Удобный случай

Насухо вытерла распаренное тело после душа и надела тёплую пижаму: длинные штаны и рубашка, застёгнутая на все пуговицы. Волосы высушила феном и заплела в вялую косу, спрятав кончик под воротник пижамы. Подошла к двери и прислушалась к тишине, чувствуя, как неприятно заныло сердце. Свен не ложился спать. Тишина в спальне — это ловушка, в которую я попаду, сделав шаг за пределы ванной комнаты. Сделала глубокий вдох-выдох и медленно открыла дверь, вглядываясь в темноту. Не ошиблась. Свен лежал на кровати, и его невозмутимое лицо подсвечивалось экраном мобильного телефона. Пальцы неспешно перелистывали веб — страницы, и моё появление никак не отразилось на невозмутимости мужчины. Хороший знак. Подошла к кровати и потянула на себя одеяло, желая укутаться в него с головой и претвориться спящей. И Свен в очередной раз поверит глубокому сну, а на утро не обратит внимания на мои мешки под глазами и внешний вид, который буквально кричал: «Бессонница!» Не успела удобнее устроиться на кровати, как свет экрана погас, и телефон был отложен на тумбочку. Поспешно накрыла себя одеялом и взбила подушку, даже не думая отказываться от своего идеального плана. Он работал на протяжении стольких дней, и не мог дать осечку именно сейчас, когда на душе так безнадёжно и тоскливо. — Спокойной ночи, — прошептала в темноту и отвернулась от мужчины, ощущая, как каждый мускул моего тела напрягся до предела. Если до меня дотронуться, то катастрофа неминуема. Свена это не остановило. Кровать прогнулась от его крадущих движений, и вскоре шершавая полоска губ коснулась моего плеча. Кожа покрылась мурашками, а дыхание участилось, что стало зелёным светом для мужчины. Он так и не научился чувствовать меня, иначе бы понял, что мурашки от озноба, а лихорадочное дыхание — от удушающего, внутреннего протеста. Одеяло оказалось спущено до уровня моей талии, поцелуи переместились по шее, проделывая дорожку до скул в попытке достигнуть моих плотно сжатых губ. — Свен, — прошептала и отстранилась насколько это было возможно, потому что ещё немного, и я упала бы с кровати. — Что на этот раз не так? — спросил в унисон и тяжело вздохнул, покрыв морозом мою ключицу. — Всё так, просто… — замолкла, так и не придумав убедительного аргумента. Сказать напрямую, не прибегать ко лжи? Значит, обидеть его и стереть начисто предпринятые нами попытки. — Ты держишь меня на расстоянии вытянутой руки. Не подпускаешь ближе. — Подпускаю. На мой слабый протест Свен усмехнулся: — Ты представить не можешь, как я устал в одиночку бороться за нас. Я молчала, не решаясь вновь озвучить протест. Бесполезно отрицать очевидное и бить себя в грудь с криками: «Я стараюсь!» Не старалась, потому что происходящее более чем меня устраивало. Свен обвёл руками спальню: — К чему всё это, Эмили, если я тебе не нужен? — Я такого не говорила, — пробормотала и, чувствуя себя уязвимой, лёжа на спине в коконе одеяла, приняла сидячее положение. — Не надо додумывать за меня. Почувствовала прикосновение на своей щеке и поддалась, поворачивая голову на мужчину. Его глаза с каждой секундой становились ближе, пока я не разглядела сквозь темноту серую радужку. Ещё ближе. Ещё. Приготовилась к поцелую, чувствуя себя в полной боевой готовности: пальцы рук расслаблены, а не сжаты в кулак, обветренные губы немного приоткрыты. Свен прав, так долго продолжаться не могло. Супружеский долг на то и долг, чтобы скрепя сердцем, на благо семейству Глассов отвечать на поцелуй, позволять трогать руками тело и претворяться, будто ласки вызывали возбуждение. Не чувствовала и толику возбуждения, потому что каждый поцелуй — гроздь в мой гроб. Каждое движение рук, которое избавляло от пижамы — громкий звон молотка. Обхватила руками шею мужчины и потянула на себя, чувствуя, как язык проник в рот и упорно отыскивал мой язык. Наверное, Свена возбуждали подобные догонялки, когда я упорно уводила язык в сторону, орудуя исключительно губами. Ему этого мало, а для меня большее — пытка. — Ну, ты упаковалась, Эми, — хрипло рассмеялся мужчина, когда разглядел под моей пижамой нижнее бельё. Ничего не ответила и увернулась от неспешных заигрываний, которыми Свен хотел избавить меня от лишнего лоскута ткани. Сама сняла бельё, стараясь не обращать внимания на ноющее сердце, и ощутила довольное урчание мужчины на своей груди. Пусть лучше думает, что мне не терпится приступить к активным действиям, нежели узнает, как меня знобило от его предварительных ласк. Ладонь двинулась ниже груди, полоснула по рёбрам, миновала пупок и ниже, заставляя меня прикрыть глаза. «Спокойно», — твердила себе, когда влажноватая ладонь миновала лобок, и пальцы коснулись нежной плоти. Круговые движения. Быстрее. Большой палец надавил, как ему казалось, в нужной точке, которая точно должна подействовать крышесносно. Однако это не сработало. А стоило пальцу протолкнуться вперёд, как я не сдержалась от болезненного вскрика. Упёрлась руками в плечи мужчина и отстранила его, претерпевая режущие ощущения внизу живота. — Сейчас, — пробормотал Свен и потянулся к прикроватной тумбочке, доставая из ящика флакончик смазки. Затравленно уставилась на мужчину, который вылил на ладонь большое количество гелеобразной жидкости, и сжала простыни в кулак. Я была готова попросить остановиться, но прикусила язык до боли. Я должна вытерпеть эту ночь, тогда, возможно, обеспечу себе покой, как минимум на несколько дней. — Я сама, — быстро свела ноги вместе, препятствуя мужской ладони вновь дотронуться до меня. Протянула руку, чтобы перелить немного геля себе, и застыла, как вкопанная. Напрягла слух. — Ханна плачет, — прошептала и, не веря собственным ушам, приподнялась. — Точно, она плачет. Вскочила с кровати и, путаясь в собственной пижаме, лихорадочно принялась натягивать одежду на тело. — Эмили, она просто капризничает, — попытался остановить мужчина, но я уже выбежала из спальни и со всех ног неслась в детскую комнату. Ханна стояла в кроватке и всхлипывала. При виде меня расплакалась сильнее и протянула ручки, просясь в объятья. — Тише-тише, — взяла на руки дочку и закачала, ладонью вытирая её мокрые щёчки. — Что такое, малышка? — Болит, — ткнула пальчиком в щёку и поморщилась, когда я аккуратно ощупала болевшее место: — Зуб болит, да? — Да. Ох-х, малышка… Поцеловала дочку в лоб и отправилась за аптечкой, в уме перебирая варианты, способные снять боль. У нас никогда не было проблем с зубками: они росли без нареканий, и я не видела смысла лишний раз посещать стоматолога. Тем более Ханна очень эмоционально переносила визиты к врачам. Сейчас, давая дочке анальгетик и вытирая её слёзы, осознала свою крупную ошибку. Не стоило пренебрегать походами к доктору. Крепко-крепко обняла Ханну, вернувшись в детскую комнату, и села в кресло-качалку. Укутала хрупкое тельце в одеяло и прижала к груди, радуясь, что всхлипы сошли на «нет». Спустя несколько минут почувствовала, как Ханна медленно заснула, и с облегчением прикрыла глаза. Препарат сработал, боль миновала, и больше ничто не могло потревожить сон дочки. Уж я-то постараюсь. — Как же ты меня выручила, — прошептала, не отрывая губ от её макушки. — Бесконечно люблю тебя. Этой ночью я не вернулась в спальню и впервые за долгое время увидела яркий сон, а не потолок над головой. С дочкой на руках я поборола бессонницу.