Случайность или набросок?

Потолок палатки походил на маленькое, звёздное небо. Эти звёзды расплывались от слёз, мигали ему голубым светом и хотелось избавиться от них одним направленным действием. Просто зафитилить кулаком и посмотреть, будут ли они всё также улыбаться… Будут. Даже если ничего больше не останется, они всё равно будут преследовать и усмехаться. Этот мир вечен и ему, Доуну, с ним не справиться. Что он может предъявить? Только свою продажную душу? Тишина убивает. Она глядит бездушными глазами и ты становишься маленьким, жалким комочком. Просто щенок-Доун, не требующий ласки и тепла. Живи на краю мира и будь этим счастлив и горд. Уж лучше бы он напился сегодня! Тогда можно было просто упасть и забыться. Кто придумал эти дурацкие законы мироздания, которые совсем не подходят для этого мира? Ну кто? Он сам-то пробовал по ним жить? Но ведь не существует никаких высших сил, что управляли бы твоим собственным разумом и перекладывать вину абсолютно не на кого… Ты сам пришёл к такой жизни, Юн Доун. Сам. Можно забыться, пройти через эту боль и снова стать сильным. Можно. Но как? Как это сделать? Образ Джэ никакими выпивками не вытравишь. Даже на самом дне глубокой пропасти ты будешь помнить этот голос, этот полный презрения взгляд… — Эй, ты чего, малыш, плачешь, что ли? — проник в палатку взволнованный тенор Ёнкея. Конечно. Насытился, так теперь в благородство можно поиграть, если спать не хочется. Доун не стал отвечать. Затаился. Закатился в угол своей «хибары» и закрыл глаза. Спит он. Уже десятый сон видит. Но от Брайана так просто не отделаешься. Он осторожно открыл молнию и вполз в палатку. Упал рядом. Посмотрел в потолок. Юн, вообще-то, никого к себе не впускает. Незнание не освобождает от ответственности. Как-то так? — Надо же, красота какая! — шёпотом проговорил Ёнкей. Подложил под голову руки, устроился поудобнее. И что Доун на это сказать должен? Правильно — молчать и дальше. Он же спит. — Джэ-хён никогда не станет таким, как мы… — такой тёплый голос у Ёнкея, что можно греться об него в лютую стужу, прикрываться, словно зонтом, в непогоду, — Он другой. Чужой. И он никогда не станет тем, кем мы хотим его видеть… — Да что ты о нём знаешь?! — невольно вырвалось у Доуна и он повернулся на спину. Увидел, как при неярком свете блеснули глаза старшего. — Ты, словно глупый мотылёк, летишь на этот его свет, ослеплённый и контуженный. Сгоришь и никто даже имя твоё не вспомнит. А если нет, то покалечишься и не сможешь уже никогда летать. — Какая чушь, — сглотнул Доун, — У меня даже и крыльев-то нет. Я простой, глупый щенок. Хожу по земле. — Мне нравится ход твоих мыслей, — улыбнулся Брайан, — Ты можешь адекватно соображать. Пока. Но самый старший поманит тебя пальчиком и ты шею себе свернёшь от радости. — Ну и что, — вздохнул Юн, он прочертил пальцем в потолке полоску от одной звезды до другой. Ухмыльнулся, — Ты нотацию пришёл мне читать или просто скучно? — Я поел, поспал, стихи к новой песне написал и теперь со спокойной совестью могу с тобой по-душам поговорить. Давно же такого не было, согласись? Давно… Ох, как давно. Даже и не вспомнить, когда они в последний раз могли нормально разговаривать. Без издёвки. Не переходя черту личностности. — Ты, хён, зря стараешься. Между нами не может быть больше никаких отношений. Ни хороших, ни плохих. Всё закончилось именно в ту минуту, когда ты сказал, что мы больше не друзья, — горько посетовал Доун. А что ещё скажешь-то, когда всё «порвато», «растоптато». — Не можешь мне простить горячности? Я же тогда не думал, что говорил. Ты руку на Вонпиля поднял, ненависть мне глаза застила. Забудь уже, а? — Не могу. Такими словами только один раз бросаются. Или не бросаются вовсе. Сегодня люблю — завтра не люблю, что ли? Мы друзья только тогда, когда тебе удобно? Не выйдет. — Ладно, как хочешь, — сказал Ёнкей и замолчал. Потрогал дырку-звезду в пологе, усмехнулся, продолжил, — Ты ножом, что ли, это проковырял? — Ножницами, — сразу ответил Юн. Нейтральные темы его не пугали, не радовали. — А я ведь тебя понимаю, — снова начал тихо старший, — Не любить Джэ-хёна невозможно. Он - восхитительный. Да уж. Такими бы словами, да богу в уши… Ласковый наш… — Джэ — просто человек, — сказал Доун, — И совсем не идеальный. Иногда — злой, иногда — добрый. Мне он любой необходим… — Есть люди, которым не нужны узы. Они их как путы воспринимают. Бегут со всех ног. Ты его не удержишь рядом с собой, даже если повезёт ниточку привязать. Оборвёт и упорхнёт, а если не сможет порвать — задохнётся. Таким свобода нужна больше, чем жизнь. — Неправда, хён, — поморщился Доун, — Ты совершенно его не знаешь. Он очень домашний. Только ни за что не признается в этом. Потому что привык полагаться лишь на себя самого. Он доверяет только поступкам, а слова для него — пустое место. — Если ты его так хорошо понимаешь, почему тогда здесь лежишь и ревёшь? Не получается ключик-то подобрать? — Да ведь он не замок, хён! И ему сейчас никто не нужен... Так же, как и мне. Надо подождать… — Ну, жди! — зло бросил Ёнкей, — Вся твоя любовь превратится в руины! Останешься под обломками и никто тебя оттуда не достанет, потому что никого с тобой рядом не будет! *** Сонджин вернулся ночью. Он осторожно пробрался в свою комнату и упал в постель. Такого никогда не было, чтобы прямо в одежде забираться под одеяло, но ему пришлось забыть про свои обычные, жизненные устои. Было просто плевать на всё. Дома, в Пусане, он промучился неделю и за это время понял — нельзя сбежать от самого себя. А тогда какая разница, где ты находишься? Мир — это всего лишь придуманная ловушка для таких вот идиотов. Если ты и кузнец своего счастья, то очень уж неумелый кузнец. А тогда что остаётся? Пустота пустая… В дверь комнаты вдруг постучали. Кто видел, как он вернулся-то? Лучше всего притвориться спящим и продержаться как-нибудь до рассвета. — Сонджини-хён! — услышал он голос Вонпиля, — Можно к тебе? Ну вот, как только ты абстрагируешься от толпы, «толпа» тебя сама находит. — Заперто! — негромко проговорил он. Интересно, а если бы это был Джэ, он бы так же ответил? Ерунда какая… Но дверь всё же поддалась, в щель просунулась плутоватая мордочка Пиля: — Открыто же… — Так закрой! — скомандовал лидер. Но когда Вонпиля-то можно было с пути начатого свернуть? Правильно — никогда. Он пробрался в комнату, зажёг свет и присел возле кровати. — Я видел, что ты пришёл, — сказал торопливо, и только теперь Сонджин заметил в его руках крысу. Младший нежно так поглаживал её, прохаживался пальцами по шкурке. — С животными в мою комнату нельзя! — вскрикнул лидер и злобно вытаращил глаза. — Она одна боится оставаться, — прошептал Вонпиль, — И клетки ненавидит. — Зачем ты припёрся? — перешёл к делу Сонджин, прикрывая одеялом шею, — Соскучился, что ли? — Просто уснуть не мог, а тут ты… Джэ-хён стримит игру и спать мешает. — Так пойди, да ему это скажи! — разозлился лидер, — Я-то тут при чём? — Он не послушает, — вздохнул Пиль, запустил Шушу себе за пазуху, прижал осторожно живой комочек к груди, нежно погладил через ткань пижамы. — Хочешь, чтобы я это сделал? — в запальчивости крикнул Сонджин. — Да пусть себе стримит, — махнул рукой Пиль, — Завтра высплюсь на репетиции. Сонджин недоверчиво уставился на младшего. С каких пор такая идиллия-то в семье? — А остальные где? — уже миролюбиво осведомился лидер, — Дрыхнут? — Наверно, — не совсем уверенно ответил Вонпиль, — Ты сам-то как? Выздоровел? — Нет, — погрустнел Сонджин, — Это не лечится. — По Джэхёну-хёну страдаешь? — подначил его младший, но лидер не купился, промолчал. Если разговор не поддерживать, он, по-любому же, сойдёт на нет? Но Пиль не затыкался, — Он давеча Доуна из своей комнаты вышвырнул, как котёнка, а потом трансляцию начал вести. Сердитым голосом… — Мне всё равно, — всё же заметил старший, — Больше не о чем поговорить? — Шуша такая милая, — забыл про самого старшего и Доуна Пиль, — Умница! Понимает меня без слов… — Потому что не понимает она твои слова, — ухмыльнулся Сонджин, — Унеси её! У меня тут всё провоняет крысятиной. — Боишься, что к тебе Джэхён не зайдёт? — хмыкнул Пиль, — Так он и так не зайдёт. Он в столовую-то не выходит. — А кто ему еду приносит? — заинтересовался вдруг лидер. — А зачем ему еда? — усмехнулся Вонпиль и достал Шушу, угнездил её на коленях, — Призраки не жрут и не срут. — Схлопочешь сейчас! — пригрозил Сонджин, вытащил руку, скинул с себя одеяло. — А чего ты в джинсах в кровать залез? — удивился Вонпиль, — Замёрз, что ли? — Выйди и закрой дверь с той стороны, — прикрикнул лидер, — Глаза бы мои вас всех не видели. — Ты же всё равно уже спать не будешь, — сказал Пиль, — Смотри, рассветает… А и правда рассветало. Утро вползало в комнату тусклое, серое. Только где-то на востоке алело яркое пятно. — Пойду, приготовлю еду для Джэ, — тихо проговорил лидер и пошёл из комнаты, Вонпиль потянулся за ним. Сварганить по-быстрому рамен — это самое плёвое дело, но Сонджин ненавидел такую еду. Да и не пристало Джэ жрать, что попало. С его-то склонностью к аллергии. Пришлось подсуетиться основательно. Лидерним отварил бульон и заправил всё это дело овощами. Получился неплохой супчик собственного творения. Самое главное — со специями не перемудрить. Попробовав еду на вкус, Сонджин остался доволен. Даже и настроение немного поднялось. Он чертовски соскучился по самому старшему. Хотелось лишь на миг почувствовать его запах, глянуть в такое родное лицо. Да даже можно и не глядеть, голос бы только услышать — и этого будет достаточно за целую неделю деградации. В этом большом хозяйстве не нашлось простого подноса и Сонджин вполголоса выругался. Вонпиль, что крутился тут же, усмехнулся. — Можешь тоже поесть, — сказал ему лидер, — Я на всех приготовил. Только крысу убери. Ей такая пища вряд ли понравится. — Я на диете, — облизнулся Пиль, — Вот уже неделю не завтракаю. Сонджин скептически оглядел щуплую фигурку младшего, покачал головой: — Зачем дрыщу диета? — Мои скулы не достаточно выражены, — пожаловался Вонпиль, — И не я это придумал, а фоторежиссёр! — Да пошли ты его куда-подальше, — обозлился лидерним, — У самого морда в объектив не влезает, вот он на других и отыгрывается. Пиль вздохнул. Уселся за стол. Дождался, когда Сонджин поставит перед ним полную миску, радостно понюхал варево. — Смотри, крысу свою не ошпарь, — посоветовал лидер. Сам достал большую тарелку, использовал её вместо блюда. Любовно пристроил на ней панчанчики всевозможные, что собрала с собой его мама, поставил большую миску с супом. Потащился из столовой. Если Джэ его впустит — будет огромная удача. Если нет — он и сам войдёт. Еда на рассвете — это как-то странно смотрится, но на голодный желудок не станешь сетовать. Так ведь? Тяжело было держать блюдо одной рукой и Сонджин приложился в дверь ногой. Постучал аккуратно, чтобы разбудить только — не напугать. Тихо. Даже слышно стало, как Вонпиль в столовой разговаривает со своей Шушей. Лидер откашлялся громко, снова постучал. На сей раз пяткой. Никакого движения на той стороне. Словно хозяина уже давно нет. Сонджин забеспокоился, отодрал одну руку от подноса, приоткрыл дверь. Проговорил в темноту: — Джэ, я тебе поесть принёс… Эта фраза вернулась к нему неуслышанной. Лидер снова откашлялся. Вошёл весь. Осмотрелся. При тусклом свете из окна, он увидел заправленную постель и разложенные аккуратной стопочкой вещи. Джэ в комнате не было. Сонджин не сильно опечалился. Возможно, самый старший принимает ванну и заявится сейчас к горячему завтраку? Поставив блюдо на стол, он принялся ждать… *** Джэ всю ночь записывал свою новую песню. Это было секретом для мемберов группы и он осторожно смылся из общаги, дабы никого не потревожить. И вот теперь, вместе со своими друзьями-звукооператорами, сидел в студии, что располагалась в подвалах его горячо любимой компании. «Роза» была готова, но Джэ била внутренняя дрожь. Да, такое название для песни было несколько типичным. Но на это хотелось забить. Если это роза, её, по-любому, не обзовёшь кактусом, хотя что-то общее было, несомненно. Слова написались как-то сами, пока Джэ наигрывал на гитаре различные мелодии. Почему-то не выходила из души картинка, что навсегда отпечаталась в памяти: растерзанный, смятый цветок, истекающий кровью. Это долго терзало и жгло. И вот… песня готова и скоро сможет увидеть свет. Джэ жутко устал, но совершенно не хотелось спать. Царил в душе какой-то особый драйв и сердце нещадно долбилось в грудную клетку. Даже дышать было тяжело. Он совершенно зря сидел тут на одном кофе. Надо бы уменьшить дозу до предела. Мама всегда говорила, что самое плохое — это выпить чашку кофе натощак. Но выбирать не приходится, чего уж там… — Джэ, ты идёшь домой или с нами? — услышал он и поднял глаза. Поставил на столик стакан с напитком. В комнату заглянул его друг — Ким СонГын, он с другими «звукачами» хватил спиртного и сейчас был в благостном настроении. Понятное дело, им сейчас расслабиться захочется, но Джэ совершенно не терпел алкоголь. Да и для его организма это весьма чревато. — Я вызвал такси, поеду домой, — сказал он парню, — Хочу немного поспать, если получится. — Тогда, давай пятюню, — дружок подошёл. Джэ поднялся, пожал протянутую ладошку, — Завтра отшлифую ролик на трезвую голову и тебе скину, — сообщил приятель. Самый старший выбрался на свежий воздух и глубоко вздохнул. Лёгкие наполнились живительной смесью из кислорода и азота, и сердце заработало равномерно, чётко. Рассвет был каким-то сизым, хмурым. Но настроение такой ерундой вряд ли испортишь. Сидело в душе маленькое, тёплое солнце и его лучи грели душу изнутри. Его песня увидит свет! Это радовало безмерно… В машине работал кондиционер и Джэ благодарно улыбнулся. Таксист был поглощён дорогой, а ненавязчивое бормотание навигатора убаюкивало и расслабляло. Джэ решил не возвращаться в родные стены общежития, а поехать к родителям. Хотелось обсудить его дальнейшее житьё-бытьё. Всё больше самый старший склонялся к мысли, что ему необходимо отдельное жильё. Нет, ему не надоели мемберы, но частые стримы очень мешали парням. Необходимо было найти небольшую квартирку, располагающуюся в шаговой доступности от компании. Разрешение от Папки JYP-а он уже получил и можно действовать спокойно и размерено. В телефоне тинькнуло сообщение. Джэ удивлённо вскинул брови, когда увидел, что пришёл запрос на видеозвонок из Британии. Нажал на приём. В любом случае — он не будет за это платить. А то так никаких средств не хватит. — Джэ, — услышал он знакомый голос и увидел настоящее лицо Холмзи, а не его дурацкого персонажа, — Как ты? — Деньги, что ли, некуда девать? — улыбнулся Джэ. На самом деле он жутко обрадовался. Они часто разговаривали с Холмзи в сети, но чтобы вот так… — Ты сейчас где? — всмотрелся в окружающий его пейзаж мужчина, — Едешь куда-то? — Ага, — Джэ облизнул губы, — У нас утро. Я еду домой. Только что записал песню. Свою, а не группы. — Здорово, — обрадованно усмехнулся Холмзи, посмотрел куда-то вниз, — Тут у меня животина скулит… Подожди… Потом Джэ увидел рыжую, маленькую собачку, которая ткнулась в экран влажным носом. Это было забавно и Джэ заливисто рассмеялся: — Как зовут? — спросил. — Это — «Пчёлка», — сообщил мужчина, — Ей восемь лет, но она в совершеннейшем незнании об этом. Ведёт себя, как щенок… — Милая… — проговорил Джэ, ему было немного неудобно разговаривать в машине, но не скажешь же. — Извини, что я без предупреждения, — сказал Холмзи, а Джэ увидел очень близко его глаза. Слегка утомлённые, покрасневшие. — Ты сколько не спал? — спросил самый старший. — Да всё нормально, — отмахнулся мужчина, отпустил собаку, приблизил экран монитора, — Хотелось вот увидеть тебя… — Соскучился? — заалел щеками Джэ. — Хочу услышать твою песню, — сказал Холмзи, снова улыбнулся, торопливо зачастил, — Я сегодня как чувствовал, порывался позвонить, но было всё некогда и некогда, эта работа напрягает до дрожи коленок. Впервые в жизни захотелось отдыха. Я сто лет нигде не был… — Это Сеул, детка! — Джэ приблизил смартфон к окну и показал пейзажи, — Нравится? — Неплохо, — проговорил Холмзи, — Никогда не был в Корее…Хотя побывал во многих странах. Хочу к тебе... У Джэ вдруг затряслись руки, по спине пополз холодный пот. Что не так-то? Почему его организм даёт какие-то странные сбои?  — С тобой всё хорошо? — спросил мужчина, — Почему такой бледный? Опять на одном кофе живёшь? — Всё нормально, — прошептал Джэ пересохшими губами. Но сердце забилось так сильно, что стало трудно дышать. Если он сейчас вырубится, напугает Холмзи до чёртиков! — Отвезите меня в больницу, — тихо сказал он таксисту, — У меня сердечный приступ. Водитель испуганно обернулся и отчаянно кивнул. Джэ увидел своё подурневшее лицо на экране смартфона, в маленьком квадратике справа, постарался улыбнуться, чтобы не напугать Холмзи. — Джэ, — требовательно позвал тот, — Посмотри на меня… Что случилось? — Я так хочу, чтобы это была не последняя моя песня, — прошептал Джэ, — Скажи, что она не последняя! — Малыш, да что с тобой?! — прорезался испуганный голос мужчины, но Джэ уже не слышал. Он отключил связь и постарался найти более удобную позу, но дышать становилось всё труднее и труднее. Водитель ещё раз обернулся, набрал почти бешеную скорость для города. Свернул на полосу, предназначенную для экстренных служб. Сердце в груди сбивалось с ритма и торопливо расшибалось о рёбра. Дышать! Почему так тяжело дышать? Машина на огромной скорости неслась по «зелёному коридору» автотрассы. Самое ближайшее отделение больницы было близко, но казалось, проходили часы. Джэ держал в руке смартфон и смотрел на чёрный экран. В глазах прыгали блестящие вспышки и он совсем не слышал собственного сердцебиения. Уж лучше бы оно билось и ухало! Чёрт возьми. Чёрт возьми этого дурацкого Юна Доуна! Который даже не догадывается, как ему сейчас больно! Как страшно… Всего лишь надавить пальцами на этот «квадрат Малевича» и телефон оживёт ласковым басом… Только нажать… Как хорошо, что на макнэ поставлен быстрый дозвон… Боже, как хорошо… — Хён, хён, — проснулся в мембране знакомый голос, — Где ты, хён?