«Птицы, рожденные в клетке, думают, что полет — это болезнь» —Алехандро Ходоровски
«Собака отражает семейную жизнь. Кто видел веселую собаку в грустной семье или грустную в счастливой? У рычащих людей есть рычащие собаки, у опасных людей есть опасные» —Артур Конан Дойль «Человек на четвереньках»
— Я отпускаю вас с предупреждением, молодой человек, — заявил судья, когда его взгляд пал на Чимина. — Я учился на юридическом факультете не для того, чтобы посылать таких прекрасных молодых джентльменов, как вы, на путь преступлений. Мне кажется, что это дело присуще молодым и глупым, поэтому приговариваю Пак Чимина к двенадцати неделям общественных работ в любой области по его выбору, — и с этими словами он опустил молоток, выбив вздох облегчения из груди Пака. — Двенадцать недель, — подумал он про себя. — Я могу справиться за двенадцать недель, и у меня останется еще куча времени до выпуска из колледжа. Чимин улыбнулся, когда мать обняла его, а сам позволил себе сфокусироваться на будущем, которое всегда планировал. Если бы он только знал, как медленно, но неистово эти планы будут разрушены в последующие недели. Пожертвовать всем ради мальчика, который существовал только в приглушенных шепотках и призрачных мифах. Мальчик, который заставит его рухнуть на землю.***
— Наш маленький преступник вернулся! — воскликнул Тэхен, обнимая его и душа в своих объятиях. — Разве ты сейчас не должен быть за решеткой? — поддразнил он друга, и, когда глубокий смех Тэхена зазвенел в его ушах, Чимин понял, как он скучал по лучшему другу. Он улыбнулся, высвобождаясь из объятий своего синеволосого соулмейта, и повернулся лицом к остальным гостям. — Он слишком хорош для тюрьмы, посмотри на это лицо, — поддразнил Чонгук, который стоял с кроличьей улыбкой, уткнувшись головой в шею Чимина и обнимая его. — Отвали, — пробормотал Пак, совсем не имея это в виду. Хосок стоял там со своей обычной улыбкой, но сегодня Чимин заметил облегчение, промелькнувшее в его глазах, в то время как Намджун коротко похлопал его по плечу, прежде чем продолжить рассказывать отсутствующему некоторое время обо всех уроках, которые он пропустил. — Я поговорю с вами позже, ребята, — сказал он, помахав своим друзьям, когда заметил, что уже девять часов. Всякий раз, когда они собирались все вместе, Чимин слишком часто вспоминал, какими добрыми они были от природы. Их непринужденную жажду жизни. Эта группа состояла из гениев. Намджун медленно изменял мир своими словами, Тэхен создавал искусство, которое трогало людей до слез, Хосок мог говорить поэзией через свои танцы, фильмы Чонгука уже завоевали множество наград, а Сокджин уже родился успешным. Они были невероятны, и Чимин обожал их всем сердцем, но знал, что всегда будет наблюдать со стороны. Застрял в пределах своих возможностей. Он был всего лишь маленьким грустным клоуном, устраивающим представление и репетирующим свои реплики при каждом удобном случае.***
Пак направился в кабинет, чтобы обсудить кое-какие документы с ректором университета, что его вполне устраивало, учитывая, что он пропустил пятнадцать минут своей лекции по раннему модернизму с профессором Чхве, который был либо очень глуп, либо все время под кайфом. Парню еще предстояло это выяснить. — О, Чимин, я так рад, что ты снова с нами! — воскликнул мистер Бан, приглашая его в свой кабинет. — Пойдемте, сядем, а я пока разберу эти бумаги, — сказал он, усаживаясь за стол и подписывая разные бланки. Они не болтали о чем-то особенном. Чимин знал, что этот человек любит его, и единственная причина, по которой литературный факультет все еще был открыт, заключалась в щедрых денежных пожертвованиях семьи Пак. Если бы не парень, программа перестала бы существовать — факт, о котором они оба знали. — Ах да, Чимин, где ты выполняешь свои общественные работы? — спросил мистер Бан, подписывая последнее письмо. — О, я еще не решил, собираюсь заняться этим в ближайшее время, — небрежно заявил Чимин, осматривая свои ногти и делая мысленную пометку подпилить их перед сном. — О, — голос мистера Бана понизился, и Чимин, наконец, обратил на мужчину внимание. — Какие-то проблемы, сэр? — Чимин… — он заколебался, в его голосе звучало беспокойство. Пак наблюдал, как невысокий пухленький мистер Бан сомневается в выборе между тем, что он хочет делать, и тем, что закон заставляет его делать, прежде чем тот отложил бумаги и поднял глаза. — Боюсь, суд запретил тебе возвращаться к нам, пока ты не определишься с местом. В комнате воцарилась тишина, и Чимина охватил ужас. Он не думал, что суд всерьез отнесется к его приговору, но знал, что если мистер Бан не может не проигнорировать его, то, значит, это все — правда. Не находя слов, он вдруг смутился. Ему не разрешили пойти на лекцию, он не мог встретиться с друзьями за ланчем или пойти в библиотеку и забрать нужные книги. Слово «преступник» прочно отпечаталось у него на лбу. — Да, конечно, это совершенно логично, — пробормотал он, забирая бумаги и запихивая их в свою коричневую кожаную сумку. Парень чувствовал себя мошенником, стоя среди различных грамот и дипломов, которые висели на стенах офиса. Мистер Бан, заметив румянец на щеках Чимина, остановил его и легонько похлопал по плечу. — Послушай, сынок, просто поезжай домой, найди себе какое-нибудь место, и завтра ты сможешь начать все заново, хорошо? — ректор успокоил его. Чимин кротко улыбнулся в ответ и зашагал домой, гадая, куда же он, черт возьми, направится.***
— Почему бы тебе не попробовать поработать волонтером в доме престарелых дальше по улице? — спросил Сокджин. Чимин решил прогуляться до квартиры своего друга, вместо того, чтобы пойти домой и поглазеть на золотую рыбку своей матери за компанию. — Потому что я позвонил им, а старуха в приемной отказалась слушать меня, как только я упомянул об общественных работах, — проворчал он, бросаясь на диван Сокджина. У него была самая роскошная квартира, которую Чимин когда-либо видел, особенно учитывая тот факт, что ему было всего двадцать четыре года, и он не работал ни дня в своей жизни. Но зачем ему это, если тот происходил из одной из самых богатых семей Сеула. Семья Ким зарабатывала свои деньги на недвижимости, когда как Сокджин бессмысленно растрачивал свое наследство на светские вечеринки для своих друзей. Большинство людей назвали бы это расточительством, но Чимин знал, что он делает это, чтобы сохранить загорелое чувство молодости в пределах досягаемости. Как будто их алкогольные выходки могли каким-то образом остановить зимний холод взрослой жизни, который подкрадывался все ближе. Остальные ни в коем случае не были бедны, напротив, все они были отвратительно богаты. Они не учились бы в самом престижном университете Сеула, если бы у них не было денег, но по сравнению с Кимами они были просто уличными попрошайками. Сокджин был достаточно богат, чтобы не беспокоиться о таких мелочах, как счета, работа или ответственность. Он был совершенно свободен, и это ощущение свободы эхом отдавалось в его квартире. Каждый раз, когда Чимин проходил через дверной проем, ему казалось, что он входит в маленький портал. Его собственная личная страна чудес, где стены были выкрашены в темно-синий цвет, подчеркивая различные произведения искусства, которые заполняли их. Все они были выбраны Намджуном, конечно. За исключением небольшой абстрактной картины, которую написал Тэхен. Сокджин тут же повесил ее рядом с инкрустированным рубинами зеркалом, лелея ее больше, чем любую из бесценных гравюр в своей коллекции. Он сунул Чимину в руку стакан дорогого виски, который тот тут же опрокинул себе в рот. Пак же молчаливо взглянул на Сокджина, чтобы друг снова наполнил его, что он и сделал. Люди использовали много слов, чтобы описать Кима, но эгоизм никогда не был одним из них. Чимин так и остался лежать на диване, обхватив руками и ногами края серебристого бархата. — Что же мне делать? — захныкал он, чувствуя себя совершенно беспомощным. Сокджин закатил глаза и провел пальцами по своим фиолетовым волосам. Он знал, что Чимин склонен к мелодраматизму, и это говорило о многом, но ему все равно было невыносимо смотреть, как младший страдает. — Эй, — он вскочил, и тут ему в голову пришла идея. Чимин убрал руку от лица, когда Сокджин выхватил стакан из его руки и потянул за кашемировый свитер. — Ты любишь собак?***
Чимин достал телефон, чтобы еще раз проверить адрес, который Сокджин дал ему, когда он шел по немощеной дороге. Он вытянул шею в поисках указателей или любого намека на цивилизацию, но единственное, что он мог видеть, было металлическое прямоугольное здание впереди. Внезапно мимо промчалась машина, и он пожалел, что не поехал домой забрать свой Вольво, но Сокджин не упомянул, что прогулка была на самом деле трудным паломничеством. Солнце светило зловеще, словно наказывая Чимина, лишая землю влаги, которую она могла бы использовать для восстановления. С каждым шагом ему казалось, что он входит в огненные ямы ада. Капелька пота скатилась по его спине, заставив снять джемпер, бросить его в сумку и закатать рукава белой рубашки, надеясь, что хозяин не будет слишком строго судить его внешний вид. Камни хрустели под его туфлями, пока он шел, но ни одного цветка не было видно. Трудно было представить, что в Сеуле существует такая пустота. Чимину казалось, что он идет по кладбищу, когда он смотрел на бесплодную землю, забытую городом. Что-то внутри подсказывало ему, что он вторгся. Какая-то тяжесть давила ему на грудь, побуждая вернуться домой. Но у Чимина не было выбора, он хотел вернуться в колледж, привести свою жизнь в порядок, поэтому он не обращал внимания на призраков, шепчущих ему в уши, и продолжал идти к серебристому зданию. Закрывать глаза на предупреждающие знаки — привычка, от которой ему еще предстояло избавиться. Подойдя к зданию, которое, как он теперь видел, было построено из листов оцинкованного железа, Пак заметил двух мужчин, обменивавшихся деньгами. Худощавый мужчина, которого Чимин принял за посетителя, похлопал другого, более непропорционального мужчину по плечу, крикнув: «Я у тебя в долгу», сел в свое кресло и помчался обратно по дороге, с которой пришел Чимин. Оставляя за собой облако пыли, которое танцевало в воздухе. Другой человек, должно быть, заметил его приближение, когда он, пошатываясь, направился к нему. Он прищурился от слепящего солнца, пытаясь узнать Чимина, скептически относившегося к его намерениям. — Кто ты такой? — мужчина закричал угрожающим тоном. — О, здравствуйте, сэр, — вежливо ответил Чимин, одарив его своей очаровательной улыбкой, которая не раз спасала его в этой жизни. Он протянул руку к мужчине, который тут же взял ее, сжимая с властностью, которая должна была быть устрашающей. Но когда Чимин взглянул на тучного мужчину с седыми прядями в волосах и неровной щетиной на подбородке, он был просто сбит с толку. Учитывая, что он работал с животными, Чимин ожидал более непринужденного вида, но не смог заметить даже собачьей шерсти на его накрахмаленной темно-синей рубашке. — Здравствуйте, мистер… — и Чимин замолчал, поскольку мужчина продолжал смотреть в его поры, как будто был близок к тому, чтобы увидеть истинные намерения Чимина. — Ли, — произнес он, скрестив руки на груди. — Ну, мистер Ли, я хотел спросить, могу ли я как-нибудь провести двенадцать недель добровольной работы здесь, в вашей псарне? Человек остался невозмутимым и просто спросил: — Кто тебя послал? — когда он жевал жвачку, стало ясно, что богатство, которое он приобрел для покупки своей одежды, не досталось ему по наследству. — О, впрочем, никто, я только слышал, что у вас здесь здорово и подумал, что вы могли бы воспользоваться бесплатной рабочей силой. Чимин попытался воззвать к эго этого человека, которое, как он мог сказать, было далеко не твердым, и, учитывая его скромное воспитание, он знал, что слова «свободный труд» скрепят сделку. Мужчина покосился на Чимина, как будто собирался задать вопрос, который, как предполагал парень, касался причины его добровольного участия, но все, что он сказал, было: — Как тебя звать? — Меня зовут Пак Чимин, — прилежно ответил он. Мужчина помолчал. — Ну, Пак Чимин, будь здесь в пятницу, в десять утра… и оставь свои модные кожаные туфли дома.