Почувствовав, как затекла спина, Элиотт попытался сменить позу для сна, но непривычная тяжесть на груди не позволила ему это сделать. Пришлось открыть глаза и столкнуться с весьма интересной картиной.
Мирно посапывая и уткнувшись лицом ему в ключицы, Лука спал. Темно-каштановые пряди образовали беспорядочный узор на бледной коже Элиотта.
Его волосы такие мягкие на ощупь. Элиотт зарывается в них длинными пальцами, притягивая Луку к себе для поцелуя, когда они, еле дыша после подъема по лестнице, оказываются в его номере и падают в ожидающую его, отдающую приятной прохладой, так контрастирующую с температурой их тел, постель.
Немного повернув голову в сторону, Элиотт заметил на загорелой коже его шеи заметные отметины — засосы и легкие укусы, перекрывая друг друга, цепляясь, как бусины ожерелья — бесценного и уникального.
Элиотт изучает его слабые места. Нежная кожа на шее и ключицах сильно контрастирует с грубыми мозолями на его пальцах. Пальцы Луки гуляют по его спине, хватаясь и будто перебирая каждый позвонок, пока Элиотт, нависая сверху, жадно, захлебываясь чувствами, задыхаясь от эмоций и его запаха, тяжело дышит на чувствительную кожу перед тем, как снова оставить на ней свой след. Перед тем, как снова услышать этот стон, невольно вырывающийся из Луки каждый раз, когда губы Элиотта вытворяют с его телом такие вещи.
Глядя на него сейчас — крохотного ангела, улыбающегося во сне, Элиотт боялся верить, что прошлой ночью это действительно были они. Глядя на него и на себя.
В его жизни были отношения и был секс, но то, что происходило с ним несколько часов назад, было для него абсолютно в новинку. Оголенные чувства, обжигая все нутро, выходили из него, пытаясь обрести какую-то физическую оболочку. Срывая хриплые стоны с губ, они делились тем, что невозможно было сказать вслух.
Элиотт помнит его дьявольскую улыбку, когда они, сорвав футболки друг с друга и отбросив их куда-то на пол, но все еще в белье, смотрели друг на друга в необъяснимом ожидании. И желании. В лазурных глазах напротив от него совсем потемнело — Лука сидит у него на бедрах, медленно двигая ими по уже заметной выпуклости в его шортах.
Он упирается Элиотту руками в грудь, продолжая эту немыслимую пытку и не отводя взгляда, улавливая каждое изменение в выражении лица, замечая каждый раз, когда глаза закатывались от удовольствия и желания, а губу прикусывали в моменты, когда Лука вдавливался сильнее, чем до этого.
Невыносимо жарко. Открытый настежь балкон не помогает.
Лунный свет очерчивал каждую мышцу. Лука выгибается, откидываясь уже назад, цепляясь миниатюрными ладошками за колени Элиотта. Имитирует толчки, как бы не нарочно давая знать о своем возбуждении через тонкую ткань. Его шея уже поблескивает от пота, ноздри часто вздуваются, а глаза потерялись где-то на побеленном потолке. Лука выдыхает его имя, и его губы на последнем слоге образуют самую красивую «о», которую Элиотту доводилось видеть в жизни.
С этого можно писать картины. Нужно.
Воздуха становится еще меньше, когда руки Элиотта оказываются на резинке его боксеров и Лука накрывает их своими, не давая сделать следующий шаг, не позволяя им оказаться под этой резинкой. Испугавшись, что делает что-то не так, на мгновение Элиотт замирает, пытаясь отыскать сомнение в глазах напротив, найти подсказку.
Но вместо этого Лука лишь делает очередной толчок под каким-то особенным углом, выбивая оставшиеся крупицы воздуха и давая понять очевидное — следующий шаг им не понадобится. Во всяком случае сейчас.
Приподнявшись со все еще сидевшим на его бедрах Лукой, Элиотт находит его губы. Горячие, влажные, обкусанные губы, которых он едва касается из-за неудобства их положения, а скорее дышит в них, выстанывая нечленораздельные фразы, даже не имеющие цели быть услышанными.
Лука ускоряется. Он выглядит таким уязвимым в этот момент, когда маски, одна за другой, слетают с него, обнажая все хорошо спрятанные эмоции и мысли, так легко читаемые сейчас на его лице.
Кончая, он совершенно неестественно выгибается, тесно прижимаясь грудью к разгоряченной и липкой от пота коже Элиотта, подставляя уже по-собственнически запятнанную шею для новых росписей его губ. И Элиотт, освежая старые засосы, чувствует, каким ватным становится тело Луки в его руках, сжимающих его в районе поясницы. Чувствует влажную и горячую ткань на животе.
Последний толчок, насколько хватало его физических возможностей. Громкий стон, в ту же секунду пойманный теплыми губами Луки. И долгий оргазм, высосавший из него последние силы, заставивший рухнуть обратно на спину, утягивая Луку за собой.
Кажется, они вчера так и не успели сказать друг другу и слово. Отдышавшись, Элиотт услышал, каким размеренным стало дыхание Луки, и, боясь разбудить, так и заснул на спине. Хотя засыпал он обычно только на животе.
Воспоминания накрыли его теплой волной. Он почувствовал растекающийся по его щекам жар. Не от стыда, нет. Элиотт был уверен в том, что делал тогда, пускай и был в каком-то смысле неопытен — это не ощущалось, об этом даже не приходилось задумываться, когда вспыхнувшие чувства сами подсказывали ему, что делать.
Он вдруг испугался, что об этом думает Лука. Думал ли он о том же в тот самый момент, когда они оказались на гребне этой несущей их неведомо куда волны? Был ли он к этому готов?
Будто во сне учуяв его нервозность, Лука вдруг зашевелился и медленно открыл глаза, пытаясь привыкнуть к свету и осознать, где находится. И процесс этот пошел в разы быстрее, когда их глаза встретились.
От напряжения Элиотт неосознанно задержал дыхание. Предыдущее такое пробуждение привело Луку к несколько странным выводам.
Все сейчас было таким хрупким. Казалось, хватит одного только его взгляда — когда они так близко, при свете дня, отрезвевшие от топивших их прошлой ночью чувств.
И как же в мгновение полегчало, когда уголки его губ легонько поднялись, а взгляд, все еще туманный после пробуждения, потеплел, заглядывая в серые радужки напротив.
Элиотт не смог сдержать ответную улыбку и потянулся за утренним поцелуем. Однако Лука, приподнявшись на руках, отстранился.
— Кто вообще целуется по утрам? — тихо пробубнил он. — У меня изо рта воняет. — Он покачал головой, сильнее сжимая губы, как ребенок, которого пытаются накормить невкусной кашей.
Вся эта ситуация заставила Элиотта усмехнуться и уже более настойчиво притянуть Луку к себе.
— Мы проспали ночь в собственной сперме, — невозмутимо отметил он, играя бровями и наблюдая, как стремительно доходят до Луки его слова. — Я уверен, хуже уже не будет.
Выругавшись, Лука поставил руки по обе стороны от Элиотта и, встав в планку, изучающе осмотрел их. Элиотт нехотя последовал его примеру, недовольно поморщившись от внезапного отсутствия тепла, державшего его до настоящего момента неподвижно на месте. И поморщившись еще сильнее от того, что увидел. Им нужно было в душ. Очень.
— Может, поцелуешь меня уже? — проскулил Элиотт, вынуждая Луку вернуться туда, где он был.
И тот, на удивление, послушался и оставил невесомый поцелуй на нетерпеливых губах. Слишком сладко, чтобы быть правдой.
— Как так вышло, что ты все равно проснулся здесь? — весело спросил Элиотт, когда Лука, странно раскорячившись от неприятных ощущений между ног, сполз с него и, оказавшись рядом, накрыл их обоих одеялом. Он сощурил глаза, очевидно, подавляя улыбку.
— Тебя что-то не устраивает? — с серьезным видом и изгибая одну бровь, ответил Лука вопросом на вопрос.
— Только то, что мы не можем лежать так вечно, — промурчал Элиотт, прижимаясь еще ближе, и, приобнимая его за талию, положил голову ему на плечо.
Лука ничего не ответил на это. Только шумно сглотнул, примостившись щекой у Элиотта на макушке.
Тем временем мир за окном оживал. Волны, что вчера услужливо уступили место их срывающимся вздохам, сейчас снова зашумели, напоминая о том, что жизнь продолжает идти своим чередом. И каждым новым приливом нашептывая о том, что теперь уже не может быть, как раньше.
Они пролежали так несколько мгновений, пока Элиотт снова не заговорил. Вопрос давно вертелся у него на языке.
— Когда ты понял? — прошептал он, надеясь, что этого достаточно, что Лука поймет. И он понял.
— Сразу, — тихо ответил он, не давая себе много времени на размышления. Будто думал о том же самом и ответ был готов задолго до того, как прозвучал вопрос.
Элиотт не мог в это поверить. Все это время? Все это время он так жестоко обманывался, думая, что Лука хочет его оттолкнуть, и не замечал, что тот, толкая, в надежде цепляется за него? Этого просто не может быть.
— Насколько сразу? — медленно попытался уточнить он.
— Когда увидел тебя первый раз. Ты просто был какой-то другой, я не знаю. Даже учитывая, что ты снимал закат среди сотни людей, делающих точно то же самое, — усмехнулся Лука, перебирая волнистые пряди у него на голове. Это успокаивало. Убаюкивало.
— Но мне нужен был не закат, — уточнил Элиотт, утыкаясь носом ему в шею и вдыхая терпкий запах его кожи.
— Я знаю.
Это было буквально неделю назад, но казалось, будто прошла уже целая вечность с того момента, когда Элиотт впервые заметил его, несущегося на огромной волне. Как человек за такое время может столько испытать, пережить, перечувствовать? Как он может так измениться?
— Нам надо в душ, — недовольно пробурчал Элиотт, уловив неприятный запах. Он не хотел покидать этот уютный кокон, в который он залезли. Не хотел покидать эту кровать, не хотел ничего решать — хотел лишь растекаться в его руках, ощущать повсюду его тепло, принимать от него все те честные крупицы, которые удастся получить.
— Останься, — тихо попросил Лука, и Элиотт замер.
Останься. Слишком много всего было в этом слове.
Останься в кровати, рядом со мной. Потому что с тобой тепло. Потому что, как только ты встанешь и уйдешь в душ, теплое место на постели, которое ты нагрел, начнет остывать. И останется только твой запах, до боли перемешанный с моим.
Останься со мной. Потому что пока ты рядом, все кажется лучше и светлее. С тобой мир, кажется, становится интереснее, ведь только рядом с тобой мне хочется на него смотреть.
Останься. Ты делаешь меня другим. Таким, каким я хотел быть — и какому не позволял до тебя появляться.
Останься?
Элиотт крепко сжал челюсти, боясь пошевелиться. Одно простое слово выбило его из колеи. Он чувствовал, как тяжелеет его тело, не желая слушать доводы его разума.
Однако звонок, внезапно разорвавший повисшую между ними тишину, вывел его из этого состояния. Звонили по скайпу. Значит, Янн или Артур.
— Лука, я должен… — Элиотт посмотрел на него так, будто от ответного взгляда зависело все, и оставил нежный и долгий поцелуй у него на щеке, ожидая.
Улыбнувшись одними губами, Лука развел руками в стороны.
— Ответь, если должен, — неожиданно спокойно ответил он, выпуская Элиотта из своих объятий и лишь сильнее кутаясь в нагретое одеяло, будто пытаясь восполнить недостаток человеческого тепла.
Элиотт дополз до другого конца кровати и взял телефон с кофейного столика. Артур. Еще и по видеозвонку. Что ж, это неловко. Но лучше взять и опозориться сейчас, чем объясняться потом.
Довольное лицо друга — на том же месте, в тот же час — на весь экран заставило его улыбнуться, несмотря на ощутимый недовольно прожигающий его спину взгляд.
— Бро-о, — протянул Артур с широкой улыбкой во все тридцать два, — доброе утро. — Артур, как обычно, сидел с огромной чашкой кофе и праздновал начало дня.
— Доброе, — задумчиво почесав затылок, ответил Элиотт. — Что-то случилось?
— Разумеется, — с важным видом произнес Бруссар. — Мой лучший друг пропал где-то на Бали — ни ответа, ни привета, а ты спрашиваешь, случилось ли у меня что-нибудь?
Элиотт закатил глаза, краем глаза замечая какое-то движение со стороны Луки. Тот наверняка приготовился слушать.
— Времени не было, — отмахнулся Элиотт и уловил самодовольный смешок. Они оба на полном серьезе решили над ним поиздеваться сегодня.
— И чем ты там занимаешься? — Артур никогда не был скуп на любопытство, и его хитрый взгляд сейчас говорил сам за себя. — Как развивается твой роман с тем парнишкой?
Блять. Это конец.
Элиотт медленно повернул голову в сторону Луки, который к тому времени успел сесть поближе и смотрел на него сейчас чересчур широко открытыми глазами и с играющими желваками. Смущен? Издевается? Расстроен? Неизвестно.
В мгновение ока Лука оказался рядом с ним, и вот уже его лицо наверняка вовсю красовалось на экране ноутбука Артура. Бруссар от неожиданности захлебнулся кофе так, что кому-то из их команды пришлось подойти и благородно постучать ему по спине.
— А, ой, — выдавил он из себя, когда пришел в себя и отставил чашку. От смущения он будто даже уменьшился, пытаясь слиться со спинкой кресла позади него. — Я понял. Все понял. Хорошо.
Но, на его счастье, Лука не планировал долго его мучить. Не сказав ни слова, он, подбирая с пола свою одежду, двинулся в сторону ванной. Артур заметно расслабился, как только его самодовольная мордашка пропала из его поля зрения.
— Так, что у вас нового? — пытаясь сгладить углы, поддержал разговор Элиотт. — Вы что-то сделали со стенами? — Да, это напоминало типичный разговор о погоде, но для Элиотта его офис был по-прежнему важен. И он замечал любые изменения в его дизайне. Стены были покрашены иначе.
— А, да, — повертев головой из стороны в сторону, ответил Бруссар. — Мы пытались освежить рабочее пространство, но кажется, тебе придется исправить это, когда вернешься.
Его слова резанули слух. Лука, в это время подобрав с пола свою футболку, замер и поднял глаза, испытывающе глядя прямо на Элиотта и сильно сжимая бедную ткань. После чего бросил ее обратно.
Он стремительно пересек комнату и, обхватив лицо Элиотта обеими руками, поцеловал его. Не принимая возражений. Жадно засасывая по очереди его губы, толкаясь в рот языком и едва не задыхаясь от того, как много он пытался им донести.
Сердце Элиотта болезненно защемило. Он слышал этот безмолвный крик, который никогда бы не вырвался из Луки так, чтобы его мог услышать кто-то еще. Это был язык в разы безопаснее и доступнее.
Все так же молча разорвав поцелуй, Лука не оглядываясь побежал в душ. Через пару минут зашумела вода.
Артур выглядел впечатленным. Задумавшись, он скрестил пальцы и подпер ими подбородок.
— Это было сильно, — заключил он.
Элиотт кивнул. Как бы ни хотел он сейчас пойти за Лукой в ванную, рассказать ему о своих планах и намерениях, он не мог этого сделать. Точно не сейчас.
Он не имел права так с ним поступать — давать надежду, когда сам еще ни в чем не уверен, успокаивать, когда у самого на душе неспокойно. Лучше жить без надежды, чем получить ее и больно разочароваться.
— Ты еще ничего ему не говорил, да? — будто прочитав по глазам, спросил Артур. Приняв молчание за ответ, он медленно и задумчиво кивнул. — Разумно. Я, кстати, пробил то место буквально вчера вечером.
Элиотт заинтересованно поднял брови, наблюдая, как Бруссар делает паузу, чтобы сделать глоток кофе.
— И как?
— Знаешь, вполне неплохо. Никаких подвохов с юридической точки зрения я не нашел. Офис как офис. Никаких пятен на репутации владельца, все чисто.
— Тогда почему его так долго не снимают? — нахмурившись, спросил Элиотт. Не может же все быть хорошо, верно? Артур задумчиво покачал головой.
— Если честно, мне кажется, из-за площади. В тех краях люди ищут места пообширнее, покруче. А тебе нужно наоборот, я думаю. Так что ты должен съездить и осмотреться — формальности формальностями, но если место не твое, ты почувствуешь это там.
В этом был смысл. Тур они почти утвердили, остались мелочи. И было еще несколько дней до финальной встречи их поездки. У него было время съездить.
— Ничего больше не хочешь мне рассказать? — забравшись в кресло с ногами, Артур смотрел на него с хитрой улыбкой. Элиотт почувствовал, как порозовели его щеки. — Нехило ты его так разукрасил, — он поводил пальцем вокруг шеи. Покрытая засосами шея Луки в момент появилась перед глазами.
— Так тебе все и расскажи, — потупив глаза, произнес с улыбкой Элиотт.
— Да мне и не надо, — прыснул Бруссар. — У тебя на лице все написано. Втюрился по полной программе. Видел бы ты свое лицо, когда смотришь на него.
— Нормальное у меня лицо… — пробубнил Элиотт, пытаясь сдержать улыбку, которая рвалась из него каждый раз при мысли о Луке.
— Так я и не спорю. Элиотт, — позвал он, заставляя посмотреть прямо на него. — Я рад за тебя. Я верю тебе и в тебя, и я поддержу тебя в любом случае, ты же знаешь?
Элиотт кивнул. Волна безмерной благодарности затопила его. Вероятно, именно благодаря друзьям он вообще смог на все это решиться — он всегда ощущал плечо, на которое можно опереться, даже если их разделяют тысячи километров.
В этот момент Лука, наконец, вышел из душа с обернутым вокруг бедер белоснежным полотенцем.
— Не смею больше отвлекать, — услышав шум на фоне, сказал Артур и подмигнул, отключаясь.
Не глядя в его сторону, Лука прыгнул на кровать и улегся звездой, смотря в потолок. В его привычки не входило вытираться насухо — Элиотт не был уверен, что он вообще вытирается, глядя на то, каким влажной от его кожи становится постельное белье под ним.
Обойдя кровать, Элиотт подошел и, уперевшись руками по обе стороны от Луки, навис над ним, едва соприкасаясь носами. Никакой реакции не последовало. Лука смотрел на него, будто изучая каждый миллиметр его лица, шумно дышал и молчал.
Желая добиться реакции, Элиотт наклонился, касаясь губами мочки уха, подышал на нее, провел носом по скуле и остановился, засасывая нежную кожу и проводя языком по пульсирующей венке на шее Луки, который все это время лежал неподвижно — лишь участилось дыхание и затуманился взгляд.
Капли воды, собираясь на ключицах, ловили на себе солнечные лучи, что ловко пробирались в номер через балкон, и Элиотт, собирая их языком, не отрываясь смотрел вверх и наблюдал за реакциями Луки. Надо отдать ему должное — он держался достойно. Но как только почувствовал, что Элиотт спускается ниже, как бы невзначай касаясь языком сосков, Лука заскулил, двигая бедрами и протягивая руки, чтобы притянуть Элиотта к себе.
— Не воспринимай все, что слышишь, так близко к сердцу, хорошо? — прошептал Элиотт перед тем, как оставить кроткий поцелуй на мягких губах.
— Постараюсь.
***
Люсиль ждала в том же самом кафе, в котором они завтракали здесь первый раз. Элиотт с того момента больше сюда не приходил, но первый день и, в частности, то мгновение, когда он сидел здесь, а Лука — покорял очередную волну, все это он помнит очень хорошо.
Его первое столкновение с Лукой. Он покорил его уже тогда. Это было неосознанно, но бессмысленно отрицать, что что-то загорелось в нем уже в тот момент. Еще тогда Элиотт почувствовал, как этот проворный паренек берет над ним власть так же просто, как над тяжелой волной, разбивающейся у него под доской. Над тем, что пугало Элиотта едва ли не больше всего, Лука имел контроль.
После утреннего инцидента они некоторое время понежились в кровати, после чего Лука ушел, сославшись на срочные дела. Элиотту же было необходимо обсудить с Люсиль результаты ее поездки, чем они сейчас и занимались, заказав по чашечке кофе.
Как и ожидалось, со своей задачей она справилась отлично. Девушка свободно ориентировалась во всех их документах и схемах проектов, поэтому ее доклад длился недолго. К счастью, про просьбу Элиотта она тоже не забыла и достала из сумочки несколько листов бумаги со множеством рукописных записей.
— Ну что думаешь? — спросил Элиотт, замечая на столе листок с картой, которую он рисовал ей тогда сам. — Есть шансы?
Люсиль нахмурилась, пробегая взглядам по убористым строчкам, после чего подняла на него взгляд.
— Поначалу это может пойти нам в минус, — осторожно сказала она, но без лишнего драматизма. Минусы в бизнесе неизбежны, особенно в таком деле, как их. — Но у заведения большой потенциал.
— А что с клиентурой? Почему они оказались в такой ситуации, что приходится закрываться?
— Все просто. Возросшая за последние годы конкуренция и отсутствие хорошей рекламы. Думаю, с этим можно что-то сделать, — подытожила она, обводя на карте ближайших конкурентов по несколько раз. — Если это действительно нужно, то можно.
— Тогда отправь координаты и свой отчет Янну, я спишусь с ним на этот счет, хорошо?
Люсиль утвердительно кивнула и собрала бумаги в свою ярко-желтую папку.
Многолюдность, такая чуждая Элиотту в его обычной жизни, успела стать привычной. Бесконечными волнами приносило на пляж все больше новых людей и уносило старых, несущих в руках мокрые купальники.
Группа молодых парней недалеко от кафе натянули сетку и играли в пляжный волейбол, то и дело давая друг другу чересчур эмоциональные комментарии. Вдруг, не рассчитав силы, подающий юноша закинул мяч далеко в аут, однако тот тут же прилетел к ним обратно.
Элиотт проследил траекторию мяча, чтобы встретиться глазами с человеком, вернувшим его. Глаза, которые он узнал бы из тысячи.
Лука шел босой, в белой, развевающейся на ветру хлопковой рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами и в черных кюлотах. На его загорелом теле белый цвет смотрелся особенно хорошо, и Элиотт завис, разглядывая его издалека.
— Кажется, пришло время нормально вас познакомить, — сказал он Люсиль, когда Лука подошел к столику, оперевшись на него руками.
Его размеченная, как материковая карта, шея заставила Элиотта сглотнуть и быстро забегать глазами, чтобы только на нее не смотреть.
— Лука, это Люсиль. Люсиль, это Лука, — нервничая, торопливо представил он их друг другу.
— Приятно познакомиться, — выдали они почти одновременно, пожимая руки.
Около их стола стояло три стула, и один, рядом с которым и стоял Лука, был свободен. Однако садиться он, кажется, не планировал. Вместо этого он изучающе оглядывал их скромное кофейное мероприятие и кидал на Люсиль взгляды несколько более долгие, чтобы их можно было назвать случайными.
— Я, пожалуй, пойду, — смутившись под его взглядом, сказала Люсиль, поднимаясь. — До скорой встречи. — И поспешно ретировалась.
Тогда Лука сел.
— У меня для тебя сюрприз, — самодовольно сказал он, вытаскивая из кармана небольшой кусочек бумаги, напоминавший визитку. — Я записал тебя на массаж. Специальный для твоей больной спины.
Элиотт опешил. Что-что, а такие подарки ему еще никто не делал.
— Когда?
— Сегодня вечером.
На бумаге был указан адрес, время и имя и номер телефона массажиста. Элиотт недоверчиво повел бровью, то перечитывая текст абонемента, то поднимая глаза на Луку. Тот наблюдал за ним с нескрываемым удовольствием.
— Только обещай, что придешь, — попросил он, на секунду изменившись в лице. — Тебе понравится.
***
В массажных кабинетах в Париже Элиотт бывал часто и имел о них некоторое представление. И, несмотря на его неоднозначные ожидания по поводу массажа на Бали, место, в которое его записал Лука, не особо отличалось от того, к чему он привык.
Разве что пахло иначе — ароматические масла встретили его еще на пороге: были там и довольно распространённые ароматы, которые использовались в этой области повсеместно, и специфичные, которые Элиотт отмечал впервые. Но они гармонично сочетались между собой и создавали соответствующий настрой.
Массаж, он и для души тоже. Порой даже в большей степени, чем для тела.
Элиотт предъявил свой абонемент на ресепшене. Салон однозначно принадлежал отелю, точно так же, как школа серфинга — об этом говорила эмблема, которая печаталась на всех брошюрах и плакатах.
Девушка за стойкой, пристально оглядев его, попросила дать ей минуту и исчезла в помещении для персонала. Обычное дело, но Элиотт ощутил неприятное волнение. Все происходящее походило на спектакль, в котором только ему не выдали сценарий.
Вскоре девушка вернулась и, еще раз извинившись с широкой улыбкой, указала ему номер кабинета и дала примерные инструкции, как до него дойти.
Об этом трудно было догадаться на входе, но в этом здании прятался целый спа-салон, и Элиотт только и успевал, что читать многочисленные названия процедур, обозначенные на дверных табличках.
Добравшись до нужной двери, он постучался и, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь.
Внутри царил приятный полумрак — солнечный свет, запертый за темными жалюзи, заменяло теплое свечение желтых лампочек. Элиотт неосознанно ожидал увидеть зажженные повсюду свечи, и непонятное предчувствие всю дорогу подкидывало ему картины из «Пункта назначения». Однако все оказалось иначе. Обстановка внушала доверие.
В центре кабинета стояла кушетка с выделяющимся отверстием для лица, на столе лежали документы и ручка, будто кто-то только-только бросил их заполнять. На стеллажах стояло великое множество разных баночек и бутылок с маслами и кремами.
Однако из людей никого не было, хотя время, пусть Элиотт и пришел заранее, уже было его.
Постояв так с минуту, он уже, было, собрался выйти из кабинета и обратиться к кому-нибудь из персонала за помощью. Но тут дверь открылась. И вошел Лука.
Он был одет так же, как днем, только сверху он накинул белый халат — точно такой же носила девушка с ресепшена.
Элиотт непонимающе на него уставился, надеясь, что его лицо выглядит достаточно красноречиво, чтобы он получил ответы. Что он здесь делает? Что он снова задумал?
— Я немного подготовлю тебя, — как ни в чем не бывало, сказал Лука, проходя внутрь. Элиотт сглотнул, тут же почувствовав как неконтролируемое возбуждение накрывает его от этих слов. Лука же, глядя на него, замершего на месте, изогнул бровь и указал на кушетку перед собой. — Ложись?
— Что ты здесь делаешь? — не находя сил сделать ни шага, спросил Элиотт.
— Мне уйти? — Лука смотрел как-то грозно, заставляя Элиотта отрицательно покачать головой.
— Нет-нет-нет, не надо уходить, просто…
— Я же сказал, я обо всем договорился. Получишь ты свой массаж спины, не волнуйся. Доверься мне.
Довериться ему, ха. Элиотт почувствовал, как трясутся руки, когда он, кивнув, принялся раздеваться, как они не слушались его. И то, что Лука уже видел его такого — пусть и не полностью, но все же видел — не помогало. Это другое. Какой-то совершенно другой уровень открытости.
— Нужна помощь? — усмехнувшись спросил Лука, протягивая чистое полотенце, которое полагалось обернуть вокруг бёдер, и глядя на Элиотта, который, все еще потерянный, стоял в одних шортах.
— Нет, я справлюсь.
Улыбнувшись одними кончиками губ, Элиотт одним рывком стянул с себя шорты, замечая, как ткань на обтягивающем белье уже слегка намокла. Как это вообще возможно — они даже не трогали друг друга, но напряжение, повисшее в воздухе, вытворяло с его телом невообразимые вещи.
Благородно отвернушись, Лука позволил ему без лишнего давления снять боксеры и, сложив все вещи в аккуратную стопку, лечь на койку лицом вниз. И тут же порадоваться, что его теперь не видно — Элиотт уже абсолютно потерял контроль над собственными эмоциями.
После нескольких минут какого-то шороха послышался звук открывающейся бутылочки. Знакомые нотки кокосового масла, эвкалипта и чего-то еще незнакомого выделялись теперь на фоне общего запаха комнаты.
Прикосновения Луки обжигали. Кожу, каждый нерв, дыхание. Пускали ток внутривенно, направляя все напряжение в низ живота. Его движения не были хаотичными — Лука знал, что делает.
Элиотт задыхался, чувствуя, как его пальцы в ароматной вязкой жидкости проходятся между его лопаток, перебирают ребра одно за другим и массируют поясницу. Лука касался его, проходя по самому краю полотенца, а потом его тонкие пальчики ощущались уже на икрах и лодыжках. Медленно, приторно-сладко, не упуская ни один миллиметр кожи.
Воздух стал как патока. Гармония ароматов, которую Элиотт поначалу оценил, тошнотворно душила его, оставляя короткие вздохи, которые были в шаге от того, чтобы стать нетерпеливым скулежом, застревать у него горле, заставляя его давиться ими.
Лука, казалось, был абсолютно спокоен. Нигде не замедляясь и не ускоряясь, он продолжал свое дело, время от времени нажимая сильнее на какие-то точки и добавляя чуть больше масла.
И только в один момент его рука поднялась чуть выше колена, медленно приласкала нежную кожу, чем вызвала уже настоящий, хотя все еще тихий, стон Элиотта. В тишине кабинета он прозвучал чересчур звонко. На мгновение руки Луки замерли, будто он думал, что делать дальше, а потом продолжили свою мучительную игру.
Спустя несколько минут — по ощущениям несколько часов — Лука остановился. Хотелось спросить, в чем дело, но Элиотт просто не мог. Пока его лицо было направлено в пол, он еще мог спрятаться. И спрятать стояк, уже больно упирающийся в твёрдую поверхность кушетки. Пока он может так лежать, он будет.
— Перевернись, — тихо сказал Лука, и его голос дрожал. И Элиотт решил предпринять последнюю попытку.
— У нас же массаж спины. Зачем? — И сам же свой голос не узнал. Какой-то тонкий, едва ли не трусливый звук он выдал.
Вместо ответа Лука запустил буквально фалангу мизинца под полотенце и медленно провел им, слегка касаясь сначала одной ягодицы, а потом — другой. Тяжело выдохнув, Элиотт лег на спину.
И в тот момент он был готов провалиться сквозь землю. У него стоял вовсю, и простое хлопковое полотенце уже едва держалось на его бедрах. Элиотт хотел слиться с этой кушеткой, но только никогда не заглядывать Луке в глаза.
Не то чтобы ему было стыдно за свое возбуждение — в конце концов с этим они разобрались уже прошлой ночью, это взаимно. Но вся эта обстановка, связанная с совершенно другими ассоциациями, рождала в нем это стеснение и неловкость. И желание дотронуться. Которое уже доминировало над всеми остальными чувствами.
Элиотт посмотрел на Луку одним глазом. Тот, разумеется, все увидел, но никак не прокомментировал — это сделала за него едва слышная самодовольная усмешка, сорвавшаяся с покрасневших губ. Он искусал их едва ли не в кровь за эти несколько минут.
Лука взял в руки бутылочку с маслом и занёс ее над грудью Элиотта, пуская на него ультра-тонкую струю — от острых ключиц к твердым соскам, переливаясь по рёбрам, так выступающим сейчас из-за втянутого от напряжения живота. Он не смотрел на Элиотта. Лишь крепко сжав челюсти, снова пошел по тому же маршруту и оставлял Элиотта извиваться под грубой кожей его пальцев, растекаться от его касаний и умирать с каждым выдохом.
Его член становился только крепче с каждой минутой, а Лука — только медленнее. Ближе и ближе к нежной коже со внутренней стороны бедра, чаще и чаще задевая полотенце, сдвигая его, но оставляя скрывать — если это еще можно так назвать — самое главное.
Это становилось невыносимо. Пару раз Элиотт вскинул бедра, когда показалось, что еще мгновение и вот оно — долгожданное касание, которое избавит его от этих мучений. Но Лука лишь с улыбкой перемещал ладони.
Они молчали, обмениваясь лишь периодическими взглядами из-под дрожащих ресниц и срывающимися стонами.
И тут Лука кладет руку на полотенце. Совсем рядом. Почти у основания. Но не трогая, лишь слегка массируя, вырывая из лёгких Элиотта очередной болезненный стон и умоляющий взгляд.
Не убирая ладонь и лишь продолжая двигать ей так же, как раньше, он наклоняется к лицу Элиотта, и сейчас, вблизи, в его глазах, будто двух огромных аместистах, плескалось столько мыслей, что передать их разом можно было только так — взглядом.
— Чувствуешь? — медленно выдыхая Элиотту в губы, спросил Лука и провел пальцем по нижней губе, когда пальцы другой уже почти сомкнулись у основания. — Так я чувствую себя каждый день. Каждую минуту. — Его голос дрожал, срываясь на тяжелые вздохи. — Ты делаешь это со мной.
И я не могу не воспринимать это близко к сердцу, окей?
И в этот момент его рука оказалась, наконец, под мешающей тканью. Не убирая ее совсем, Лука обхватил его рукой у основания и несколько раз провел по всей длине, заставляя Элиотта вскрикнуть от неожиданности, а потом — взвыть от накатывающего оргазма. Это все, что было нужно — одно касание. Одного человека. Кончая, он держался на одних локтях, изгибаясь во всем теле и хватал ртом воздух, которого катастрофически не хватало. Кипарисовое масло, казалось, приставшее к стенкам горла, душило, заставляя дышать еще чаще.
Дернувшись в руке Луки последний раз, Элиотт чувствовал, будто умирает. Будто он лежит не на массажной койке, а перед входом в рай (или, может, ад?) и отчитывается за все, что сделал. А судья, гордо стоящий над ним, наклоняется и целует его. Позволяя дышать. Как бы драматично это ни звучало, сейчас он действительно дышал Лукой
во всех смыслах.
— До завтра, наверное? — пожав плечами, сказал Лука, но его голос доносился словно сквозь туман. Элиотт по-прежнему тяжело дышал, пытаясь отойти от произошедшего и не имея сил сказать ни слова.
Подойдя ближе, Лука мягко, со всей нежностью провел ребром ладони по его щеке, предварительно вытерев руки о бумажное полотенце, и виновато улыбнулся.
— У тебя еще массаж сейчас. Тут есть душ, если что, — он кивнул головой куда-то вправо. — Надеюсь, тебе понравится. До встречи, Элиотт.
Дверь, закрывшись за ним, хлопнула. Элиотт бездумно привел себя в порядок. В голове было пусто. Из него будто выкачали все жизненные силы.
В кабинет вошли. Женщина, неловко улыбнувшись, поприветствовала его. И Элиотт просто позволил ей делать все, что нужно.
