***
— Частное агентство «Каэр Морхэн» на проводе, — на время страйка все телефонные звонки принимал Ламберт, невероятно обиженный за то, что ему почти не удавалось проводить время с Цири. — В данный момент мы не принимаем государственные заказы без стопроцентной предоплаты. Короче, заплатите или отвалите! — Не выдержав занудного тона собеседника, ведьмак бросил трубку и, от души приложив кулаком ни в чем неповинный подоконник, потянулся за портсигаром. — Совсем охуели, решили измором взять. — Что, уже оплатили? — рявкнул Ламберт, обрывая пронзительную трель аппарата, от которой уже начинал дёргаться левый глаз. — А, это ты, Роше. Какая, нахер, государственная измена, ты там фисштех на примеси проверяешь? Нет, блять, даже если Фольтест лично попросит, никто тут забесплатно под монстров не ляжет, тьфу бля, не полезет. Да похрену мне на ваши политические проблемы, у нас нейтралитет. Ведьмачий, правильно. Будь умницей, положи трубку и иди по своим делам. Сам ты оборзел! В очередной раз швырнув трубку на аппарат, Ламберт поднялся и выдернул шнур, мысленно апплодируя Лютику — балаболка-балаболкой, а дело свое знает, даже тайная полиция зашевелилась. И деньги на счет от ушлого маэстро потекли рекой, такими темпами к концу следующего года можно было отстроить недостающие корпуса и взяться за восстановление утраченного секрета мутаций. Сложнее всего было сдерживать Геральта, который так и рвался спасать город от нашествия котолачек, но после похода с дочерью по лавкам даже его энтузиазм угас, а желание геройствовать разбилось вдребезги при виде расстроенной детской мордашки. Дверной звонок надрывно заверещал, выдергивая Ламберта из блаженной неги. Ворча и ругая поздних посетителей он направился к двери, втайне надеясь на частный заказ за хорошее вознаграждение. Однако его надеждам не суждено было сбыться. — Так и знал, что ты добьёшься успеха, братишка, — Ламберт потонул в крепких дружеских объятиях, понимая, что даже не догадывался до этого момента, как сильно скучал.***
Вернон устал ежедневно отчитываться о провалах. Город захлебывался кровью и тонул в протестах, в то время как органы правопорядка оказались почти полностью парализованы: даже самые опытные сыщики путались, не понимая, кого пытаются отыскать, следы преступников мгновенно сжирало неумолимое время… Почуяв безнаказанность, к монстрам присоединились вполне обычные бандиты. И все — из-за жадности одного-единственного казнокрада, чей задубевший труп вторую неделю намекал протестующим на наличие правосудия. Но этого было явно недостаточно. Вернон понимал, что самым простым решением было бы согласиться на вполне справедливые требования ведьмаков и, быть может, сумел убедить в этом короля, если бы не одно «но». Это уже давно не было страйком ведьмаков или чародеек. Хрупкий мир, установленный между расами, населяющими Темерию (к вящей радости Роше — не только Темерию, но и соседние государства), трещал по швам, обнаруживая самые неприглядные стороны человеческой натуры. Одни и те же люди требовали равной оплаты труда для охотников на чудовищ и устраивали погромы в кварталах нелюдей — вероятнее всего потому, что этим заканчивались любые гражданские недовольства. А виновник всей этой фантасмагории ужом выскальзывал из хватки тайной полиции, да и предъявить паршивцу, по большому счёту, было нечего. — Ты слышал отчет казначейства: раньше начала года мы не можем повысить ставки, — под глазами Фольтеста пролегли глубокие тени. Эта история изрядно измотала короля, вынужденного перевести государство и столицу в ручное управление. — К этому времени мы просто утонем в беспорядках. — Да, Ваше Величество, — Роше опустил голову, не зная, как лучше сформулировать своё безумное предложение. — Боюсь, предложенных мер будет недостаточно… Он прошел долгий путь, прежде чем понял, кто стоит за беспорядками. Тонкая, ювелирная работа, сам Роше не придумал бы лучше. Сколько времени было потрачено зря? Слухи и сплетни растеклись по городу не сразу, но он так и не нашёл одной-единственной точки, к которой сошлись бы все ниточки. Даже отслеживая всю цепочку, «Полоски» упирались в глухую стену, так и не отыскав первоисточник очередной лжи. И только в очередной раз убедившись, что конец обрывается далеко за пределами Вызимы, Роше задумался — кого они ищут? — Ты считаешь, что к этому причастны нильфгаардцы? — оживился Ян Наталис, придвигаясь ближе. — Не думаю, право, что у них есть время на внешнюю политику. Государственный переворот слегка… истощает. — Не нам сейчас говорить о переворотах, — поморщился Фольтест, потирая переносицу. Стоило только отвлечься, пожить в свое удовольствие, наблюдая за тем, как любимая дочь наверстывает упущенное из-за проклятия годы. — Говори, Вернон, какие меры ты считаешь необходимыми? — Музыкальный фестиваль, — говорить об этом было неловко, да и взгляды собеседников откровенно намекали, что он сошёл с ума. — Не обязательно в Вызиме, просто… нужно разрядить обстановку. — Ты рехнулся, — озвучил общую мысль Наталис, избавляя короля от мучительного выбора метафор, — страна трещит по швам, Роше! Какой фестиваль? — Музыкальный, — неуютно поёжился начальник тайной полиции, мучительно выбирая между признанием собственной несостоятельности и безумия. — Выпивка, женщины, песни… конкурс. — Вернон, — Фольтест снял ставшую неожиданно тяжёлой корону и, не выдержав, придвинул пепельницу к себе. — Ты идиот или держишь за идиотов нас? Первое исключено, я в людях так сильно не ошибаюсь. Курить хотелось невыносимо, особенно сильным это желание стало, когда король невозмутимо чиркнул спичкой и смачно затянулся, сжигая треть сигареты одной затяжкой. Роше потянулся было за своими папиросами, но король отрицательно покачал головой, улыбнувшись в ответ на жалобный взгляд. Что ж, Роше и сам нередко прибегал к этой уловке, пытаясь разговорить людей. И не сказать, что она не работала. — Это не обычный бунт. У них нет ни предводителей, ни повестки. Оголтелая толпа, требующая денег и порядка, который сама же разрушает, — он начал издалека, нервно разминая папиросу в пальцах, — и все наши силы брошены на поиск одного человека, который заварил эту кашу. — Ты говоришь, что у них нет предводитель, но тут же утверждаешь противоположное, — нахмурился Фольтест, недовольный тем, что его продолжают запутывать. — Предводителей нет. Поэтому убийство или даже казнь этого человека ни к чему не приведёт, — подтвердил Роше, постепенно расслабляясь. Ему не нравилось скрывать что-либо от короля, это было слишком неправильно. Но он не мог рассказывать о деле прежде, чем разобрался во всем сам. — Согласен, мы с таким не сталкивались. Можно сказать, это прорыв, новая тактика ведения войны. Поначалу я списывал это на совпадение. — В политике не бывает совпадений, — встрял Наталис, утомленный длинным вступлением. Проблема была в том, что политикой здесь и не пахло. Был всего лишь один маленький человек и его маленькое желание по-крупному насрать властям Темерии. Это было даже хуже, чем если бы «информационную войну», как окрестил про себя новый способ усиления беспорядков Роше, этот поганец вел по чьей-то указке. Шпионов можно перекупить, подлецов запугать, но вот что делать с честными идейными идиотами — начальник тайной полиции не имел ни малейшего понятия. Как оказалось — не он один. Но, объединив усилия, прожженый политик, искусный интриган и просто заебавшийся ловить ветер в поле Роше могли придумать что-то стоящее.***
— Лютик возвращается, Лютик возвращается, — позабыв о завтраке, Цирилла носилась по квартире крестного, радостно сгребая в кучу все, что хотелось показать взрослому другу. Ей нравилось проводить время с ведьмаками, хоть те и казались страшными занудами, когда речь заходила о чем-нибудь по-настоящему интересном, но музыкант… Лютик был первым настоящим другом в этом городе, немногим из людей, к которым девочка искренне привязалась. И, конечно, это никак не было связано с тем, что лютнист целый год преподавал в своём университете, да и в принципе не брезговал подрабатывать уроками. По крайней мере, Геральту очень хотелось думать именно так. — Цири, завтрак остынет, — напомнил седой ведьмак, подхватывая девочку на руки и уносят обратно к столу. — Почему ты решила, что Лютик приедет так скоро? — По радио сказали, что он будет играть на благотворительном балу у короля Фольтеста, — княжна нахмурилась, забавно (пока еще это выглядело забавно) сдвинув брови и принялась недовольно тыкать вилкой в ни в чем неповинную яичницу. — Балы это ужасно скучненько. Как бы Лютик там не сдох. — Что за слова, — ведьмак уселся напротив, пытаясь подавать хороший пример и есть свою порцию по всем правилам этикета. Это было довольно сложно, учитывая то, что сам Геральт еще недавно не имел об этикете ни малейшего представления и буквально учился вместе с подрастающей княжной. Он понимал, что рано или поздно волнения улягутся и крестница вернётся в Цинтру, где вряд ли обрадуются влиянию, оказанному на наследницу престола. Вот только полезные знания отскакивали от Цири мячиками для пинг-понга, зато всякая гадость, услышанная от кого-то (Ламберта) несдержанного немедля занимала почётное место в копилке жизненного опыта. — Лютик собирался вернуться не раньше, чем в столице станет безопасно, — по правде говоря, он и сам устал бездельничать и перебиваться редкими частными заказами, ради выполнения которых приходилось оставлять Цири на побратимов: как-то так получалось, что она неизбежно оказывалась у Ламберта, в его заросшей всяким неподходящим для девочки хламом квартирке. — Странно, что он согласился. — Королям отказывать нельзя, — важно заявила девочка, отпихнув в сторону пустую тарелку, — а королевам отказывать два раза по нельзя. Так говорит дедушка. Все, что хоть немного утешало Геральта: не он первый начал учить ребёнка плохому. Но желание вырвать Ламберту язык никуда не исчезло. — Всем можно отказывать, — нехорошее предчувствие камнем опустилось на плечи, пригибая к земле: Лютик вляпался. Геральт понятия не имел за что и почему на этот раз, он просто чувствовал, что гребаный музыкант снова отыскал проблем на свою задницу. Оставалось только надеяться, что чутье подвело ведьмака в этот раз.***
— Не боишься пропустить собственный триумф? — от внешнего лоска не осталось и следа, тушь потекла и размалась по напудренным щекам некрасивыми потеками чернил, алая помада покинула губы, превращая рот в смазанное припухшее пятно, беспощадно залитые лаком локоны сбились, торча во все стороны неопрятными смоляными колтунами, но Лютику так нравилось даже больше. Разомлевшие в его умелых, несовершенные и восхитительные в своем несовершенстве женщины всегда были его слабостью. Ему нравилось стирать глянец с напыщенных красоток, стирать эти одинаковые маски, открывая за ними стеснительных скромниц, самовлюбленных стерв и страстных львиц. Это было прекрасно и музыкант совершенно не понимал, зачем мода диктует женщинам прятаться от мира, становясь такими… одинаковыми. — Мой триумф состоялся только что, — он потерся носом о шею своей музы, вдыхая набивший оскомину аромат модной «Зари Вызимы»: даже в таких невидимых глазу мелочах провинциальные красотки старались соблюдать единство. Лукаво прищурившись, музыкант задумчиво провел ладонью, очерчивая изгибы женского тела: — Хотя ты права, я могу лучше… — Уже через неделю ты будешь играть на королевском балу, — мечтательно вздохнула красотка, чьё имя Лютик никак не мог вспомнить. — В самой Вызиме… Ах, как я хотела бы хоть одним глазком взглянуть на тамошних мазелей. — Ты бы затмила их всех, — со знанием дела отозвался поэт, стараясь ничем не выдать волнения. Он был растерян и искренне не понимал, как поступить. Плотские утехи отошли на второй план, все мысли занимало неуемное желание выжить. Лютик догадывался, что странные люди, то и дело возникающие в местах его выступлений, неспроста искали встречи и вряд ли относились к числу преданных фанатов творчества. Но музыкант не был бы Лютиком, если бы в совершенстве не владел искусством растворяться в толпе: весь его яркий, щеголеватый сценический образ был заточен на то, чтобы исчезать так же внезапно, как появлялся. Он путешествовал автостопом, нарочно избегая прямых очевидных путей — простой студент, направляющийся домой после насыщенной сессии не вызывал ничего, кроме желания обогреть и накормить страдальца. Но Роше не был бы начальником тайной полиции, если бы не сумел переиграть диверсанта-самоучку. Конечно, Лютик делал все, чтобы ничто не указывало на его причастность к учиненному бардаку, более того: некоторых последствий он даже не предвидел, но понимал, что люди Роше тоже не лыком шиты. Пропустить собственное, объявленное из каждого чайника, выступление он не мог. Слушая радио, включенное в машине, Лютик плотно заворачивался в темно-серое лёгкое пальтишко и вжимался в большое мягкое — под стать массивному владельцу грузовика — кресло в попытках унять дрожь. Ловкая работа: он сам вынужден был сунуть голову в пасть раздраконенного медведя. Благотворительный бал для сбора средств на восстановление ведьмачьей школы в раздираемом монстрами государстве был организован словно нарочно для Лютика, собиравшего со своих импровизированных выступлений ровно на то же самое. Если он не выступит — того и гляди обвинят в мошенничестве, тщательно выстроенная репутация рухнет и на карьере гастролирующего музыканта (сам себя Лютик предпочитал именовать менестрелем или бардом на старинный манер) можно будет поставить крест. Лютик не мог не явиться — на то и был расчёт.***
— Он в здании, — хрипло каркнула рация голосом Тринадцатого, похоронив планы Роше перехватить музыканта до выступления и склонить к сотрудничеству. Что ж, это было в какой-то степени к лучшему: не нужно было переживать о сохранности смазливой мордашки, по которой он от души мечтал врезать. — Берем? — Сразу после, — отозвался Роше и прильнул к колонне, наблюдая с балкона за происходящим. Гаденыш пёстрым вихрем ворвался в зал, сходу заводя одну из своих популярных песен звучным, хорошо поставленным тенором: праздно болтающая знать сразу подобралась и притихла, бесшумно расступаясь. Что говорить, засранец был хорош, а с годами становился все искуснее в умении завораживать публику с полуслова и беззастенчиво пользовался своим обаянием. Заготовленная сцена находилась в углу, противоположном единственному выходу из помещения, но Лютик словно нарочно игнорировал её, предпочитая кружить среди публики, перемежая песни шутливыми репликами. Он делал это легко и непринуждённо, умудряясь невзначай держать дистанцию с немногими представителями тайной полиции, присутствующими среди знати. Роше глухо выругался, понимая, что еще немного — и поганец ускользнет из их хватки с той же лёгкостью, с которой выворачивался все это время. — Уверен, что он не обученный шпион? — Вернон вздрогнул, услышав за спиной голос короля. Не смотря на то, что операция была на грани провала, Фольтест довольно улыбался, наблюдая за Лютиком. — Хорош. — Обученный человек не просчитывается в мелочах, — вздохнул Роше, — пригласите его на аудиенцию? Боюсь, он снова уйдёт. — Не уйдёт.***
Геральт беспокоился. Нет, Лютик не был беспомощным котёнком и его не нужно было постоянно спасать, но тревога упорно грызла ведьмака. Музыкант даже не зашел увидеться с ним — ни домой, ни в Каэр Морхэн, что по мнению Белого Волка было совершенно не свойственно назойливому соседу. К тому же, за все это время Лютик даже не попытался позвонить, хотя мог часами висеть на телефоне, пересказывая в подробностях истории о своих приключениях. — Да все в порядке с твоей балаболкой, — отмахнулся Ламберт в ответ на сотый, кажется, вопрос «Лютик не звонил?». — Здорово на своей идее раскрутился, то же мне, глас народного гнева. Геральт похолодел и осторожно подобрался поближе к темноволосому ведьмаку. Ламберт, конечно, был той еще занозой в заднице и любителем небылиц (чем-то походя в этом на безалаберного музыканта), но на этот раз он определённо знал куда больше, чем говорил. Ухватив младшего за ворот рубашки, он вжал его в кресло, угрожающе нависая сверху: — Выкладывай, с каких пор Лютик стал революционером?! — верить в то, что всю эту кашу с митингами и страйками заварил бестолковый поэт, не хотелось, но… Геральт вспомнил, что волнения в городе начались далеко не сразу — понадобилась неделя с момента отъезда Лютика, прежде чем улицы охватило возмущение. С тех пор бардак только усиливается: вот только сославшийся на опасную обстановку музыкант уехал раньше, чем все завертелось. — С тех пор, как у тебя появился ребенок, которого ты одеваешь в дырявые обноски, — огрызнулся Ламберт, отпихивая взбешенного побратима. Рубашка угрожающе затрещала, пуговицы прыснули в разные стороны, не выдержав натиска. — Благотворитель хуев. — Скряга, — рявкнул Геральт, замахиваясь для удара, но Ламберт не собирался терпеливо подставлять щеки и кинулся на него первым. Два ведьмака сцепились, отчаянно бранясь и щедро осыпая друг друга тумаками. Загрохотал перевёрнутый стол, бумаги рассыпались по полу, но они не обратили внимания на это, продолжая выяснять отношения. — Цири, закрой уши, — скомандовал Весемир, прибежав на шум вместе с девочкой, которую драка интересовала куда больше занудного бестиария. Она обиженно нахмурилась, но старательно прижала уши ладошками, решив, что ничего такого, чего она уже успела ненароком услышать, не пропустит. — Курвины дети, какой вы, блять, пример подаёте ребёнку?! Убрали все, быстро. Далеко не сразу отцепившись друг от друга, ведьмаки пристыженно разошлись, с трудом переводя дух. Сцена и правда вышла некрасивой, да и глупо было тратить время на разборки, когда Лютику грозила опасность. — Я соберу, — первым вызвался Ламберт, чувствуя вину за сложившуюся ситуацию. — Спасай своего музыканта, не повесят же его в самом деле за пару концертов. Услышав это, Геральт вспомнил, что вытаскивать языкастого приятеля в прямом смысле из петли, уже доводилось и кинулся к телефону. — Лютика нельзя вешать, — серьёзно заявила Цирилла, уловив общую суть проблемы. — Он хороший. Никто, в общем и не спорил, вот только самым ярким из многочисленных талантов Лютика было умение вляпываться по уши и втягивать в это других.***
Лютик мысленно попрощался с жизнью и помолился Мелитэле, чтобы ему дали возможность написать завещание прежде, чем его несравненно талантливая тушка украсит собой центральную площадь Вызимы. С того момента, как симпатичная блондинка с глазами голодной волчицы передала ему королевский приказ, слова застревали в горле: его худшие опасения подтвердились. — Король с нетерпением ожидает встречи с вами, — широкоплечий детина, больше похожий на бандита, чем на королевскую прислугу самодовольно ухмыльнулся, от чего сердце Лютика ушло в пятки. Дверь за его спиной бесшумно закрылась, оставляя его наедине с полупустой комнатой, в центре которой стоял стол с включенной настольной лампой. Свет лампы был направлен так, что Лютик едва различил силуэт сидящего за столом человека — и, конечно же, грузная фигура не имела ничего общего с породистой королевской статью. Музыкант попятился, нервно дергая ручку, но дверь уже была заперта снаружи. — Ты не король Фольтест, — возмутился он, пытаясь бравадой скрыть дрожь в голосе. Пусть он и был тем еще трусом, но перед лицом смерти хотел выглядеть достойно, не уступая в мужестве героям своих баллад. — Зато ты — виконт Леттенхоф, враг Темерии, — ухмыльнулся Роше, довольный произведенным впечатлением. — Зачинщик многочисленных восстаний, разжигатель межрасовой розни — жаль, мы не объявили, что это был твой прощальный концерт, выручка взлетела бы вдвое. — Почему прощальный, Роше? — искренне возмутился музыкант, узнавая собеседника по голосу. Пусть он слышал его всего пару раз в жизни, искаженным телефонной связью, да и то — трубку держал Геральт. Великолепная память и тонкий слух не раз спасали ему жизнь, но в этот раз он просто решил успокоиться и подождать, пока ведьмак придет на помощь. — И никакой розни я не разжигал! — То есть, остального ты не отрицаешь? — Вернон едва сдерживал смех, наблюдая за ужимками попавшегося в ловушку «бунтовщика», еще не догадываясь, с кем имеет дело. Лютик возражал. Открыв рот, он уже не мог сдержать возражений и претензий, накопленных едва ли не за все годы жизни: и виконтом он добрый десяток лет не являлся, и бунтов не разжигал, просто пел о том, что видел — а видел музыкант, естественно, сплошные ужасы и несправедливость. По мере его эмоционального выступления глаза Вернона закатывались все дальше под веки, а плотная занавесь за его спиной начала издавать странные хрюкающие звуки. — И вообще меня нельзя судить за государственную измену, я гражданин Керака и требую присутствия консула, — на этом моменте нервы Роше и Фольтеста окончательно сдали и оба мужчины разразились хохотом. Понимая, что уже выдал свое присутствие, король вышел из-за ширмы, чем немало напугал и без того дерганого Лютика. — Браво, маэстро, — сдержанно зааплодировал монарх, останавливая лавину слов, — жаль, что ни одно из существующих государств не изъявило желания видеть тебя своим гражданином, а в трех и вовсе испытывают потребность не то повесить, не то расстрелять. — Вкратце: никому ты нахрен не сдался, — пользуясь благодушным настроением короля, Роше решил позволить себе небольшую вольность и добавил от души: — рифмоплет несчастный. — Я требую международного суда, — обиделся Лютик, пытаясь оттянуть время. По его расчётам Геральт уже мог догадаться, что дело пахнет керосином и начать предпринимать попытки его спасти. Он действительно был апартеидом: по собственному мнению исключительно из-за того, что принадлежал миру, но по факту выходило, что в добром десятке государств Континента он умудрился так или иначе насолить правящей верхушке. Чаще всего причиной являлась тяга музыканта к рискованным предприятиям амурного толка, однако несколько ядовитых памфлетов политического толка были, несомненно, обязаны своей популярности не только таланту автора, но и злободневности содержания. Отказавшись от гражданства Керака, чтобы подчеркнуть разрыв с семьёй, Лютик так и не озаботился выбором новой Родины — бюрократическая неразбериха давала возможность улизнуть в особо критических ситуациях. — Темерия охвачена смутой, — с горечью сообщил Фольтест, пристально глядя на музыканта в поисках подтверждения или опровержения предположений подчинённого. — И ты надеешься, что это сойдёт тебе с рук? — А вы ведьмаку заплатите, — съехидничал музыкант, шалея от собственной наглости. — И вам зачтется. — Заканчивай с ним, — увидев все, что хотел, Фольтест склонился к столу и, обмакнув ручку в чернильницу, поставил на документах несколько размашистых подписей. И без того бледный Лютик почувствовал острую нехватку воздуха — как будто петля уже захлестнула его шею, и потерял сознание.***
— Ваше величество, там ведьмак, — взъерошенный начальник стражи кинулся к Фольтесту, стоило только показаться в коридоре возле собственных покоев. — Грозится дворец разнести, ежели не выслушаете. Ожидаемо. Если бы Лютик даже оказался вражеским шпионом, из его поимки можно было извлечь немалую выгоду попросту обменяв засранца на приемлемые условия договора со страйкующими. — Знаю, Геральт Ривийский, — беспечно кивнул монарх, — проведи в кабинет. — Ваше Величество, — вопреки ожиданиям, Геральт оказался не один. Темноволосый ведьмак с роскошным фингалом не смотря на изрядно помятый вид, ухмылялся нагло и как-то совершенно… неуважительно. Как бы седоволосый не пытался прикрыть его собой, взгляд все равно цеплялся не за серебряные шипы и заклепки на укороченном плаще, не за располосованную какой-то тварью щеку и даже не за горящие в полумраке кошачьи глаза, а за вот эту вот кривую ухмылочку, обещающую все беды мира. — Простите за поздний визит, дело не терпит. Разрешите представить, мой коллега Ламберт… — Короче, это я попросил Лютика устроить блядский цирк, — устав от формальностей, виновник происшествия решил поторопить события: — правда, не знал, что этот бестолковый кретин настолько хорош. — Настолько, — кивнул король, позволяя продолжить. Эта часть истории была для него неизвестна, хотя нечто подобное можно было предположить. Его нисколько не задевала показная бравада: про себя он уже успел отметить, что новый знакомый не только намного моложе Геральта, но и явно озлоблен чем-то. Впрочем, на что злился ведьмак, в свете последних событий, было и ежу понятно. — Если хотите кому-то въебать за эту хрень — я готов, — Ламберт дерзко прищурился, нарочно поворачиваясь так, чтобы держать последствия «разговора» с Геральтом в тени. — А балаболку отпустите. Мне один хрен терять нечего. Все равно сдохнуть ни за грош должен в этой ебучей Темерии, чтоб вы дрыхли спокойно. Геральт мрачно наблюдал за патетическим «покаянием» собрата, все больше понимая, что они с Лютиком одного поля ягоды: такие же трепливые пустобрехи, только Ламберт был зол на весь мир, в то время как музыкант обожал всех, с кем сталкивался на своем пути. Не удивительно, что идиотская идея одного нашла в лице другого чудесного исполнителя — что застрявший в подростковых обидах Ламберт, что вечно молодой разгильдяй Лютик предпочитали действовать раньше, чем станет ясен исход дела. — Вам должны были передать, что после Йоля всем ведьмакам и магам подымут ставки минимум втрое от обычного, — проигнорировав ведьмачью браваду строго сообщил Фольтест, — если бы в вашей конторе не посылали нахуй сразу, как поднимают трубку, — по тому, как Геральт попытался незаметно пихнуть младшего собрата, догадаться, кто все это время играл роль «автоответчика» было несложно, — раньше, к сожалению, это сделать невозможно. К тому же, на счет Каэр Морхэна должны поступить средства от сегодняшнего мероприятия. Полагаю, этого достаточно, чтобы показать, как Темерия заинтересована в ваших услугах и рассчитывать на то, что наводнившие город порождения Сопряжения будут уничтожены с вашей помощью. Впервые в жизни Ламберт обрадовался, что прошел через Испытания и стал ведьмаком: измененная мутациями физиология не позволяла ему покраснеть, хотя от стыда за свое поведение хотелось провалиться сквозь пол. К несчастью, один вопрос все еще оставался неразрешенным: — Но Лютик? — С вашим другом, если он не нарушил закон, ничего не случится, — Фольтест махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена. Он искренне надеялся, что в этой нелепой истории поставлена жирная точка и, спустя некоторое время все уляжется. По крайней мере, он надеялся на это.***
Музыкант пришел в себя от сильных пощечин и протестующе застонал, пытаясь увернуться от тяжёлой ладони. Ноги все еще казались ватными, да и тело после пережитого потрясения протестовало против активных действий. Тем не менее, его рывком вздернули на ноги и усадили на стул. — Не выебывайся, — посоветовал Роше, наблюдая за безуспешными попытками притвориться дохлым. — Ты не в том положении, чтобы диктовать условия. В ответ Лютик с трудом поднял голову и посмотрел вперёд расфокусированным взглядом. Мысленно он уже попрощался с жизнью и не понимал, чем заслужил дополнительные муки. — Слышал, ваша братия любит аплодисменты, — ухмыльнулся Вернон, наблюдая за жалкими попытками изобразить адекватность. Впрочем, проделанная музыкантом работа свалила бы с ног и более крепкого человека: не удивительно, что как только необходимость держать себя в руках исчезла, адреналин схлынул и усталость бетонной плитой размазала недоделанного диверсанта по стулу. — Аплодирую стоя, ты уделал моих ребят всухую. Ювелирная работа, признавайся — подглядывал за занятиями кузена или у вас это в крови? — Истинный талант имеет множество применений, истинная бездарность — лишь одно, — мечтательно заявил Лютик, продолжая пялиться в пустоту. Даже в таком полуобморочном состоянии он был неспособен держать язык за зубами: — Иные цветы опасней змеи, иные слова острее кинжалов. — Значит, я применю твой талант так, как мне вздумается, — подытожил Роше, понимая, что бессознательный музыкант выдавал не больше информации, чем пришедший в себя, но зато был на порядок тише. — А точнее — ты лично исправишь всю хуйню, которую устроил, ясно? Голубые глаза прояснились, но порядком свыкшийся с положением смертника Лютик оставался верен своим убеждениям и только отрицательно покачал головой, вызывая у начальника тайной полиции приступ невольного уважения. Он даже не ожидал, что виновник его многодневной бессонницы окажется крепким орешком не только на свободе. — Юлиан, — он извлек из недр стола припасенную на всякий случай бутылку темерской ржаной водки и пачку папирос: — ты будешь служить на благо Родины, даже если ради этого мне придётся переломать тебе ноги и возить в коляске до конца твоей жизни. — Всегда мечтал попробовать последний ужин приговоренных, — Лютик потянулся к бутылке, но его руку бесцеремонно схватили, сжимая и больно выворачивая большой палец. — А Родины у меня нет. — Уже есть, — не отпуская музыканта, Роше подтолкнул к нему бумаги с размашистой подписью короля. — И если ты хочешь, чтобы твои любимые друзья процветали в твоей стране — сделаешь всё, что я тебе скажу. Лютик с недоумением уставился на то, что раньше принял за смертный приговор: на столе лежал новенький темерский паспорт и приказ о назначении его, Лютика, особым агентом тайной полиции под кодовым именем «Одуванчик» с ежемесячным жалованием в полторы тысячи оренов. Что же, все действительно могло быть намного хуже: получалось, что его вознаградили за эту выходку. Убедившись, что глупых поступков больше не предвидится, Роше выпустил руку новоиспеченного агента и сам разлил водку по стаканам: — Внизу напиши «с указом ознакомлен», поставь дату и подпись, — хмыкнул он, понимая, что такой милостью не разбрасываются. В том, что Лютик далеко не так прост, как представляется, он уже имел несчастье удостовериться лично и до последнего не верил, что нежданное «сокровище» в принципе можно ухватить. — Первое задание ты получил, не справишься — под трибунал и к стенке. Спорить было не о чем, да и не с чем, так что музыкант скорчил жалобную мину и взял ручку, послушно выводя на бумаге признание собственного провала. — Почему одуванчик? — жалобно поинтересовался он, когда формальности были улажены, а водка приятно согревала изнутри. — Потому, что вроде бы один, а как ветер подует — проблем от тебя целый ворох, — поделился изрядно повеселевший Роше. — Интересная тактика, мне бы понравилось. — Как будто тебе не понравилось и так, — за первым стаканом последовал второй, после третьего выяснилось, что музыкант умеет играть темерский гимн и, стало быть, является полноценным гражданином, а после четвёртого новоявленного агента потянуло искать новые приключения и Вернон решил, что справляться с этим в одиночку совершенно не обязан. Так что пьяный (но недостаточно, чтобы прекращать бурную деятельность) Лютик был доставлен прямо к неприметной хлипкой двери и передан в руки своего соседа, на котором немедля повис, признаваясь зачем-то в любви. — Лютик, блять, разбудишь ребенка, — проворчал Геральт, едва сдерживая улыбку. Он до последнего не верил, что музыкант вернётся из лап тайной полиции целым и невредимым: при всем уважении к Роше, он понимал, что это ходячее несчастье способно взбесить даже памятник. Отчаявшись избавиться от цепких объятий, ведьмак кое-как прикрыл их обоих одеялом и заснул под пьяное бормотание. Все же за эти месяцы он тоже успел соскучиться.