Никто не смеётся последним

[действия происходят во время Четвёртой мировой войны Шиноби]

      Он пришёл первым, чтобы собрать мысли воедино и приготовиться снова биться, снова терять товарищей, снова разрывать себе сердце от увиденного и прочувстванного, снова закапывать внутри крики ярости и горя, а она — командир подразделения, просто хотела подышать чистым воздухом повыше, не тем воздухом, что пропитан потом и кровью, немного отстраниться от настигшей их ноши. Пусть иллюзорно, пусть ненадолго.       — Давно не виделись.       — Ага, — рассеянно отвечает, не успевая возмутиться нарушению его спокойствия, приоткрывая один глаз, дабы взглянуть на неё снизу вверх. Очень знакомо, часто именно в таком виде она его и заставала в те старые добрые времена подготовки к экзаменам или обычных дипломатических миссий, выполняемых девушкой в Конохе.       Её одежда потрёпана, нога перебинтована, а светлые волосы цвета золотого песка потемнели из-за пыли и сажи. Под глазами пролегли синяки усталости, на лице — неглубокие царапины и грязь. Вместо привычного кимоно — форма шиноби альянса, вместо задорного недовольства — душераздирающее изнеможение. Лишь глаза остались всё теми же. Бездонно-тёмно-бирюзовыми, подобно небу над утренней Суной, в котором почти не бывает безмерно любимых ему облаков.       — Опять бездельничаешь? — голос такой же сильный, но немного хриплый, кричать в последние дни, очевидно, пришлось настолько много, что даже привычные к надрывам связки Темари не справлялись. — И игнорируешь, никаких манер…       — Я думал, ты знаешь, что это моё обычное состояние, — снимает веер и становится рядом. Глаза у девушки те же, а вот взгляд вновь потяжелел. Хотя, казалось бы, куда ещё тяжелее.       — И много же нам проблем доставила эта армия воскрешённых, — неосознанно опускает веки и представляет отца.       Да уж, не думала Принцесса, что встретит его… вот таким. На поле боя, по другую сторону войск, воскрешённого, чтобы быть снова убитым. Руки дрожат, в голове туман из-за прошедших лет, однако в сознании всё ещё ярки детские воспоминания о частых объятиях отца; она помнит его тепло, надёжные руки, добрые глаза, морщинки вокруг них, приглушённый смех. Помнит, как сильно они с матерью любили друг друга. Помнит, что Раса совершил ошибку и поплатился сполна за глупость. Также — что именно он обрёк младшего брата на страдания.       И всё равно, Темари безусловно знает, что любила, любит и будет любить её глупого бедного отца в той мере, на которую, в принципе, способна. Она ведь его дочь, как-никак. Чувства между близкими не поддаются объяснению или логике. Они просто есть. Может, он был и не самым лучшим отцом в мире, но девушка его любит, и совсем не была счастлива видеть бой между ним и Гаарой.       — Слышала, ты сражался со своим учителем. Выглядишь побитым, — пытается отвлечься от собственных громоздких, мрачных мыслей, несколько неосторожно переводя разговор в русло, неприятное для парня.       — Конечно, — Нара усмехается, не открывая глаз. — Асума — сильный противник, — не произносит вслух «был».       — Я и не знала, что он погиб, — лицо юноши мгновенно скривляется. В её словах и тоне словно сквозит: «Ты не сказал мне».       А она, как произнесла последнюю реплику, начинает злиться на себя за беспардонность и резкий ответ, возникшие из-за усталости, от которой язык развязывается сам по себе, выдавая все мысли хозяйки в первозданном виде без помарок и условностей. Они ведь даже не виделись в то время, как Шикамару мог сказать? Да и если бы виделись, с чего бы он должен ей говорить о подобном? И как? «Знаешь, у меня вот на днях учитель умер».       Глупо. Стратег и намекнуть бы не подумал. Они друг другу никто. По крайней мере, не те, кто будет демонстрировать душевные раны. Её слова были неуместны.       — Его убил Хидан, — теперь Темари припоминает, что в одном из сообщений из Конохи об Акацки говорилось о том, что одна из команд встретилась с Какузу и Хиданом и потеряла командира, а после эти два члена Акацки были уничтожены отрядом под командованием Какаши. — Я ничего не смог сделать, — вина. Да, в мужском голосе сквозит вина, она ей самой очень хорошо знакома, поэтому так безошибочно в других узнавались отблески столь грустного, досадного чувства, которое порождалось собственным бессилием.       — Извини, — Темари не знает, за что точно извиняется. То ли за то, что подняла тяжёлую тему разговора, то ли за то, что ничего не знала об учителе парня.       Снизу раздавались звуки спящего лагеря, рядом шелестел лес, и привычное молчание накрывало их с головой. Точно купол, защищающий от наступления нового дня.       Зачем она пришла сюда? Зачем начала этот бессмысленный разговор? Что ей движет? Куноичи ответов не находила, сколь долго не вглядывалась в успокаивающую тьму, потому решила не сражаться с тем, что до конца не понимает. Она не трусиха, но прекрасный аналитик. Нужно собрать информацию и понять слабые и сильные стороны противника, а после ударить по слабым, конечно, приготовив хорошую защиту от его атак.       — Уходишь? — парень спрашивает будто бы без особого интереса, для приличия.       — Ага. Тоже долго тут не валяйся, работа ждёт, — девушка выпрямляется, надевая оружие; веер за спиной привычно звякает, занимая особенное, уготованное одному ему место.       — Работа никогда не закончится, а вот время уходит, — произносит мелонхолично, доставая из кармана зажигалку и чиркая ей.       Об уходящем времени… впервые он подумал, скорее всего, ещё когда умер Асума-сенсей. Сегодня пришлось во второй раз это пережить, оттого застарелые ржавые мысли и чувства заскрипели, вылезая из прошлого, плюс эта глупая война с тысячами умирающих и умерших давно, казалось, упокоенных… Возможно, только сейчас он по-настоящему начал задумываться о смерти.       О своей смерти.       О том, что после себя ничего такого особенного не оставил, о том, что вовсе и не успел пожить как следует, не успел насладиться сполна мирными деньками в Конохе, не… Нара не строил огромные воздушные замки, это ведь так проблематично, он жил сегодняшним днём, потребностями деревни и защитой «Короля». Однако даже это канет в лету, если парень умрёт.       Король… Одно слово вызвало целую цепочку других: нет, ради их Короля умереть они не имели права. Только не просто так, только если будет стопроцентная гарантия, что Король после сможет передать Корону следующему.       Ах, если бы происходящее было столь простым! Они правда могут умереть, он может умереть и не сдержать обещания, которые дал. Шиноби могут умереть, ничего никому не гарантировав. Не во всех историях обязательно счастливый конец, не во всех есть даже луч надежды на дальнейшее счастье. Жизнь может быть чертовски тривиальной и закончиться ничуть не благородно.       — Философствуешь? — причин нет, а она всё ещё не уходит. Стоит и почему-то исподтишка смотрит на его полуприкрытые веки, грязную и местами разорванную одежду, на острые скулы, выдающие переживания, собранные в тонкую линию губы, которые всегда умело отвечали в затеянном ею споре, если хозяин желал. Чаще те спор бессовестно игнорировали, ибо ни разу в нём не были заинтересованы. Не могут же эти губы спорить с глупой женщиной.       Чёрт, как же раздражает.       Раздражает, что она задерживает взгляд и не хочет уходить, ища предлог остаться. Предлог для себя самой, конечно. Сам Шикамару его не предоставит, но разрешение он успел дать молчанием и немного расслабленной позой. Темари располагала его разрешением уже пару лет, о чём, конечно, и не подозревала.       Возможно, ей нужно остаться, потому что тут не пахнет войной и потерями, тут не слезятся глаза от пыли и чего-то противного, застывшего в горле. Темари никогда не плакала и не будет, но это вовсе не значит, словно глаза порой вовсе не слезятся. А рядом с балбесом Нарой вспоминаются беззаботные времена, засевшая в печёнках подготовка к экзаменам, от которой тогда ноги горели из-за постоянной беготни между деревнями, и веки сами по себе закрывались со скрипом от тонны прочитанных и подписанных документов, пока голова разрывалась от информации, что нужно было обработать и запомнить. Юноше не раз от неё попадало, он даже научился уворачиваться, предугадывать гнев, и быстро куда-то деваться, а потом появляться с самым что ни на есть беззаботным личиком, подтверждающим — хозяин последние часа два спал себе спокойненько на солнышке.       Как тогда всё было просто.       — Я, конечно, понимаю, что ты джоунин, не мне тебе указывать, но раз сейчас я — заместитель командира нашего отряда, всё-таки скажу. Может, не стоит иногда вот так бесстрашно бросаться в бой? — неожиданно выводит он её из транса. А уже казалось, будто Нара вновь заснул или слишком сильно углубился в собственное сознание, что его оттуда клещами не достанешь.       — Мы на войне… — не успевает договорить.       — Знаю. Просто хотя бы время от времени для разнообразия выключай свои эмоции и не несись на врага впереди всех из-за собственного гнева или чего-то там ещё, — упомянутый гнев, точно только ждал приглашения, в ней сейчас вдруг из ниоткуда начинает закипать, отворив дверь наружу с ноги, девичьи руки сами тянутся к верному оружию, желая поскорее избавиться от накопленного напряжения привычным способом.       «Этот болван секунду назад сказал, что я не умею держать себя в руках и без разбора, поддаваясь эмоциям и не оценивая ситуацию, машу веером направо и налево?! Так я ему покажу, что значит — поддаваться эмоциям!» — что-то подобное пронеслось в голове гордой куноичи, которой всегда хватало искры, чтобы воспламениться.       — Вот опять, — она не успевает сообразить, а он подпрыгивает и оказывается рядом с ней, его рука ложится на её, удерживая от опасного движения, а девушку прикосновение почему-то неожиданно приводит в замешательство. — Ты опять что-то не так поняла и не так подумала, — узкие глаза смотрят с укором на куноичи, отвернувшуюся и надувшуюся.       Конечно, тогда Темари и себе не призналась, что злилась она не на Шикамару, а на то, что он попал в самое яблочко, упоминая, как она сегодня, поддавшись ярости, в одиночку вклинилась в строй врага и оказалась им окружена.       — Всё я прекрасно поняла, — отвечает, сжав губы и зубы, лишь бы не перегрызть малявке горло. К сожалению, он явно ещё пригодится Альянсу. Чёрт. — Я проблемная женщина-истеричка, — в его взгляде застывает непонимание, а в следующую секунду рука юноши припечатывается к его лбу.       Он всего-то хотел, как раньше, беззлобно высказать своё мнение и получить такой же беззлобный ответ, приправленный ругательствами, немного поностальгировать, так сказать, но почему-то задел эту странную женщину. Нет, что творится в её голове — загадка, которая ему никак не поддаётся, и вряд ли когда-то раскроется.       — Темари, чёрт, да не про то я. Не так выразился, прости, — совмещение её имени вместе с искренним тихим извинением окончательно добивают девушку, и она бесповоротно теряет суть разговора.       Шикамару извиняется? А?       «Я извиняюсь? За что?»       За что? Ведь они всегда сыпали друг на друга колкости, всегда эти самые колкости пропускали мимо ушей, только считая про себя, кто кого сделал; ведь они привыкли говорить в лицо друг другу, что думали. А сейчас он даже немного неловко о ней позаботился своим замечанием о её бесстрашии. Мадара бы знал, за что парень извиняется. Просто… так показалось нужным.       Это всё жуткая война, разводит на сантименты и полные глупости. Да, всё дело именно в ней.       — Просто не надо думать, что ты бессмертная, ладно? Отряд постоянно позади оставляешь, спина-то открытая, — его рука опускается, её повисает. Шелест листьев что-то пытается им втолковать, но они не способны понять старый мудрый лес. Пока ещё — нет. — Ладно, я в палатку. До встречи, — говорит последнюю фразу, не оборачиваясь, только поднимая кисть.       «До встречи… До встречи… До встречи…»       Да, будут ещё встречи, должны быть, так что они обязаны пройти через всё и вернуться домой — живыми и невредимыми.       Он уходил в темноту, быстро скрываясь в её тени, такой ему родной и близкой, а она стояла на пригорке и слушала странно учащённое сердцебиение. Своё сердцебиение. Враг атаковал первым и попал в жизненно важный орган, у неё осталось не так много времени…