Никто не смеётся последним

      Конечно, должно быть, он понимал, что в будущем его ждёт своя семья, дети, жена… Последнее слово, стоило ему только возникнуть в сознании парня, особенно долго крутилось на языке и никак не собиралось приживаться в мыслях, поэтому оно по обыкновению быстро растворялось под гнётом других, более ясных и близких терминов. Это будущее вместе с семьёй и прочим-прочим представлялось шиноби так, будто он наблюдал за чьей-то чужой рутиной, не за своей, словно со стороны, безэмоционально, ни грамма не волнуясь.       Вот так, на крыльце, стратег будет лежать и смотреть на светлое небо, наслаждаясь хорошей погодой, сын или дочь будет играться с его волосами, не больно дёргая их, а супруга… На этом моменте парня ступорило, и шиноби уводил размышления в другое русло, оправдываясь перед собой, что подумает об этом позже, когда придёт время.       И почему-то как-то очень незаметно то самое время подобралось вплотную, ещё лишь маяча перед глазами призраком, но довольно ощутимо размывая горизонт. Шикамару не успел моргнуть, настали «те самые лета», поэтому, не приготовившись, был застигнут врасплох и повален на землю со своих обожаемых облаков, больно ударяясь спиной. Хотя, что уж шутки шутить, дело было вовсе не в его возрасте, конечно, не в том, что в нём что-то щёлкнуло и сказало: «Пора!» И даже не в вечных упрёках матери, повторявшей, что ему — следующему главе клана, стоит быть серьёзней и уже, наконец, задуматься о своём будущем.       Быть серьёзней. Да. Она тоже часто это ему говорила. Эта девушка.       Юноша сравнивал происходящее с чем-то вроде временного помешательства от усталости, потому что никак не мог в него поверить, настолько оно шло вразрез с шикамаровской повседневностью. А временное неумолимо превращалось в постоянное, и Нара осознал, что где-то явно облажался, раз даже не почувствовал, как проиграл женщине по всем фронтам. Опять. Опять ей. Хотя, возможно, это была закономерность, и он мог впустить в сердце лишь ту, которой столь безбожно продул, которую мог уважать и перед которой мог склониться, отбрасывая чёрствую и поднадоевшую гордость. Склониться на мгновение, чтобы вечность любить.       Не будем лукавить, она о мирном женском счастье даже и не задумывалась. Когда ровесницы игрались в куклы, девочка училась бросать кунаи так, чтобы они со стопроцентной точностью попадали в жизненно важные органы; когда другие надевали красивые наряды и напомаживались, ей приходилось с высоко задранной головой выносить боль от стёртых в мозоли ладоней и разбитых в кровь костяшек после восьми, а бывало и десятичасовых тренировок, не роняя слёз, никому не показывая шрамы её стараний. Потому что нужно было защищать деревню, родных, себя…       Жизнь с тем, в ком трепещет неконтролируемая жажда крови, быстро выработала инстинкт самосохранения и логично объяснимое стремление к обретению большой силы. На последнем она была практически помешана.       Поэтому, когда девушки густо краснели, хватаясь за большие ладони соседских парней, когда они впервые шли на свидания, впервые позволяли кому-то себя обнимать, целовать, защищать и начинали теплить глубоко в душе мысль о счастливом будущем, безоблачном замужестве — она медицинскими белоснежными бинтами затягивала свежие раны, из которых сочилась горячая бурая кровь и немного прикусывала сухие, обветренные губы. Ибо не имела никакого права показывать кому-то, что ей больно, что имеет слабости, что всё ещё где-то внутри, за маской безжалостной искуснейшей куноичи, скрывается человек. Самый обычный — смертный, и даже с душой.       Она одевалась в жестокость и безразличие, делая вид, что у неё этой души нет.       Когда девушка впервые встретилась с Шикамару, маска уже прицепилась к ней мёртвой хваткой, несмотря на малость прожитых лет. В личину, скрывающую страх и одиночество, даже сама куноичи почти поверила.       У её семьи была чудовищная история, Темари с братьями пришлось слишком быстро повзрослеть, едва ли не в один миг. Они были втянуты в политические интриги, где каждый использовал и был использован, пока за ненадобностью не отправлялся на свалку, с малолетнего возраста — уже тогда обмакнув руки по локоть в кровь; они были маленькими детьми, выброшенными на поле боя, которым не объясняли правил и не давали наставников в этом сражении со смертью, вечно жарко дышащей в спину — малышам подарили лишь оружие да страх, и дети Четвёртого Казекаге старались выжить как могли.       Выжить, чего бы это ни стоило. Борясь за жизнь, отплёвываясь, купаться в чужой крови, словно в награду за лишний подаренный день под палящим хищным солнцем. Они захлёбывались ей, прочувствовав на собственной, ещё нежной тогда, коже — здесь каждый сам за себя.       Темари, будучи старшей, всё пыталась из последних сил исправить ситуацию, помочь им выкарабкаться, найти хоть какой-то просвет в той густой тьме, беспощадно сжимающей пальцы на их шеях, а детей дальше и дальше безнадёжно затягивал мир шиноби, подобно зыбучим пескам. Ребята трепыхались и проваливались вниз, пока горячие лучи вовсе не исчезали из виду. Прошлое, в котором самый младший беззаботно улыбался на её руках, осталось так далеко, что чаще казалось сном или галлюцинацией, приходящей по ночам, заканчивающейся кошмарами. Гаара превратился в того, кто, недолго думая, убил бы её и Канкуро, если бы те его чем-то разозлили. И пал авторитет старшей, на прощание звякнув сожалением и раскаянием.       Они были втроём — и при этом оставались ужасающе одиноки; каждый бежал от одиночества сам по себе, каждый выбирался из общей тюрьмы как мог, каждый смел полагаться исключительно на себя, все остальные, даже родные, стали врагами. Один самоутверждался перед дьявольским миром чужими жизнями, другой язвительностью и знаниями, а она — ветром за спиной да надменностью. Так выстраивалась иллюзия, будто бы им было вовсе не страшно, создавался вид, словно они являлись не маленькими детьми, загнанными в мыло, точно проскакавшие десятки миль без отдыха лошади, выдохшимися ещё в начале, будто бы им не хотелось кричать в голос от грусти и злости по ночам. Ведь никто бы всё равно не разрешил бояться. Секунда страха — минус голова.       Очевидно, Нара тогда понять совсем не мог, что творилось во внутреннем мире его соперницы, да и не хотел. А зачем? Очень уж хлопотно и бессмысленно. Зачем думать о ком-то, кто завтра исчезнет из твоей жизни? Мальчик жил во вполне себе счастливой семье, большинство его проблем решалось взрослыми ещё до того, как он о них узнавал. Незачем было ломать подобным голову. Впрочем, кое-что мальчишка понял. Понял, что перед ним гордая, умудрённая опытом настоящих сражений, самоуверенная девчонка, никак не собирающаяся проигрывать. Да, для них всё началось с экзамена на чуунина. Если бы Шикамару знал, что по итогу свяжется с этой раздражающей до нервного тика «женщиной» — обходил бы её стороной за километр изначально. Слишком уж проблемная она.       «Конечно, девчонку парню бить зазорно, но и чтоб отметелили — неохота».       Он ведь был близок к выигрышу, однако чуть ли не «благородно» отдал победу в её руки. И что бы Шикамару ни говорил в своё оправдание, у девочки осталось ощущение, будто ей уступили, тем самым унизив. Её никогда не жалели, а уж в милосердии хлюпика из Конохи Темари ни разу не нуждалась. И на черта ей сдалась победа, которой и гордиться-то нельзя? Победа, сбивающая спесь и уверенность с плеч, будто указывающая на слабости куноичи. Мерзкая, с привкусом крайнего раздражения и пыли, и всё-таки… Этот поступок определённо выбил почву у неё из-под ног. Вроде бы и прибить мальчишку хотелось, но и чувство странного замешательства возникло словно из ниоткуда. Поэтому она тогда и там сдержалась, задушив в груди недовольство, бесповоротно сбитая с толку, не знавшая, что ответить.       Позже Нара, честно говоря, не понимал и всё задавался вопросом, с какого перепугу постоянно сталкивается с Принцессой Песков. Во-первых, особа она, вроде, знатная, так что встретиться с ней нелегко быть должно. Во-вторых, он не избавился от первого впечатления о куноичи — властная, грубая, получающая любыми способами то, что желает, дерзкая, за словом в карман не лезет, мстительная. От подобных стоит держаться подальше, потому что они приносят проблемы и много шумят, а шум мешает спать.       И тем не менее, она появилась и спасла его, когда парень готовился сдаться и сложить голову, а её братья вытащили его друзей из лап верной смерти — всё это вновь вперемешку с колкими словами, попавшими против обыкновения куда-то за душу. Будто специально старалась задеть, хотя то лишь её форма общения в манере «я никого к себе не подпущу, так что можешь даже не соваться». В той же грубой манере Сабаку но указала ему на ошибки, носом ткнула в то, что он шиноби, а шиноби должен быть готов к потерям. Темари-то с этой мыслью смирилась уже после смерти дяди, в то время как для Нары всё было в новинку.       — Потери — неизбежная часть миссий. Ты же проходил психологическую подготовку? — её дико злило и разочаровывало, что этот не окончательно безнадёжный мальчишка так быстро потерял веру в себя и решил пойти лёгким, «непроблемным» путём, сбросив с себя ответственность и отказавшись от звания чуунина и шиноби после одной проваленной миссии. Злило, что она ненадолго поверила в его небесполезность, а потому колола острым язычком сильнее, выпрашивая на свет настоящие чувства, взывая к вине, долгу. — Ты невероятно скучен, даже если и ведёшь себя как мужчина… Ты боишься боли?       Девушка не церемонилась: нет смысла учить беспощадным правилам жизни ниндзя мягкими словами, пусть они лучше будут оплеухой, которая приведёт в чувство и заставит признать, что да, всё происходящее — жуть как проблемно. Так было, есть и будет.       Она старше его на три года, и уже тогда была более опытной, более мудрой, более закалённой, более сильной, конечно. Уже в пятнадцать Сабаку но сражалась с холодной головой и ледяным расчётом, поднимала веер, зная, отдавая себе отчёт в том, что её противник умрёт, умрёт по её воле, и его лицо она не забудет ни за что; Нара же только начинал по-настоящему понимать устройство их мира.       — Ты просто бесхарактерный трус, — тяжёлый голос стоявшего у стены и молчавшего до этого момента мужчины разразился раскатом грома в пространстве.       Темари молча слушала, как Шикаку безжалостно отчитывает сына, режет по самому больному, и понемногу понимала, почему Шикамару вырос именно таким человеком, каким она его встретила. Девушка сама недавно делала то же самое, что и отец мальчика, однако принцесса была чужой, и он мог запросто проигнорировать сказанное. Или сделать вид, что проигнорировал. А вот выговор от близкого задевает намного сильнее и не сравнится со словами незнакомца. Парень не смотрел на неё, выслушивая отца, не оборачивался, а она не позволила ему увидеть, что внутри девушки ещё очень много человеческого, не позволила увидеть, как в сожалении сжались её губы и сузились глаза. Нара же не захотел бы показывать наглой малознакомой куноичи свою слабость, явно отражавшуюся на мальчишеском лице и в сжатых кулаках, поэтому не оборачивался.       Вся эта ситуация была полным позором для Шикамару.       Провалил миссию, позволил друзьям получить серьёзные ранения, спасся благодаря тому, кто недавно ещё считался врагом, вытерпел насмешки Темари и на её же глазах был раскритикован отцом, будто маленький несмышленый ребёнок. Впрочем, он именно маленьким несмышленым ребёнком и был тогда. В конце ещё и расплакался. Да уж, хуже не бывает. Самая постыдная страница в его жизни, и она — её свидетель. Ах да, Хокаге тоже всё видела. Фиаско.       — Если твои друзья действительно дороги тебе, то, прежде чем решиться сбежать, подумай о том, чтобы ради своих друзей стать лучше! Вот что значит быть настоящим другом! Чёртов трус! — гремели колючие фразы, разносясь по больничному коридору.       Темари и сама была не рада, что присутствовала при этой сцене. Почему-то, безотчётно, ей не хотелось ставить главного ленивца Конохи в неудобное положение, не хотелось, чтобы он вот так склонял плечи и скрывал за плохо напускным безразличием вину и боль.       На лице отца Шикамару хорошо были видны два длинных старых шрама, волосы собраны в хвост, как у сына, голос низкий и даже для неё немного пугающий. Этот человек прошёл через несметное количество сражений, он видел смерть у себя перед носом не раз, но выигрывал у неё партию и оставался жив — настоящий шиноби, не знающий пощады. Темари тогда осознала, что молчаливость, замкнутость и даже леность бывшего противника — результат воспитания в семье Нара. Когда парень ошибался, когда падал, когда лишался сил — ему грубо озвучивали его же самые едкие и противные мысли, не обнимали, не позволяли выплакаться, а заставляли самого додуматься, в чём же была ошибка, и как можно её исправить. По словам Цунаде и поведению Шикаку, Сабаку но узнала, что лентяй принадлежал к старому клану. Да, воспитание аккурат присущее семьям, где секретные техники передаются из поколения в поколение, а строгостью разит за километр, потому что дисциплина позволяет выжить и сохранить наследие. Однако благодаря именно этому взыскательному воспитанию Шикамару также вырос в ответственного шиноби, дорожащего своими товарищами.       Девушке стало стыдно. Не нужно было ничего говорить парню, и без неё у него учителей полно.       Это была её первая встреча с Шикаку, после они встречались пару раз от силы; отец плаксы заставил гордую куноичи проникнуться к себе уважением меньше чем за пять минут. Это чувство появилось не из-за того, что Нара публично оскорбил паренька, а потому, что показал — он не будет мягким даже с ним, и это было его проявлением любви. Подобно прививке, пусть будет больно сейчас, зато потом уже не так невыносимо — не будет подобных ошибок. Шиноби брал на себя ответственность и возможную ненависть сына, подготавливая последнего к тяжёлому будущему.       И после были у них двоих бесконечные экзамены на чуунина… (Они были не слишком-то бесконечными, а вот подготовка к ним — да). Кандидатура партнёра в виде старого знакомого плаксы её устраивала более чем. Он не надоедал, не лез с бесполезными разговорами, рот вообще открывал только для того, чтобы зевнуть или сказать что-то, относящееся к экзамену, как ни посмотри — лучший вариант. Тогда она узнала, что юноша может быть очень даже неплохим и сносным временами. Шикамару, в отличие от парней из Песка, не приставал с недвусмысленными намёками, которые её страшно вымораживали. Хотя это же указывало на то, что Нара в ней девушку совершенно не видит, и червячки в душе принимались туда-сюда вертеться, поддевая гордость хозяйки. Темари бесполезные верчения внутри успокаивала тем, что и сама в нём парня не рассматривала. К тому же, он ни в ком, кажется, девушек не видит, его интересует сон да шоги. Червяки быстро оголодали и передохли.       Она — шиноби, и нормальная жизнь не для неё. В её привычной — не было места чувствам и привязанностям. Главными и единственными привязанностями девушки были братья и деревня, этого более чем достаточно.       В конце концов, они так и не смогли завершить подготовку и провести экзамен: сначала Акацуки и похищение Гаары, потом война… Всё понеслось бешеным темпом, и после возвращения Наруто в Коноху Темари Шикамару видела лишь мельком, много дел навалилось, даже слишком.       Теперь же он лежал, а она стояла на пригорке в темноте, осматривая лагерь внизу. Измученные и уставшие шиноби кто спал, кто ел, кто тихо переговаривался. Шёл черти знает какой день этих безумных, изматывающих сражений. Хотя утекло отнюдь не много времени, силы и веры поубавилось так, будто они уже год на войне провели, и дальше обещало быть исключительно хуже.       Темари не стала себя спрашивать, почему в такие времена вдруг в неожиданном месте и в неожиданное время встречается с ним. Только глубоко вздохнула и сказала:       — Давно не виделись.