Счастье, но...

      Александр поднялся с постели, утягивая за собой одну из белых простыней. Встав у подножья, он по-гречески закрепил её наискосок на плече при помощи золотистой броши, которую получил давным-давно от матери в подарок. Простыня эстетичными волнами струилась к полу, оставляя одну треть загорелого торса на виду. Александр изящно возвёл одну руку вверх, словно держал нечто вроде кубка, а голову повернул в профиль.       — Как я тебе? — на его губах расцвела яркая солнечная улыбка, он исподлобья взглянул на Кевина, оставшегося в кровати, и игриво повёл плечом.       — Ты моё божество, — приподнявшись на локте, тот ахнул и с нескрываемым восхищением пробежался взглядом по телу Александра. — Буквально Афродита в мужском теле.       В ответ на изумительный комплимент лев приложил ладонь к груди и рассмеялся громко, раскатисто. Он отвернулся к огромному зеркалу по правую руку, в котором легко помещался в полный рост. Счастлив ли этот человек? Пшеничные волосы находились в недопустимом беспорядке, на шее красовались два алых пятнышка, одно темнее другого, и возможно впервые в жизни Александр знал, что не обязан натирать их тональным кремом перед тем, как выйти за пределы спальни. Пол под ногами мягко качнулся, и он перевёл взгляд с собственных, лучащихся довольством глаз на отражение полуобнажённого Кевина. Тот явно не собирался расставаться с пышными подушками, упал обратно на них и устраивался поудобнее.       — Хэй, хэй, хэй, — Александр присел на край кровати с его стороны и ласково огладил по щеке, — я настолько тебя вымотал ночью?       — Если когда-нибудь меня вновь попытаются убедить, что нет никого горячее итальянцев, у них не будет и шанса, — Кевин, не открывая глаз, прижал своей рукой ладонь Александра плотнее к лицу, а затем поцеловал с тыльной стороны. — Дай мне ещё час, дорогой, и я вернусь в строй.       Солнце давно укрепилось в зените, пускало искрящиеся блики по мелким волнам, а по верхней палубе во всю расхаживал персонал. Вкусная еда, терпкое вино, просторная яхта, любовь, понимание и знойная летняя жара — это ли не желанный оазис каждого, кто скитается по иссушающей пустыне жизни в поисках лучшего? Александр опустил взгляд и печально улыбнулся, позволив себе это только потому, что никто на него не смотрел. Оазис мечты.       Он сменил простыню на расшитый серебром фиолетовый шёлковый халат, спрятал наготу под лёгкими шортами и вышел на палубу. Морской воздух приятно ударил по обонянию, как и в каждое утро, встреченное на воде, ведь в каюте кондиционер идеально справлялся со своей задачей. Александр тряхнул головой, пальцами зачесал волосы и некоторое время задумчиво смотрел на то, как волны нежно облизывают гладкие бока яхты. Принять приглашение Миты было идеальным решением. Роскошная жизнь по классу премиум, разве можно хотеть чего-то ещё? Натужно вздохнув, Александр вернул себе мягкую улыбку и по зову урчащего желудка отправился завтракать.       В обеденном зале его ждали тосты, дорогой чай, аккуратные, безупречно воспитанные официанты и вкуснейший омлет. Но есть пришлось одному, так как ослепительная брюнетка, она же хозяйка судна, просыпалась раньше всех, ела и уходила загорать задолго до полудня.       — Прекрасный, — басисто промурчал Александр, жестом останавливая одного из официантов, и протёр губы салфеткой, — подскажи мне, где сегодня разместилась лучшая певица Греции?       Прихватив с собой бокал сухого шампанского, он неторопливо дошёл до носа яхты, где и обнаружил Миту. Она не озаботилась в этот раз перетаскиванием личного шезлонга и лежала на одном только пляжном полотенце, и Александр про себя отметил, что этот чёрный купальник — лучший из всех, которые он уже видел, — как нельзя лучше подчёркивал её фигуру.       — Моя королева, — с улыбкой он облокотился на перила рядом и приветственно кивнул, когда Мита приоткрыла один глаз.       — О, кто это выбрался из любовного гнёздышка, — она загородила солнце рукой, но всё равно щурилась, разглядывая Александра. — Не жалеешь, что согласился на греческие каникулы?       — Пф-ф, прошу тебя! Конечно, не жалею, — он сделал глоток прохладного шампанского. — Позволь пригласить на променад? Ты в любом случае сгоришь, если пролежишь ещё хоть полчаса, солнце тут безжалостно даже к писаным красавицам.       Долго дожидаться Миту не пришлось, она подвязала на шее воздушное полупрозрачное парео и прикрыла тёмные волосы широкополой шляпой. На этот соблазнительный видок Александр поиграл бровями и получил в ответ благодарную улыбку — они оба чувствовали по-родственному тёплый комфорт рядом друг с другом, и не надо было объяснять дурачества. Подхватив Александра под руку, Мита несколько раз топнула указательным пальцем по его предплечью.       — Ещё немного и ты станешь темнее меня, а ведь даже не загораешь специально. Жутко завидую, это всё твоя нордическая бледность — кожа изголодалась по ультрафиолету, — она наигранно надула губы.       Обычно Александр с готовностью поддерживал шутливые споры, но сейчас лишь кратко хмыкнул, мечтательно наблюдая за горизонтом. Мита вгляделась в его профиль, вмиг посерьёзнев, из-за чего между её тонких бровей залегла маленькая морщинка. Неспешно они ступали вдоль борта плечом к плечу, каждый задумавшись о своём. Воздух бережно развевал их одежду и волосы; холодная капля испарины на стекле скатилась по высокому бокалу на указательный палец Александра, и он, вспомнив про шампанское, отпил немного. В этот момент Мита резво обошла его и встала лицом к лицу, преграждая путь.       — Ты ведь не думаешь, что можешь от меня что-то утаить, да? Потому что это, — она ткнула его в грудь пальцем с самым суровым выражением лица, — было бы ужасно глупо с твоей стороны. Я вижу тебя насквозь, Александр Лемтов. И если ты не скажешь мне, что тебя тревожит, то будешь задницей.       Когда он красноречиво улыбнулся от угрожающего ему прозвища, Мита поправилась:       — Худшей задницей из всех задниц мира. Говори.       Александр задержал взгляд на её глазах, медля, но в конце концов выдохнул обречённое «хорошо» и вновь посмотрел на горизонт, где море сливалось с небом воедино.       — Ох, это… Сложно объяснить, — костяшками он потёр лоб и откинул с него непослушный светлый локон. — Тут чудесно. Сказочно. Я жутко, жу-у-утко благодарен тебе за время, которое провожу.       — Но-о?.. — Мита с искренним сочувствием положила ладонь на его плечо, не отводя взгляда.       — Но… Я бы очень хотел, чтобы мне не приходилось прятаться в Греции или где-то ещё, чтобы иметь право на счастье. Понимаешь? Россия — в ней есть очень много вещей, по которым я тоскую, — Александр глубоко вздохнул, посмотрел на пузырьки в шампанском и взболтнул его. — Не всё там плохо. Мама всегда понимала меня и принимала, не пытаясь изменить. Мне нравился наш маленький городок, какими бы жестокими ни были там очерствевшие от тяжёлой жизни люди. О-о-о! — он вытянул губы трубочкой, посмотрел в глаза Миты и бархатно рассмеялся. — А зима, русская зима. Ты обя-я-язана однажды увидеть её во всей красе. И русская театральная школа. И русский балет. Даже, знаешь, церкви — нет, нет, я совсем не религиозен, но есть в их архитектуре нечто куда более близкое сердцу, чем у католических. И…       Мита вдруг молча обняла его поперёк талии, притянула крепко к себе и положила голову на плечо. Больше всего на свете хотелось его успокоить, но она понимала, что никакой переезд в Грецию, никакие яхты не помогут той тоске, которая осадком закрепилась в душе. Потянув носом аромат её цветочного шампуня, Александр привычно окружил её второй рукой и погладил между лопаток.       — Мне очень жаль, что мать Россия согласна любить меня, только если я отвечаю её строгим требованиям, ведь моё-то сердце принадлежит ей вопреки всем минусам.       Он замолчал. Закрыл глаза. И они стояли так, не говоря ничего и не шевелясь до тех пор, пока Кевин громко не позвал Александра, явно потеряв их обоих. Счастье. Однажды он обязательно сможет быть счастлив не только в гостях. Но, увы, пока это оставалось лишь наивной мечтой.