Огонек

Яркое солнце светило в окно, явно собираясь выжечь цветы на подоконнике. Больше всего страдал старый фикус, что, казалось, был бессмертен и бессменен, ибо он стоял тут со времен появления этого офиса. Солнечные лучи падали на его листву, от чего она из темно-зеленого становилась ядовито-зеленого цвета. Еще немного и его листва пожухнет, превратившись в желтые сморщенные, тонкие листья, в которых не будет присутствовать и капли влаги. Сия картина пробудила во мне исключительно отрицательные эмоции. Моя слишком жалостливая душонка сжалась в комочек от мысли о погибели фикуса. А сейчас его жизнь находилась под угрозой, а потому именно я, как единственный герой, решил спасти тот самый фикус. Крепко ухватив горшок в свои объятия я перенес его на стол, что стоял в тени. Облегченно вздохнув от того, что я все же справился со своей миссией, которую сам себе выдумал, я погладил листья растения, а затем наполнил в свою кружку, из которой сам недавно выпил кофе, немного воды и полил фикус, надеясь принести ему облегчение. Воспоминания о кофе хлестнули мне в горло, от чего мне стало еще жарче. День только начался, а солнце уже так страшно пекло. Готов поспорить, что любое нормальное, здравомыслящее существо давно бы спряталось в прохладную норку, вырытую под землей, а человек бы спрятался в своей квартире, где бесспорно бы приятно жужжал вентилятор, обдувая прохладой, либо кондиционер. Кстати о нем... - Алан, милый, включи кондиционер, а то мы сейчас все тут задохнемся... - проговорил, а точнее даже пропел, своим звонким голосом омега, что буквально вынырнул из искусственной баррикады из бумажек и отчетов, будто прочитав мои мысли. Франциск, так звали обладателя приятного голоса, был бухгалтером, и хоть имел в подчинении двух альф и трех омег, что сейчас без всякого толку маялись в кабинете подобно вареным мухам. Конечно, Франциск был не единственным бухгалтером компании, но "черной" бухгалтерией занимался именно он, и именно он выдавал "черную" зарплату. Благодаря своей точности и любви к работе. Мне безумно хотелось походить на него, ведь он всегда контролировал ситуацию, свои чувства и мысли. Порой, мне даже кажется, что ему было бы лучше родиться альфой. Этот милый омега довольно быстро добился расположения моего отца, и одно время, я даже считал, что между ними что-то есть. Я и сейчас так считаю. Ведь не существует такого альфы, который бы прошел мимо него, не задержав на нем свой взгляд. Но холод, на который наткнется каждый при взгляде его небесных глаз, оттолкнет любого от него. Несмотря на красоту этих глаз, они абсолютно ничего не выражали. Ни тени эмоции не скользило в них. А еще, я никогда не помнил, чтобы он улыбался... Я облокотился на стоящий за мной стол, упершись в него поясницей. Все тело неприятно ломило от дикой усталости и неудобного положения во время сна. Особенно сильно пострадала шея, но я старался не обращать внимание на неприятные ощущения, медленно потягиваясь. Слегка поморщившись, я все же довольно прикрыл глаза. Когда, наконец, кондиционер отреагировал на нажатие кнопки, все присутствующие облегченно вздохнули, включая меня самого. Приятный прохладный воздух своими порывами наполнил комнату, в которой я чувствовал себя в некой безопасности. Никто особо не желал, да и не осмелился бы зайти в кабинет к Франциску. Приятное жужжание кондиционера, подобно заводимому мотору дорогой машины, разлилось по кабинету. Все тут было глянцевое и черно-белое. Такую четкость и порядок Франциск любил во всем. Единственной его слабостью были комнатные цветы. За подобное короткое время я целиком и полностью слился с присутствующими здесь. Ибо только они приняли меня в свое скромное общество. А что произошло? Я вырос. Я обернулся, увидев свое отражение в ровной блестящей поверхности. Черные, как крыло ворона, волосы топорщились во все стороны, а глаза темно-синего цвета были наполнены печалью. И все же, я был обычной омегой, не считая этих больших глаз. Тонкое, хрупкое тело, больше подошедшее бы какой-нибудь балерине, вздернутый носик, тонкие черты лица, пухловатые губы... И все же, обиженно фыркаю, глядя на себя. Ничего необычного. Я не нахожу себя красивым, пусть я никогда не был обделен вниманием альф. Только глаза большие и выразительные. Не хватает только кошачьих ушек для образа милого мальчика-одуванчика. Вот посмотрите на меня и решите, что я любитель "сидеть на подоконнике, пить кофе и думать о нем", ношу с собой фотоаппарат, собираю волосы в пучок, ношу фенечки и майки с английским флагом? Что же, в чем-то вы угадали... Только я не позволяю волосам отрасти на столько, чтоб их можно было собрать. Что же до моего отца, о котором я упоминал раньше? Он владелец крупной фармакологической компании и держит сеть аптек в городе. А сей многоэтажный офис - и есть цитадель, в которой я буквально вырос, ибо мы с отцом остались совсем одни, а времени на меня у него почти не было. В дверь кто-то постучал. Франциск оторвался от бумажек и его золотые кудри взмыли вверх вместе с головой. Ясный голубой взор приобрел искорку интереса, но он тут же исчез и его глаза вновь стали стеклянными как у куклы. Ведь стоящий за дверью не попросил разрешения войти. Он просто известил стуком о своем появлении. Так в этом месте мог делать только он... Ему ведь было все равно куда и к кому ходить. Он мог тут все. Мог встать и пойти куда угодно его душе, мог открыть любую дверь... И все же, он не распахнул эту дверь. Он постучал перед тем, как ворваться в комнату, подобно порыву легкого ветра, принося свежесть и зимнюю прохладу... В разуме тут же вспылили яркие картины предрождественской суматохи, а хруст снега под ногами был как на слуху... В комнату уверенным шагом вошел он. Он держал спину ровно, гордо неся себя, как дорогое украшение. Его обворожительная не то улыбка, не то ухмылка, сияла как свет прожекторов. Взгляд его был живой, необыкновенно живой... Ни у одного человека я, пожалуй, не видел такого взгляда. Огненный, живой, яркий... Черный смокинг, зачищенные до блеска туфли, дорогие часы, запах парфюма отдавал мятной свежестью, а еще от него пахло сигарами. У него всегда есть с собой сигары. Высокий, статный, идеальные манеры, приятный голос - все располагало к нему людей. Они тянулись к нему, жаждали его общества. Тянулись, как тянется мотылек к свету свечи. Но они все сгорают в его ярком пламени, в чистоте этого света, что исходит от него. Молодой, перспективный. Его глаза сияли цветом молодой зелени, блестящей росой на солнце, а огненно-рыжие волосы придавали ему схожесть со львом. Он вообще был похож на льва. Спокойный, властный хищник. Его любили и ненавидели, обожали и не могли терпеть. Он был ангелом и демоном одновременно. Он был человеком без принципов. Человеком, который ничем не побрезгует и сможет пойти на многое. Ради выгоды и успеха. Но при этом у него все же есть то, что называется стержнем. В нем есть мужчина. Он никогда не даст в обиду то, что дорого ему. Он не станет лицемерить. У него есть свои ценности. Именно этот потенциал и блеск заметил в нем мой отец. Именно его он выбрал как свою тень, свою черную лошадку. Именно ему он вручил основное управление всем и вся. Он был идеалом. Его боялись. Его любили. Его личность была покрыта дымкой мистерии. Человек без прошлого. Человек с будущим. Он пришел из неоткуда, зная лишь свое имя. Он пришел, понимая, чего он хочет. И зная, что он этого добьется. Он с облегчением вздохнул, вдыхая прохладный воздух. - Франциск, отчет гото... - Он не успел договорить, обращая свой взгляд на меня. - Котейка, что ты тут делаешь? Он посмотрел на меня взглядом, полным тепла, от которого мои щеки залились алой краской. И все же, лишь я один знал его настоящим. Тем светлым, добрым человеком, с его ребяческими привычками. Я знал все его грани, все стороны его характера. Я видел искреннюю улыбку на этом лице. Настоящую, светлую, полную тепла. Я видел, как расширяются эти зрачки, когда он разгорался новой, яркой идеей. Я видел его в джинсах и полосатом свитере, видел, когда он грезил о той жизни, что есть. И он взял это. Я смущенно улыбнулся ему и потупил взгляд, от чего он как-то тепло и добро ответил мне улыбкой. Такой светлой, чистой улыбкой... Сидящие рядом омежки тихонько вздохнули. Нет, он просто так не свяжется с какими-то омежками. Только в интересах фирмы. Ради фирмы он пойдет на что угодно. Он, наверно, способен даже убить, ведь не просто так отец держит его рядом столько лет. - Джеймс, ты что-то хотел? - буквально процедил сквозь зубы Франциск. - Да, отчет готов? - Джеймс спрятал свою идеальную улыбку и обернулся к Франциску. Эти двое явно недолюбливали друг друга. Они были совершенно разные, равные по силе хищники. Сила и коварство и тишина и хладный ум. Они напоминали огонь и лед. Они, казалось, хотели уничтожить друг друга. Но фирма связала их, как и любого тут. Отец вытаскивал их с самого дна этой ямы. Каждому из них эта фирма подарила новую жизнь и каждый из них готов отдать ее во имя фирмы. Она стала для них культом, домом, жизнью. И если будет нужно, то они будут работать как одно целое. Да, мы с отцом остались одни, пока не появился он. Обычный курьер, разыгравший перед отцом целый спектакль с заказным убийством. Мне тогда было одиннадцать, а ему шестнадцать. Ему просто сказали, что делать. Он же был ребенком. Ему уже было все равно, он просто хотел жить и крутиться. Он не хотел утонуть в этом болоте. Совсем мальчишки. Но в этом возрасте разница особо ощутима. Он стал мне старшим братом, ярким солнцем, а я превратился в его тень. Я ходил за ним, греясь его теплом, взращивая это тепло в себе, как нежный цветок. И эта его привычка звать меня "Котейка" заставляла меня улыбаться. Но время слишком быстро и неумолимо бежало вперед. Вскоре, отец дал ему образование. Он воспитывал из него своего приемника, наследника... А я? Я был этим наследством. Я бы не смог стать акулой бизнеса. Не смог. А он? В его глазах был тот огонь, которого не было в моих. Я уже почти забыл то время, когда мы слонялись по улицам, умиротворенные и тихие. Нам не нужны были слова, мы понимали все и без них. Я почти забыл то время, когда мы гуляли в парке и он пытался поймать бабочек, в то время как они сами садились мне на плечо. Я уже почти забыл то время, когда мы хихикали, смотря очередную комедию в кино. Мы редко смотрели фильмы ужасов. А потом он уехал учиться. И я почти забыл его запах, но я бы никогда не забыл эти глаза... Приехал он уже другим, чужим для меня человеком. Незнакомым... Мы не смогли восстановить ту близость и доверие между нами. Он превратился в солнце. Такое яркое и недосягаемое. И во мне загорелось совершенно иное чувство... Когда он вернулся, все его время занимала фирма. Ему не хватало времени даже на простой разговор со мной... Закончив разговор с Франциском, Джеймс подошел ко мне и мягко приобнял за плечи. Такие теплые объятия... Он всегда был таким теплым, в то время как у меня были ледяные руки и ноги, за что он временами называл меня лягушонком... - И давно ты здесь, котейка? Я легко пожал плечами, но из-за спины послышался голос Франциска. Сейчас он, ранее походивший на ангела, больше напоминал фурию. - Две недели. Если бы вы интересовались им, то заметили бы! Джеймс улыбнулся мне, похлопав по плечу, не обращая внимания на шипящего блондина, а затем повернулся, удаляясь в сторону двери. - Зайдешь к отцу? - бросил он через плечо, выходя из кабинета. - Да! - успел только ответить я, прежде чем захлопнулась дверь. Теперь, вы понимаете, почему я не люблю солнце? Я хочу, чтобы мне светило совершено иное солнце... - Чует, мерзавец... - Прошипел Франциск, медленно зарываясь в свои бумаги. Я тяжело вздохнул, понимая, что те бабочки, что порхают у меня в животе, обречены порхать без возможности воспарить к небу. Он навсегда останется для меня недостижим солнцем, и я буду обречен греться, глядя со стороны, не в силах прикоснуться... - Не доверяй хищнику, Алан... - тихо сказал мне Франциск. Его глаза вновь приобрели некий блеск, а затем... Он улыбнулся мне. Теплой, отцовской, доброй улыбкой. Сегодня бесспорно удивительный день.