***
Среди домов на самой вершине горы жил человек. Он был инвалидом, поэтому его и назвали одноглазым чудиком. Чудиком — из-за его сломанной психикой, которая перестала в хрипящий крик на всю деревню. Он был молод, но по лицу могли дать в раза 2 больше его возраста. Не разговорчивый мужчина всегда сидел дома, не любил появляться среди людей. А если к нему кто и приходил — это были дети. Он был рад им, поскольку…имел когда-то такого же, только потерял во времени и при серьезных обстоятельствах. Они любили рассказывать всяческие истории, про себя, про других, все что их привлекло на улице. Он внимательно он слушал их, вникая и осознавал их дурные слова. Люди всегда удивлялись, как у такого калеки как он в почтовом ящике лежало так много писем различных отправителей. С каждым днем их становилось больше. Слухи пошли по деревне об этом загадочном пареньке. Кто-то думал, что он убийца, а кто-то считал, что вор. Пока они не поймали почтальона и не вытащили с него информацию. Они проследили за ним до самого дома заказчика и когда он уже спускался, два сильных мужика схватили его и засунули в мешок. Они решили его потащить в подвал, чтоб никто не слышал его криков. Нужно же знать, с кем живут. Когда его посадили на стул, одна юная девица сняла грязный и пыльный мешок с его головы, после чего, отошла на пару метров от него. — Что вам от меня нужно? — с бешеными глазами, сорванным голосом шептал почтальон, осматривая своих маньяков. — Я глава деревни и нам нужно знать, кем является тот мужчина, которому ты носишь каждый день письма. — из самого угла показался дед, небольшого роста, но с тяжелым взглядом. Как его и прозвали «Грозный». Голос ломкий, сухой, хрипящий даже, но довольно добрый. Хотя для мальчугана это было уже не так важно, как то, что его связали. — Я не знаю. Мне дают — я отправляю. Но, знаю, что он военный, который пропал на поле боя в Интенсе. Пожалуйста, не убивайте! — уже на последних словах молился парень. Кто знал, что они так украсят его день. Все начали шептаться, пока дед не распахнул свои глаза во все очи. Он подошел к нему и тихо спросил, держа трость у его шеи и в случае вранья прижать, дабы перекрыть подачу кислорода. — Его случаем на Гилберт зовут? — карие глаза уставились на его лицо, заставляя его не двигаться вообще. Он прижался всем телом к стулу, на котором сидел и не хотел на нем же умереть. — Да! Именно так! — кричал парень во весь голос, боясь, что убьют. Самому было 19 лет и так заканчивать жизнь — точно не желал. Дед отошел от него и немного смягчил выражение своего лица. Оказалось, что он его знал. В глубокой молодости он работал там, где учился этот парень. Он ему приглянулся даже, всегда относился ко всему серьезно. Запомнить внешность ему не удалось, но как только он сюда приехал, сразу узнал знакомую прическу и такое же серьезное лицо. Дед приказал отпустить его, а сам направился в сторону дома своего ученика. Дойдя, он слабо постучал своей старой кистью об дверь, ожидая, пока тот откроет. Гилберт не заставил себя ждать и через полминуты уже стоял перед ним с открытой дверью. — Что-то хотели? — уставшим голосом спросил мужчина, не желая принимать гостей в свой дом. — Да, ты меня наверное не помнишь. Но, меня зовут Мэнссон, я тебя учил когда-то… — ровно рассказывал дедок своему бывшему ученику. Тот лишь распахнул глаза от удивления, что он жив, а больше от того, что помнил его.***
Молодой мужчина, которому только недавно исполнилось 32 года, был полковником в столице Берлина. Мэнссон Падалеки, так его величали родители в честь своего прадеда. Помниться, что в свои года его прадед тоже был до ужаса любопытным и любил детей, поэтому свою жизнь он посвятил батальону. Мэнссон всегда был узнаваем своими светлыми и лохматыми волосами, которые так и лезли в глаза. Такое наказание досталось от его отца, Майкла. Его отец тоже страдал с этим, как бы он не старался их уложить или выпрямить, всего все попытки сходили на 0. Поэтому он их завязывал их в хвост и обхватывал черной лентой, чтобы не привлечь излишнее внимание. Его телосложение было на высоте. С самого детства он занимался спортом, от отца передалась выносливость и рвение к вершинам. Мальчики из батальона могли лишь завидовать и прикусывать нижнюю губу, поскольку все девушки, учившиеся на медсестер и фельдшеров всегда крутились возле него. У него не было жены, он не смог в течение жизни найти ту самую. Он видел в девушках лишь одну черту идеальной для него женщины и кучу недостатков, которые так и отталкивали его. Однако, он был — простым человеком, только нужно было уметь с ним разговаривать. Если человек не смог произвести на себя должное впечатление, то он уходил, давая понять, что он ему не интересен и слишком практичен. Он приехал в батальон по заданию правительства. Как только он сошел с экипажа, то сразу увидел серое и сухое здания, тот самый батальон, где он и познакомился с Гилбертом. По масштабам он не уступал институту по военно-технике. Там новобранцы изготавливали и тестирование оружие дальнего и ближнего самоуничтожения. Иногда даже допускали к ядерным бомбам и танкам на ядерном топливе. Само топливо хранилось в цистерне, оно служило не только для бомб и танков, так же им заправляли пушки и частично служило для чистки сооружения от ржавчины. К сожалению, мужчину это не интересовало, с самого выпуска с колледжа его привлекла сфера «обучение солдат в батальоне в виде лекции и практики», куда он и пришел, чтоб испытать свои силы. Недавно ему пришла телеграмма, что бывший командир не справился с детьми и был направлен на лечение к психологу. Ему сразу стало ясно, что он не обладал умениями воспитывать и обучать мальчишек, в период их неконтролированной агрессии на все, что движется и дышит. Не протянул человек, винить не стоит. Свои умения он вкладывал на психологию и мироздание, поэтому был уверен в своих силах. Как только он переступил порог в здание, немного удивился. Внутри была царственная тишина. Он не видел никогда, чтоб дети сидели в своих комнатах и молчали. Стенки были картонными и поэтому даже шепот был слышен на улице. Над самым входом висела карта здания, где были показаны все отделения и сектора, где что находиться и куда ему стоит идти. С другой стороны была конструкция подвала, где и проходила практика, если на улице мешают климатические условия. Осмотрев первый этаж, он направился наверх по скрипучей лестнице, она при каждом прикосновение ноги издавала ужасный звук скрипа и возникновение новых трещин. Жмурясь, он начал подниматься по ней на самый верх. Переодев ее, он уже с головной болью направился в сектор лекций и кабинетов руководителей, где в самом конце был кабинет бывшего командира батальона, туда ему и нужно было попасть. Сама лестница ему показалось вполне обычной однако, в таких учреждениях они долго не живут. Через неделю она начинает скрипеть, в худшем случае, она может обвалиться и уже придется 3-4 ступени перепрыгивать, если не хочешь упасть вниз, в самый подвал, который 4 метра вниз находиться. Он зашел в коридор, где находилось его рабочее место и уже начал беспокоиться. Глубокая тишина и тут, мысли начали путать его разум. Положив чемодан с документами и некой рекомендации, он полез в карман за часами. — 12:32…и никого нет. — его сильно настораживало то, что в новом для него месте тихо, хуже, чем под водой. Хотя, у него были домыслы, что они сидят на лекциях или заранее убежали в соседние здание на обед. Но, когда он был ещё снаружи, осматривая здание, он никого не увидел в окнах, да и слышно было бы, если бы проходила лекция в кабинете. — так, без паники. Пытался себя успокоить Мэнссон, чтоб точно не сойти с ума от этой тишины. Он медленно взял в руки чемодан, и направился по направлению карты в тот самое крыло, где ему нужно было занять свою место до начала рабочего дня. Пройдя пару кабинетов с лекциями по истории и культуре, он все-таки нашёл его. Ещё раз посмотрев по сторонам, открыл её дверь ключом, который ему выдали ещё в своём городе. Дверь так же скрипела как лестница на второй этаж, но уже стало привычнее для ушей. Придётся смириться, что этот скрип будет каждый день и взять с собой таблетки. Комната была довольно просторной, на вид даже чистая, только на первый взгляд. Нужно лучше её осмотреть, но ему нужен был лишь стол, стул и один шкаф. Про окно говорить не стоит, оно нужно каждому человеку, он не был исключением. Пройдя до самого конца он сел на стул, который так же скрипел, но тише двери и лестницы. Он посчитал, что тут ему будет не лучше, чем в своём кабинете в Берлине, но тут всего на год, поэтому привыкнуть будет легко, а вот отвыкнуть ещё легче. Расположившись уже на стуле как следует, он взял свой чемодан и положил на колени, поискав документы о правилах проведения уроков и о составе роты. Тишину нарушили мальчики, которые шли по коридору. Он резко поднялся на ноги и случайно уронил чемодан из которого полетели листы. Это не важно, посчитал он и направился к выходу. По его расчётам, их было двое. Поэтому, будет проще начать разговор. Ему было нужно знать где все и почему они находятся в этом секторе без руководителя. Открыв легонько дверь, он сразу увидел как и считал — двух мальчиков. Они были довольно высокими и худыми. В свои года учёбы в таком месте, его кормили хорошо, а тут он видит такую картину. — Где вы были и почему находитесь в этом секторе? — спросил он, держась руками за дверь, не хотел, чтоб она закрылась раньше времени. Он согнул одно колено, поскольку в дороге он сильно устал и все время сидел в одном положении, давая коленке ещё сильнее разболеться. — Мы? Мы были на обеде, а сейчас идём на лекцию по военно-технике. — начал говорить красноволосый, как-то неестественно держась рукой об плечо своего напарника. Но, главнокомандующего это не смутило, ему нужно было знать где все и почему тут так тихо. Но, он был прав, что они могли уйти, ведь время уже обед, по его расчётам. Парень, который был выше второго, начал говорить довольно добрым голосом, давая понимать, что не боится его — это главное. Можно найти взаимопонимание и даже стать друзьями. Мэнссон любил дружить с детьми, особенно из армии. Голос мальчика был низким, немного хрипящий даже. Возможно, болеет или просто такой с рождения. — Остальные тоже там? — поинтересовался он, ему нужно убеждение своему мозгу, что он не спятил, а вполне адекватен и всему есть логическое объяснение. Мужчина немного косился одним глазом на того, кто начал первый говорить. Красноволосый на него немного дурно посмотрел из-за его выражения лица, заставляя полковника волноваться из-за своих слов. Может все-таки не стоило на него так смотреть, а то подумает, что он спятил окончательно и не станет разговаривать? Но, тот перевёл взгляд на своего друга. — Да, мы первее поели и пришли сюда. Хотя, поел только я…а он нет. Да, мой любимый друг? — толкнул его в плечо, что тот только поморщился, но не стал отрицать. Его удивило то, что , он не стал есть, хотя до ужина ещё долго. А им предстоит пробежать 6 километров за 10 минут, он уверен, что без еды протянет? Подумал он про себя. Видно было, что тот переживал за него и был зол, что он отказался есть. Как он понял, это не единоличный случай. — Ладно, представьтесь и можете ступать. — пока они оба думали, он вышел из-за двери и встал перед ними. Он не знал зачем он это сделал, но что сделал, то сделал. Не хочется показался перед ними тупым и простым, ведь он любит учить, но в своей жизни проводил уроки для одного или двух человек, а тут их целая рота. Хорошо, что им было тут 16-18 лет, для таких детей он был готов. Хотя красноволосому, по его мнению было 17 лет, а вот голос - на все 18. — Меня зовут Клавдия Ходжинс! Можно просто Ходжинс, как вам удобно главнокомандующий! — топнул звонко ногой и отдал честь. Полковник даже немного улыбнулся, но потом сразу вернул свою серьёзность. Нельзя показаться добрым, воспользуются же. Хотя, по ним нельзя сказать, что видят в него серьёзного человека, если один уже смотрел странно на его действия. Клавдия немного прошёл вперёд, ожидая своего друга, а тот свою очередь молчал. Может он боялся или стеснялся. Ему нужно на своём месте злиться за ожидание, а он лишь хочет понять, что его пугает, ведь видно, что он не специально не хочет представляться. — Привет, я так понимаю, тебя Гилберт зовут? Я понимаю, что ты представляться не хочешь, но… — он говорил тихо, но не закончил, так как парень начал в таком же тоне говорить ему. А он лишь пытался вникнуть и понять. Хотя-бы говорит, а то он подумал, что немой. Чтоб было лучше его видно, он присел на одно колено и смотрел уже снизу вверх на него, пытаясь все-таки разглядеть его лицо, хотя-бы намного, но увидеть, что он из себя представляет. — Меня зовут Гилберт Бугенвилия, являюсь солдатом 17-го батальона. Прошу простить за молчание! — на последней ноте он крикнул, что мужчина дёрнулся от неожиданности. Но, больше он был удивлён, что он знал его отца. Хоть и немного. Виделись в Берлине с ним на совещание, поэтому он сразу не мог узнать его сына. Да и по поведение не был схож на него. Отец мальчика ему был неприятен и поэтому как-то избегал с ним встреч и даже просил все дела отдавать лично ему. Хорошо, что его там понимали и не стали спорить на счёт того туманного, по его мнению, человека. Гилберт так и не поднял голову, не хотел видимо, а может ударился и не хотел, чтобы его видели в таком виде. Он не стал заставлять, ведь по виду мальчик скромный. — Хорошо, Гилберт. Иди на лекцию со своим другом. — уже вставая с колена сказал он. Когда встал ещё раз глянул на их обоих, а Клавдия лишь развёл плечами, не зная причины такого поведения. Но, видно было, что врет. Улыбался неестественно. Когда они ушли, он забежал в кабинет, в поисках листа о составе. Он хотел набрать больше информации о них, особенно о Гилберте, но просидев так до вечера, не разу не выходя их кабинета, так ничего не нарыл. У него есть ещё год, чтоб узнать его получше. Он хотел помочь ему, ведь знал, что такой он лишь из-за своего отца. И он всегда был ему верёвкой, за которую он может только сделать, что повеситься. Мальчик за год показался ему более закрытым, чем в первой встречи. Он никогда ни с кем не разговаривал и всегда был только с Клавдией, который всячески ему помогал. Через время, он начал замечать синяки и фингалы на лице мальчика. Тут он и понял, почему он скрывает свое лицо. Оно было в красках, от жёлтых, до красных. Глаза так и заливались алой краской, что он не видел ничего и постоянно падал на ровном месте. Но, не жаловался и не подавал признаки своего недовольства. Гилберт выполнял всегда двойную норму, хотя говорили, что так он быстрее помрёт, но на все слова он говорил лишь «если не сделаю, отец опять побьёт». С каждым разом сердце полковника заливалось горем за него. Но, сделать то, ничего не мог.***
— Точно…помню. — облокотился об дверь сказал мужчина. Тут он сразу собрался в форму и отдал честь, обладая всеми данными, он является победителем войны в катакомбах в Минстоне. Данное действие немного смутило старика. — Что ты, не стоит. — махал спонтанно рукой его незваный гость. Он узнал сразу того сержанта Гилберта, которому было 16 в то время. Что же с тобой война сделала, сынок… — Извините, у меня не убрано. Я как-то не ждал никого…- виновато чесал затылок юноша. Он всегда был чистоплотным, но после войны как-то было не до уборки. Даже письма забирал раз неделю, зная, что если пойдет дождь — от них ничего не останется вообще. — Это не так важно. Я не надолго. — улыбнулся старик, прикрыв при этом глаза. У него было плохое зрение и поэтому в случае необходимости смотрел с открытии, а так, всегда закрывал их, чтоб не болели. Гилберт пригласил гостя в дом попутно собирая мусор, все равно для него было непозволительно встречать человека в такой свалке, однако, сделать ничего не мог. Пройдя в гостиную, он предложил ему присесть на диване, чтоб не затруднять его речь. Пока тот выбирал место, что хорошо присесть, майор сбегал на кухню и быстрыми действиями заварил чай, взял в рот пачку печенья. Открыв ногой дверь из кухни в гостиную он пьяными на вид движениями подходил к журнальному столику, чтоб угостить своего бывшего учителя хоть чем-то. Он положил перед ним поднос с чаем и небольшими белыми кружками, а рядом печенье. Столь гостеприимного человека он давно уже не видел. Поэтому улыбался, пока парень готовил все для диалога. — Вроде все. — облегченно вдохнул Гилберт, падая на диван. — о чем-то вы хотели поговорить со мной? — Да, верно. — нагнулся ближе к столу и налил себе в кружочку чай, добавив в него пару кубиков сахара. — Почему ты здесь? — Я после войны не хотел возвращаться обратно, старые воспоминания не дают мне даже на шаг приблизиться к Райдену. Мне помогает брат и мне вполне достаточно. Да и я тут как-то прижился. — расслабленно говорил синеволосый, смотря в стол и руками тянувшийся к своей кружки. — Даже не выходишь. Эх ты, вышел я бы тебя сразу узнал, а то все боком стоял как истукан… — прорычал на него тот, заставляя его стыдиться своего поведение в первые дни жительства здесь. — Извините… — взял чайник и налил себе чай, но не стал добавлять сахар. Старик понимал, что сам он разговор не продолжит, поэтому взял инициативу в свои старенькие руки. — А я кстати недавно там был. По делам ездил, заказал автомапоминающую куклу из известной компании, — промолчал, ожидая, когда майор за интересуется его словами, — и вот, мне они крайне понравились. С одной, я закончил заполнять документы за день! — Ух-ты, классно. — как-то нудно ответил мужчина, ведь не хочет об этом говорить. Была у него одна кукла тут. Написала ни то, что нужно ему, так еще и достала вопросами о нем. — Ну, могу тебе ее посоветовать, если хочешь. Уверяю — не пожалеешь. — на радостях чуть ли не пропел дедуля. — Ладно, давайте. — не красиво было бы отказывать ему, ведь он плохого не посоветует, знает, был опыт с этим. — Ее зовут Вайолет Эвергарден, пусть и молоденькая очень, но знает свое дело. — взял из внутреннего кармана листок и начал записывать, ведь знал, что забудет. — Вайолет Эвергарден…- произнес под нос два слова, пока не дошло, о ком идет речь. Отпив один глоток, он сразу его выплюнул. — Стоп… Вайолет? — резко поднялся он и ударил кулаком по столу, что аж дед испугался такой реакции. — Да, а ты ее знаешь? — отходя от шока произнес Мэнссон, а его выражение менялось на измученного человека и видимо из-за той куклы. — Знаю…ты мог описать её? Как она сейчас выглядит? Как говорит? Красивые ли письма пишет? — закидал его вопросами Гилберт, мужчина лишь нервно глотнул, но вспомнил, что он недавно тут её видел. — Да вроде, она сейчас тут находится. Внизу видел с мужчиной, если не ошибаюсь. — показал пальцем на выход, куда Гилберт сразу и побежал. Он был прав, она как раз-таки была внизу, но одна. Уходила к поезду. Сейчас ему нужно было решить: бежать за ней или остаться и наблюдать. Да сколько можно от неё убегать? Каждый вечер кричать от боли в сердце, а утром ходить из угла в угол, чтоб немного отвлечься от своих мыслей. Он её любил, сильно, готов был исчезнуть из мира, если она того желает… Но, просила ли она его об этом? Нет. Он сам решил за неё, спрятался в деревне, черт пойми в каком городе и сидит страдает, хотя мог уже бежать к ней и успеть догнать. Он вспомнил, что когда-то носил ее на руках, всегда хвалил…переживал. Он помнил это и хранил. Всё прикосновение к ней были как чистым листом бумаги, а её лицо, как белый песок, который столь тёплый и приятный на коже. Пусть издалека, пусть его зрение не такое какое было раньше, но он был уверен, что она все также прекрасна как и ту ночь когда исчезла из его жизни.