на гребне волны

      Энергия Луки несколько поутихла по завершению тренировки. Может, какие-то сомнения снова проснулись в нем, а может — просто устал, но как только он распустил учеников, он лишь лениво положил голову Элиотту на плечо и тяжело вздохнул куда-то тому в шею.       Он молчал. И им нужно было поговорить, ведь у каждого из них столько вопросов. Но Элиотт также не мог заставить себя вымолвить хоть слово, лишь крепче прижимал кажущегося таким маленьким сейчас Луку ближе к груди, путаясь лицом в мокрых прядях его волос и вдыхая их солоноватый запах.       Ему все еще не верилось, что этот парень — тот самый, что вел себя так неоднозначно с самой первой встречи — буквально сорок минут назад сам потянулся за поцелуем, а сейчас так тяжело дышал и прижимался к нему, как ребенок, пытающийся отойти от ночного кошмара.       Только вот ночные кошмары в большинстве своем забываются к утру. — Лука? — тихо позвал Элиотт, прошептав ему над самым ухом. — Все в порядке?       Народу вокруг только прибавлялось. Они сидели у самой воды, но даже тут до них добрались — в паре метров расположились, вероятно, двое влюбленных и не могли оторваться друг от друга. Лука, внимательно наблюдая за ними с какой-то тоской в глазах, коротко кивнул.       Он по-прежнему был в гидрокостюме, и, лишь когда оторвался от Элиотта, они оба вспомнили об этом, глядя на расползающееся мокрое пятно у того на футболке. — Может, тебе сходить и переодеться? — кивнул Лука в сторону его живота с виноватой усмешкой.       Глядя на него, такого взъерошенного, со множеством сменяющих друг друга эмоций на лице, Элиотт задумался. Уйти куда-то сейчас? Оставить его здесь наедине со всеми мыслями, что абсолютно точно мучают их одинаково?       Он отрицательно покачал головой, легко улыбнувшись и взяв в руки ладонь Луки. Она выглядела такой аккуратной, такой маленькой на фоне его собственной. Элиотт медленно провел подушечками пальцев по мозолям на его пальцах, прогуливаясь по фалангам до самого запястья и чувствуя, как подрагивает Лука под его касаниями. — На улице жарко, а ткань тонкая, — сказал он, оторвавшись от рук, и посмотрел сначала в голубые глаза напротив, прошелся глазами по острым скулам и спустился к его широкой груди, скрытой под влажной черной тканью. — Скоро высохнет. А тебе не помешало бы переодеться, наверное.       Он тут же осекся. Он не знал, есть у Луки какие-то планы на сегодня, может у него будет еще одна тренировка, а он гонит его переодеваться, пойдя на поводу у собственных мыслей и желаний. Да, Элиотт хотел провести с ним остаток этого дня, но как он вообще мог быть уверен, что это взаимно?       Однако, к его облегчению, Лука с улыбкой кивнул и поднялся на ноги, замирая в нерешительности. Столько вопросов сейчас витало в воздухе. Между ними, над ними. Не говоря уже о буре страхов и противоречий внутри. — Ты… — протянул Лука, переминаясь с одной ноги на другую и поджимая губы, — ты идешь?       Легкий румянец появился на его щеках. Что стало с прежним Лукой, готовым послать тебя за любую неуместную фразу? — Тебе нужна помощь с переодеванием? — изогнув бровь, спросил Элиотт, еле сдерживая улыбку, рвущуюся наружу.       Лука, опешив, замер. Теперь покраснели и уши. Пару секунд он стоял с широко раскрытыми глазами, не находя слов для ответа, после чего горделиво вздернул подбородок и со всей серьезностью произнес: — Да пошел ты. — А вот и он.       Круто развернувшись на пятках и подхватив с собой доску по дороге, направился в сторону склада. Там же находились и раздевалки для персонала.       Догоняя его, Элиотт уже не смог сдержаться и засмеялся в голос, притягивая его к себе для легкого поцелуя в щечку — Лука сделал обиженную попытку увернуться, но быстро сдался. — Я иду с тобой, — едва не подпрыгивая на ходу, тихо сказал Элиотт, когда отпустил его из своих объятий, и уверенно пошел вперед, время от времени потягивая Луку за локоть для скорости.       Осторожно вернув на место доску, Лука многозначительно кивнул в сторону значка «Посторонним вход воспрещен» и исчез за дверью раздевалки, оставляя Элиотта ждать.       Безумно хотелось провести время где-то не здесь. Что бы там ни было, но Лука заметно нервничает в окрестностях отеля — возможно, из-за работы и каких-то обстоятельств, связывающих его с этим местом.       В день его рождения Лука был совсем другим — там, вдали от шума и людей, он был открытым, отзывчивым, разговорчивым. Он улыбался, и, хотя они это не обсуждали, чувствовалось по его реакциям, по плавности его жестов, что там было лучше. А здесь его что-то сковывало.       Элиотт огляделся по сторонам. Было уже далеко за полдень, и людей, казалось, с каждой минутой становилось только больше. Тихий и успокаивающий шепот морских волн перебивал гул человеческих голосов, а соленый запах, ставший уже таким привычным — ароматы кремов и масел для и от загара.       Внезапно перед Элиоттом появился уже знакомый ему парень. Молодой индонезиец, одетый так же, как Лука, смерив его изучающим взглядом, прошел в раздевалку.       Как только дверь за ним захлопнулась, Элиотт узнал в говорящем голосе за ней Луку и подошел ближе, прислушиваясь. Слов было не разобрать — языка он не знал, но агрессивный настрой Луки различить труда не составило. Причем он в основном-то и говорил, а второй парень только несколько раз, будто бы извиняюсь, смог вставить свои реплики.       Бросив напоследок, вероятно, пару ласковых, Лука вышел. Ноздри у него вздувались, а губы — сжаты в тонкую линию. Но на лице взгляд Элиотта задержался недолго.       Лука, переодевшись в одни шорты и держащий в руке футболку, которую он, сознательно или нет — но очень умно, решил не надевать сразу, заставил его тихо сглотнуть.       Ему невероятно шел загар. Подчеркивал каждый мускул, каждую мышцу его тела. Но в разумных пределах. Идеально. Элиотт понимал, что Луке, конечно, вряд ли нужен был для этого абонемент в фитнес-центр (Артур ему, кстати, подарил такой — и едва ли он окупился, честно говоря), не нужно выискивать время для тренировок, ведь по факту они и есть вся его жизнь.       Однако ему стало несколько стыдно за свою форму. Мысль о том, что однажды ему тоже придется снять перед Лукой футболку, появилась как-то сама собой и образовала тугой нервный узел в районе его живота. И он сладко и медленно опустился ниже, как только глаза Элиотта прошлись по косым мышцам загорелого живота, убегающими под резинку шорт. — Все нормально? — подняв наконец глаза, спросил он, указывая глазами в сторону двери позади. Поморщившись, Лука проследил за его взглядом и покачал головой. — Просто давай уйдем отсюда, — теребя в руках тонкую серую ткань, попросил он. — Я знаю тут пару крутых заведений, где можно выпить и послушать хорошую музыку.       Элиотт нахмурился. Воспоминания о лежащем у него на коленях Луке в такси моментально пронеслись перед глазами. — А можно без выпить? — аккуратно спросил он, наблюдая, как закатываются глаза напротив. — В прошлый раз это плохо кончилось, и я не хочу наступать на те же грабли и поить тебя с утра аспирином в своей кровати.       Элиотт подошел ближе, буквально сталкиваясь носами, пока Лука, не шевелясь и с плохо скрываемой улыбкой, наблюдал за ним, с каждым шагом поднимая голову выше. — Не хочешь, чтобы я проснулся в твоей кровати? — поиграв бровями, Лука медленно спустился глазами вниз по телу Элиотта, останавливаясь в районе паха. И этот взгляд буквально обжигал все. — В самом деле?       Элиотт проследил за его взглядом и, обнаружив заметную выпуклость у себя в шортах, почувствовал, как горят щеки. — Расслабься, возьмем безалкогольное, пап, — с усмешкой ответил он, выдыхая слова прямо в губы. Элиотт чуть не задохнулся от этого обращения. — Но сначала…       Не дожидаясь конца фразы, Элиотт накрыл его губы своими. Этот поцелуй был другим. Не таким голодным и страстным, как там, у воды. Этот поцелуй был таким нежным, что у Элиотта начали подкашиваться ноги. Нереально.       Сжав талию Луки в широких ладонях, он почувствовал еще немного влажную, прохладную кожу, не успевшую согреться после долгого нахождения в воде и ношения мокрой одежды. Элиотт задыхался от этого контраста — все его тело от продолжительного пребывания под солнечными лучами и всей сложившейся между ними ситуации горело огнем.       Разорвав поцелуй, они несколько секунд заворожено смотрят друг на друга, и Элиотт не удержался и оставил на чуть покрасневших губах еще один легкий поцелуй, не пряча улыбки. — Где же ты был раньше со своими умениями читать мысли? — ухмыльнулся Лука, упираясь лбом Элиотту в грудь. И почувствовал пальцы, перебирающие его беспорядочные от соли волосы, — порыв, который Элиотт контролировать был не в состоянии.       Таймер, что начал свой отсчет для них в кафе у Мэри, болезненно резанул по сердцу. Вопрос Луки, пусть и с усмешкой, но прозвучал грустно. И то, как глубоко он сейчас дышал в руках у Элиотта, лишь подтверждало это.       Где же были они? И где будут, когда заведенный звоночек все-таки даст о себе знать? Sound: Valerie Deniz, Brice Davoli — Stay with me       Место, куда Лука их привел, действительно отличалось от того ночного клуба, поход в который закончился столь неудачно.       Это был небольшой, но уютный ресторан под открытым небом. Столики располагались под соломенными зонтиками, и вместо традиционных стульев стояли большие пуфы, в которых, только сядь, можно утонуть.       Осмотревшись, Элиотт увидел танцпол. Такой же необычный, как и вся остальная обстановка. Вместо холодного пола был насыпан мягкий и чистый песок, неоновое освещение заменяли развешанные в причудливом узоре гирлянды с кучей лампочек — сейчас они не горели, так как было еще слишком светло, но, вероятно, в темноте они создают невероятно теплую атмосферу.       Музыка тоже была другая. Медленная и спокойная — она не оглушала и не мешала, а вливалась в бурное журчание звучащих тут и там разговоров.       Для приличия Лука все же натянул на себя футболку и уверенно пошел к столику — по всей видимости, там он сидел всегда. И место было в самом деле чудное: достаточно далеко от большинства источников шума и с достаточно открытым видом в сторону океана. Пожалуй, единственная их константа на данный момент.       Как и ожидалось, в пуфе Элиотт застрял еще до того, как им принесли напитки. Знал себя — такие же стояли у них в офисе в комнате отдыха — но ничего не мог с собой поделать.       Оба молчали, не зная, как подступиться. Лука сопел, вытаскивая из своего безалкогольного мохито листочки мяты и выкладывая их на бамбуковой подставке на столе. — Лука, — позвал Элиотт, когда тот вытащил последний мешающий ему пить листок. Тот как-то потерянно поднял голову, хлопая длинными ресницами. — О чем думаешь?       Лука нахмурился, сгребая выложенную в одному ему известном порядке мяту в кучу и делая глоток. — Что теперь? — задумчиво произнес он, не отрывая глаз и покусывая нижнюю губу.       Этого вопроса Элиотт ждал. И боялся услышать его, хотя и сам задавал его себе по несколько раз на дню. Вообще-то у него было на это несколько ответов, но пока недостаточно уверенных, чтобы объявить вслух — лишь несколько контактов на полях ежедневника и тьма сообщений в чат Янну и Артуру. — Лука, послушай, — Элиотт еле дышал под его взглядом. — Ты мне нравишься, правда. Очень. Но я думаю, сейчас у нас есть все время мира, чтобы узнать друг друга и не заглядывать слишком далеко. Я не хочу делать тебе больно, слышишь? И не сделаю.       Голубые глаза снова прожигали в нем дыру. Изучали. Спрашивали. И умоляли. Искали.       В них плескался океан. И в том океане штормило, разбивая невезучие корабли о рифы. Разбивая вместе с ними и Элиотта.       Лука заставлял себя поверить его словам. Но, очевидно, выходило с трудом. И Элиотт понимал.       Это разные миры. И они стоят на границе между ними. Шаг, всего один шаг разделяет их и то, о чем они так грезят. И все помнят, чего это стоило той же Русалочке.       И потому Элиотт был не в праве винить его за неверие. Здесь, на острове, люди, сцены, декорации, как ни парадоксально, сменяют друг друга быстрее, чем во время его разъездов. И делать этот шаг — всегда страшно.       Однако Лука, тяжело вздохнув, все-таки кивнул. — Ты тоже мне нравишься, — улыбнулся он одними кончиками губ, взял длинную розовую трубочку и сделал с ее помощью большой глоток прохладного мохито, наблюдая, как жидкость поднимается вверх. Как ребенок, который пока что видит волшебство, а не физику. — Что не так с морем? — внезапно спросил он. Элиотт замер — он хотел бы переспросить, что Лука имел в виду, но язык будто прилип к небу, не давая сказать ни слова. Да и острой необходимости в этом, в общем-то, не было.       Набрав в легкие побольше воздуха, Элиотт медленно выдохнул. На этот вопрос он как раз мог ответить вполне однозначно. Возможно, впервые за несколько лет сказать об этом вслух, а не доводить себя ночами до истерики, раз за разом восстанавливая картинки из прошлого.       Наедине с собой он много раз пытался представить, как об этом рассказать, какие слова вообще можно подобрать, чтобы описать, насколько эта детская история повлияла на всю его жизнь. И каждый раз это звучало до невозможности жалко. — Это довольно долгая история, — сказал он, не решаясь поднять глаза. — Если речь только о времени, я не тороплюсь.       Их глаза встретились. Лука выглядел заинтересованно. Пока что. Пока он не знает правды. Пока он не видит в Элиотте беспомощного потерянного мальчишку. — Ну, — протянул Элиотт, сжимая губы в неловкой улыбке, — она еще довольно мрачная. Неприятная. Я не хочу портить тебе вечер.       Лука оперся локтями на стол и наклонился чуть вперед. Благодаря маленьким столикам расстояние между их лицами стало совсем небольшим. — Ты ничего мне не портишь, окей? Единственное, чем ты можешь мне подгадить, — это снова соврать. Я не настаиваю, Элиотт, — Лука успокаивающе сжимал его ладонь в своей, — если это тебя ранит, просто скажи об этом. Я пойму. Только не надо баек про аллергии и все такое.       До этого Элиотта никогда не обвиняли в том, что он не делится истинной причиной. Все уже давно поняли, что было что-то, о чем он был не в силах говорить, но никому не хватало смелости или, может, желания, чтобы попытаться докопаться до истины. И на самом деле Элиотт был им за это благодарен.       Но сейчас, глядя на Луку, действующего абсолютно противоположным способом, он почувствовал, что ему этого не хватало. Заинтересованности. Всю жизнь он боялся обременять людей своими проблемами, и впервые человек сам отдает себя в его руки, позволяя разделить с ним то, что накопилось у него в душе.       Говорят, когда делишься, становится легче. Людям нужны люди. Может, это действительно могло помочь?       Элиотт откашлялся, размышляя, с какого момента подступиться. Но, едва начав, слова сами нескончаемым потоком, будто только того и ждали, полились из него. — В детстве у меня была подруга. Я был старше ее на два года, и обычно среди детей разница в возрасте ощущается острее, чем у взрослых, но у нас такого не было. — Элиотт грустно улыбнулся, предаваясь воспоминаниям. Клэр. — Она была буквально моей родственной душой, понимаешь. Нам было все равно на всех остальных, потому что мы были друг у друга.       Лука понимающе кивнул, но ощущалось, насколько он был напряжен. Заиграла музыка кантри — в ресторане, где они сидели, но сейчас казалось, что где-то совсем далеко. Весь мир сейчас был далеко, будто в тумане. Кроме океана. Его тихий шепот постоянно пел свою песню где-то рядом и будто подсказывал Элиотту ее слова. — Когда мне было одиннадцать, наши семьи поехали вместе к морю. Я, честно, не помню, как получилось так, что нас оставили одних, но так оно и случилось. Мы плескались на мелководье, когда Клэр вдруг пришла безумная идея посоревноваться, кто дольше сможет протянуть под водой. И я, конечно, согласился. Я всегда поддерживал ее безумные предложения. Как и она — мои.       Элиотт почувствовал, как начал дрожать голос. Как одиннадцатилетний мальчик, запертый в двадцатишестилетнем теле, снова заплакал, стоя у морского берега. — Мы нырнули на глубине. Я несколько раз выныривал, но хитрил и заныривал обратно, пока она не увидела, чтобы выиграть. А потом я услышал крик. Ее мать звала нас с берега перекусить. А я, — у него, как тогда, дрожали руки, будто пытались отыскать в морской воде маленькую девочку, — я лишь разводил руками над морской гладью и звал ее. Я говорил, что она выиграла и что уже можно вылезать, что нам пора, нас зовут. Мне так стыдно, Лука, — Элиотт уже тихо всхлипывал, боясь посмотреть в глаза напротив. — Я должен был нырнуть за ней. Но я так в нее верил, что у меня и в мыслях не было, что с ней могло что-то случиться.       Он почувствовал прикосновение теплой кожи на своей ладони, что лежала на столе, и поднял глаза. И в них не было презрения? Его не обвиняли? Лука смотрел на него, будто сам переживал сейчас с ним боль ребенка, теряющего друга. Лука смотрел так, будто понимал. Хотя это казалось невозможным. — Что случилось потом? — прошептал он.       Элиотт сделал глоток. Льдинки в его мохито уже растаяли. Он сглотнул. — Все произошло очень быстро. Все вокруг кричали. На меня, на береговую охрану, на отдыхающих. Я видел, как ее вытащили — неестественно бледную, с синеющими губами. Меня будто парализовало. Оказалось, что из-за меняющегося течения вода на глубине была слишком холодной, и когда Клэр нырнула туда, ее тело онемело. — Ее успели спасти?       Элиотт хорошо помнил этот момент. Он не отрывал взгляда от того места, куда положили подругу и где ее обступили все неравнодушные. Помнил, как через несколько минут каких-то махинаций со стороны врача Клэр все-таки выплюнула воду, как, обессиленная, она оказалась в руках у едва не дошедшей до истерики матери, покрывающей все ее лицо поцелуями. Помнил, как подошел к ним ближе — и его оттолкнули. — Успели. Она выжила. Но мне больше не разрешали к ней подходить. Во всем обвинили меня. Даже родители осуждающе смотрели на меня, когда я говорил, что это все была игра. Я говорил им, что она всегда побеждала. И должна была в тот раз. Как бы я ни хитрил, я знал, что она победит и в этот раз. Но победил океан.       Он попытался улыбнулся, но улыбка вышла кривой из-за подступающих рыданий. Он сделал это. Он все сказал.       Слезы начинали застилать глаза, и все слилось перед ним, когда он почувствовал, как Лука опускается на его колени и, обнимая за шею двумя руками, крепко прижимает к себе. — Ты не виноват, Элиотт, — шептал он, запуская пальцы Элиотту в волосы, прогуливаясь за ухом легкими поцелуями. — Ты тоже был всего лишь ребенком.       И его прорвало. Горькие слезы боли и обиды оставляли мокрые следы на щеках — их обоих. Ладони судорожно сжимали футболку Луки на спине. Элиотт прижимался к нему, цеплялся, будто он был единственным, что держало его.       Всего лишь ребенок.       И в его руках маленький одиннадцатилетний Элиотт внутри успокаивался. Он хныкал и пинался, но не ревел навзрыд, как все эти годы.       Тяжело дыша, они сидели так несколько минут. Ища покой друг в друге. В том хрупком балансе, который они создали.       В реальный мир их вернула сменившаяся мелодия. То ли от того, что до этого им было совсем не до музыки, то ли музыка просто сама по себе была такой, но Элиотту показалось, что она зазвучала громче. И Лука, лениво вылезший из медвежьих объятий, кажется, тоже это почувствовал.       Он аккуратно вытер пальцем уже высыхающие слезы на лице напротив и кивнул в сторону, из-за чего Элиотту пришлось повернуть голову назад.       Над танцполом загорелись лампочки. Мерцая тепловато-желтым цветом, они красиво освещали мягкий песок под собой. Несколько парочек уже вышли танцевать. Еще несколько стояли у самого края, не решаясь, и наблюдали за танцующими. — Потанцуем? — неожиданно спросил Лука, поднимаясь на ноги и пытаясь поднять за собой Элиотта за руку. Его тело отяжелело и отказывалось слушаться. Но Лука не сдавался, и ему, краснея и непонимающе оглядываясь по сторонам, как человек, проснувшийся после обеда, пришлось последовать за ним.       Песок был таким же мягким на ощупь, каким казался на вид. И прохладно-успокаивающим, в отличие от обжигающего пляжного. Это были настолько приятные ощущения — и песок под ногами, и этот свет, и чувственная музыка, и Лука, искренне улыбающийся и наблюдающий за ним, нелепо двигающим ногами в песке, — что хотелось раствориться в этом моменте.       Тяжелый камень, который он таскал на себе так долго, соскальзывал. А руки Луки сцеплялись где-то у него за шеей и прижимали их лбами друг к другу.       Они оба не умели танцевать — движения Луки, пусть и в такт, были не менее нелепыми, чем его. Но они таким теплом отзывались в сердце, что вызывали только улыбку на лице. Они кружились в причудливых пируэтах, подставляя лица обволакивающему свету лампочек.       Хотелось столько всего сказать. Шептать куда-то в губы и кричать, срывая голос. Но вместо этого Элиотт только утыкался носом ему в шею, вдыхая запах морской соли. И его так хотелось поцеловать. Но здесь было не место.       Будто прочитав его мысли, Лука потащил его с танцпола на выход, захватывая на ходу обувь и быстро рассчитываясь с официантом. Sound: Rachael Ibanez de Garayo — Wheel of Emotion       Они бежали к морю. Задыхаясь, упиваясь. Этим днем, этим чувством свободы и легкости. Мимолетным. Столь же мимолетным, как само счастье.       Завернув за угол, в тень, где их никто не мог увидеть, Элиотт прижал его к стене, впиваясь в губы опьяненным бушующими мыслями поцелуем. Его руки гуляли под футболкой Луки, по теплой коже — мягкой и бархатистой по сравнению с грубоватой кожей на его руках.       Его губы — на его губах. И дыхание смешалось. Опускаясь на шею, Элиотт шептал что-то нечленораздельное, а Лука начинал хныкать, умоляя поднять голову и снова поцеловать его. Иногда он тихо постанывал прямо в поцелуй, запуская потоки какой-то абсолютно незнакомой Элиотту энергии, но такой притягательно-приятной, что он не планировал ей сопротивляться.       Благодарность, которую сложно было выразить словами. Элиотт судорожно шептал «спасибо», чувствуя губы Луки на своей шее. Чувствуя, как он в нем тонет.       Солнце уже скрылось за горизонтом, но песок, на котором еще несколько часов назад было не найти и места, чтобы прилечь, все еще теплый, приятно грел спину. Обнявшись, они лежали, прислушиваясь к размеренному шуму морских волн и глядя вверх, на звезды. — Как думаешь, — подняв голову, которая до этого лежала у Элиотта на плече, начал Лука, — есть ли еще Лука и Элиотт, встретившие сейчас друг друга в параллельной вселенной и чувствующие, как их мир полностью меняется от этой встречи?       Приподнявшись на лопатках, Элиотт с улыбкой непонимающе изогнул одну бровь. — Что ты имеешь в виду?       Лука легким движением руки уложил его обратно и ловко устроился у него на груди, вырисовывая на ней пальцем замысловатые узоры. — Мне нравится думать об этом, — пояснил он. — Я здесь, на Бали. А куча моих копий может быть где угодно, в любой точке света. — И что они делают? — тепло улыбнувшись и нежно потрепав Луку по волосам, спросил Элиотт. — Сейчас? — Ага.       Лука на секунду задумался. Даже палец остановился на ключице. А потом продолжил. — Один — сидит в небоскребе в Нью-Йорке, подписывает важный контракт на миллион евро. — Он говорил это так серьезно и так вдохновленно, что прерывать его не хотелось. — Но планы меняются, и вот он сидит за столом переговоров с невероятным мужчиной и, кажется, готов согласиться на все, что он скажет. — А может, он просто школьник из небольшой французской школы? — предложил Элиотт, улавливая ход его мыслей. — Закрытый мальчишка, боящийся признаться в своих чувствах даже самому себе. И в коридоре школы он сталкивается с новеньким парнем. Тот пока чувствует себя здесь чужим. Но, замечая Луку, он влюбляется и больше не может думать ни о ком другом?       Элиотт не видел его лица, но чувствовал, как улыбка расползлась по нему. И как громко забилось его сердце. Их сердца. — Это правда? — прошептал Лука, медленно поднимая голову и встречаясь глазами. — Ты чувствуешь себя так? — Правда, — просто ответил Элиотт, сжимая губы.       И Лука целует его. Нависая сверху. Сладко. Нежно. Почти не пуская в ход язык. Лишь пуская ближе к себе.