«Half of what I say is meaningless But I say it just to reach you, Julia Julia, Julia Ocean child calls me So I sing the song of love Julia Julia, seashell eyes Windy smile calls me So I sing the song of love Julia…» «Половина моих слов бессмысленна, Но я это говорю лишь для того, чтоб ты услышала меня, Джулия. Джулия, Джулия, Дитя океана зовет меня, А я пою песню о любви, Джулия. Джулия, Глаза — морские сокровища, улыбка, сотканная из ветра, зовет меня, А я пою песню о любви, Джулия.»
Боль и тоска смешались в одно, хищником подкрались со спины на мягких лапах, набросились, не давая ни секунды, чтобы прийти в себя. Это случилось абсолютно внезапно, как всегда происходит самое худшее. Он просто решил размяться, провести тренировку: хотелось снова обрести прежний контроль над телом и гибкость, проверить, как будет вести себя тело, чуть не уничтоженное в последней схватке с Вишезом. Времени прошло слишком мало, чтобы сражаться в полную силу, раны ещё болели, затягиваясь, поэтому Спайк старался беречься — главным образом, по просьбе Джета. Ему отказать он не мог, но и без тренировок тоже не мог, иначе собственные мысли начинали делить его на части. В какой-то момент Спайк пристрастился к тому, чтобы на время тренировок включать старый магнитофон Джета, всегда настроенный на одну из его любимых радиостанций с ретро-музыкой. Спайку было плевать, что играет. Нужно было одно — чтобы музыка заглушала мысли, ржавчиной разъедавшие его нутро. Обо всём, что он потерял и обрёл после синдиката. О Вишезе, бывшем лучшем друге, которого он убил собственными руками. И о Джулии, его прекрасной, как сон, несбывшейся мечте. Погибшей по его вине. Джулия, чья кровь навсегда останется на его руках, хоть и не он посылал тех головорезов. И от этой крови ему никогда не отмыться. «Я иду туда не для того, чтобы умереть. Я иду, чтобы убедиться, что я ещё жив», — сказал он Фэй тогда. И смог убедиться, как и хотел. Но вместе с Джулией умерла какая-то часть него самого. А песня всё играла, и каждый гитарный перебор, каждая нота вонзались Спайку в мозг.«Her hair of floating sky is shimmering Glimmering in the sun Julia, Julia Morning moon touch me So I sing the song of love Julia…» «Ее развевающиеся волосы, подобно бегущим облакам, переливаются, Мерцают на солнце. Джулия, Джулия, Утренняя луна, прикоснись ко мне! А я пою песню о любви, Джулия…»
Джулия, его Джулия. Толчками, вспышками возвращались воспоминания. Только что Спайк отрабатывал скользящие удары руками, но теперь ощутил, как они опустились и повисли плетьми, как ссутулились плечи. Он почти вслепую дошёл до видавшего виды жёлтого дивана и плюхнулся на него. В груди тоскливо заныло. Спайк схватился за верную палочку-выручалочку — пачку сигарет. Подкурил. Огонёк сигареты вспыхнул яростным глазом циклопа. Он понимал, что мучается зря. Казалось бы, чего проще — выключить чёртову песню, забить голову чем-то другим, продолжить тренировку или, если всё совсем плохо, пойти за утешением к Джету, он же никогда не откажет. Но было поздно: Спайк уже попал в захват чувства невыносимой вины, сжавшей горло холодной цепью. Ни вздохнуть, ни порыдать, пока Джет не видит. Выглядеть слабым перед напарником всё ещё было мучительно стыдно, хотя тот сто раз повторял, что в этом нет ничего плохого, и чувства Спайка ему не в тягость. Спайк верил — невозможно было не верить этим глубоким синим глазам, полным любви и сочувствия. Он любил его так же сильно, как Джулию, только по-другому. Сравнения были даже неуместны. Чувства к ней всегда были чем-то на грани одержимости, зависимости, погони за прекрасной, но недостижимой мечтой. Теперь, очнувшись ото сна, в который превратилась вся его жизнь, Спайк понимал это. Джет был совсем другой. Близкий, земной, надёжный, как скала в бурном море. Родной. Его родной. Но Джулия погибла. Из-за него, Спайка Шпигеля. И это уже не изменить. Обожгло дрожавшие пальцы. Спайк швырнул докуренный до фильтра бычок в пепельницу и бесшумно разрыдался, сжав голову руками.«When I cannot sing my heart I can only speak my mind Julia Julia, sleeping sand, silent cloud Touch me So I sing a song of love Julia…» «Когда я не могу петь о том, что на душе, Я могу лишь высказать мысли. Джулия. Джулия, Спящий песок, безмолвное облако, прикоснись ко мне, А я пою песню о любви, Джулия…»
— Спайк… Мальчик мой… Одинаково сильные, но совсем разные по ощущениям руки осторожно обняли его сзади. Пряча мокрое лицо, Спайк порывисто обернулся, уткнулся Джету в грудь и сжал в объятиях. От напарника пахло моторным маслом и немного потом. Опять с истребителями возился. Но всё равно пришёл. Будто почувствовал. Пальцы сами собой вцепились в ткань его футболки, как в последнюю надежду. Прохладная металлическая рука обняла за талию, живая и тёплая принялась гладить спутанные кудрявые волосы. Так нежно, что Спайку ещё сильнее захотелось заплакать. — Мой мальчик… Мой хороший, — ласково пробормотал Джет. Коснулся губами мокрой скулы, обласкал дыханием. — Я здесь. Я с тобой. Спайку этих слов было достаточно. Его напряжение достигло пика и вдруг спало, внутри словно что-то сломалось. Волна разбилась о камни и принесла с собой долгожданное облегчение. Всё время, пока он успокаивался, Джет держал его в объятиях, слегка укачивая, как ребёнка, ласково бормоча что-то. Ни один звук на свете не действовал на Спайка так, как голос напарника. Как будто прямо на истерзанное, кровоточащее сердце ложился целебный бальзам.«Hmm, hmm, hmm Calls me So I sing the song of love for Julia, Julia, Julia…» «Зовет меня, А я пою песню о любви для Джулии, Джулии, Джулии…»
Песня наконец стихла. Не выпуская Спайка из объятий, Джет дотянулся до старого магнитофона, стоявшего на столе перед диваном, и щёлкнул кнопкой. Гостиная погрузилась в тишину. В ней было слышно только дыхание и сердцебиение Джета, служившие Спайку лучшим успокоительным. — Это… это моя вина, — хрипло выдавил он. — Она… — Нет, — прервал Джет, и в его голосе звучала железобетонная твёрдость. — Ты не виноват, Спайк. Я буду повторять это до тех пор, пока ты не поймёшь. Спайк вздохнул и уткнулся носом в широкое плечо. Они всё ещё не размыкали объятий, не желая отпускать друг друга. — Прости. — Не надо, милый, — губы Джета коснулись его лба. — Мы справимся, вместе. Теперь я никуда тебя не отпущу. Словно в подтверждение своих слов, напарник обнял его ещё крепче, так что снова заныли раны. Спайк не стал возражать. Это было даже приятно. Это значило ощущать себя живым. Снова. Спустя столько лет. Вместе с Джулией умерло его прошлое. Он наконец-то проснулся. Спайк думал об этом, увлекая напарника и по совместительству второго самого любимого человека в нежный, полный благодарности и преданности поцелуй. Пришла пора начинать новую жизнь. И если Джет будет рядом… Спайк был готов рискнуть.