О Делле Тельме Дак

Дилли не спешит обнимать маму, как это делает Вилли. Он не заваливает ее миллионом вопросов, как самый старший брат. Он не верит. Не верит, что она, после одиннадцати лет, просто взяла и вернулась. Это проделки Магики, параллельное измерение, просто дурной сон или еще что то, но никак не реальность. На глаза подступают непрошенный слезы, а она так и манит его в свои обьятья. Он со слезами подходит к ней, мысленно крича в душе. И вот они все обнимаются вместе, как семья. Но что то не так. Дилли не понимает обожания его брата в отношении всего с ней связанного. Для остальных она вроде ожившей легенды, но Дилли видит в ней ребенка, такого же, как Вилли. Вот он точно ее сын. Парень понимает — теперь их двое. Его совершенно не восхищает ее металлическая нога, и история об ее стремлении к детям не трогает за душу. А ее попытки быть «лучшей мамой на свете» не вызывают ничего, кроме улыбки. Не искренней, нет. Саркастичной, немного насмехающейся, и все же, совсем немного, сочувственной. От торта ее собственного изготовления он невольно воротит нос и жалеет брата, который решился это попробовать. Мда, запрещенный торт с шипучками не самый лучший способ порадовать детей. Принцесса и Павлин — сказка для детей лет трех. А им уже одиннадцать. Не дети, но еще и не совсем взрослые. Но сама Делла этого не понимает, поэтому вместо слишком детской сказки, рассказывает им через чур жестокую историю. В итоге всю ночь они не спят, боятся любого шороха в доме. А на скейтбординг на перилах. Ну, что тут можно сказать? Парень лишь достает телефон. Понимает, будет весело. Но когда Билли теряет управление и врезается в него, а после получает что то вроде сотрясение, веселье проходит. Он не спешит оправдывать непутевую мать. В итоге соглашается из-за братьев. Он признается, в первую очередь себе, а потом остальным на собрании, что привык жить без матери. Дядя Дональд, пусть не идеален, но любит их, и никогда не оставлял. Он помнит, когда ночью вместе с Билли подглядывал за ним, когда он тихо плакал над старыми фотографиями, и над ее пропажей. Как каждый раз подавлял свой гнев, ради них. С ним хорошо, с ним, спокойно? И зачем же ему та, что предпочла своим еще неродившимся детям какую то Луну. Он бы понял, если бы это была миссия, или просьба друга, если бы от этого зависела чья то жизнь, но нет. Все это из-за ее порыва и вечного задора. Она самолично променяла его их на приключение. Лучше бы и оставалась на своей луне.