Ветер и туман — Вся его постель. Дитя Брошено в поле. — Мацуо Басё (1644-1694)
Чрезмерно задумчивое лицо Изуку не выходит из головы Эйджи. Как он ни посмотрит на своего друга, тот всё сверлит взглядом одну точку, погружённый в свои мысли, которые в самом углу его головы, да так сильно, что глаза превращаются в стеклянные шарики. Поэтому демону — страшно. Что произошло с его другом такого, что он выглядит вот так? Эйджи всячески пытается выведать у него причину, но тот ему ничего не говорит. В какой-то момент демон чувствует себя надоедой, поэтому перестаёт спрашивать. Если бы Изуку хотел, он бы сам рассказал, верно? Но страх внутри, что Изуку не считает Эйджи своим другом, (потому что друзья всегда делятся сокровенным!) волной накрывает и вызывает внутри демона ураган, который называется страхом. Вдруг Эйджи себе надумал, и никакие они не друзья с Изуку? Одним вечером демон всё-таки приходит к Изуку, сидящему на крыльце поместья. На коленях у него лежит катана, он натирает лезвие до блеска полотенцем, но эти движения настолько отработанные, ненастоящие, кукольные, что демон не верит, что Изуку просто натирает катану. Он думает и занимает чем-то руки. Видимо, чтобы никто не заметил. Но Эйджи-то всё замечает, он лучше всех всё замечает. — Как себя чувствуешь? — задаёт вопрос демон. Изуку останавливает руку и с какой-то сухой, формальной улыбкой отвечает: — Намного лучше, — хмыкает. — Очако быстро меня на ноги поставила. Хотя, ещё не до конца восстановился, переломы штука такая, — шутит тоже формально и сухо. — Думаю, совсем скоро выздоровею и отправлюсь на миссию. Эйджи тихо садится рядом с истребителем. — Очако милая и трудолюбивая, — комментирует демон. Изуку на это кивает. — Она всегда была такой, — протягивает юноша и возвращается к полировке лезвия. — Думаю, ты ей нравишься, — случайно у рогатого вырывается, отчего тут же стискивает до скрежета зубы, но потом выпадает, слыша в ответ: — Знаю. «Но, видимо, она тебе — нет», — недоговаривает Эйджи. — Я просто притворяюсь, — словно слышит его мысли Изуку. — Притворяюсь, что ничего не знаю, чтобы не отвергать её, ведь слишком дорожу. — Ты в порядке? Только честно, — переводит тему демон, в лоб спрашивая. — Я же сказал, что в порядке, — наигранно смеётся юноша. — У тебя в голове что-то крутится и съедает, — объясняет рогатый. — Я волнуюсь. Изуку замирает и поджимает губы. Он смотрит на своё отражение в лезвии катаны, заглядывает в собственные глаза цвета хвои, пытаясь найти в них ответ. Он не знает, что с ним. Мысли о человеке, который хуже любого демона, и его словах превращаются в какую-то смертельную опухоль в голове, что истребитель вот-вот сойдёт с ума или умрёт — третьего не дано. — Я не могу сказать, — честно отвечает. — Я дал обещание, да и сам ничего не понимаю. — Но ты же помнишь, что можешь мне всё рассказать? Ты же говорил, что мы друзья, помнишь? — с отчаянием в голосе демон спрашивает. Изуку тут же поднимает свою голову и смотрит на Эйджи, у которого брови домиком, он губы своими клыками почти до крови кусает. — И от своих слов я не отказываюсь, — резко накрывает холодную, серую, когтистую ладонь своей тёплой, чуть шершавой. — Просто… думаю, что не время? — неуверенно отвечает Изуку и пожимает плечами. Эйджи хочет сказать что-то хорошее, поддерживающее. Слова, которые теплом наполнят Изуку, ведь тело его холодное, оттого и объятия будут ледяными, но он резко оборачивается с испугом внутри, слыша знакомый запах. — Что такое? — спрашивает истребитель, заметив быструю перемену в настроении своего друга. — Что-то не так, — загадочно отвечает Эйджи. До демона доносятся чьи-то быстрые шаги. Он готовится закрыть собой Изуку, но лишь замечает Очако, которая вся запыханная и растрёпанная в своей рабочей форме прижимается к стене, набирая в лёгкие как можно больше прохладного весеннего воздуха. — Изуку! — тяжело дыша говорит. — Там Господин Айзава! — Господин Айзава? — сильно удивляется истребитель и быстро встаёт на ноги. — Он самый! — подтверждает девушка. Изуку молнией идёт к главному входу, а за ним следуют Очако с Эйджи. Демон слышит запах всё сильнее, поэтому смотрит по сторонам внимательнее, стараясь не упустить ни одной детали. Троица заходит в Поместье, и Эйджи замечает высокого, статного мужчину. У него широкие плечи, руки сильные, черты лица острые, точёные. Волосы длинные, кудрявые, чёрного цвета, как и его самурайское одеяние. Кожа болезненного белого цвета. Он переводит взгляд на троицу, и Эйджи замечает не только большие синие круги от недосыпа и горизонтальный шрам под правым глазом, но и особый взгляд. Это такой взгляд, когда человек очень много за свою жизнь успел повидать, многое успел пережить — от самого плохого до самого хорошего, это мудрый, умный взгляд. — Господин Айзава! — кланяется Изуку. — Рад видеть Вас в добром здравии. — И я рад, что ты ещё живой, малец, — басом отвечает Айзава. Эйджи успевает заметить ещё и Кацуки в больничной форме. Он стоит позади мужчины, сложив руки на груди и смотря на демона как-то исподлобья, но не с такой ненавистью, как было до этого. Кацуки смотрит на Эйджи просто никак. И это должно радовать демона, ведь, судя по всему, стадия ненависти к нему прошла, но разочарование солёным привкусом на кончике языке чувствуется. Не так ему хочется, чтобы блондин на него смотрел. А как вообще хочется? Рогатый отгоняет от себя странные вопросы и переводит взгляд на деревянный ящик с ремнями. Он похож на тот, в котором Кацуки нёс демона, когда они отправлялись в город, вот только этот выглядит аккуратнее и намного удобнее. — Чего не открываешь? — спрашивает у него Айзава. Эйджи с испугом смотрит на мужчину. — Чувствуешь же, — добавляет он. — Так это правда? — Проверь, — кивает Айзава в сторону ящика. Эйджи кусает внутреннюю сторону правой щеки и неуверенно подходит. Он садится на корточки, одним движением открывает дверцу ящика и увиденное вызывает у него такое потрясение, что случайно падает на пятую точку, чуть пятясь назад. Девочка с белыми волнистыми волосами, которые идут ей ниже груди, в розовом кимоно и чёрной накидке на четвереньках выползает из ящика. И всё бы ничего, если бы не белый рог на лбу справа и бамбуковая палочка во рту. — Это Эри, — объясняет Айзава.;
Спокойные дни в Поместье Бабочки закончились, когда Кацуки начал своё обучение у старого друга его учителя. Эйджи только и слышал ругань истребителя, когда тот возвращался с тренировок на закате. Конечно, поговорить с ним он не мог, потому что — слишком очевидно, да и как-то обыденно — истребитель его не считает другом. Но Эйджи всё-таки надеется, что это всё пока что. Пока что ненавидит, пока что игнорирует, пока что не общается — когда-нибудь этому придёт свой конец, всему же приходит рано или поздно. — Какого чёрта, Кацуки?! — сидя на крыше прямо над комнатой блондина слышит демон. Он резко вскакивает от пронзительного голоса Момо. — Ты только недавно восстановился, а теперь снова с синяками! — Они пройдут, — фыркает юноша. — Это же не рваные раны в конце концов. — И это даёт тебе повод быть таким неаккуратным? — Да чего ты ко мне пристала? — выпаливает Кацуки. — Что тебе надо? — Я за тебя волнуюсь! — кричит в ответ Момо. — Так прекрати! — А вот и не прекращу! И они оба резко замолкают, и в этой тишине Эйджи слышит неловкость и какую-то недосказанность. Он ухом прижимается к крыше и пытается услышать хоть какой-то шорох, но вместо этого слышит холодных голос Кацуки: — Ты не виновата. — И всё же- — Не виновата, слышишь? Что он имеет в виду? Неужели Момо и Кацуки связывает что-то, чего остальные не знают? Эйджи думал, что они просто знакомы, потому что Момо — цугуко столпа насекомого, но есть что-то ещё? Сейчас Эйджи возмущается внутри — почему все вечно что-то недоговаривают? Он чувствует себя лишним, хотя, может, он и есть пятое колесо в повозке. — Момо, хватит жить с муками совести. Я на тебя никогда не злился. — Почему ты меня утешаешь? — Кто сказал? — фыркает Кацуки. — Просто констатирую факт: я на тебя никогда не злился, так что прекращай изображать из себя мою мамочку. Я же всё-таки мужчина, — и он протягивает последнее так, мол, не забывай об этом, потому что повторять я точно не намерен. — Ладно, — выдавливает из себя девушка и тихо выдыхает. Эйджи слышит, как Момо тихо выходит из комнаты Кацуки, поэтому выглядывает из козырька и видит, как та идёт дальше и чуть носом шмыгает. Демон находит в себе смелость и аккуратно спрыгивает на землю, как вдруг слышит: — И чего подслушиваем? — у рогатого кожа гусиной тут же стала. Он медленно поворачивает голову и видит истребителя в белых рубашке и широких штанах. Кацуки плечом опирается о косяк его выдвижной двери и смотрит на стоящего на коленях Эйджи, который и не знает даже, что ответить. — Я случайно. Просто на крыше лежал. Испугался, что вы поссорились, — быстро находит он ответ и медленно встаёт. — Мы не поссорились. — Она плачет, — с беспокойством говорит Эйджи и свои пальцы в замок переплетает, неуверенно водит большими по серой коже. — Женщины всегда плачут, — уворачивается от честного ответа Кацуки. — Спокойной ночи, — бросает истребитель с тяжёлым вздохом и закрывает двери своей комнаты. — Спокойной… Что? Кацуки сейчас сделал — что? Эйджи огромными от удивления глазами прожигает в двери Кацуки огромную дыру, словно пытается найти на потёртом временем дереве ответ и примерную инструкцию как себя вести в такой ситуации. Он мысленно даёт себе по лицу — они же с Кацуки не друзья, пока что.;
Эйджи не наблюдает как истребитель дерётся с Айзавой, потому что это обычно происходит на улице днём. Конечно, он может открыть выдвижные двери, которые выходят на улицу и смотреть на тренировку, но нутро подсказывает, что лучше этого не делать. Вместо наблюдений за Кацуки, демон наблюдает за Эри, которая постоянно сидит в дорожном ящике, выглядывая время от времени, словно любопытный котёнок. Жители поместья уже привыкли к девочке-демону, поэтому лишь пытались подружиться, но та не подходила ни к кому, кроме Айзавы и, соответственно, Эйджи. — Эри, тебе там не скучно? — спрашивает он и когтями тихо стучит по ящику. Дверца приоткрывается, и Эри тут же прыгает на демона, залезает ему на спину и руками-ногами обнимает, носом в затылок утыкается. Эйджи накрывает её руки, обвитые вокруг шеи, своими и тихо смеётся. — Ты что, боишься? Эри отрицательно качает головой, всё так же утыкаясь носом в затылок: нет, с тобой вообще ничего не боюсь, как и рядом с Айзавой. Айзава — бывший столп, который ушёл из организации пять лет назад. Причина всё ещё никому не известна, потому что своё прошлое мужчина явно не намерен рассказывать. Возможно, учитель Кацуки и Изуку знает что-то, но вряд ли скажет. Единственное, что рассказал бывший столп, так это историю про его встречу с Эри и обращением девочки в демона. Мужчина встретил её в одном из своих странствий после ухода из истребителей. Девочку хотели продать, и Айзава спас её, купив. Он отвёл Эри в Поместье Бабочки, где была главной ещё живая старшая сестра Госпожи Хадо, и те взяли малышку к себе. Эри помыли, одели, причесали, накормили. Она стала жить с местными врачами и истребителями бок о бок, своим задорным смехом превращая Поместье Бабочки во что-то полное света и тепла, никак не пропахшее кровью и слезами. Эри стала такой отдушиной для всех, кто сюда приходил, что все уже не могли представить это место без неё. Айзава же время от времени заглядывал к ним, навещал девочку, которую почти считал своей дочерью –, а детей у него никогда не было, да и он не считал необходимости продолжать род, но, Боже! Как много счастья давала ему Эри одной лучезарной улыбкой! — так и прошло два года. Потом на Поместье Бабочки напали демоны из высших лун. Они воспользовались тем, что это место является госпиталем для истребителей, поэтому они здесь все априори слабые и беспомощные. Госпожа Хадо потеряла в тот день свою старшую сестру, огромное количество врачей, которые костями легли, защитив свой дом, и истребителей, умерших без сожалений, ведь они выполняли свой долг. Одна Эри выжила, но не совсем — она стала демоном. Девочка головой понимала, несмотря на всю свою детскую, немного наивную натуру, которая свойственна всем нам, когда мы ещё только начинаем свой жизненный путь, что не хочет причинять боль близким. Любовь к ним всем была сильнее, чем что-либо на свете, поэтому она хотела, чтобы её убили, но Айзава, пришедший в самый последний момент, спас её. Эри уснула примерно на полгода, а потом проснулась совершенно другой. Она не говорила, словно разучилась. Клыки прорезались, поэтому ей дали бамбуковую палочку, которую она сжимала своими зубами с такой силой, что первые несколько дней после пробуждения меняла палочку примерно два раза в день. И воспоминания — она утратила их, но любить продолжала. Госпожа Хадо давала ей посмотреть рыбок, что девочка любила делать и до этого, а ещё Айзава — был солнцем для неё, но не тем, которое убивает. Он чем-то походил на путеводную звезду, за которой следуешь без оглядки, потому что всем своим телом и душой доверяешь. Бывший столп решил взять девочку с собой в странствие, потому что боялся, что Эри потеряет контроль и её убьют. И вот они вернулись спустя три года в Поместье Бабочки, потому что Айзаву попросили обучить Кацуки: — Дисциплине его научить надо, поэтому Тошинори и попросил у меня помощи. А Изуку нечему у меня учиться, ему не я нужен. Это уж точно. А кто именно нужен Изуку — очередная недосказанность. И почему именно Айзава обучает Кацуки — очевидно, что «дисциплина» далеко не причина, — тоже. До ушей Эйджи доносится звонкий девичий смех, и он узнаёт голоса Очако и Момо, которые аккуратно заходят в комнату, где сидят демоны. Эри тут же прячется в коробку и непонятно: то ли от стеснительности, то ли от страха, то ли от чего-то другого. Красноволосый же улыбается, замечая подруг, и встаёт на обе ноги. — Привет! — восклицает он, обнажая чуть острые зубы. — Привет, привет! — машет руками Очако. Эйджи замечает, как Момо что-то за спиной у себя прячет и с любопытством присматривается, чуть прищурив алые глаза. — Это подарок, — намекает Момо. — А кому? — вскидывает брови демон. Но вместо ответа ему лишь протягивают кусок тёмно-бордовой ткани. — Мне? — выдавливает из себя Эйджи. — А кому ещё? — хихикает Очако. Она берёт Момо под руку и прижимается к ней всем телом. — Мы старались. — Зачем? — А нужен разве повод? — с улыбкой спрашивает Момо. Эйджи опускает взгляд и берёт в руки подарок. Он расправляет и понимает, что девочки сделали ему хаори! На спине — вышитый рисунок гор и алого рассвета. Демон присматривается и понимает, что рассвет вышит из красного лоскута ткани, который он носил долгие годы. — Ты говорил, что он тебе не так уж и важен, но слишком очевидно было, что это не так, — объясняет Очако.;
За неделю до этого
Эйджи сидит в комнате и смотрит на рыбок в аквариуме, который стоит в кабинете Госпожи Хадо. Демону разрешили приходить сюда в любое время и смотреть на рыбок, но в этот раз он решил показать их ещё и Эри, которая сидит у него между ног, прижимаясь спиной к груди. Она прижимает коленки к себе, обнимает обеими ручками и с любопытством рассматривают плавающих золотых рыбок с пышными хвостами. В комнату кто-то внезапно заходит, и девочка-демон тут же прячется в коробке. Рогатый же узнаёт внезапного гостя и с лёгкой улыбкой восклицает: — Госпожа Хадо! — Здравствуй, Эйджи, — тихо кивает столп в знак приветствия. — Смотрите на рыбок? — Вроде того, — неловко смеётся демон и кивает в сторону коробки. — Эри всё ещё не привыкла? Видимо, она меня забыла, — вздыхает девушка. Она садится рядом с Эйджи на коленки, держит идеальную осанку, гордо держа подбородок. — А у тебя как дела? — Всё хорошо, — смущённо отвечает Эйджи и чуть кланяется. — А Вы? — И я. В порядке, — сухо отвечает, сдерживая тяжёлый вздох. Дальше они сидят в тишине и от неловкости демон мнёт край красной ткани, завязанной на поясе. — Кстати, что это за ткань? Не проще ли носить накидку, чем что-то рваное? Я, конечно, понимаю, что тебе незачем одежда, ведь ты не чувствуешь холод и жару, но всё-таки, — в лоб спрашивает Госпожа Хадо. Эйджи пытается проглотить ком в горле и тихо выдыхает: — Это остатки подарка моей матери, — тихо рассказывает. — Единственное, что осталось с «тех» времён. На это столп молчит. — Вы правы, что с лоскутом ткани лучше не ходить, но я, не знаю почему, всё равно держусь за прошлое, — добавляет Эйджи, понурив голову. У всех есть незаменимое «сейчас» и «скоро», но у Эйджи есть только «было», потому что «будет» и «есть» — наслаждение для смертных, никак не для него. Никто не захочет жить вечно, а Эйджи — тем более. Призраки прошлого на пятки наступают, за шею хватают и сжимают с такой силой, что невозможно двигаться. Возможно, ему и не хочется двигаться, пусть убьют. Но в голове, как на зло, образ Кацуки — непоколебимого такого, сильного, держащего своё слово и помнящего, что такое честь и гордость, а также — ответственность за собственные поступки. И что-то в Эйджи меняется, рычаг внутри опускается и запускает невиданный до этого механизм. Демон молча развязывает узел, который держался несколько десятков лет стройно и смирно. Складывает его аккуратно и говорит: — Впрочем, это не так уж и важно. Теперь это не так уж и важно, потому что у Эйджи теперь есть «будет», волнующий привкус, который холодом отдаётся на кончике языка.;
Эйджи смотрит на хаори и не знает даже, что ему на это сказать. Просто молча надевает его, чувствуя, как шёлк мягко прилегает к его коже. Рассвет вышит этим самым красным лоскутом, который остался после смерти матери. Кажется, он чувствует, как чужие руки его в спину толкают и говорят: «Пожалуйста, иди». И надев дружеский подарок, Эйджи наконец-то делает первый шаг. Тут же к нему подбегает Эри и за край хаори чуть дёргает, просит обратить на себя внимание, и демон ей им мгновенно отвечает, с улыбкой спрашивает: — Что такое? — девочка-демон руки свои тянет к Эйджи, и тот поднимает её на руки и садит на свою шею, а она за его рога хватается, подбородком опирается о красную макушку. — Кацуки? Ты чего в проёме стоишь? — спрашивает Момо. Демон оборачивается и смотрит на истребителя, стоящего на входе, словно между ними невидимая стена, которую он не может сломать. Эйджи заглядывает к нему в глаза и молча приглашает, но тот всё равно молча стоит. Демон смотрит с некой тоской даже: почему ты не хочешь войти, мы же с тобой далеко не разные, у нас даже глаза у обоих красного цвета, и я всё равно ночью читаю с тобой книги, так что не так? — Хватало одного тебя, так ещё и вторая рогатая появилась, — плюётся Кацуки ядом. — Не такого я ожидал от Учителя Айзавы. — Кацуки! — прерывает его Момо, но Эйджи лишь одним жестом останавливает. — Чем ты от нас отличаешься? — Я — живой. — Так и мы тоже. — Вы давно уже должны быть в могиле. — А мы не хотим? Кацуки вскидывает левую бровь. Он медленно входит в комнату, встаёт напротив демона. — Так давай я тебе голову снесу, — пулей меж глаз, но вместо привычного страха встречает со стороны демона: — А давай меняться? — Что? — сильно удивляется истребитель и хмурит брови. — Я тебе свою голову, а ты мне — отомщённую смерть моих родных и мою, которая не сбылась тогда, когда должна была. Как тебе? Звучит же очень приятно, да? — Кацуки молчит. — Твоё презрение, может, и вполне оправдано, но, — Эйджи цедит сквозь зубы, сжимая кадык ребром своей ладони, — мне уже надоело слушать одно и то же. Неприятен — не общайся. И все замирают, ожидая ответ со стороны Кацуки, но тот лишь хмыкает. — Так ты сам хвостом за мной ходишь. — Сейчас ты ко мне лезешь, — оспаривает рогатый. — Пришился, — говорит он прежде, чем подумать. Кацуки сильно удивляется, даже пугается собственных слов, отчего ничего не добавляет и быстро выходит из комнаты. — Чего это с ним? — возмущается Очако. — Эйджи, ты… А ты чего красный? — Что? — выдавливает из себя демон. — Я? — переспрашивает. — Я всегда красный. Эйджи просто не понимает, что у него яркий румянец на щеках горит.;
И всё-таки демон решает тем же вечером навестить Кацуки. Что-то, знаете, щёлкает внутри, как бывает обычно у людей и хочется просто сделать — тело само по себе идёт, а ты даже не сопротивляешься. И вот, Эйджи стоит напротив двери в комнату истребителя поздней ночью и не знает, что делать дальше. Ноги-то привели его к порогу, но руки не поднимаются постучаться. У Эйджи нет примерного плана как себя вести в такой ситуации, но он понимает, что происходит с ним что-то странное, и этому есть причина, которая сидит за дверью сейчас и чем-то занимается, дышит, сердце у этой «причины» бьётся звонко, что эхом отдаётся в ушах демона, когда он прислушивается. Демон начал подозревать что-то неладное ещё несколько дней назад, когда заметил, как «причина» (читать, как «Кацуки Бакуго», если что) сидит во дворе и с собакой играется, а та радуется, по земле катается, и «причина» живот чешет ей, отчего животное язык высовывает и пасть приоткрывает, словно улыбаясь. Эйджи впервые захотелось стать собакой. Без каких-либо шуток или самоиронии, которую он иногда позволяет себе в своей голове. Эйджи хотелось прижаться щекой, точно собака, к обуви Кацуки, носом тереться и вылизывать её до блеска. Очень странные мысли. «Странное», в понимании демона, — это когда ты мечешься между «всё очень плохо» и «никак», и такое у демона впервые. Не знает Эйджи — хорошо это или плохо, но в любом случае причину понять хочется. (Хотя очевидно, что причина его странности — это Кацуки, который по странному волнует его.) А ещё сильнее хочется взять себя в руки и постучаться. Но как только он слышит шипение внутри, руку моментально поднимает и кулаком стучит по дереву. Дверь через мгновение открывается, и Эйджи сталкивается с недовольным взглядом Кацуки, у которого штаны закатаны высоко, чтобы были видны разодранные колени, а ещё он держит в руках ватку со спиртом. — Чего пришёл? — в лоб спрашивает истребитель. — Проведать, — как-то легко находится ответ у демона, на что блондин вскидывает левую бровь. — Я здоров. — Ты шипел, а ещё у тебя разодраны колени, — в ответ на это Кацуки складывает руки на груди и голову набок наклоняет, что его чёлка чуть глаза прикрывает. — И что? Это смертельно? — Нет, но всё же, — неуверенно оспаривает демон. — И всё же — что? — Кацуки делает вальяжный полушаг и встаёт напротив, и Эйджи замечает, что блондин выше всего на каких-то пару сантиметров, но из-за его постоянно расправленных плеч и груди колесом он кажется намного выше. До неба достаёт. — Это больно. На это Кацуки молчит. Эйджи слышит его тяжёлое дыхание (у него такое всегда, постоянно запыханный какой-то) и ждёт ответ. Уйдёт ли он также, как сделал это днём? Истребитель любит оставлять вопросы без ответов, а ещё ветром куда-то уходить подальше от Эйджи, но всё равно стоять продолжает. Сначала смотрит в один зрачок демона, а потом в другой, и ищет ответ в них, которого, естественно, не находит. Ответ на вопрос он может найти только в себе, но мы уже говорили, что Кацуки слишком глуп, чтобы признавать это. — Так и будешь не отвечать? — А что мне ответить? — Что-нибудь, — дует губы демон. — А что ты хочешь услышать? — с абсолютно спокойным лицом и даже голосом, который кажется ещё ниже обычного, спрашивает Кацуки. Действительно — а что именно Эйджи хочет услышать? — Не знаю, — растерянно отвечает, очень тихо и по-детски. — А откуда мне тогда знать? — не сдерживает истребитель усмешки. — Не знаю… — Ты что-нибудь вообще знаешь? — Девочки говорили, что завтра утром сделают варёный лосось с приправами, — машинально отвечает Эйджи. И Кацуки снова усмехается. — Я не это имел в виду, но тоже пойдёт. Да что с этим диалогом не так? — Что делать будем? — спрашивает истребитель. — Стоять? — и издевается. — А что хочешь? — Лично я хочу обработать свои колени и лечь спать. Людям сон необходим, знаешь ли, — колко отвечает Кацуки, но в этом Эйджи слышит, (или убеждает себя?) очень добрую, дружескую издёвку. — Могу помочь. — Уснуть? — продолжает истребитель шутить. — Тут я сам. — Я про колени- — И с ними — тоже, — отрезает Кацуки и снова возводит высокие стены между ним и Эйджи, на что второй тут же успокаивается, потому что обычный Кацуки ещё здесь. Он уже начал думать, что это кто-то другой. Демон, например. — Спокойной ночи тогда, — рогатый разворачивается на пятках и уходит. В этот раз истребитель не желает ему того же. А следующим утром и вовсе пропадает, потому что уходит на миссию, и демон остаётся один в Поместье. Без Кацуки. И чувствует себя впервые за недолгое время брошенной собакой.