. Всё. Баба Ганя сказала от порога кухни: — Оце діло. А то стоїть, стоїть. Юрасику, нумо йди сюди. Кукурудзу варену будете? То вона в кінці огорода. Наріж, скільки треба. Візьми пакет. Юра взял пакет и поплелся под диким солнцем мимо картошки и подвязанных огурцов. Не сразу увидел, что за ним увязался кот и шел почти вровень, покачивая тигриным хвостом. —Это пиздец, — сказал ему Юра. — Ты согласен? Кот посмотрел на Юру, тряхнул башкой и припустил через кабачки и перец к соседнему участку. Воробьи там, что ли? Или возлюбленная? — Не сегодня, — сказал Юра так твердо, как мог, когда Отабек прокатился на рычащем чудище вдоль улицы и обратно. — Мне надо собраться с силами. Отабек ответил, что у них ещё есть время. Потом, почти в сумерках, когда баба Ганя объявила, что ужин через полтора часа, опять исчез в гараже, но быстро вынырнул и потряс пустой канистрой. — Юра, пойдешь со мной? — А ты знаешь, куда? — Спросил. Вроде, не должны заблудиться. А хочешь, на велике всё-таки? Юра уже видел эти велики в гараже. Тот, у которого нормальная цепь, с широкой рамой. И он сядет, а Отабек будет крутить педали. А Юра распустит волосы… И с них можно будет писать предисловие к тем фичкам, которые и так про них пишут и из которых, из стоящих, Юра иногда черпает идеи для этого самого... для любви. Ну на хуй! Пошли пешком по знакомой дороге к трассе, а там по обочине, и через километр действительно увидели заправку. На обратном пути Юра пару раз предлагал понести канистру хоть немного, но Отабек отвечал, что не тяжело, а потом они свернули с дороги, прошли немного прямо через траву и легли, а небо над ними было яркое от заката. Юра нашел руку Отабека, притянул к себе, размял затекшие от тяжести пальцы. Отабек дышал шумно и смотрел уже не в небо, а на него. Ну нет уж, подумал Юра. Это, опять же, только в киношках можно красиво трахаться в поле, и вид сверху такой романтичный, что прямо слезы из глаз, а тут он уже чувствует, как впивается в спину какая-то кочка. Отабек повернулся на бок, подпер голову рукой, согнув локоть. Юра подобрался ближе. — Тебе правда нормально? Не пиздец? — Нет, — сказал Отабек. — Мне очень хорошо. Далеко над полем замычала корова. Юра сказал с придыханием: — Так романтично. Смотрел и смотрел Отабеку в глаза, кусая губы, и всё-таки заржал первым. Выехали они рано, пока солнце не начало поджаривать мир. Утром Отабек потрогал Юру за нос и сказал: — Вставай. Юра дернул ногой и отвернулся к стене, но Отабек за плечо повернул его снова на спину. — Поедем на море или нет? — Да поедем, поедем. Не терпится укатать меня насмерть, да? — и поплелся чистить зубы, едва не наступив у порога на кота. Кот посмотрел с удивлением, с чего это Юра вскочил так рано, но в комнату всё равно прошмыгнул, а Юра подумал, как бы не забыть и не закрыть его там на весь день. Баба Ганя собрала им, как она выразилась, тормозок: пирожки с картошкой, помидоры и огурцы в пакете, оставшаяся с вечера кукуруза и отдельно соль в спичечном коробке. И вода из колодца. Пятилитровая бутыль. Как простая вода может быть такой вкусной? Минералы какие-то, наверное, или хрен знает, что. Всё это сгрудили в коляску. Юра сказал, что он там не поедет, не настолько он ссыкло. Отабек вручил ему тщательно вымытый с вечера шлем, ровесник мотоцикла. — Не-не, — сказал Юра строго. — Это тебе, ты ж впереди. — Юра, — сказал Отабек, и Юра взял, потому что когда Отабек говорит вот так, то всё, даже не пытайся спорить. Когда Отабек спрашивает — он дает выбор, поэтому с ним легко. Когда Отабек сам решил, можно хоть треснуть от злости, всё будет бессмысленно. Сам он решал нечасто и только тогда, когда был стопроцентно уверен в правильности решения. Юрина безопасность, очевидно, превыше всего, и не обеспечив её, Отабек не тронется с места. Юра застегнул шлем, подумав, как бы эта хрень не отбила ему всю голову, и Отабек завелся. Ну, не так и страшно. С Отабеком вообще не страшно, хотя это и тупо, как в тех самых книжках. Заблудиться, вроде, не должны. Негде. По трассе немного, потом направо и прямо, прямо через поля, и уже через пару минут (так быстро, Юре даже не верится) оно — море. Не сразу и поймешь. Просто разлилось небо и затопило сушу, и можно, наверное, гулять прямо по облакам. Подул ветер. Юра похлопал Отабека по плечу, крикнул: стой! И Отабек встал прямо посреди ковылей. Юра сдернул шлем, едва не отодрав ноготь, соскочил на землю, ноги отказались до конца распрямляться, и он, кряхтя, вытянул их по очереди, раскинул руки и вдохнул. Водяная пыль сюда, конечно, не долетала, но Юре показалось, что его окатило с головы до ног брызгами, но они испарились тут же. — Красиво, — сказал Отабек. Юра глянул на него искоса. Отабек улыбался, счастливый Юриной радостью. Всё-то по тебе видно, подумал Юра. Всё написано на лице. Кто не знает — не увидит ни за что, а кто знает — для того всё, как на чистом листке написано. В глазах, в линии рта, в черных ресницах. — Спасибо, — сказал Юра. — Спасибо, правда. Не договорил, но разве не ясно: спасибо, что ты здесь со мной. Наступают такие моменты, когда мир ничего не стоит, если его не разделить. Спасибо, что разрешаешь делить с тобой эти. — Юр, мы на пляж поедем или будем тут? И они спустились по пологому склону вниз, Юру слегка помотало, и он измял Отабеку футболку совсем уж до неприличия, так крепко держался. Пляж был почти дикий, но не пустой. Поодаль, у большого камня устроилась под зонтиком пожилая пара, а ещё чуть дальше семейство с детьми. Тоже родственники местных, наверное. Все приличные отдыхающие едут в поселки, их тут тьма по берегу, там и пляжи относительно приличные, говорят. Они с трудом нашли тень. Чтобы пристроить в ней мотоцикл пришлось проволочь его по берегу под самый обрыв, подальше, и большой валун скрыл их от глаз соседей по пляжу. — Пойдем вместе, — спросил Отабек, — или по очереди, чтобы кто-то, — он кивнул на вещи, — сторожил? Ага, подумал Юра, приперлись сюда, чтоб купаться по очереди? Да щас же! Скинул шлепки, шорты и футболку и остался в плавках, которые надел сразу из дому. — Вместе, конечно, ну ты, блин, че! Отабек разделся ещё быстрее. Песок не успел нагреться так сильно, чтоб обжигать, но был теплый, как брошенное в ванной под ноги полотенце с сушителя. Построим замок, подумал Юра, со рвом вокруг. Блин, есть в сельском магазинчике наборы для песочницы? Им очень нужна лопаточка и ведерце. В животе сжалось и подпрыгнуло вверх. И Юра вместе с этим подпрыгнул, дрыгнул ногами в воздухе и побежал, распинывая во все стороны песчаные брызги. Врубился в воду, как ледокол в айсберг, даже не успел почувствовать, как рванули по всему телу мурашки, и уже греб, широко взмахивая руками, потом убедился, что не чувствует дна, и нырнул. Мир стал тугой и гладкий, дрожал, шумел и пытался вытолкнуть Юру обратно, но Юра не дался, а оттолкнулся носком от дна и поплыл, параллельно водорослям, выплыл на чистое место и вынырнул. Звуки все были как из нового мира. Но мир был тот же — вон Отабек топчется по яйца в воде. Ой, мерзляк! — Сразу нырнешь, — крикнул Юра, — легче будет! Отабек сделал шаг, море качнулось и лизнуло черные плавки на сантиметр выше. Юра крикнул: — Давай! Отабек криво улыбнулся и поднял большой палец, шагнул снова. Ну пиздец. Юра рванул, проплыл три метра, встал на ноги, когда было уже по грудь, обеими руками зачерпнул из набежавшей от него самого волны и плеснул Отабеку в грудь. Отабек повернулся боком и крикнул: — Юра! Юра сказал: ну охуеть, оббежал его, преодолевая сопротивление в ногах, напрыгнул на плечо — хотел на спину, но Отабек опять повернулся, — сбил с ног, и оба с оглушительным всплеском рухнули в воду. Вода залепила уши и тут же схлынула. Отабек отжимал волосы ладонями и отфыркивался во все стороны. Купание коня, подумал Юра, натурально, а сказал: — Ну ты, блин, чего? Каждый раз тебя окунать? — Прохладно. — Так ясное дело, двигаться надо! Давай. Наперегонки. Блин, ориентира никакого нет. Ну, отплывем и назад до берега. Ну? — Юра обернулся, отплыв. Отабек стоял в воде по плечи и щурился на горизонт. Юра глянул — парусник. Ну, плывет и плывет, хер с ним. — Долго ждать тебя? — Юр… — Че, плавать не умеешь? Отабек сказал: — Да. Юра подавился смехом. — Не шути так. — Не шучу. — Что, вообще никак? — Держусь на воде, но плыть — не очень. Извини. — А чего молчал? Отабек пожал плечом, а глазами провожал парусник. Юра глянул кругом. Пожилая пара так и не выбиралась из-под зонта, валялась пузами кверху, а другие сторожили детей на мели. Больше никого не было, и Юра подплыл близко-близко, обхватил руками мокрые плечи, а ногами обвил за пояс — Отабек и так запросто его держит, а в воде вообще веса нет, — и потыкался губами в лоб, брови, вдоль носа и в губы. — Я с тебя хуею. Отабек погладил его по плавкам, хмыкнул, затряс плечами. — Ну че ты ржешь, ты — сухопутная рожа. Как можно на коньках мочь, а на воде нет? — Не знаю. По-дурацки получилось. — Я тебя научу, — сказал Юра. Отабек кивнул, мазнув по щеке мокрой челкой. Будет, подумал Юра, первое в моей жизни тренерство. И ученик, о котором только мечтать можно. Юра быстро понял, почему Отабек бросил сраный балет. — Мне тебе подрочить, чтобы ты расслабился? Отабек хмыкнул и просто лег на воду лицом вниз. Соленая вода держала, и он был похож на… Юра на всякий случай не стал додумывать на кого, а просто ткнул в плечо, потом взял за него и повернул Отабека на спину. Отабек взболтнул ногами. — Рыба-ёж ты, вот кто! — Почему? — Тоже пузырем надуется и всплывает. Ну вот держишься же, теперь смотри: греби руками, болтай ногами. Юра показал, Отабек посмотрел в небо, загреб рукой и повернулся к новоиспеченному тренеру боком. Ну никакого уважения! Как дядя Яша это всё терпит? Юра давно размазывал бы ученические мозги по катку. Он тяжко вздохнул и присел, чтобы вода накрыла плечи. Вчера, что неудивительно, обгорел. Отабек еле вытащил его из воды, дрожащего, со сморщенными пальцами и счастливого до предела. А уже вечером обожженная кожа дала о себе знать. Юра хныкал, когда Отабек мазал его пеной от ожогов, которая, конечно же, у них оказалась, ведь аптечку собирал Отабек. Юра заикнулся про сметану, Отабек сказал: какая сметана, Юр, ты что, лежи спокойно, пожалуйста. А самому хоть бы хны, Юра гладил его по плечам — ни намека на ожоги. И всё равно сегодня приехали уже после самой жары, к вечеру, от греха подальше. — Выходим? — сказал Отабек и встал на ноги. Юра ушел под воду с головой, волосы поднялись и шевелились, наверное, как водоросли. Крипотища. Он специально снял резинку, чтобы мотивировать Отабека, но Отабек ни черта не мотивировался и шел на дно, как лезвие от конька. Они вышли и встали обсыхать на солнышке. — Мяч бы, — сказал Юра. — Мы играли с отцом и Ольгой, когда я мелкий был, было весело. Мяч был надувной, синий с белым, его раз ветром по воде потащило, отец долго гнался, но достал. — Может, если надувной, то можно купить. Мы же проезжаем магазин на трассе. Юра кивнул. С волос текло по спине. Отабек зашел сзади, отжал их и спросил: — Юр, завязать или пусть сохнут? — Да пусть, — и повернул голову за его пальцами. Отабек задержался, распутал мокрые прядки, потом прижался горячей грудью к холодной от воды спине. На пляже пусто, так что можно. Хотя бы так, немного, просто обняться. Красное солнце почти целовало воду, поглаживало волны на горизонте. Отабек едва-едва коснулся губами одного Юриного плеча, потом другого. Шкура будет слезать жутко, чесаться, Юра заранее знал, что истерзается весь, но Отабек, может быть, что-то придумает. Или просто будет сам обдирать, она сходит такими прикольными лоскутками, можно пытаться оторвать подлиннее. Такого у них ещё не было.