Смотри мне в глаза

      Люцифер молча открыл перед Юной дверь, и та, пытаясь держать голову прямо, вошла.       Послышался стук двери о косяки, затем два щелчка, и Юна поняла, что она влипла по-крупному. Ближайшим более или менее безопасным местом казался диван, и девушка поспешила забиться в уголок, поджав колени к животу и закутавшись в скользкий, совершенно не греющий халатик.       Люцифер, по-прежнему стоя на пороге комнаты, скрестил руки на груди и кинул на Юну тяжёлый взгляд, от которого ей захотелось выскочить в окно. Её внутренности скрутились в один тошнотворный комок, который безвольно плавал где-то внутри, поднимаясь к самому горлу; ладони и ступни резко замёрзли, и девушке показалось, что её начало трясти.       Бежать было совершенно некуда, и на помощь позвать некого, а что было у демона в голове, знал только он, и, скорее всего, его измышления не приведут ни к чему хорошему.       – Не желаешь ничего мне объяснить, Юна? – Люцифер говорил как обычно, сухо и ровно, но девушка не верила ему ни на йоту, понимая, что его маска видимого спокойствия расколется, а когда – это уже вопрос времени.       Демон неторопливо, словно бы задумчиво приблизился к своему рабочему столу, стоявшему сбоку от дивана, и опёрся о него; Юна, сжавшись в холодный, мелко дрожащий комочек, изо всех сил пыталась глубоко и медленно дышать, чтобы сердце не колотилось так бешено и голос не дрожал так жалко:       – Зависит от того, что ты хочешь узнать, – голос предательски скакнул, раз или два, но девушка немного обрадовалась тому, что она всё же в состоянии говорить – а значит, в состоянии и выкрутиться.       В широко открытых глазах Люцифера запылала плохо скрываемая ярость; он свирепо поджал губы и так громко хлопнул по столу, что Юна чуть не подпрыгнула:       – Если ты думаешь, что сейчас время вилять хвостом, то ты очень сильно ошибаешься!       Юна во все глаза смотрела на кричавшего, потерявшего всякое терпение демона, и чем дольше она смотрела, тем сильнее ей казалось, что с каждой секундой в её глазах становилось всё темнее и темнее; ослепнуть от звука невозможно, но тогда девушка думала, что ещё мгновение – и зрение отключится, заставив её организм упасть в умиротворяющую, но в то же время и лишающую надежды темноту, утопая в которой, уже никак нельзя будет себя спасти.       В это же время в голове зазмеилась-заклубилась злость. Юна поняла, что она ничего не добьётся, если будет жаться по углам и скулить; даже самый малейший отпор, конечно, может стоить ей много, если не жизни, но она ни за что не может позволить так с собой обращаться.       – А что тебе объяснить? Если ты сам ничего не увидел, то тебе, наверное, пора надеть очки! – кричать было гораздо проще, чем пытаться сберечь благопристойный вид; гнев и ужас смешались в коктейль Молотова, который загорелся в глазах и сердце и дал необходимую силу голосу.       – Ещё один крик из твоего угла, и я швырну тебя в лабиринт к Генри! – прогремел Люцифер, по-прежнему сверля девушку взглядом; Юна, однако, не могла не заметить ни капельку пота, сползающую по виску, ни быстро-быстро бьющуюся над воротником жилку.       – Попробуй! – Юна не менее яростно вытаращилась на демона, пытаясь выиграть у него эту смертельно опасную партию в гляделки; красная пелена гнева застлала её разум, и внезапно стало так жарко, что девушка, совершенно ничего не соображая, одним грубым движением содрала с себя злосчастный, подаренный Асмодеем халат, оставшись в одном лифе и шортах. – Что? Хочешь поговорить со мной о пристойном поведении? Да на тебе грехов больше, чем на мне, старый ты пёс!       Проревев это, Юна обессиленно откинулась на спинку дивана, чувствуя, как покраснели её лицо и руки; тело разогрелось и казалось настолько упругим и сильным, что девушка подумала, что она будет готова броситься в драку, если в её сторону полетит хотя бы ещё одна угроза.       Люцифер, настороженный, как дикий зверь, проследил взглядом за упавшим на пол скольким халатом, затем его полыхающие, кроваво-красные глаза лихорадочно обвели силуэт Юны: растрёпанные волосы, красное лицо, покрытую потом шею, тяжело вздымающуюся грудь – и девушке, продолжавшей наблюдать за ним, показалось, что в его бешенстве мелькнуло что-то иное, почти неуловимое, как двадцать пятый кадр.       Вид её почти ничем не прикрытого тела вызвал у демона какое-то горькое, тоскливое, практически невыполнимое желание, и эта горечь лишь подлила масло в огонь его то ли бешенства, то ли... ревности? Юна не могла быть в этом уверена, но, если бы это оказалось правдой, она бы уползла под диван в приступе хохота. Как же это было бы глупо!       – Как твоё воспитание вообще позволило тебе расхаживать в таком виде по общежитию? Ни в ванной, ни в своей комнате, а перед всеми? Выглядеть вот так при всех... – последнюю фразу Люцифер прошипел, буравя девушку взглядом, и Юна лишь укрепилась в мысли, что тот не блюдет нравственность, а просто ревнует.       – А что? Завидуешь, что тебя не позвали? – девушка отвлеклась от разглядывания потолка и на секунду вскинула голову, чтобы зыркнуть на демона и уронить её обратно на диван.       Демон лишь тяжело дышал сквозь раскрытые губы и, словно сам не свой, продолжал нервно, лихорадочно скользить взглядом по чужому телу: ещё никто до этого момента не пытался так явно и бесстрашно давать ему отпор, и вид Юны, раскрасневшейся, мокрой, яростной, готовой и к побегу, и к драке, почему-то завёл его чрезвычайно.       Люцифер моргнул раз или два, пытаясь привести себя в чувство, но получалось плохо: жар злобы внезапно стал сладким, тягучим, и, казалось, даже немного закружилась голова; Юна, подняв голову, с интересом и настороженностью наблюдала за его превращениями, и демону подумалось, что если бы она сейчас поманила его пальцем, ноги сами понесли бы его.       Титанического труда ему стоило взять себя в руки и убрать в долгий ящик неразумное, неуместное сейчас желание; место криков и отповедей в голове и на языке внезапно заняли змеиные, циничные, презрительные речи, к которым, возможно, Юна и прислушалась бы в другой обстановке:       – С другой стороны, я тебя понимаю, Юна. – демон плотно прикрыл глаза и глубоко вздохнул, чувствуя, как холодный поток со свистом обвивает трахею и падает куда-то в живот.       Девушка, изумлённая такой внезапной переменой, нахмурилась и вскинула на него непонимающий взгляд. Руки, распростёртые по спинке дивана, чуть-чуть согнулись, голова приподнялась, живот поджался, и тени на груди стали ещё глубже.       – Как не понять восемнадцатилетнюю – и несомненно красивую – девушку, которая находится в компании нравящихся ей парней. Естественно, ей хочется выглядеть крутой, быть центром внимания, вызывать интерес, – Люцифер говорил размеренно, словно бы увещевая, но Юна всё не могла понять, к чему он ведёт.       – Что ты хочешь этим сказать?!       Демон оторвался от любимого стола и медленно, шаг за шагом, направился к дивану; Юна, чувствуя его приближение, снова мгновенно вжалась в угол, поджав колени к животу и готовясь в любой момент пустить в ход ногти или кулаки.       Люцифер занял противоположный конец дивана, усевшись вполоборота к девушке; его тяжёлый, как её сердцебиение, взгляд упал ей на лицо, и ярость, дававшая ей сил, внезапно покинула её тело, словно бы испарившись за мгновение ока.       – Есть большая разница между соблазном и вульгарностью, – его голос стал совсем тихим, приобретя противный, тошнотворный налёт морализаторства.       – И? Мне уже не четырнадцать, чтобы я боялась слова «вульгарный». И кстати, – Юна отлепилась от своего угла и, опёршись рукой о колено, наклонилась вперёд, бесстыже заглядывая демону прямо в глаза; её холодное, презрительное выражение мгновенно расслабившегося лица заставило Люцифера нервно сглотнуть, – тебя волновать не должно, как я хочу выглядеть перед другими.       Люцифер, чувствуя, как его бросило в жар от такой наглости, принял такую же позу и наклонился так же близко к девушке. Их локти, которыми они отмежевались друг от друга, колени и лбы почти соприкасались, глаза были буквально прикованы друг к другу, и красных щёк касалось тяжёлое, гневное дыхание:       – Я не могу себе позволить, чтобы меня позорила человечица, с которой у меня контракт, – тьма в голосе демона стала ещё глубже, и Юну перекосило от мысли о том, что дела приобрели опасный поворот: во всём, что касалось его репутации, Люцифер был скор на расправу и, несомненно, беспощаден.       – И что ты мне сделаешь? В монашку обрядишь? – Юна откинулась на спинку, разрывая контакт и с ног до головы окинув Люцифера презрительным взглядом.       Демон был готов поклясться, что у него от гнева сейчас полезут и клыки, и когти; холодность и презрение, которые эта человечица смела проявлять перед ним, сводили его с ума сильнее, чем самые гнусные и бесчестные проделки его младших братьев. Пространство вокруг него заискрилось, и Люцифер подумал, что, если девушка позволит себе хотя бы ещё одну дерзость, он утащит её за собой в самые глубины ада, которые раскроются за его спиной.       – Я запрещаю тебе соблазнять моих братьев, – Люцифер, не отрывая от девушки взгляда, двинулся вперёд, и Юна, возлежавшая на подлокотнике, снова вскинулась и непроизвольно сжала кулаки.       Увидев то, чем девушка собралась оказывать сопротивление, Люцифер лишь снисходительно свёл брови, и Юна зарычала, вытаращившись на демона, который ещё чуть-чуть и впечатает её в угол. Её плечи, грудь и живот, до сих пор немного блестящие от пота, напряглись, глаза бешено сверкнули, и демон снова невольно огладил её взглядом.       – Почему ты такая дикая, – в усталом голосе послышалось призрачное, почти несуществующее удовлетворение, и Юна не могла поверить своим ушам.       – А что, хочешь попробовать меня объездить? – дерзить было уже не обязательно, но если Юне однажды сорвало башню, то она ещё долгое время не вернётся на место.       – Кх-х, да мне даже трудиться не придётся, – Люцифер, смерив её надменным взглядом, коротко засмеялся и, соблазнительно откинув голову, обнажил сильную, с выступающими венами шею; рука с длинными красными ногтями легла на узел галстука и издевательски-медленно потянула его вниз.       Юна следила за ним во все глаза, не понимая, что чувствует: то ли безмерное изумление, – в конце концов, кем надо быть, чтобы полчаса надрывать связки, а затем устроить стриптиз, – то ли неподдельный интерес. Чем ниже спускалась рука с узлом, тем сильнее Юна отлипала от своего угла, и Люцифер с ухмылкой наблюдал за ней в ответ.       – Мне кажется, ты заслуживаешь хорошей трёпки за то, что мотаешь мне нервы, Юна, – демон, вопреки всем ожиданиям, произнёс это практически беззлобно, даже можно сказать, с улыбкой, и девушка скорчила недовольную гримасу, не слишком хорошо понимая, к чему он ведёт.       Видя её недоумение, Люцифер довольно оскалился, и галстук шлёпнулся где-то недалеко от дивана; руки опустились на пояс и начали вынимать длинный конец ремня из петель. Когда пряжка звякнула об пол, приземлившись рядом с галстуком, Юна наконец-то поняла намёк и, покраснев, отвернулась.       – Нельзя выглядеть так передо мной и думать, что я спущу тебе это с рук, – демон придвинулся совсем близко, и Юна чуть не подпрыгнула, ощутив чужие ладони на своей обнаженной талии и чужое быстрое дыхание у себя на затылке.       Дыхание заскользило по шее девушки, и Юна, чувствуя себя ослабевшей и даже немного опьянённой, наклонила голову вбок, наслаждаясь движением тонких нежных губ по выступившим мышцам, и откинулась на чужое тело, забросив руку демону на шею. Ладони скользнули вверх по спине, и Юна недовольно пискнула, осознав, как быстро с неё захотели стянуть лифчик.       Юна круто развернулась и, не давая возможности масленому взгляду смазать её кожу, впилась в губы демона поцелуем, а руками – в воротник его рубашки. Ей удалось расстегнуть пару пуговиц, прежде чем Люцифер неожиданно шлёпнул её по тыльной стороне ладоней и сказал:       – Милая, будь это секс, я бы позволил тебе себя раздеть, но это скорее дисциплина, поэтому... брысь, – демон размеренно проговорил это в перерывах между поцелуями, не теряя ни головы, ни дыхания, и Юна заскрипела зубами, чувствуя себя беспомощной игрушкой в его руках.       Длинные пальцы с острыми подушечками ловко расстегнули её шорты, и вскоре Юна осталась на диване в одном белье. Ей было жарко и из-за своих эмоций, и из-за близости чужого жара, её трясло и от нервов, и от возбуждения; хотелось то ли стыдливо прикрыться, то ли разлечься, пытаясь вывести чопорного демона из себя, и от противоречивости чувств хотелось взвыть.       Люцифер внезапно покинул её и, встав где-то на пути к кровати, начал расстёгивать манжеты, аккуратно заворачивая рукава и сопровождая свои действия странным монологом:       – Говоря о дисциплине в таком интерьере... люди, как я заметил, сильно зациклились на идее «удовольствия через боль», концентрируясь на мазохистском компоненте; но, поскольку ты птица гордая и упрямая, ни одно наказание тебя ничему не научит. Поэтому сегодня у нас в программе будет... шоу, – красные глаза недобро блеснули, и Юна, уж было разомлевшая от его сладких речей, снова напряглась, – в течение которого, я надеюсь, твоя потребность во внимании и восхищении будет удовлетворена сполна.       Договорив, Люцифер пальцем поманил Юну к себе, и девушка, надменно вскинув голову и поддерживая зрительный контакт, пошла к нему.       – На кровать, пожалуйста.       Юна скривилась, не понимая, к чему теперь это его джентльменство, но ничего не поделаешь: она, немного даже заинтересованная тем, что удумал этот тысячелетний развратник, послушно забралась туда, куда ей указали.       Демон щёлкнул пальцами, и над головой Юны что-то звякнуло: она вскинула голову и увидела над своей макушкой блестящий серебряный крюк, сброшенный с потолка на цепи.       – Вау, – Юна, любопытная от природы, как белка, вскинула руки, чтобы определить, дотянется ли она, и ухватилась за цепь обеими ладонями. Её тело мгновенно вытянулось в струну, и ей показалось, что её колени даже немного приподнялись над кроватью; но, когда она захотела опустить руки, к сожалению, ей не удалось это сделать – цепь обвилась вокруг её запястий и сцепила крюком серебряные витки, не давая выпутаться.       – Что ты, чёрт подери, удумал, – Юна дёрнулась вперёд, и волосы, упавшие на грудь, прикрыли её наготу, позволяя девушке чувствовать себя немного спокойнее.       Люцифер, криво ухмыляясь, подошёл ближе и точными движениями отправил остроконечные пряди обратно за плечи; затем он склонился, и его властные, не терпящие возражения губы отпечатали несколько пугающе звонких поцелуев на шее и грудной кости девушки.       Юна недовольно заскрипела – и от щекотки, и от того, что Люцифер получил возможность пялиться на неё, сколько ему будет угодно; жилистые, сильные руки опёрлись о кровать, и внезапно умиротворённое, спокойное лицо спряталось у девушки на груди. Юну, до этого относившуюся к происходящему, как к игре, внезапно пробил пот, и ей стало очень некомфортно от того, что она потеряла возможность сопротивляться.       Она низко склонила голову и теперь не только ощущала, но ещё и видела, как шевелятся чужие губы на её покрытой мурашками коже; каждый поцелуй, задевавший соски или другие чувствительные места, выбивал из неё недовольный вздох.       Люцифер наконец тоже забрался на кровать и уселся напротив девушки, сложив ноги по-турецки. Его голова снова оказалась на уровне небольшой, аккуратной и мягкой груди, и руки, сжавшие талию, притянули Юну ближе, не дав ей ускользнуть.       Из-за спины демона резко ударили лучи ослепительного, хирургически-белого света, и Юна вздрогнула. Где лампы? Откуда это взялось? Эти вопросы, конечно, волновали её, но гораздо сильнее её волновал бесстыжий, блестящий взгляд Люцифера, неторопливо, с видимым удовольствием скользивший по чужим формам.       Чопорный, высокомерный демон смотрел на неё снизу вверх и, пощипывая губами нежную кожу, пытался поймать её взгляд; Юна страдальчески зажмурилась, понимая, что если она посмотрит на него в ответ – то сгорит от стыда, и её пепел развеется в столпе медицинского белого света.       – Ты хотела внимания, ты хотела восхищения, и сегодня ты получишь этого столько, сколько тебе будет угодно, – горячий шёпот, перемежаемый звонкими, влажными поцелуями в живот, эхом отзывался во внутренностях, и колючей проволокой обвивался вокруг позвоночника; Юне казалось, что она слабела с каждым его движением, и каждое его слово щекотало её, доводя до мурашек.       Лицо на её животе продолжало занимать её внимание, но к этому добавилось ещё какое-то странное ощущение чего-то у неё между коленей; девушка, продолжая жмуриться, невольно развела ноги, и крюк над её головой опустился чуть ниже, позволив ей стоять относительно безболезненно.       – Смотри мне в глаза, Юна, – девушка, покрываясь потом под искусственным светом, медленно разлепила веки, и наткнулась взглядом прямо на красные радужки демона. В их прозрачной глубине, словно карпы в пруду, резвились и умиротворение, и похоть, и обида – и Юна, стремясь угадать, какое же чувство победит, не могла от них оторваться.       Одна из рук соскользнула с талии и провела дорожку вниз от пупка, шутливо щёлкнув резинкой белья, затем пальцы широким движением скользнули ниже, и у Юны вырвался полустон-полувздох. Неторопливые горячие руки на её чувствительной плоти, несомненно, сводили её с ума, но гораздо сильнее ей безумие подпитывал стыд: казалось, что белые лучи просвечивают её насквозь, и масленый взгляд красных глаз облепил её с ног до головы.       Как она будет потом сталкиваться с Люцифером в школе, на собраниях, в столовой? Будет ли она каждый раз, глядя ему в лицо, вспоминать его затуманенный похотью взгляд, жадные поцелуи, непристойную ласку самыми кончиками пальцев по мягкому тонкому белью? Лучше совсем об этом не думать, иначе она свихнётся прямо там.       – Смотри мне в глаза, Юна, – голос демона, как и его глаза, были дьявольски спокойными; два пальца скользнули выше по белью, начав потирать чувствительное место чуть ближе к лобку, и Юна страдальчески скривилась, от удивления вцепившись руками в свою цепь и едва ли не приподнявшись на ней.       – Тебе не стыдно? Ты ведь такой высокомерный... холодный... терпеть меня не можешь... – рука двигалась плавно, можно сказать, в её удовольствие, и Юна, опустившись ещё немного ниже, начала невольно двигать бёдрами, в ответ потираясь об услужливую руку. Голова запрокинулась сама по себе, и, снова закрыв глаза, Юна не могла пожелать ничего иного, кроме как ещё больше этих сладких, медленных, зажигающих искры в её теле движений.       – Не в этом ли заключалась моя ошибка? И ты, движимая обидой, захотела снискать внимания других? Но не переживай, мы над этим поработаем, – в прозрачно-красных, гипнотизирующих радужках засветилось коварство, и в следующую секунду руки одним движением сорвали с неё бельё.       Юна взвизгнула, понимая, что пути назад нет, и эта мысль почему-то заставила её почувствовать себя жалкой. Тяжело, расстроенно дыша, она раскрыла глаза и заметила, что хирургический свет превратился в ясный дневной, и теперь было видно не только её саму, но и Люцифера, и спальню, и какие-то смутные силуэты за его спиной.       Одна рука всё ещё крепко держала её за талию, вторая, забравшись глубже, продолжала уверенно потирать скользкую от смазки, набухшую красную плоть, и Юна, практически теряя сознание, никак не могла сосредоточиться на том, что её беспокоило. Показалось, что на диване разлёгся Маммон, и Сатана, как всегда, уселся на подлокотник, Асмодей звёздочкой раскинулся на кофейном столике, и Леви, сосредоточенно нахмурившись, восседал за рабочим столом.       – Что я вижу? – она не хотела звучать так потерянно или отчаянно, но и настойчивая ласка, от которой кружилась голова и закипала кровь, и стыд, и беспокойство лишили её остатков самообладания.       – Зрителей? – поцелуи, лопавшиеся, как пузырьки, спустились к самому лобку, и чужое частое дыхание почти долетало до порозовевших, опухших складок слизистой, вызывая непреодолимое желание отдалиться.       – Какого чёрта, – прошипела девушка, в очередной раз бешено дёрнувшись и в очередной же раз ничего этим не добившись: цепь не спала, руки не освободились, неторопливые, изводящие руки и рот тоже никуда не делись, и Юна, тяжело дыша, начала буравить растрёпанного демона взглядом.       – Тебе следовало слушать меня более внимательно, Юна, – руки внезапно спустились на уровень коленей, и, забравшись между ними, с силой развели их в стороны; одновременно с этим цепь поддалась, спустившись ещё ниже, и Юна с ужасом наблюдала за тем, как Люцифер, вытянув ноги, улёгся и усадил её тело к себе на грудь.       Силуэты внезапно зашевелились: Асмодей заболтал ногами, напевая что-то, Маммон разглагольствовал, размахивая руками, Сатана покинул подлокотник и начал нервно ходить взад-вперёд по комнате, спрятав руки с книгой за спиной. Вся компания занималась своими делами, словно бы не замечая парочку в нескольких метрах от них, однако Юне чудилось, что каждый из них, не смотря, всё же знает, что они делают, и втайне посмеивается над ней.       – «Удовольствие через боль»? Банально. А ты попробуй заставить кого-то захотеть провалиться сквозь землю в самом разгаре чего-то приятного, – длинный острый ноготь указательного пальца провёл дорожку от пупка вниз по лобку, заставив живот рефлекторно сжаться, и наконец снова нырнул между губ, и подушечка начала ощупывать мягчайшие, самые потаённые складки. Из груди Юны вырвался отчаянный, хриплый стон, и к источнику звука обернулись абсолютно все присутствовавшие в комнате; тени наконец словно бы заметили их, и девушка поняла, что на её обнажённом теле сейчас сосредоточились взгляды всех тех, кого она, несомненно, любила, но не хотела бы показываться им такой.       Юна никак не могла понять, что же унизительнее, смотреть вперёд, на братьев, перешёптывающихся и разглядывавших её с неподдельным интересом, или же вниз, на Люцифера, который аккуратно, размашистыми движениями оглаживал её бёдра и поясницу. Руки, наконец расположившись удобно, с силой нажали, и колени девушки проехались по серым простыням, и Юна невольно зажмурилась, пытаясь забыть, как же близко она сейчас оказалась к чужому лицу.       – Будь ты проклят... – девушка хотела было выругаться, чтобы отвести душу, но конец фразы потонул в безвольном шипении, когда снизу её коснулось что-то мягкое и влажное. Широкий, бесстыжий жест повторился, и Юна явственно услышала глоток – и его явно сделала не она.       – Смотри мне в глаза, Юна, – шёпот продолжал будоражить её внутренности, только в этот раз, кажется, буквально: Юна на самую малость приоткрыла глаза, и сразу же встретилась взглядом с демоном гордости, который демонстративно облизался и прильнул к её губам в глубоком, садистски-неторопливом поцелуе.       Девушка подумала о том, как она сейчас выглядит со стороны: о затёкших руках, стоячей, сильно выделяющейся на фоне гибкого тела груди, демонах, которые смотрели на неё, уже не отрываясь, и в их глазах серьёзность переплеталась с издёвкой, о руках, которые покоились на её ягодицах, не давая сдвинуться ни на миллиметр, о коварных языке и губах, которые против её воли вызывали у неё истому и патологическое желание двигаться дальше, быстрее и больше – и в её глазах внезапно собрались слёзы.       Давно она не чувствовала себя такой беспомощной, потерянной, использованной.       – Прекрати...       – Твои жалобы для меня как музыка, – демон замурлыкал, и череда громких, развратных хлюпающих звуков, которые сопровождали каждый поцелуй, каждое движение, ненадолго прервалась.       Ответ был ясен и так, и Юна, стиснув зубы, решила идти до конца. Что бы он не делал, с этого момента он больше не увидит ни одной слезы, ни одной гримасы; не услышит ни одной жалобы и просьбы отпустить её.       Почему он так настойчиво просит её смотреть на него? Разве его заводит осознание того, что он, краса Девилдома, прославленный демон гордости, лежит под человеческой девушкой, зарыв своё дьявольски красивое лицо у неё между бёдер?       Юна осознанно раскрыла глаза и снова кинула взгляд вниз, и её внезапно окатило волной жара. Лицо демона, которого она боялась больше всего в своей жизни, демона, который мог прихлопнуть её, как муху, сейчас с просто непередаваемым выражением страсти и удовольствия впивалось в её скользкую и от слюны, и от смазки плоть; длинные красные ногти, вжавшись, скребли по её нежной коже, и голос, всегда обычно либо монотонный, либо гневный, сейчас звучал мягко, часто и хрипло, сопровождая лёгким стоном каждое действие.       Девушку снова накрыло волной осознания и стыда. Он совсем не стеснялся того, что сейчас он снизу, потому что прирождённый топ в любых обстоятельствах остаётся топом. Раскрыв свою кинковую, развратную сторону, он не оказал услугу молча, отчаянно хотевшей его Юне – этим она возложил на неё вину за то, что он, древний, как само время, джентльмен и пуританин, начал так вести себя в её присутствии.       Чувство вины, упавшее на её плечи, выбило из неё оставшийся воздух, и Юне, тоскливо рассматривавшей запутанные, влажные от пота тёмные волосы, покрытый испариной лоб, тонкие веки, подрагивающие от удовольствия, внезапно захотелось умереть, лишь бы не встречать конец этого унижения. Однако её тело, словно бы отделившееся от её разума, захотело иного.       Стоны и вздохи – его, не её – становились всё более слышимыми, и вибрация чужого голоса жала на чувствительные точки так же, как и губы, со звонким чмоком отрывавшиеся и тут же льнувшие обратно, так же, как ловкий язык, умело распалявший её желание, чтобы стыд не поглотил девушку окончательно, и противоречивая пытка продолжилась. Юна замотала головой, пытаясь вытрясти из ушей эти сладострастные звуки, которые потом будут приходить к ней в кошмарах, но было тщетно.       В низу живота неумолимо ныло и тянуло; жар чужого, властного лица на её беззащитном, присвоенном теле кружил голову, и невыполнимое, в какой-то степени надуманное желание умереть внезапно отошло на задний план, уступив место более рациональному желанию покончить со всем этим.       Люцифер лишь улыбался, глядя, как Юна, постанывая и держась ослабевшими руками за цепь, начала двигаться против него, окончательно закрыв глаза, чтобы сосредоточиться на своих ощущениях. Вздохи становились всё громче, голова поднималась всё выше – в странном, не поддававшемся его пониманию отвращении; видимо, девушке сильно претила мысль о такой близости с ним – и движения мышц под его руками становились всё чаще и мельче.       – Ну же, давай, – медоточивый шёпот закружился вокруг её головы, замотал её в красную пелену вожделения, и Юна, окончательно отстранившись от своего тела, забыв, кто она такая, особенно резко опустилась вниз, и особенно резкие, рваные движения выбили из неё протяжный стон.       Тело в руках демона обмякло и повисло на цепи, и так усердно ублажаемая им плоть начала пульсировать, раскрываясь и истекая соком, и по спокойствию и усталости, которые неожиданно охватили девушку, Люцифер определил, что для неё пытка закончилась.       – Будешь ещё меня бесить? – язык продолжал медленно, в своё удовольствие вылизывать скользкие складки, а губы словно бы выдаивали из Юны последние силы.       – Да пошёл ты, – цепь над головой девушки со свистом втянулась обратно в потолок, и Юна, надсадно дыша и не имея возможности управлять омертвевшими руками, рухнула ничком на кровать, накрыв своим телом демона.       Её аккуратно взяли за талию и уложили на спину; сев рядом, демон укрыл красную, страдающую девушку серой шелковой простынёй. Её тело, покрывшееся испариной, наконец-то сытое и свободное от мучений, просило покоя, и опытный искуситель понимал это, как никто другой.       Покрасневшие, влажные от плотных прикосновений руки начали осторожно растирать плечи и предплечья, в которые возвращалась кровь и которые сейчас покрывались иглами; девушка с жалобным всхлипыванием отвернула голову, пытаясь как можно сильнее вжать лицо в подушку и спрятать слёзы.       – После сессии положен aftercare, – демон, ещё не восстановивший сердцебиение, по-прежнему немного задыхался, но в целом он звучал так же спокойно и вежливо, как и обычно.       – Да чтоб ты сдох со своим aftercare’ом, – плюнув ядом, Юна не выдержала, и из зажмуренных глаз брызнули злые слёзы.       – Надеюсь, что это катарсис, – пальцы, пропахшие ею, небрежными движениями утёрли слёзы и ласково спустились вниз по щеке. – Через пятнадцать минут жду тебя в ванной. Искупаем и приведём в порядок. – Демон поднялся, спустил рукава, ловко зачесал пригоршней волосы и как ни в чём ни бывало направился к внутренней двери, ведущей в его личную ванную.       Поняв, что Люцифер оставил её одну, Юна, свернувшись клубочком под холодной простынёй, боязливо раскрыла глаза – тени других демонов исчезли, а значит, это действительно было одним большим наваждением. Предметы их с Люцифером одежды сиротливо лежали на полу, брошенные как попало, совершенно забытые, и Юна внезапно ощутила какое-то духовное родство со своим проклятым халатом и шортами – хотя это было странно, потому что уж она-то никак не могла жаловаться на недостаток внимания.       «Быть незамеченной – плохо, быть замеченной – ещё хуже», – Юна смежила веки и начала глубоко, размеренно дышать. – «Я не должна себя винить за то, что этот психопат мечется из крайности в крайность».       Эта мысль успокоила её, и девушка, вымотанная, страстно желавшая забыть всё, что сегодня произошло, провалилась в спасительный сон.