***
Сичэнь не находил себе места уже неделю. После того разговора Минцзюэ не отвечал, сколько бы он не звонил. Мужчина был против такого жестокого наказания для Мэн Яо, но, с другой стороны, он вполне мог натворить что-то ещё, помимо того, что они видели. Стойкое ощущение того, что он что-то не знает не давало спать по ночам. И Лань Хуань решил поговорить с Минцзюэ при личной встрече, тем более трубку он всё равно не брал. Легче всего было поймать друга на работе, собственно, туда он и отправился. Но личный секретарь старшего Не и сам искал его. Оказывается, Минцзюэ уже четыре дня отсутствовал на работе. Это настораживало. Лань Сичэнь сидел в машине и думал, что делать дальше. Ехать к нему домой было бы как минимум бестактно, но похоже выбора у него не было. Всю дорогу до дома друга его преследовало предчувствие. Минцзюэ никогда и не за что не стал бы так себя вести, дела компании для него всегда были в приоритете. Если его так долго нет на работе, скорее всего случилось что-то с А-Саном и это определённо что-то серьёзное. Приехав, Лань Хуань долго звонил в дверь, но ему никто не отвечал. Он уже начал нервничать, когда решил потянуть за ручку сам и дверь неожиданно проскрипела, открываясь от лёгкого толчка. Сичэнь удивлённо замер. «Господи, что там случилось?!» Он мялся у крыльца, решаясь зайти или нет. С одной стороны если никто не закрыл дверь, значит случилось что-то серьёзное, а с другой заходить в чужой дом без разрешения было бы в высшей мере неуважительно. Лань Хуань напряжённо мял край пальто, но всё же зашёл, отодвинув подальше приличия и даже не сняв обуви. Сердце колотилось всё быстрее, странное ощущение не покидало его разум. Что, чёрт возьми, должно было произойти, чтобы оставить дверь открытой? Весь дом был окутан полумраком, только из гостиной доносились неразборчивые звуки телевизора. Сичэнь уловил странный запах, но не придал этому значение. Он на негнущихся ногах подошёл к двери в гостиную, чем ближе он был к ней, нем сильнее становился страх. Можно было ожидать увидеть там всё что угодно. Вдруг, ему послышался знакомый голос. Минцзюэ был там, это значительно успокоило, хотя бы с ним всё было нормально. Лань Хуань потянул за ручку и морщась от яркого света ламп потёр глаза. — Минцзюэ, там дверь открыта. Ты в поряд… Сичэнь наконец открыл глаза и пригляделся. Он тут же ошеломлённо замер, сердце пропустило удар, к горлу подкатила тошнота. Лань Хуань наклонился и тяжело закашлялся от рвотных позывов.***
Тёплое майское солнце нагревало мраморные плиты могил, во круг было необычно тихо. Среди стройных рядов мемориалов стоял мужчина, бесцельно уставившийся на фотографию в его руках. Та, что находилась на памятнике не казалась ему подходящей. На ней брат грустно улыбался, глаза его были печальны, не таким он хотел его видеть. Минцзюэ тяжело вздохнул, двадцатое мая — его день рождения. Каждый раз приходить в эту дату было особенно тяжело. Брата похоронили рядом с матерью, голубые незабудки быстро прижились и на его могиле. Они слегка покачивались на ветру, шевеля мягкими лепестками. Минцзюэ закрыл глаза и натянуто улыбнулся. — С днём рождения, — почти прошептал мужчина. — Папа, пойдём домой! Тут скучно. — Маленькая девочка настойчиво дёргала его за штанину, недовольно нахмурившись. Минцзюэ присел на корточки, чтобы быть ближе к дочери. — Хорошо, беги к маме, я скоро подойду. — Он нежно потрепал её тёмные волосы и пытался улыбнуться. — А кто этот мальчик? — Девочка протянула ручку показывая пальчиком на надгробие. — Твой дядя. — Минцзюэ сглотнул. — Иди к маме, папе нужно побыть одному. — А он умер? — Она посмотрела своими медовыми глазами на отца и чуть наклонила голову, ожидая ответа. — Да, а теперь беги к матери, иначе я тебя покусаю! — Мужчина в шутку зарычал, и девочка убежала громко смеясь. Минцзюэ встал и виновато посмотрел на фотографию брата, на сердце потяжелело. — Она так на тебя похожа. Думаю, станет твоей копией, когда вырастет. — Он грустно усмехнулся и подошёл ближе, поглаживая большим пальцем белый мрамор мемориала. — Но никто не заменит мне тебя. Горячая слеза упала на камень, становясь мокрым пятнышком на безупречно чистом надгробие.