Искаженный Мир (Книга 1)

Аннет Жуткое, все-таки, эти миры живых место. Мало того, что здесь, простите за каламбур, живут живые люди, с их странной, манерой поведения, ритуалами и прочими прелестями, которые во многом отличают две наши расы. Да еще и в придачу мой собственный отец отправил меня сюда в целях моей же, как он выразился, «безопасности». Как я могу чувствовать себя в безопасности, если мир за большой дубовой дверью, только отдаленно напоминает замок моего отца и вообще не похож на родные некрополи, в которых я провела большую часть своей не жизни! Ну да, я мертвая! Вы же не страдаете расовыми предрассудками?! А вот я, честно признаться, немного страдаю. По крайней мере, сейчас понимаю это с большей отчетливостью, чем тогда, когда к моему отцу приходили живые существа по разным своим делам. Мой отец некромаг, очень сильный, хотя нет, это слово не подходит, мой батя могущественный некромаг! Вы не подумайте, я ни в коей мере не хвастаюсь, но и нисколечко не преувеличиваю. А еще он тоже не живой, но упаси вас ваше божество назвать его личем — развоплотит на месте. Он почему-то старается вести себя, так, будто, он никогда и не умирал. С его-то харизмой повелителя темных сил, выглядит, мягко говоря, страннова-то. Хотя мне сойти за живую совсем не сложно. Я, например, могу есть человеческую еду — это вкусно, да и спать не так уж и плохо, хоть и совершенно не обязательно. Но все же, за весь период своего существования я видела не так уж много мертвых, которые прилагали бы какие-то усилия, чтоб сохранить в себе все, что связывает их с миром живых. Вампиры не в счет у них работа такая. Они зачастую и живут в мире людей и с ними же общаются. Хотя раз уж они пьют человеческую кровь, то какой смысл жить в мире своего ужина, да еще с ним и общаться?! Ни разу не видела, чтобы кто-то из моих знакомых говорил с едой, прежде чем ее съесть. Моя старшая подруга Шафо, будто бы даже гордиться своим мертвым видом, так и разгуливая со свернутой, наполовину перерубленной шеей и лежащей на плече головой. Похоже ей нравится шок и трепет, который вызывает ее внешность. Но вернемся к главной моей проблеме — двери. Вот она, тяжелая, большая, покрытая темно коричневой краской, которая местами потрескалась от старости, обнажая дерево. Для вас живых это простая старая дверь, на которую вы не посмотрите во второй раз, сморщите нос, когда она заскрипит. Что уж говорить, весь дом в котором я живу, вам, скорее всего не понравится. Такие дома у вас, людей, пользуются дурной славой. Большой, по вашим меркам, пустой и старый, давно необитаемый, заброшенный. Со скрипящими при каждом шаге половицами, хлопающими на ветру ставнями, протекающей крышей, лестницами, где добрая половина ступеней издает горестно-страдальческое рып-рып каждый раз, когда вы на них становитесь, и всеми прочими атрибутами домов, в которых поселились призраки и из которых сбежали люди, пытаясь сбыть это здание хоть кому-то за бесценок. Этот конкретный никто не покупал двадцать лет, пока им не заинтересовался мой отец. Риелтор, так называются эти странные люди, которые продают дома, как-то нехорошо, даже ехидненько ухмылялся, когда отдавал Бейзилу ключи от дома. Еще бы он не ухмылялся, любой нормальный человек бежал бы от такой недвижимости, как от чумы! Только не я! Дядька же простодушно полагал, что мы, наивные обыватели, не верим своему счастью и даже не догадываемся, почему здание продают так дешево. Дядя Бейзил, который купил для нас этот дом, папин друг, он живой человек, хоть и бессмертный. Папа говорит, что бессмертные, когда-то тоже умирают, просто до этого живут намного дольше других. Когда-то давным-давно, я тогда еще совсем маленькая была, мой отец помог ему выбраться из крупных неприятностей, и теперь Бейзил часто живет в Цитадели, — так зовут папин замок. А потом вдруг куда-то уходит. От него подолгу не бывает никаких вестей, но потом бессмертный так же внезапно возвращается и тогда они с отцом играют в шахматы. Бейзил мне нравится. Он один из тех немногих живых, к которым я привыкла. Старый шахматист всегда был мил со мной. Помню, когда-то давно он даже пытался научить меня играть в их с отцом любимую игру, но, похоже, я слишком неусидчива для этого. Есть еще дядя Римус, он тоже вроде как живое существо, но с ним совсем уж другая история. Он много рассказывал мне про миры вроде этого и их традиции. Например, я даже могу без страха гулять по разношерстному плану Вавилонской башни, но вот Земной все же вгоняет меня в ступор, ведь здесь в отличие от Вавилона нужно скрывать кто я. Вот уж не уверена, что у меня это получается достаточно хорошо. Ах да, я отвлеклась. Дом. Здесь спокойно и тихо. Если бы днем в окна не светило яркое и недоброе солнце мира живых, я бы чувствовала себя так, будто это некрополь. Но сейчас мне нужно было покинуть мою уютную обитель ради великого подвига — похода в магазин! Деньги у живых дурацкие, какой толк в прямоугольных бумажках с картинками, в чем их ценность? Никак не могу к ним привыкнуть. Вот золото или серебро — это да, металл благородный, возьмешь в руку и чувствуешь, что деньги держишь. Единственная штука, которая побудила меня выбраться из дому спустя пару недель безвылазного тут сидения — это свечи. В еде я не нуждаюсь, а сладеньким, время от времени, меня снабжает Цитадель, через мой рюкзак. Папа поставил в нем что-то вроде портала в кладовку, так что если в нем хорошо пошарить — можно достать чертовски много всего интересного. Но только не свечи! То ли папа извел их все на ритуалы, то ли не считает нужным хранить запас. Конечно, зачем ему, с его то безлимитной магией. Нужен свет — бери и колдуй светляков, хоть сотню или даже тысячу! Я бы тоже обошлась ими, но нельзя, мир земного типа, тут с магией плохо. Да и у меня самой с магией все сложно, но речь не об этом. Вода в доме есть, а вот огня и любимого изобретения живых — электричества нет. Я и в полумраке ориентируюсь неплохо, но без неяркого света магических светильников или свечей, чувствую себя я как-то не так. Да и ночью без них разминутся с некоторыми предметами обстановки становится сложнее обычного. Так что спустя две недели я решила, что освещение дома куда важнее такой мелочи, как магазин, кишащий живыми людьми. — Кончай ты пялится на эту дверь. Знаешь, как у живых говориться, — пришел, увидел, победил. Топай уже за своими свечами! Ничего тебе не сделается! С виду ты вылитая живая, только бледненькая очень, и дышать не забывай. — Это моя группа поддержки заговорила — висельница- Люсинда. Она призрак и первая хозяйка этого дома. Красивая, высокая, с черными кудрями, в роскошном алом платье и с петлей на тонкой, посиневшей шее. Жила яркой жизнью, женщиной была темпераментной, рисковой и пробивной, любила карты и хорошее виски. Первая страсть ее и сгубила. Говорит, что села за игорный стол не с теми людьми, обманула их (не без того), а когда они пришли в себя, нашли ее дом, здесь же и повесили. Бедняжка умирала мучительной смертью и поклялась лично отомстить обидчикам. Но пока Люсинда пыталась до них добраться, злодеев застрелили в одной из уличных разборок, потомки, на которых можно было бы оторваться, давно уехали в другую страну, а она так и застряла в мире живых привязанная к месту смерти. Цель, ради которой она здесь находится, выполнить едва ли представляется возможным, но в теории, когда- нибудь… Вот и не дает ей это покоя. Потом дом часто переходил из рук в руки, так как ее призрак настойчиво отстаивал свое право собственности на это место. До тех самых пор пока его не купил Поль Лозье. Худой, невысокий, нервной наружности человечек, настолько нерешительный, что нас с висельницей до сих пор удивляет, как он вообще отважился на такой подвиг, как покупка дома. Поль сомневался во всем на свете, и был так поглощен этим процессом сомневания, что при жизни ни разу не заметил Люсинду! От чего прожил в этом доме, и как положено простым людям, умер в своей постели. Но когда пришло время уходить, он так сильно сомневался, стоит ли это делать, что остался здесь, став еще одним призраком этого дома. И даже теперь за моей спиной он причитал, мял свой неизменный платок со словами: — Как ты можешь так говорить, девочка никогда не проживала до этого в мире людей. Представляешь как ей страшно? А если они все поймут, они захотят ее поймать? А если в магазине ей попадется злой продавец, или еще хуже — вор? Вдруг там… — и все в том же духе. — Не слушай ты его, иди уже, а то мне порядком надоело здесь висеть! — не выдержала Люсинда. — Но…- попытался вставить свое Поль. Чем закончится их извечный спор, я слушать не хотела, ибо препирались они везде, всегда и по любому поводу, право бессмысленное занятие, но, наверное, препирательства были одним из доступных для них способов времяпровождения, который был ничуть, ни хуже других. Идеальная пара, что тут еще сказать. Солнце зашло за приползшую невесть откуда большую черную тучу, которая к моей радости упрямо пыталась заполнить собой все небо. Я решительно толкнула дверь и поспешила в поисках нужного мне магазина, пока огромное, пушистое облако не надумало отправиться дальше по своим делам. — Хвала Всевышнему… — услышала я вслед облегченный вздох висельницы и еще более усердные причитания по поводу опасностей, которые могут меня подстерегать на пути. Наверное, права была Люсинда, словно на войну меня выпроваживали! Что может случиться со мной в магазине? Туда люди всю свою жизнь ходят и им ничего не делается, так почему что-то должно случиться со мной? А если даже и так, что бы там папа не говорил, но постоять я за себя могу. Он сам, мастер меча, учил меня защитятся, и после его уроков — я кого хочешь, одолею! Ну, почти кого хочешь… Я даже участвовала в настоящих сражениях! Не верите?! А стоило бы. В любом случае, нежить опасный противник, а обученная сражаться — тем более. Так что мне вор или бандит? Вот чего я вообще волнуюсь?! Мертвые считают, что волнение бессмысленное чувство, но тем не мнение, я его испытываю. Папа когда-то говорил, что тело у меня мертвое, а чувствую я почти как живая, что вообще моей расе не присуще. Да и мои друзья говорят мне, что я слишком шумная и суетливая. Увы, ничего поделать с этим не могу, такая уж удалась. Папа от подобных расспросов всегда отмахивается, мол это все у тебя мамина наследственность, но я ее никогда не видела. Родитель всегда мрачнеет и отказывается говорить со мной на эту тему. Я не настаиваю особо, вы представляете себе, что это такое мрачнеющий могущественный некромаг?! Только Римус когда-то сказал, что она умерла при родах. Есть еще один старый портрет, где-то в восточном крыле Цитадели, единственный по которому я могу судить какой она была. Я правда на нее похожа. Ох, ну и рассеянная я сегодня… это земной план так на меня влияет, честное слово. Мое убежище стоит отдельно от всех остальных. Если мерить дорогу временем, то дом находится на расстоянии шести минут ходьбы до ближайших зданий и десяти минут до нужной мне лавки. Хорошо хоть Бейзил показал мне, что здесь к чему, он даже хотел отправить меня в человеческую школу, объясняя, что туда ходят все дети, но я отказалась. Если у меня такие трудности вызывает поход в магазин, то как тогда можно говорить о месте, переполненном живыми в котором нужно проводить аж половину солнечного времени суток?! Вот она, вывеска антикварного магазина. Рядом есть и другой, в нем тоже продают свечи и другие вещи, но там всегда много людей, а здесь очень мало. Если я правильно поняла то, что мне объяснил Бейзил, то здесь продают старые вещи, у которых есть душа и память, и у них когда-то уже были хозяева. Глянув на свое отражение в дверном стекле, я поправила растрепавшуюся челку. А для того, чтобы хорошо рассмотреть все ли в порядке у меня с одеждой, и не выгляжу ли я как-то подозрительно, мне даже пришлось стать на носочки. Увы и ах, я низенькая, росточек мой, если честно, едва дотягивает до метра пятидесяти. Отец даже прозвищем меня наградил соответствующим «Кроха». Еще бы мне ею не быть, особенно в сравнении с его двумя с чем-то там метрами роста, и это без привычки парить в сантиметрах пяти над землей. Хоть бы те кто будет в магазине не обратили внимание на мою кожу, настолько бледную, что если присмотреться то можно заметить едва различимый синий оттенок. О волосах холодного рубинового цвета (это мой собственный такой необычный оттенок) Бейзиль посоветовал не беспокоиться, а если будут спрашивать, то просто сказать, что покрасила. В остальном же у меня большие изумрудные глаза, пухловатые губы и нос кнопкой. По вашим меркам я выгляжу довольно мило, но не так чтоб уж большой красавицей. Черные шорты до колен, красная футболка с черными линиями, которые складываются в витиеватый геометрический узор — вот, собственно, и весь мой неказистый наряд, одобренный дядей для этого мира. Дополняют его черные ботинки из которых от большого любопытства выглядывает край розового носка. Больно им надо этим розовым носкам все знать! А еще у меня есть черные четки, бусины которых стилизованы под ухмыляющиеся черепушки, накрученные несколько раз на левую руку. У них всегда светятся глазницы, но люди и этого обычно тоже не замечают. Если бы не кокетливый красный хвостик, указывающий нынче куда-то на восток, они вообще могли бы сойти за браслет. Оставшись довольна осмотром я решительно толкнула двери лавки и колокольчик на входе откликнулся приветственным «Тинь- динь». «Привет и вам», — мысленно поздоровалась я с вещами окружавшими меня, а вслух произнесла: — Добрый день, — обращаясь одновременно к продавщице и юноше, который бродил вдоль полок, внимательно рассматривая вещи. — И тебе привет, зачем пришла? — добродушно откликается девушка за прилавком. Еще довольно молодая, в нелепом наряде, видимо взятом здесь же в лавке, и с огромным количеством косметики на лице. Как по мне эта раскраска больше напоминает боевой узор на лицах какого-то шаманского культа, но вместе с нарядом смотрелось неплохо. Она, видимо, до этого наблюдала за парнем. Ну да, с точки зрения людей там вообще-то было за чем наблюдать… — Мне свечи нужны, — откликаюсь я, попутно следя краем глаза за юношей. Что же он может так внимательно высматривать? «Да-а-а-а!.. Он высматривает! Выбирает!», — шепчут мне вещи, некоторые из них действительно хранят в себе души, поэтому я и могу их слышать. — « Глядит… что МОЖНО УКРАСТЬ! Воришка! Воришка задумал кражу! Он хочет забрать кого-то из нас! А потом продать другим!», — настороженно шепчутся они. — Какие? Ароматические? — вклинивается в хор старых вещей голос продавщицы. — А?! — я не сразу понимаю о чем она спрашивает. — Нет, обычные, штук сорок. Хоть он и воришка, но как для человека довольно симпатичен. Так бы и не подумала про него, что он промышляет подобным, если бы вещи не сказали. Высок, строен, можно даже сказать, грациозен, с приятными хоть и слегка заостренными чертами лица. Блондин, его длинные кудри соломенного цвета собраны и завязаны в хвост. Взгляд его лазурных глаз, конечно, с лукавцой, но без зла. Выглаженные до идеального состояния светлые брюки, светло синяя рубашка с коротким рукавом, такой же, как и брюки пиджак, небрежно перекинутый через плечо, туфли на мягкой подошве. В них он ступает мягко и бесшумно, как кошка. Скользя мимо полок, юноша осматривает их содержимое цепким взглядом, хотя выглядит он при этом так, словно над чем-то серьезно задумался. Мне кажется он человек совсем не злого сердца. Но тогда зачем ему что-то красть, я понятия не имею, да и не мое это, в общем, дело. — Зачем тебе так много? — интересуется девушка, доставая коробку со свечами и я вздрагиваю отвлеченная от своих мыслей. «Зачем ей нужно это знать? Как же ей ответить?» теряюсь я. — У-у меня дома… света нет, — запинаясь чуть ли не на каждом слове, говорю первое, что пришло в голову. Она глядит на меня с пониманием. Неужели я все правильно сказала? Ведь в этом мире, когда у людей нет света, они пользуются фонариками, которые работают на их любимом электричестве. Но она кивает со словами: — Ты, наверное, в том старом доме поселилась? — Угу, — соглашаюсь я, надеясь, что она больше ничего спрашивать не будет. — Вот, ровно сорок свечей, как и просила, — говорит продавец, подталкивая ко мне по прилавку коробку, — надеюсь скоро линию, идущую к тебе починят, и свет снова появится. Лезу рукой в карман, чтобы достать оттуда деньги, которые мне оставил на первое время дядя Бейзил. И вместе с несколькими купюрами на прилавок с мелодичным звоном выпадает пара золотых монет. Нет, золото здесь не ходит, решаю я, и прячу этих двух беглянок назад. Но замечаю, что за перемещениями драгоценного металла, из моей руки на прилавок и обратно в карман, зорко следят лазурные глаза парня, который якобы поглощен рассматриванием одного из ловцов снов, что висит среди прочих вещей. Странно конечно, но мне показалось, что он выглядел слегка озадаченным. «Да-да… он на твои золотые монеты смотрит. Думаем, он не откажется обзавестись парой таких. Да-да… не откажется…» — шелестят вещи. «Тогда я буду на чеку», — мысленно отвечаю я им уверенная, что меня услышат. Мои купюры с прилавка уже пропали, а вместо них уже лежит пара других с циферками поменьше. — Спасибо, до свиданья, — говорю я, пряча деньги и забирая свою коробку со свечами. «Не беспокойтесь, милые, думаю, сегодня он будет гостевать не у вас, а у меня. До встречи», — прощаюсь с вещами, но ответа их уже не слышу, легко выпорхнув за порог. «У меня все получилось!», — радостно подумала я, когда дверь за мной закрылась и колокольчик издал свое коронное «Тинь-динь». Ой! А дышать то я забыла! Хорошо хоть никто не заметил. Люди вообще зачастую многого не замечают, хотя я, пожалуй, тоже не самая наблюдательная нежить на свете. Уф, теперь домой и бегом, потому что тучка решила поискать себе другое место для ночлега и вот- вот откроет солнце. Не знаю почему местное светило жжет кожу, но это неприятно. Не так чтобы совсем невыносимо, но ощущать это снова мне совсем не хочется. Ну вот что стоило Римусу сделать местное солнышко подобрее? Тучу я таки обогнала. Нырнула в дом как раз в тот момент, когда первый предвечерний луч упал на порог. — Вот видишь Поль, свечи она купила и ничего ей не сделалось! — воскликнула Люсинда, вися над лестницей. — Ты ребенка сам напугал больше, чем магазин с живыми людьми! — Уф! Люсинда, Поль, возможно у нас к ночи гость будет. Если заметите его раньше меня, скажите. — Что за гость? — интересуется висельница. — Да так, парень-воришка из антикварного магазина. Он у меня золото, которое я прихватила из некрополя, заметил. — Ох! — вздыхает Поль, и начинает причитать — Я говорил, что быть беде, теперь он ворвется в наш дом, ограбит и… и… — Аннет, он хоть симпатичный? — вклинивается в поток всхлипов и страданий Люсинда. — Да, пожалуй, как для человека, он очень даже ничего, — отвечаю я, вспоминая, как он выглядел. Светлый, словно бы даже солнечный какой-то. Если он сегодня все-таки придет нужно будет поймать и спросить, зачем он это делает. А потом страху нагнать, или сразу напугать, потом спрашивать? Причитания начали удалятся, видимо Поль расстроенный тем, что его никто не слушает подался в свою комнату. — Симпатичненький говоришь? Когда была я жива, очень любила крутить романы с привлекательными парнями. Что думаешь с ним делать? — Страху нагнать и отпустить, а что еще с ним делать? — Хм! С парнем можно много чего делать! — смеется она. — Запрячь, как рабочую силу или обед из него приготовить, напугать до полусмерти, а что еще в ворами делать-то? — ворчу я, пытаясь походить на своего отца. На мое замечание Люсинда ответила громогласным хохотом. — Дите — дитем, да еще и мертвое. Правильно тебя твой папаша сюда отправил, ты еще много чего не видела и не знаешь. Да и безвредная ты, может драться и умеешь, но убивать, если будет другой выход, не станешь, а значит не бывать нашему вору обедом. — Бессмысленно, уж больно он костляв, — смеюсь. — Полно тебе, пойду я со свечами возиться, они, в отличии от случайных авантюристов, хоть пользу в быту приносят. К сожалению, колдовать я не умею, не дано мне. Обидно, дочь великого Некромага, местного бога злых сил, не может магией сдвинуть с места даже монетку. Только зачарованный браслет кое-что умеет и оружие, а я так хотела, чтобы свечи парили в воздухе и горели, но не сгорали. Под конец вечера мои труды, по комбинации завязанных родителем на браслете заклинаний, увенчались успехом. По дому плавало ровно 39 свечей, которые горели зеленым пламенем, еще одна лежала в запасе в коробке. Теперь дом освещался их дрожащим светом, который создавал пляску теней по стенам. Красиво! Вы видели когда-нибудь, как завораживающе танцуют тени от свечей на стенах? Почему-то живые сознательно лишили себя этого удовольствия, заменив пламя свечей на ровный и однообразный свет электрических ламп, жалкую пародию на их же любимое солнце. Так они, наверное, надеяться разогнать мрак ночи, который подступает к их жилищам и пугает их. Темноты я никогда не боялась, она мягкая, безобидная, очень уютная так что нахимиченное освещение решало мои проблемы с мебелью, но позволяло ей оставаться, гулять то тут то там, свернутся пушыстым клубком в углах, разлечся длинными тенями от вещей. Вообще-то солнечного света я тоже не боюсь, и порой в некоторых мирах с удовольствием гуляю ясными днями, но вот со здешним солнцем отношения у меня совсем не сложились, точно так же как и с электричеством в доме. Такой уж этот мир, тут старые вещи говорят со мной, а солнце жжет кожу. Был бы другой там все было бы как-то иначе. Что-то тихо шурхнуло, кажется на улице. Звук прервал мои размышления, так что я бросилась к окну, посмотреть, что происходит, но на половине пути услышала испуганный крик. Четки мои вспыхнули желтым светом. Святая Тьма, так они горели только в одном случае, если рядом был КРЕСТОНОСЕЦ! Отец говорил мне, что извечные враги мертвых — священники, создали этих существ, специально для охоты на нас. Ничего общего с историческими крестоносцами земного плана, о которых когда-то давно рассказывал мой отец, эти твари не имели. Огромные, более двух метров ростом, полностью облаченные в белые будто эмалированные латы, в которых практически не было уязвимых мест, с алыми крестами на доспехах и огромных, с их рост, башенных щитах. Обладающие невероятной силой, имеющие иммунитет практически ко всей магии мертвых, вооруженные до зубов, скачущие на огромных, под стать им, закованных в латы лошадях, они уничтожали всех не живых встречающихся у них на пути и тех, кого подозревали в сговоре с ними. Эти существа были практически неуязвимы и абсолютно бездушны, спасало лишь то, что их было не так уж и много. Но чтобы уничтожить меня, могло хватить и одного. Собственно, именно от них заботливый родитель меня сюда и упрятал. Но похоже что-то пошло не так и меня выследили. — Милочка, что там, на улице произошло? Я слышала какой-то шум, — спросила Люсинда, появившись рядом со мной. — Хватай Поля и прячетесь, не показывайтесь дней пять, если повезет, то, что на улице вас не найдет. -Но что там? — допытывалась она, летя за мной. — Любимое оружие Святой Инквизиции — охотник за нежитью и духами. — Я за Полем, — откликнулась она и пропала. Наконец-то дошло. Надеюсь, с ними все будет в порядке. Бесшумно подкравшись к окну, я выглянула во двор, уже знакомый по сегодняшнему дню, парень пытался отползти от надвигающегося на него рыцаря, он явно из последних сил пытался спастись. У меня появилась дурацкая мысль, что я просто обязана ему помочь. Чувствует мое небьющееся сердце, я со своей добродетелью вляпаюсь в просто неописуемые неприятности, а то и перестану существовать в этой форме вообще. Последний факт был очень печальным и совсем меня не устраивал. Никто даже не отблагодарит меня за это сумасбродство, да и некого собственно будет. Пронеслось в моей голове, но в руке уже был один из Дьявольских пистолетов. Благо, созданное отцом оружие, появлялось и пропадало по моему желанию и таскать его с собой не приходилось. У меня был только один шанс, одолеть этого монстра, единственная незащищенная часть Крестоносца — это его глаза, узкая щель в шлеме. В нее-то мне и предстояло попасть, но как только он меня заметит, об этом узнают все остальные ему подобные и тут же примчатся сюда. В этом и заключался корень моей нынешней неприятности. Они все были словно связаны в одну сеть, то, что знал один Крестоносец, тут же станет достоянием всей Инквизиции. — Ну, пистолетик, не подведи, убиваем элиту святош, — прошептала я. Мое живое оружие поняло, что от него требуется, и зло улыбнулось, зубастой драконообразной мордой. — У нас с тобой только один выстрел, — молвила я, внимательно прицеливаясь, а потом громко и воинственно закричала какую-то абракадабру. Крестоносец уже занес свой меч над замершим от ужаса парнем, но, услышав мой крик, обернулся и я нажала на курок. Не знаю, чем зарядила себя моя пушка, но отдачей меня отбросило от окна и метра два протащило по полу. Я тут же вскочила на ноги, благо не живая, вреда мне такой выстрел не принесет. Выглянув в окно, я засекла замершего в том же положении, что и минуту назад, парня. Очевидно удача сегодня была на его стороне, ибо здоровенный меч Крестоносца, который тот уронил, вошел в землю в сантиметре от его ноги. Рядом лежал опрокинутый на спину монстр. Похоже удача пока и на моей стороне тоже. Из щели, для глаз, пузырясь, сочилось что-то противно желтого цвета, и нужно было быстренько его добить, пока он не восстановился и не встал снова. Я выпрыгнула из окна. Хоть мне и удалось выиграть время, но теперь они точно знают, где я нахожусь. Разумнее всего было бы убежать куда-то еще, но что делать с этим напуганным, живым, да еще и вором в придачу? Теперь то они решат, что он со мной и убьют его, как только найдут. Крестоносца нужно обезглавить, не знаю почему, но папа так всегда делает. Подчиняясь моей воле, пистолет в моей руке принимает форму сабли. Не без страха запрыгнув на эту здоровенную тушу в доспехах, я спешно принялась в буквальном смысле слова отпиливать голову сквозь шестимиллиметровую щель на шее, которая защищалась парой металлических пластин. Это здорово им помогало в бою, но совсем не мешало отделять голову от тела теперь. — Ч-ч-ч-чт-т-то ты делаешь? — произнес дрожащий голос откуда-то сбоку. О, кажется, мой незадачливый вор немного пришел в себя. — А что не видно, голову пытаюсь отрезать, — с язвой в голосе ответила я, обиженная скорее сама на себя за то, что так подставилась ради какого-то мошенника, чем на самого парня. Теперь мне его еще и защищать придется. И объяснять, что к чему, ведь живые в таких мирах как этот ничему сверхъестественному особо не верят. Тело подо мной зашевелилось, подстегивая меня работать быстрее. Две огромных лапищи в латных перчатках потянулись ко мне и готовы были меня схватить, но в это мгновение голова окончательно отделилась от тела и откатилась немного в сторону, орошая траву пузырящейся желтой жидкостью. Руки Крестоносца безвольно опустились, теперь уже навсегда. Желтый свет от четок погас, и в глазницах заблестели едва заметные зеленые искры, явный знак того, что пока все в полном порядке и можно расслабится. Ненадолго. — Слава Тьме! Сдох. Пусть земля ему будет бетоном! — произнесла я, победно топнув ножкой по нагрудной пластине, после чего обернулась к вору. К этому моменту сабля в моей руке уже пропала снова став широким браслетом на запястье поверх которого были накручены четки. Только теперь, окинув парня взглядом еще раз, я заметила, что у него на плече висит пустой рюкзак, как он не потерял его, спасаясь от Крестоносца, оставалось тайной, хотя это и к лучшему. — Одолжи-ка мне свою сумку, — заявила я, окончательно успокоившись, опасность миновала, по крайней мере, на этот раз. — З-зачем т-тебе м-моя сумка, — дрожа и заикаясь, произнес блондин. Да-а, от такого он еще не скоро придет в себя. Был бы нежитью, уже давно стоял бы на ногах и интересовался, что это за фигня была. С терпеливым видом некромага, который объясняет ну очень глупому зомби, что ему нужно делать, я произнесла: — Этот монстр может опять ожить, если не запрятать голову подальше от тела. Если ты дашь мне свою сумку, я суну башку туда и этот кошмар больше не оживет. Ты сам видел, я выстрелом попала в голову, а он после этого еще жив был! Может он, действительно принял разумное решение, а может настолько боялся, что Крестоносец вновь встанет, схватит меч и снесет таки его белокурую голову, что выполнил мою просьбу и швырнул мне свой пустой рюкзак. Дело осталось за малым, пинками закатить голову в сумку и удирать отсюда и до рассвета. А потом надеяться, что днем они не рискнуть полошить местное население чудовищами вроде этого. Парень окончательно пришел в себя только тогда, когда белый, нынче с желтыми пятнами, шлем с его содержимым уже покоился на дне ранца. Он вскочил на ноги и настороженно уставился на меня, не зная, то ли заговорить со мной, то ли очень быстро драпать подальше от этого дурдома. — Кто ты? И что это было? — юноша прижимал руки, к груди пытаясь унять в них дрожь, и был сейчас так прекрасно бледен, что я нашла его нынче куда более симпатичным, чем днем. Не говоря ни слова, я прошла мимо него и села на порог дома. Ему нужно окончательно успокоиться, а то сбежит, и я буду подвергать нас обоих еще большей опасности, гоняясь за ним и доказывая, что говорю правду. — Тебе как объяснить, чтоб ты поверил, спокойно пошел домой спать и возможно уже не проснулся утром или рассказать тебе самую невероятную историю в твоей жизни, которая, после этого инцидента, возможно будет очень короткой и очень беспокойной. — Что за чушь ты говоришь? — возмутился он. Видимо не смотря на то, что я тут устроила кровавое побоище, по человеческим меркам я все равно выглядела весьма безобидно, и поэтому он еще не сбежал, а настойчиво допытывался, что случилось, наивно веря глазам своим. Ну, а что?! Большеглазая крошка-девочка, такую ручкой ткни, она и с ножек упадет, а то что я саблей тут размахиваю, так это нам наверняка почудилось, да? — Ты же не поверишь, если я тебе скажу правду, люди никогда не верят, — проворчала я. — Я не поверю?! А эта тварь, которая меня чуть не убила! Что это такое? Мне вот этим вот конкретным мечом, чуть было не отсекло ногу между прочим! Я в это тоже не поверю? — его голос чуть не срывался на визг, он метался и заламывал руки, попытался пнуть торчащее из земли оружие, и похоже только ушиб палец на ноге, тихо зашипев от боли и досады. А еще говорят, что я эмоциональная… Я недоверчиво на него посмотрела и спросила: — Скажи мне, только честно, ты веришь в магию? Смех его был нервным с примесью начинающейся истерики: — Я сейчас готов не только в магию, а и в Господа Бога и в ангельскую рать поверить, если это объяснит, какого черта на меня посреди ночи напал средневековый рыцарь с желтой жижей вместо крови!!! — бушевал мой собеседник, все еще смешно размахивая руками. Вид у него был взлохмаченный и диковатый. Совсем не тот изящный юноша каким он был утром. — Крестоносец, — с серьезным видом поправила его я. — Что? — замер он, удивленно уставившись на меня, но дергаться перестал и на том спасибо. — Их называют Крестоносцами. Они выслеживают, как они говорят, богомерзких созданий и устраняют их. — Ладно, это звучит довольно бредово, но допустим, а я тут причем? — сказал он, еще немного успокоившись, даже руки перестали дрожать. — Ты? Вообще-то, изначально не причем, кроме того, что решил обворовать меня, как раз тогда, когда ЭТО пришло меня упокоить. Он вздрогнул так, словно я его током ударила, нахмурился и тут же попытался оправдаться: — Я… не… — Там в антикварной лавке, ты высматривал ценные вещи, но когда увидел, как я случайно достала золото, решил, что пару блестящих желтых кружочков тебе тоже не помешают, а антиквариат подождет, разве нет? — Не… с чего ты так решила? — удивленно спросил он, немного попятившись. — Неважно. Сейчас главное то, что я нахожусь у этих существ в их черном списке под номером два, а тебя, поскольку я спасла тебе жизнь, сочли моим союзником и теперь ты номер три. — Тут я, конечно, немного приукрасила, для художественного изложения. В этом самом черном списке ему достанется номер так тысячный, а то и дальше, но факт что его убьют, если он не скроется, это совершенно не отменяет. — Завтра сюда явится не одно такое существо, а штук пять, как минимум, с одной единственной целью, перевернуть здесь каждый камень, найти нас и уничтожить. Для них уже не секрет как ты выглядишь, так устроены, то, что видел один — знают все. — Звучит, как шутка. Розыгрыш или начало какой-то сказки, — недоверчиво и даже насмешливо хмыкнул он. — Звучит, как шум приближения твоей скорой кончины. Где бы ты, человек, не прятался, они запросто вычислят, где ты находишься, придут устранить тебя. Уж поверь моему опыту, эти дяденьки шутки шутить не любят, — мрачно сообщила я, покачав головой. — Я здесь пряталась, и каким-то образом они узнали про мой схрон, пусть ты и подвернулся им по случаю, просто так уже не отстанут. Мой вор еще раз глянул на распростертое на лужайке тело, тяжко вздохнул, примирительно подняв руки: — Мне все еще не верится. Это похоже на дурной сон, на бред, на что угодно еще, но вон та туша выглядит весьма красноречиво. Да и силища у этого существа была невероятная. Если такие есть еще, то они последнее, что я хотел бы встретить снова. У тебя есть какие-то предложения как быть? — спросил он, очевидно не веря мне полностью, но страх хороший допинг и в дипломатии тоже. Насколько я могу понимать эту странную человеческую психику, он надеется, что раз одного я смогла одолеть, то одолею и других, так что лучше быть моим союзником. — Как тебя зовут? — спрашиваю я, ибо мне порядком надоело на него тыкать, да и отношения какие-то надо установить, прежде чем я сообщу ему свой скромный и совершенно безумный план. — Лютер. А тебя? — Антуаннета-Лилитиен Шедоусонг, можно просто Аннет. Итак, Лютер, у тебя друзья, семья или причины, почему ты не можешь сейчас же бросится убегать, есть? — Ни семьи, ни друзей, ни причин остаться нет, а работа у меня и так кочевая, — криво ухмыльнулся он в ответ. Здорово, я спасаю от Крестоносцев вора, да еще и человека, который собирался меня обокрасть! Папа частенько любит повторять, что у судьбы довольно забавное чувство юмора. — Тогда нам нужно найти транспорт, и ехать отсюда, не останавливаясь, как можно дальше, — произнесла я, поднявшись на ноги и собираясь идти. Но тут он вдруг поднял руку и рассеянно произнес: — Эй, подожди, может ты и привыкла странствовать налегке, но мне надо собрать вещи. Попутно на лице его читалось что-то вроде «Ох блин, что я делаю, куда я собрался ехать?». Выглядело это довольно комично. О своем рюкзаке с вещами я могла не волноваться, за ненадобностью он отправлялся в Цитадель, а когда становился нужен, я всегда могла его призвать. Эта мудрая мысль пришла папе с горьким опытом, и тремя десятками потерянных мною сумок, с пространственными карманами в его замок. Что же касается путешествий совсем налегке, это еще как сказать, знаешь парень, этот шлем с головой в твоем рюкзаке тоже не пушинка. — Мы потеряем много времени, — отвечаю, я. Возможно, он все еще хочет обчистить меня, люди очень коварные создания. Хотя если с таким выражением лица, он попытается у меня что-то украсть — это будет выглядеть очень забавно. — Я привычен, это займет всего пару минут, я неподалеку квартиру снимал, — молвил он, а потом, идя в нужную ему сторону, добавил: — Хочется тебе не верить, но мне до сих пор не по себе, боюсь, эти желтые глаза мне еще долго в кошмарах снится, будут. Увидишь раз такое, и тут же поверишь, что везде найдут и не пожалеют, и волшебное заклинание «это сон», теперь не помогает, — как-то обреченно покачал головой он. — Хотя тебя тоже можно бояться, с виду, девочка, маленькая, миленькая, но ты так спокойно несешь эту голову, там в рюкзаке. И как бесстрашно ты с ним разделалась. И это твое странное оружие? Откуда у девочки такое оружие? И кстати, куда оно исчезло? Не говоря о том, что я не имею не малейшего понятия кто ты вообще такая? — болтал он, пока мы шли. Я была права, он меня побаивается, правда немного меньше чем Крестоносцев. Хотя я ожидала другой реакции, как минимум того, что он, как все нормальные люди, сразу же после того, как монстр будет убит, с диким воплем « А-а-а-а!» удерет домой. А он еще здесь и принял мое предложение, странно. Похоже Лютер считает меня бесстрашной, но если бы я не взялась ему помочь, давно бы сама билась в истерике. А теперь надо быть сильной и выкручиваться самостоятельно. Не об одной себе беспокоиться приходится. — Не важно, — отмахиваюсь от всех его вопросов я. — Военная тайна значит… — слабо ухмыльнулся он. — С чего ты тогда взяла, что я пришел, что-то украсть? — Ты вор и не сложно было заметить, какими глазами ты смотрел сначала на вещи, а потом на монеты, там, в антикварной лавке, — уверенно отвечаю я, не говорить же ему, что меня антиквариат предупредил. Он улыбнулся. Улыбка его не была ироничной, лукавой или злой, просто светлая дружелюбная улыбка. Очень приятная. Странно, почему он улыбается? — То, что я вор, здесь ты права. Но у меня на то есть свои причины. Хотя к тебе я пришел совершенно не потому. Да, золотые монеты, будь они в моем кармане, здорово согрели бы мне сердце. Но под твоим домом я торчал еще с вечера, но все никак не мог решиться постучать или войти. У него, знаешь ли, был довольно специфический вид, мрачный и заброшенный, а пролетевшая в окне свеча с зеленым огоньком вообще выбила меня из колеи. Так что я вот так и стоял под окнами с открытым ртом, пока не явилось ЭТО, — развел руками Лютер. — Наверное, ты и сейчас не поверишь, но теперь после того, что я пережил, я думаю, что могу сказать, — я видел тебя во сне. В очень странном сне. Возможно, это что-то значит, поэтому хотел предупредить, только боялся, что ты засмеешь меня или не поверишь совсем. Но обычно то что я вижу сбывается, рано или поздно, так или иначе. Это много раз выручало меня, а теперь, видимо, наоборот затянуло в неприятности. Вот это уже становилось интересным, если он, конечно, говорит правду. Надо же, я не поверю! Эх, человек — человек, знал бы ты, в каком мире я живу! Это у вас здесь все просто и понятно: родился, учился, работал, женился, детьми обзавелся, на пенсию вышел, внуков понянчил, умер. А мое существование сплошное безумие по вашим меркам. Родитель с самого моего нерождения вдалбливал в меня две простых истины: первая из которых гласит о том, что у всего происходящего всегда есть свой скрытый смысл. Важны только решения, которые принимаешь сам и вроде как случайные непредсказуемые события, ведущие тебя к какому-то смыслу. То и другое вместе образует твою Судьбу, а посему ох не зря я встретила этого парня, да еще и при таких обстоятельствах! Наша встреча случайна, но решение помочь ему принадлежало мне самой — Судьба блин! А вторая истина, которую вдолбил в меня мой папа — это то, что все невозможное — возможно, и даже то, что я случайно встретила в лавке вора, которого решила защитить, потому что он из-за меня попал в черный список инквизиции, а у него оказался для меня какой-то, возможно, пророческий сон. — Ну, так что же это был за сон? — заинтересованно спросила я. — Ладно, расскажу, только, чур, не смеяться, это правда, — потерянно и почти жалобно произнес он. — Я видел черную реку и странную лодку без весел, плывущую по ней. Или может это была какая-то странная ладья, очень необыкновенная и изящная вместе с тем. В ней сидели мы с тобой, похожие на себя и, вместе с тем, в нас что-то было по-другому. Ты была немного старше, на тебе было странное кроваво — алое платье, на мне же иссиня черный костюм. Может было что-то еще, но детали я помню плохо. Мы проплывали мимо города, он был будто наполовину разрушен и там бродили живые мертвецы. Как в лучших фильмах ужасов, честное слово. Я не слышал их голосов, но знал, что они разговаривают между собой. Жуть конечно, но мне было намного спокойней там, чем тогда, когда мы какое-то время спустя причалили к берегу. Там шло яростное сражение и нас окружили странные люди в священнических рясах, они читали молитвы, были вооружены и, казалось, хотели нас убить! Там во сне я воспринимал это очень спокойно, и, кажется, знал, почему они напали на нас, но когда очнулся, то уже не помнил этого. Мы с тобой были готовы защищаться, но в этот момент, в происходящее вмешался жуткий высокий человек. У него были волосы цвета воронового крыла, что-то наподобие черной рясы. Особенно запомнились резкие черты его лица и глаза, темные, бездонные. Я до смерти боялся встретиться с ним взглядом. Стоило ему появится там, как все эти люди сами набросились друг на друга. Они резали и убивали своих же с яростью одержимых. Некоторые, кто сохранил рассудок, пытались с ним сражаться, но ничего не могли ему сделать, а другие просто бросали оружие и пытались убежать. Через какое-то время все было кончено, и тот человек… то существо… не знаю. В общем он направился к нами протянул руку ко мне и, кажется, хотел что-то сказать, но я не успел услышать его слова потому что внезапно очнулся. Не врет же! Про отца моего он знать не мог, да и про некрополи, когда это людям в них спокойно было? Или же он шпион Инквизиции, что маловероятно. Это не их метод. Они, конечно, иногда пытаются втираться доверие к моему народу, но зачастую они общаются с вампирами или некромантами. К счастью, в большинстве случаев безуспешно. — Жаль, интересно, что он мог сказать, глупостей от него не услышишь, — ляпнула я заинтересованная его рассказом, напрочь забыв об осторожности. — Тебе он тоже снился? — удивился парень. — Нет, я никогда не вижу снов. — Так откуда ты его знаешь, или ты хочешь подшутить надо мной? — произнес он немного уязвленным голосом. — Отнюдь, я с ним лично знакома, если твой сон пророческий, то его появление в нем, сразу многократно поднимает наши шансы на выживание. — Это не может не радовать. Хотя он жуткий. Очень. Так ты мне веришь?! — вдруг остановился он. — Думаю, да. Если ты говоришь правду, то нас, наверное, все-таки побьют, но ты выживешь — ободряюще сообщила ему я. — Ты сказал заниматься воровством у тебя на то свои причины, какие, если не секрет? — о Тьма Великая, что ж это я всякую ерунду у него допытываюсь то? — Пойдем. — Да, собственно, мы уже пришли, — пожал плечами он, смотря на входную дверь многоэтажного дома. — Нам наверх. Я отвечу, но взамен ты расскажешь кто ты такая, и кто тот человек, ну или не человек, из моего сна.  — Не честно, я задала один вопрос, а ты два! — возмутилась я, пока мы подымались по лестнице и он открывал двери. — Ну, хорошо, придумай еще один, — легко согласился Лютер, зайдя в квартиру. — Лучше я сдеру с тебя обещание, что когда ты узнаешь правду, ты поверишь мне и отнесешься к этому спокойно. — Ладно, договорились, — донеслось откуда-то из спальни. — Ты первый, — предложила я, не заходя дальше прихожей в маленькой, но аккуратной двухкомнатной квартирке. Если уж мне и доведется начинать свой рассказ, то только тогда, когда точно буду уверена, что у него окажется не так уж и много возможностей сбежать, услышав кто я. — Хорошо, раз уж у нас общая беда и еще то, что я видел, скрывать не буду. Это связано с моим прошлым, точнее с его отсутствием. Год тому назад я очнулся в больнице, без каких либо документов. В моей голове не осталось ни одного воспоминания о том кто я такой, и как там оказался. Я даже имени своего настоящего не помню. Пробыл я там не очень долго, не знаю, что заставило меня бежать, но через день после побега я узнал, что в том отделении, где я находился, был жуткий пожар. Возвращаться не было смысла, а еще мне казалось, что случится это могло из-за меня. Так что я остался без средств к существованию, документов, крыши над головой, и с полным отсутствием планов касательно того, как быть дальше. Это имя, Лютер, мне в шутку дала одна из медсестер. Она единственная беспокоилась о моей судьбе, но погибла, спасая пациентов. Я сохранил его, отчасти в память о ней, отчасти просто не имея вариантов лучше. После побега я начал видеть странные сны и видения, одни сбывались, а остальные были какими-то мистически нереальными, иногда красивыми, а иногда до дрожи пугающими. Мне до сих пор кажется, что в какой-то степени я схожу с ума. Может быть я на самом деле болен шизофренией и ты и этот, как его… крестоносец, всего лишь ее порождение. Но если допустить, что я еще в своем уме, то именно благодаря одному из видений я, собственно, и обнаружил свой воровской талант. Вот и стал таким образом добывать себе на хлеб. А если совсем уж честно, хлебушек я люблю с маслицем, потому и промышляю таким не богоугодным занятием, — говорил он, складывая вещи. Должна признать, собрался Лютер весьма оперативно. — Транспорт у тебя есть? — интересуюсь я. — Да, пока есть. Теперь твоя очередь говорить, — кивнул он. Пока мы спускались, я молчала, собиралась духом. Любопытно все-таки знать, как человек отреагирует на то, что я труп ходячий. А машину он, оказывается, тоже угнал. — Да, тут собственно и рассказывать и нечего, — начала я, когда мы тронулись с места, — нам на запад, если повезет, то мы успеем до рассвета добраться до кладбища, там передохнем и решим, что делать дальше. Крестоносцы охотятся поздно ночью, чтобы не привлекать к себе внимание простых людей, можно остаться там занять оборону, или на свой страх и риск ехать дальше, выбирая самые людные места, там они будут искать в последнюю очередь. — Ладно. Только почему на кладбище? Довольно жуткое место, не находишь, чтоб туда ехать, а тем более защищаться от всяких монстров. — Не такое уж и жуткое, как в твоем сне, там мне будет гораздо спокойней. На кладбище я смогла бы успешней обороняться, может там нам смогут помочь, хотя если говорить о Крестоносцах, то успешность вещь относительная. А тот человек, которого ты окрестил жутким, вовсе не жуткий, и он уже давно не человек, и вообще это мой отец. Лютер честно выполнял свое обещание относиться к этому спокойно, он не ударил по тормозам, о его реакции можно было судить только по очень удивленному лицу. И все-таки не врет. Такое выражение лица, как было сейчас у него подделать невозможно. Мне сделалось так жаль, что я не могу запечатлеть эту бесподобную гримасу, я даже и представить себе не могла, что у людей иногда бывают такие большие глаза. — Твой отец? — выдавил из себя он. — От того мне еще больше хочется узнать кто же ты такая. Не знаю, может, он только во сне моем выглядел так странно. Когда я вижу м-м-м… видения, то некоторые обыкновенные люди в них мне тоже кажутся очень странными. Хотя если ты говоришь, что он не человек… — Да нет, он так и выглядит, высоченный, в рясе, с черными волосами и глазами, белым лицом и замогильным голосом, — подтвердила я. — А ты странно реагируешь, довольно спокойно, на все, что я говорю, и ехать со мной согласился. — Спокойно? — нервно засмеялся он. — Да я весь до сих пор трясусь от страха! А ехать согласился, ибо решил, что ты вроде как меня спасла. Хотя мало ли у тебя было причин это делать. Маленькая девочка, вооруженная саблей, которая без вреда для себя прыгает из окна второго этажа и отпиливает всяким монстрам головы — не сказал бы, что это совсем безобидное зрелище! Но единственное чему я привык верить безоговорочно это своим предчувствиям, а они как раз почему-то настойчиво советуют мне послушать тебя и держаться рядом. Теперь пришла моя очередь нервно смеяться: — Здорово. Я осталась, совсем одна в мире живых и убегаю от отряда злобных Крестоносцев вместе с напуганным ничуть не меньше меня мало того что вором, так еще и интуитом!  — Что значит, оказалась в мире живых? — спросил он, выехав на трассу, судя по тому как это было сказано, ровно треть слов в моем возмущении он не понял. — Чур, по тормозам не бить и из машины с дикими криками ужаса не выпрыгивать, — предупредила его я, попутно пригрозив пальцем. — Ладно, что же может быть такого страшного, что я должен так реагировать. — Да так, действительно ничего такого. Я — нежить, — как бы невзначай молвила я. Сначала он ехал нормально, и как раз тогда, когда я решила, что у него нервы крепче, чем у остальных живых будут, он ударил по тормозам с жутким воплем «Что?!». Я чуть головой о бардачок не ударилась. Это ужасно неприятно, когда кто-то настолько резко тормозит, в какое-то мгновение мне показалось, что душа не удержаться в моей оболочке и выпорхнет из тела, к счастью такой глупости она делать не стала. — Тише, если будешь так реагировать и дальше на то, что я говорю — убьешься. Если машина разобьется, мне-то, как ты уже понял, ничего не сделается, а вот ты погибнешь. Участь конечно неплохая, но, зная вас живых, ты бы не обрадовался, — попыталась успокоить его я. — Да, пожалуй, я еще жить хочу, — согласился он, нервно сглотнув, голос его снова немного дрожал, а настороженный взгляд внимательно следил за мной. — Так, пока мы стоим, объясняй кто ты такая, или это твое прозвище? — Нет, не прозвище. Если ты еще не заметил, я не дышу и сердце у меня не бьется, кожа у меня слишком бледная, даже слегка синеватая при правильном рассмотрении. И по какому бы такому поводу за мной еще охотилась бы Инквизиция? — Не похожа, — нахмурившись, отрицательно покачал головой он. — Выглядишь, как обычная, низенькая, живая девочка. Бледновата, странновата, вооружена, хотя куда пропадает твое оружие не знаю, но не больше. Не думаю что это правда. Будь ты мертвой, ты была бы страшным разлагающимся существом в подранных лохмотьях, и несло бы от тебя мертвечиной, и питалась бы ты человечиной! — Ну, за исключением последнего пункта это ты мне зомби описываешь, — фыркнула я. — Таких, некромаги недоучки подымают. А я высшая нежить, тем более внешне, в отличии от моих сородичей, гораздо больше похожа на живых. Они говорят, что я очень часто веду себя и думаю так как вы. — Ладно. Ну и чем докажешь, что ты нежить? — вдруг спросил он, недоверчиво скрестив руки на груди, кажется даже иронизировать пытался. Ну-ну. — Пока ты не сдвинулся с места, можно тебя и припугнуть, — хмыкнула я, слегка ухмыльнувшись. В руке моей появилась сабля. Он нервно дернулся. — Не бойся не по твою душу, я не умею управлять вашим транспортом. Да и жалко мне тебя, убьют ведь ни за что ни про что. Иначе бы не спасала. — Я провела рукой там, где вены по острию, порезалась хорошо, даже кость оцарапала. — Вот! — гордо объявила я, демонстрируя повреждение Лютеру, сквозь порез было немного видно кость. Кровь не шла. По его коже дружным маршевым строем, чеканя шаг, пошли мурашки. — Так ты и вправду того? — опять задрожавшим голосом произнес он. Не знаю, почему, но то, что он все-таки испугался, меня порадовало, и я вполне довольная своей выходкой заявила: — Ага! Мертвее уже некуда! А потом для пущего эффекта добавила, и отец мой тоже мертвый, — беднягу аж покоробило. — Ну, езжай давай, а то если мы так каждые пять минут останавливаться будем, то ты проживешь, а я просуществуют только до завтрашнего вечера. А у меня на мое бытие большие планы! Я не хочу прекратить существовать из-за этих ненормальных религиозных фанатиков! — Справедливо, — кивнул Лютер, тяжко вздохнув и завев машину, все еще с опаской поглядывая на меня. Сабля пропала, а рука к тому моменту уже окончательно восстановилась. У меня в теле крови немного есть, но она черного цвета и практически на все действует как довольно сильная кислота, но от таких мелких повреждений ее можно отогнать, чтобы не смотреть, как одна случайно сорвавшаяся капля, разъедает дыру в кресле, машине и уходит на пару метров в глубь земли. Минут десять, а то и больше мы ехали молча. Когда автомобиль выехал на мост, я швырнула голову в реку под ним, искренне надеясь, что тяжелый шлем сразу затопит сумку, и ее никто не найдет. Очевидно, мой собеседник все это время размышлял над сложившейся ситуацией и трагизмом своего воровского бытия, потому что когда он снова подал голос, вопросов стало еще больше. — Так откуда ты такая взялась в нашем мире? Тебе же вроде здесь не место? Насколько я понимаю здесь самое большое чудо это призраки, да и то их существование еще никому доказать не удалось, а я веду машину и говорю с тобой. Может я все-таки действительно с ума сошел? — Нет с твоим разумом все в полном порядке, а вот то, что мне не здесь место — это правда. Я здесь прячусь, то есть пряталась. Теперь убегаю. Мой отец отправил меня сюда, чтобы я не ввязывалась в противостояние со священниками. В последней стычке меня довольно серьезно повредили, и мне нужно было восстановиться. Он сказал, что в мире живых они будут искать в последнюю очередь. Я пробыла здесь несколько недель и, кажется, теперь снова в полном порядке. А потом отправилась за свечами, дальше ты знаешь. Наверное, они засекли меня из-за того, что я баловалась со светом, других вариантов нет. — Баловалась со светом? — Я вижу в полумраке, но люблю когда есть свет от свечей. Зажигала я их с помощью магии, они, наверное, заметили и призвали Крестоносца на разведку. Если бы я тебя не спасла, они бы решили, что это, ты какой-то маг-недоучка балуешься с призыванием духов, избавились от тебя и ушли. Но я ввязалась в эту историю теперь, они знают, где меня искать. А на помощь отца рассчитывать не приходится, он сейчас на войне с теми же священниками. И не косись на меня, так я не вампир, кровь обычно не пью. — Так вот откуда появилась та парящая свеча, — нервно хихикнул он, и спросил: -А не обычно? Я пожала плечами: — В основном не из людей, в некоторых мирах мертвых кровь — универсальная жидкость. Ее пьют как напиток, она течет реками и проливается дождями, а еще у мертвых на крови ездит большая часть транспорта и работает большая часть механизмов. Но иногда случается так, что почему-то в таком мире крови становится очень мало, а развитие технологий или множество других факторов не позволяют ее восполнять или синтезировать. Тогда особо зависящие от крови расы начинают свою борьбу за существование, и в такие времена моему народу, порой, кажется, что использовать живых как ресурс, не такая уж и плохая идея. За исключением конечно вампиров, которые живут среди людей. — Значит, получается, что для мертвых наша кровь всего лишь вода? — спросил он. — Можно и так сказать, — пожала я плечами, — с оговоркой, то так бывает иногда, в некоторых мирах в других бывает по другому. Но здесь… видишь-ли человек сам синтезирует до поры до времени энергию для своего существования, однако далеко не все мертвые могут это делать. Но для того чтобы сделать хоть какое-то движение, или даже что-то сказать, им энергия нужна, также как и людям. Один из самых простых способов ее получить помимо, источников энергии, заклинаний, генераторов, душ и артефактов — это кровь. — Тебе ведь тоже нужна кровь? — вдруг после почти минутного молчания спросил он. — Я ведь уже говорила, практически не нужна, я высшая нежить и у меня есть свой источник энергии для существования. Хотя кровь действует на меня, как неплохая доза адреналина на вас людей. А еще за счет крови удобно восполнять недостающую часть тканей при очень тяжелых повреждениях. Хотя в моем случае тортики помогают ничуть не хуже. А еще тортики определенно вкуснее. — Звучит невероятно, — молвил он, похоже не способный даже переварить до конца всю информацию. — Но неужели все войны между мертвыми и живыми ведутся только ради крови? — Нет, на то есть много причин, люди или другие расы разрушают наши места обитания, равняют с землей руины и кладбища, зарываются под землю, где спят многие из нас. Бывает и другое, посмертная месть, или например некоторые миры мертвых так далеки от жизни, что присутствие живых существ поблизости причиняет мертвым мучительную боль, которую они хотели бы прекратить. А еще есть религиозные войны, но тут люди повинны чаще. Да много всего, — пожала я плечами, на эту тему можно было научную работу писать, и не одну. Лютер кивнул и замолчал, думая над услышанным. Почти целый час мы ехали в полной тишине. Мне она совершенно не нравилась, но я все никак не могла придумать о чем с ним поговорить. Машина мчалась вперед по трассе, мимо мелькали фонарные столбы. За все это время он пару раз зевнул и теперь все чаще тер глаза. Творилось с ним что-то неладное, но я не могла понять что именно. Хотя это и не имело большого значения, так как я чувствовала, что кладбище уже совсем рядом. Но вдруг его голова упала на грудь и автомобиль понесло вправо, туда, где подобный ему транспорт двигался в обратную сторону. Едущая навстречу похожая, на нашу машина принялась сигналить. Я рванула колесо руля на себя. Теперь нас понесло влево, Лютер пришел в себя, вскрикнул, пытаясь вернуть машину на дорогу, но исправить положение уже не представлялось возможным. Последнее, что я могла сделать, так это прикрыть смертного собой, надеясь, что он все же не пострадает. Наше авто на полной скорости влетело в кладбищенскую ограду, вывалив ее часть и напоролось на один из каменных крестов, переднее стекло взорвалось градом осколков, один из кусков передней панели распорол мне футболку оцарапав спину. Авария благополучно произошла. Я плюхнулась на свое порядком сузившееся сидение. Что-то рядом слабенько горело. Лютер судорожно дышал, а потом его глаза на мгновение расширились и он принялся нервно дергать ручку двери и когда та открылась, схватил меня за руку и, протащив через всю машину, вытолкал на улицу бросившись бежать. Бежал парень, таща меня за собой до тех пор, пока не споткнулся чью-то могилу, и мы вместе кубарем рухнули наземь. — Ты чего? — спросила я. И тут громыхнул взрыв, в следующее мгновение нас накрыло волной горячего воздуха. — Вот чего — сипло ответил он, все еще тяжело дыша и дрожа как осиновый лист. Я поднялась, отряхнулась и посмотрела на устроенный нами погром. «Народ, извините, пожалуйста, за помятые памятники, мы честно не хотели!» — Давай поднимайся, нечего на чужой могиле лежать, — сказала я сев на лавочку. Невдалеке от нас горела бедная машина, которая служила нам недолго, но преданно и честно. Лютер поднялся и на нетвердых ногах подался ко мне и тяжело сел рядом. — Ты как, цел? — поинтересовалась я.  — Вроде да, — все так же сипло ответил он, видимо еще не оправился от очередного шока. Бедный смертный если все так пойдет и дальше, то его жизнь будет крайне короткой. Очевидно, что мой мир совершенно не для него. — Странно, я не помню, чтоб машины от такого взрывались, — потерянно сообщил он. Ничего разумного на это я сказать не могла, так как в земном транспорте вообще не разбираюсь. — Что с тобой произошло там на дороге? Ты чуть сам себя не угробил! — воскликнула я. — Я — я… Я заснул, — тихо прошептал он.  — Почему? — не унималась я, — по-моему, абсолютно глупо засыпать, когда ты едешь, еще и опасно в придачу. — Я не спал уже больше суток, я устал, — ответил он, постепенно приходя в себя. — Устал? Это значит тебе надоело? И причем тут то, что ты не спал? — в моем мире говорят, устал от чего-то, от какой-то работы или вещи. — Зачем же сразу разбиваться, если устал вести машину? — недоумевала я. Он задумался, а потом произнес:  — Ты, наверное, не чувствуешь усталости. Мы восполняем силы сном, если мы долго не едим или не спим, мы можем умереть. Сильную потерю энергии, которую нужно как-то восполнить, мы называем усталостью. Теперь настала моя очередь задуматься. Оказывается, люди спят не просто так. И Лютер устал. Дальше его тащить смысла нет, а то если он умрет не от инквизиции так от усталости. Не думаю, что он потом хотел бы стать нежитью, в большинстве случаев живые как то странно реагируют на подобные предложения. — Я чем-то могу вам помочь? — совсем рядом прошелестел чей-то голос. Я подняла глаза, передо мной стояло существо в темно сером балахоне, которое скрывало лицо под капюшоном. Его правая костлявая рука подняла фонарь, светящийся холодным изумрудным светом. Лютер напрягся. Было странно, что он его тоже видит, обычно хранители кладбищ видны только нежити да некромантам, но у меня сегодня просто карнавал странностей, так что можно было уже перестать удивляться. Я осторожно положила руку на плечо моего спутника и произнесла: — Не бойся он не враг, это дух охраняющий местное кладбище. — Мертвая, чего тебе не спится среди ночи в своей могиле, — прошелестел он. — У меня нет могилы и я никогда не была живой. Прошу помощи, — ответила я. — Дитя смерти, давно я подобных тебе здесь не видел, — молвил он, поднеся фонарь ближе к моему лицу. — За нами гонятся Крестоносцы, скажи, нет ли на твоем кладбище воинов, способных сражаться с этими монстрами? Хранитель отрицательно покачал головой и молвил: — Мне очень жаль, но среди спящих здесь едва наберется с десяток тех, кто может держать в руках оружие. Да и не хоронят больше люди воинов с их оружием. — Это плохо, еще моему другу нужен отдых, но к живым нам нельзя. — Понимаю, — кивнул он, — дом смотрителя кладбища сегодня пуст, если хотите, можете побыть там, вот ключ, — молвил он, протянув мне старый местами ржавый ключ. — И еще одно, если вы хотите уйти от преследования, то поутру здесь обычно бродит ведьма, может она сможет вам помочь. — Спасибо тебе большое, — благодарно кивнула я, и хранитель кладбища растворился в воздухе. — Что это было? — спросил Лютер, теперь в его голосе слышались нотки интереса. — Хранитель кладбища, — улыбнулась я, если ведьма будет хоть немного разбираться в настоящей магии, то можно считать, что мы спасены. — Но он же мертвый! — не понял Лютер, похоже решив, что я говорю об обычном стороже. — Ваш защищает мертвых от живых, но на старых кладбищах первая могила и ее усопший назначался хранителем, чтобы он защищал живых от мертвых, — потом вы отказались от этой традиции, а зря, и самоубийц вы хороните со всеми вместе зря. Пойдем, отдыхать будешь, — молвила я, поднимаясь со скамейки. — Не знаю, как мы доберемся до домика, я в этой темноте ни черта не вижу, — вздохнул он. — Тут пока машина горит еще ничего, а дальше там ведь темень сплошная. — Я поведу, хватайся за руку, — откликнулась я, — убрать бы отсюда машину, ну да ладно, надеюсь, к утру никто стражу у людей не вызовет, а там думаю, мы успеем найти ведьму. Среди надгробий и склепов пришлось немного попетлять, пока я наконец-то не вывела бедного Лютера к домику сторожа. Несчастный трижды в пути спотыкался обо что-то, и дважды натыкался на оградки обзавевшись парой синяков и ссадин. — Вот и пришли, здесь ты сможешь передохнуть, — сообщила я отдав ему ключ. — И зря ты вещи собирал, все равно все в машине сгорели. Щелкнул дверной замок, и парень грустно согласился: — Да уж, по-видимому, действительно зря. — Иди спать, у тебя немного времени до рассвета, — кивнула я ему. — А ты, что делать будешь? — спросил он, стоя в дверях. — Спать мне все равно не нужно, так что для начала посторожу твой сон, а ближе к утру подамся искать ведьму. Последовал моему примеру парень не сразу, остановившись в дверном проеме: — Почему ты все это делаешь? — молвил он. — Что делаю? — Ну, спасаешь меня, я очевидно для тебя довольно большая обуза и мешаю тебе скрыться, — ответил он хмурясь. — Пожалуй, так оно и есть, но почему я тебя спасаю и тащу за собой, не знаю. Если это происходит, значит так надо. Иди спать. На убедительный ответ это было мало похоже, но, видимо, он решил, что лучшего от меня сейчас не добьется, так что просто скрылся в домике. Я еще долго сидела на пороге. Мне думалось о том, что парень ведь не заслужил всего того, что в одночасье свалилось на его голову. Я ведь даже и не начинала думать, как я буду объясняться перед отцом, почему так подставилась из-за смертного. И что если ведьма не сможет нам помочь? Как тогда быть? Дальше, убегать все время в надежде, что нас не поймают или добираться до военного кладбища и занимать оборону? И даже если мне удастся добраться до того места, где мне помогут защититься, то станут ли они защищать его? Все эти тягостные мысли роились в моей голове, пока их не перебили голоса спящих здесь, до утра я перешептывалась с ними. С первыми лучами солнца, которое так и не показалось из-за свинцовых туч, появилась и она. Средних лет женщина в черном кружевном платке и темно зеленом платье простого покроя. Она торопливо шла вдоль могил со средних размеров сумкой. Поравнявшись со мной, ведьма вздрогнула и зло зыркнула на меня. Ее губы искривились и она прошипела: — Ты чего, мертвая, на рассвете бродишь, иди спать сном вечным. — Рано мне спать, дел много, и в одном говорят, ты бы помочь могла, — ответила я поднимаясь. — Не ты ли там, на машине убилась, а теперь неприкаянная ходишь? — произнесла она, махнув рукой в ту сторону, где мы пару часов назад разбили машину Лютера. — Тот, кто был жив, жив остался, я же от того, что машину разбила ни живей ни мертвей уже не буду, — молвила я, идя к ней. Ведьма напряглась. — Так чего тебе, умертви, от меня надо? — фыркнула она, что-то торопливо ища в кармане своего платья. — Путь в другое измерение, чтоб мне мертвой и живому через него можно было пройти. Ее рука остановилась, а глаза алчно блеснули. — Такие пути дорогого стоят, сама понимаешь, — вкрадчиво произнесла она. — Понимаю, — ответила я, — так возьмешься или мне другую ведьму искать? — лишь бы она не догадалась, что я убегаю и мне срочно. Иначе втридорога попросит, а у меня столько денег при себе нет. — Что ты, глупая, — засмеялась она, — здесь на сотни километров вокруг никто кроме меня пути ставить не умеет. Считай тебе повезло. Ага, знаю я вас ведьм, всегда вы так говорите, и каждая из вас ставит пути, лучше всех на километры, хоть и живете в паре кварталов друг от друга. — Так ты как, отслужишь или платить будешь? — все тем же вкрадчивым тоном молвила она. — Еще я тебе смертной не служила, — настала моя очередь фыркать, — платить буду, золотом мертвых. При слове «Золото мертвых» ее рука сжала сумку крепче, а алчный огонек в глазах вспыхнул еще ярче. Золото мертвых оно конечно совсем не золото, металл скорее на мельхиор похож, но почему-то так уж повелось, называть его золотом, хотя он куда дороже как золота так и серебра, ввиду своей крайней редкости и необычных свойств. — Сколько? — спросила она, почти подпрыгнув. — Пятьдесят… — ответила я. — Открывать путь на двоих…- начала кудахтать она, пытаясь набить цену. — И не монетой больше. Цену твоей работе я знаю, — холодно закончила я. Ее губы искривились еще сильнее и после минутного раздумья она все-таки пала жертвой своей жадности:  — Ладно, пускай так. Где второй? — кивает она головой. — Парень в доме сторожа. — Зови его сюда, — командует она, нервно облизывая губы и глядя по сторонам. Еще бы урвать, такой огромный куш. Да безбедная старость ей теперь обеспечена. В два прыжка я пропадаю из ее поля видимости и потом бегом несусь к домику. Вихрем влетаю внутрь и начинаю тормошить уснувшего человека. — Лютер, подъем! Давай вставай, нам нужно идти! — шумлю я. — Что за? — туманно мямлит он. — А-а-а-а! — раздается в следующее мгновение панический крик. Это он, кажется, на меня так реагирует? — Фух, это ты… Значит не сон. Уверена, ему было бы намного приятней досыпать еще три часа и встать с абсолютной убежденностью, что это был обычный сон, а потом придумывать себе правдоподобное объяснение того как он умудрился оказаться на кладбище. — Пойдем, нас ведьма ждет. — Какая ведьма? — рассеянно произнес он, вставая с лавки на которой спал, забирая свой пиджак.  — Та, о которой хранитель кладбища говорил, помнишь? — нетерпеливо приплясываю на месте я. — А, да, кажется помню, — кивнул он, немного оклемавшись. Что и требовалось, я схватила его за руку и потащила туда, где стояла ведьма. — Явились голубчики, — как только мы примчались, проворковала ведьма, — деньги вперед. Сотня монет были всеми моими карманными сбережениями, по меркам мира Вавилонской башни, — небольшое, состояния, а уж этого и подавно, но ей знать о том, что я лишилась сейчас его половины, не стоило. — Двадцать сейчас и тридцать потом, — отвечаю я. Ведьма закусывает губу, но соглашается: — Пусть так — давай, — и протягивает свою руку с пухлыми пальцами. Четки вспыхивают зеленым чуть сильнее, и у меня в руках появляется небольшой мешочек с монетами. Я, стараясь сохранить невозмутимое лицо когда отдаю деньги ей. Ведьма довольно ухмыляется, пряча мешочек в сумку, и начинает творить заклинание. Спустя пару минут, из тонких нитей ее магии сплетается проем двери в черноту. Проверить куда ведет эта дверь, я не могу, так как сама лишена магических способностей, что ж придется верить на слово, а это обычно бывает чревато. В моих руках появляется мешочек побольше и я бросаю его ей, протягивая Лютера сквозь проем. Бесконечные черные дороги простираются перед нами. Значит не обманула, ну ее же счастье, я знаю куда бежать, здесь недалеко. Шафо, папин генерал, и моя хорошая подруга точно должна мне помочь, надеюсь, ее можно будет убедить, чтоб она запретила всем трогать Лютера. Не то чтобы его попытались там сожрать на месте, но все-таки он был диковинкой. — Где мы? — спрашивает мой новый знакомый, покорно идя за мной.  — Это Пути, дороги которые соединяют некоторые миры, сейчас мы придем в один из них. Там мертвые ведут войну и там нам точно должны помочь. Тебе будет тяжело, так как ты живой, но все лучше, чем беседа с Инквизицией. Хотя, заранее предупреждаю, жути ты натерпишься ничуть не меньше чем я в твоем мире, — вздыхаю я. — Тут уж ничем помочь не смогу, страх тебе придется пережить самому. Один совет, — смотри на всех просто как на другую расу. — Ладно, — кивнул он, следуя за мной, будто мои пояснения, хоть как-то могли подготовить к тому, что его ждет.