Наше чёрное небо

— Иди, не бойся, — всё скрежетал голос.       Натаниэль приближался к постели, на каждом шагу белая маленькая ножка его дрожала. Нижняя губа была сильно прикушена. — Скорее, мальчишка! — донёсся уже обозлённый голос. — Ты не видишь, что он может проснуться?       Натаниэль снова содрогнулся. Его голова уже раскалывалась. Лицо двигалось в нескончаемых судорогах — оно то улыбалось, то корчилось от боли, то принималось плакать. Посиневшие губки тряслись. — Хватит медлить! — раздался вдруг другой голос из темноты.       Омега дёрнулся, тихо захныкал, сжимая острие в ладонях до боли.       Сероватая дымка закружилась и образовала человеческий силуэт, потом ещё, ещё и ещё… Дым душил мальчика, лез в нос, застилал глаза. — Убей! — закричал вдруг кто-то.       «Так же, как нас!», «Либо он, либо ты!», «Иди, мальчишка!» — вторили ему. Голоса скандировали «Убей! Убей!»       Всё тот же скрипучий голос снова зашептал на ухо: — Шаги чуть тише, он чутко спит. Подойди аккуратно, потом я тебе помогу.       Омега всё шёл вперёд. В серых напуганных глазках стояли слёзы. Рука со стилетом давно была над головой, чтобы не терять времени. Мальчик трясся, не зная, как поступить правильно.       «Но я так люблю его», — подумал он, замедляя шаг, — «Неужели он, такой заботливый и нежный, что-то сделает со мной плохое? Мэзэхико… он такой милый и красивый… Он причинит мне зло? Нет. Нет, никогда. Он не сделает. Нет. Нет!» — Нет! — крикнул он в отчаянии и с мольбой в глазах обернулся.       Серые силуэты исчезли, остался только целый клубок тьмы. Темнота зашевелилась, образовав очертания человека. Он быстро и бесшумно приблизился к омеге, схватил за длинные волосы и сильно встряхнул. — Ты зачем кричишь?! — прошипел тёмный человек.       Стилет выскользнул из рук омеги и упал на пол, громко звякнув. Натаниэль рухнул на колени. В голове была сотня голосов, шептавших, кричавших, стонущих, умоляющих о чём-то. Мальчик зажал руками ушки. Голосов не убавилось, только тот человек стал тянуть омегу за волосы вверх, чтобы тот поднимался. Натаниэль упрямо продолжал прижимать ладони к ушам. Слёзы во всю тёкли по его лицу, он дрожал, скулил, сгибался ещё сильнее, короткими ногтями пытался расцарапать себе кожу на голове.       Вдруг в комнате зажегся свет. — Маленький идиот! — крикнула тень.       Чёрный силуэт застонал, скрылся где-то в покоях.       Натаниэль всё дрожал на полу, скорчившись от боли и стараясь заглушить голоса в голове. Кто-то тёплый и большой присел рядом. Омега оказался в своём тёплом коконе. Руки его сразу были отняты от головы, но зато другие большие ладони прикрыли его уши.       Голоса в голове на несколько секунд смолкли в волнении, потом снова принялись за своё дело с удвоенной силой. Все кричали, перебивая друг друга, стараясь убедить в чём-то омегу, свести его окончательно с ума. Всё стало ускоряться, вдруг образы людей стали появляться перед глазами Натаниэля прямо в спальне: люди в изодранной одежде, кто с перерезанным горлом, кто с месивом вместо живота или без головы — они все тыкали пальцем в Натаниэля, смеялись, хохотали так громко, что омега подскочил, вырвавшись из тёплых рук, схватил стилет и стал колоть призраков, стараясь разорвать несуществующее. Хоть сталь и проходила насквозь, люди исчезали со взрывами смеха и криками. Мальчик снова прижал руки к голове и ушам, надавил пальцами на виски, закричал, чтобы хоть как-то заглушить нескончаемый гомон.       Кто-то тёплый снова подошёл к нему, мягко забрал стилет. Только теперь Натаниэль со страхом поднял глаза. Напротив стоял Мэзэхико. Альфа на вид был спокоен, держал что-то в руке, но заметно было, что мужчина до смерти перепугался — его губы подрагивали, а глаза раскрылись так широко, что почти было незаметно восточного узкого разреза. — Мне так больно… — простонал омега, прижимаясь лбом к груди мужчины. — Они все разговаривают. Болит голова. Один говорит «Добрый день!», а сейчас сказали, что завтра утка на ужин, а сейчас, что половина восьмого, теперь о Наре и Виласе — не знаю, кто это. Скажи им замолчать, Мэзэхико. Пожалуйста? Я хочу к папе. К родителям. Я никогда не ел сахарной ваты, ты знал? Я люблю белый. Гимнастика — это очень красиво, мне так папа говорил…       На каждую реплику омега менял выражение лица и голос. Мэзэхико опасливо отбросил стилет на кресло. — Звёздочка, — тихо позвал он. — Помнишь, ты таблетки пил? Скажи мне, какие, м? — Нет-нет-нет! Не скажу, — с улыбкой игриво ответил омега. — Все перестанут говорить, если выпьешь таблетку, — ласково сказал альфа.       Мальчик посмотрел прямо в чёрные глаза. Принц смотрел, видно, слишком убедительно, хотя, Мэзэхико не был уверен, что омега вообще видит перед собой именно его. — Зелёненькие… — прошептал Натаниэль и рассеянно опустил глаза в пол. — Не люблю зелёный. А ещё Глоу и Глум были такими милыми, когда играли. С Тэкехико всегда весело…       Альфа ничего не понял, но всё же двинулся к ящику с лекарствами, посадив мальчика на кровать. Принц принялся искать «зелёненькие» таблетки, поглядывая на смирно сидящего Натаниэля. Мальчик сложил ладони на белые трясущиеся колени, вытянулся в струнку. Его губы, не останавливаясь, шептали что-то тихо-тихо. Мэзэхико стал рыться в таблетках интенсивнее. Под руку попалось снотворное, которое не так давно предлагалось самому альфе. Принц выставил склянку на тумбу и продолжил свои поиски.       Натаниэль всё сидел на кровати, но вскоре стал коситься на спину сосредоточенного Мэзэхико       Альфа наконец выудил чуть-чуть зеленоватые таблетки и радостно обернулся к омеге.       Мальчик уже стоял у кресла. В руке у него был выброшенный стилет. Серые глаза как-то удивлённо поглядывали на Мэзэхико. Омега аккуратно потянулся пальчиком к острию. Принц потихоньку приближался, как в детстве, пытаясь поймать дикого котёнка, делал по осторожному тихому шагу. Натаниэль всё ещё смотрел на него широко распахнутыми глазёнками, а сам уже положил подушечку маленького пальчика на стилет и сильно нажал. Капельки крови стали стекать по лезвию, пара упала на пол.       Мальчик всё так же удивлённо взглянул вниз, успел задрать пижамные штаны, а больше уже ничего не смог сделать — Мэзэхико выхватил у него стилет, зажал руки и прижал к себе. — Всё, звёздочка, я понял, что тебе скучно было, но давай вернёмся к лекарствам. Сейчас выпьешь таблетку, — заманчиво сулил альфа. — А потом пойдём спать. И головка болеть перестанет, и тихо будет, и тепло.       Натаниэль молча снова уселся на кровать.       Мэзэхико всунул в сжатые губы таблетку, с трудом влил воду и заставил омегу всё это проглотить. Ложка снотворного пошла куда легче, поэтому альфа, слегка успокоившись, уложил Натаниэля набок, сам прилёг рядом и прижал мальчика к себе.       Омега получил несколько тёплых поцелуев в лоб, которых он на утро не помнил, и быстро уснул.