***
Очнулся он с тупой болью, отдающейся в висках. Открывать глаза не хотелось, но было необходимо — оценить обстановку, понять, что происходит… На секунду накатила паника, что снова оказался в карцере, но воспоминания услужливо подсказали — неправда, да и температура воздуха в помещении была вполне комфортной. А ещё он сидел. На стуле. Жёстком, неудобном, но хоть со спинкой — и на том спасибо. Первым, что Джек увидел, был уже знакомый письменный стол. Деревянный и, судя по всему, дорогой, а напротив, вальяжно развалившись, сидел, прожигая взглядом, его жуткий и съехавший с катушек, но очень изобретательный и хитрый враг. Гарольд Саксон. Премьер-министр Великобритании. Мастер. Повелитель Времени. — Наконец-то ты очнулся… — протянул тот с улыбкой, от которой вмиг стало жутко. Нет, она была вполне обычной, только слишком холодной и совершенно не затрагивала глаз. Взгляд же был предвкушающий, и от этого сделалось ещё более не по себе. Мастер был доволен. Он что-то задумал. — Но перед нашим разговором советую подкрепиться. Не хочется, знаешь ли, наблюдать, как ты каждые пару минут теряешь сознание, а то и вовсе умираешь. Так никакой беседы не выйдет. Ску-у-у-у-чно. Тут же перед Джеком, словно по волшебству, появились тарелки с изысканными блюдами, несколько, на выбор, стаканов с напитками и даже бокал вина. Его решили вкусно накормить? Почему? Подсыпали что-нибудь? С чего это Мастер так расщедрился?.. Хоть Джек и опасался, но умопомрачительные запахи дразнили так, что пришлось сглотнуть. В животе заурчало, а кишки заныли, заставляя вспомнить, что он уже давно ничего не ел. — Не волнуйся, не отравлено. У меня по отношению к тебе совершенно иные планы, — многозначительно произнёс Мастер, угадав, почему Джек медлит. Но и после этого тот не сразу притронулся к еде. Аккуратно взяв нож и вилку в руки (о да, ему всё сервировали по высшему разряду!), Джек сначала подумал, не сможет ли, внезапно напав, убить сидящего перед ним, но отказался от этой затеи: его застрелят ещё до того, как сумеет дотянуться. Охрана была настороже. Кажется, и эти мысли не укрылись от Мастера — улыбка стала ещё шире, в ней появилось самодовольство, но в этот раз он отчего-то не стал комментировать мысли своего пленника. Что ж, не стоит испытывать судьбу. Джек принялся медленно есть, оставаясь настороже, в любой момент готовый к какой угодно подлости. Мастер любил сюрпризы и умел их преподносить. Если бы не голод, то и кусок бы в горло не лез — таким взглядом наблюдал за ним премьер-министр-психопат. — Что ж, теперь можно и поговорить, — дождавшись, когда Джек наконец-то доест и посуду уберут, произнес Мастер, резко подаваясь вперёд и становясь жутко серьёзным. — Знаешь, я тут придумал игру. Для нас с тобой. Это будет забавно… Джек поёжился. От одной мысли о том, что могло прийти этому сумасшедшему в голову, накатила тошнота, голова закружилась, в глазах начало темнеть. Неимоверным усилием воли, сконцентрировавшись на дыхании, Джек заставил себя оставаться в сознании. Неужели всё-таки еда была отравлена?.. Но нет, через пару минут он почувствовал себя лучше. И тут же сконцентрировался на своём собеседнике. Нельзя расслабляться. Только не с Мастером. — Клади руки на стол ладонями вниз, — сразу же приказным тоном скомандовал тот, видимо по взгляду поняв, что его слушают, и когда Джек, подумав, неохотно подчинился, добавил: — Раздвинь пальцы… Да, вот так. А теперь не двигайся. Ни в коем случае. После чего резко схватил нож для резки бумаги и молниеносным движением вонзил его прямо в столешницу между ладоней Джека, отчего тот вздрогнул и еле сдержался, чтобы не откинуться на спинку стула, нарушив условие, а Мастер как ни в чём не бывало продолжил: — Так вот, правила игры. Твои шавки не пострадают (о, ты же знаешь, как я люблю пытать и убивать, правда? Выберу их для развлечений), если за время нашего разговора, что бы ни происходило, ты не пошевелишь ладонями. Ты же любишь свою команду, верно? У Джека всё похолодело внутри. Всё-таки поймали. Нет, только не это! Не верю! Испуг и замешательство отразились на лице, он не смог скрыть свои чувства, настолько был измотан, настолько сильными они оказались. — О, я что, не сказал тебе, что они у нас? — приподнял брови Гарольд Саксон, изображая удивление. — Извини, забыл. Столько дел по управлению людишками, ты должен меня понять, — и сверкнув глазами, вдруг нехорошо улыбнулся. — Я также забыл сказать, что теперь вся твоя команда… да-да, вся: Гвен, Тош, Оуэн и Янто — служит мне. Они тебя предали, дорогой мой. И предали довольно легко, на самом деле. Почти не сопротивляясь, стоило только рассказать, кто ты и что из себя представляешь. Ты и твой дружок Доктор. У Джека перехватило дыхание. Нет, он не верил Мастеру. Вот теперь точно — не верил. До этого, возможно, он и допускал вероятность, что тот говорит правду, но теперь… Его ребята не могли предать. Просто не могли — и всё. Точка. Но при этом коварный мозг вдруг начал подсовывать воспоминания, одно за другим: Лиза как предательство Янто; Аббадон, где все выступили против него… — Неужели они всегда тебя слушались, Джек? Никогда и ничего не скрывали? Ты так в них уверен? — снова заговорил Мастер, вторя воспоминаниям… И Джек не мог не согласиться, что это правда. Но так же он твёрдо был уверен: его команда никогда не стала бы сотрудничать с Гарольдом Саксоном, не после того, что он сотворил с Землёй. И продолжал вытворять. — Смотрю, ты мне не веришь, — похоже, Мастера позабавил этот факт. — Но я никогда не бываю голословен. Смотри. Наслаждайся… Мастер достал пульт и нажал пару кнопок. Большой телевизор, подвешенный на стене за спиной Саксона, ожил, и зрелище, открывшееся Джеку, ударило того под дых. Весь воздух из лёгких словно испарился, а вдохнуть новую порцию никак не получалось. Янто, Гвен, Оуэн и Тош в костюмах охранников Мастера. Его команда, охраняющая клетку с постаревшим Доктором. Торчвуд-3, работающий на их врага. И, похоже, совершенно добровольно. Абсурд. Сумасшествие. Нет. Неправда. Не. Может. Этого. Быть. Джек зажмурился, желая забыть только что увиденное, но оно уже врезалось в сетчатку и даже с закрытыми глазами стояло перед ним как укор его доверчивости. Нет, это постановка. Монтаж. Специально создано, чтобы сломить его, Джека. Сейчас технологии позволяют и не такое… — Невозможно. Видеомонтаж, — прохрипел Джек, не открывая глаз. Он думал, что произносит это мысленно, но... — Я бы не стал действовать настолько недальновидно, — отозвался Мастер с усмешкой. — Но если не веришь, то… Мастер потянулся к ящику стола, достал рацию, включил и в неё произнёс: — Оуэн, как слышно? Доложить обстановку. Джек тут же уставился на экран, молясь всем известным богам, чтоб картинка не изменилась, но… — Слышу отлично. Всё спокойно, — произнёс Оуэн, прикоснувшись к наушнику. — Янто? — Подтверждаю, — как всегда, лаконичен. — Ну, и что ты теперь скажешь? — обратился Мастер теперь уже к самому Джеку, отключив рацию. — Этого достаточно, чтобы поверить? Джек отрицательно мотнул головой. Их могли заставить. Шантажом. Угрозами. Они могли играть, притворяться, чтобы оказаться ближе и в решающую минуту попробовать помочь, переломить ход сражения, если потребуется. Это ничего не значило. Не могло значить. Мастер снова взялся за до сих пор торчащий из столешницы нож, выдернул его и повёл по столу, оставляя борозду, в сторону пальцев Джека. Звук, издаваемый ножом при этом, пробирал до мурашек. — Они предали тебя, Джек. Даже они… твои пёсики, ручные обезьянки. Ты прикормил их, и чем они отплатили? Знаешь, только неблагодарные кусают кормящую их руку, — в голосе Мастера было столько наслаждения, столько ироничного участия, что Джека передёрнуло. Он зачарованно следил за медленно подбирающимся к его пальцам лезвием. — А ведь Доктор тоже сначала не верил, но посмотри, какой у него теперь грустный и обречённый взгляд. Полюбуйся на того, кого так отчаянно всегда хотел защитить. Нож уже скользил между средним и указательным пальцами левой руки… Джек приготовился к боли, но Мастер почему-то в последний момент притормозил, явно наслаждаясь нервозностью своего пленника. Неопределённостью, которую тот испытывал. Разрывающими его душу противоречиями. Переведя дух, Джек поднял взгляд на экран. Вот они. Пятеро, ради которых он бы пошёл на что угодно. Доктор, действительно, выглядел понуро, но отчего? В его положении было мало приятного. Действительно ли он верит в предательство команды? Что ему известно? Что там вообще происходит? — Что, до сих пор защищаешь своих деток, да? — нож снова пришёл в движение, лениво очерчивая палец за пальцем, задевая холодным металлом кожу. Джек с трудом оторвал взгляд от экрана, чтобы следить за уверенными движениями психопата, который мог в любой момент превратить свою безумную игру в кровавое представление. И ведь придётся не отдёргивать ладони, как бы больно ни было. Джек сомневался, выдержит ли. После всего, что уже было. Чтоб немного отвлечься, он решил поддержать беседу: — Будешь пытать или убьёшь их, несмотря на то, что, как ты утверждаешь, они перешли на твою сторону? — хрипло спросил Джек с кривоватой усмешкой, которая быстро увяла, стоило только лезвию оторваться от столешницы и зависнуть над тыльной стороной его ладони. — Да, они предатели, пусть сейчас и служат мне. А предательство всегда надо наказывать, ты так не считаешь? — улыбнулся Саксон и всё-таки, опустив лезвие на кожу, медленно повёл им по руке Джека, оставляя кровавый след. Очень медленно. Мучительно медленно. Медленно настолько, что рана успевала заживать в нескольких сантиметрах от соприкосновения металла и кожи, мышц и металла, костей и острого холодного лезвия, разрезающего сухожилия... Джек замер. Он, как только мог, терпел это непрерывное скольжение, безмолвно прося всех святых, чтобы оно поскорей прекратилось. Он был не уверен, что выдержит долго. Он вообще в последнее время не был ни в чём уверен. Всё запуталось. Слишком запуталось. Добровольно удерживать ладони на месте становилось всё труднее. Инстинкты вопили отдёрнуть руку, прекратить издевательство, но пока ещё он держался. Нет, правда, лучше бы приковали перед пытками — было бы проще. Такое уже было, успел если не привыкнуть, то смириться. Тогда от него мало что зависело, теперь же... Мастер, проделав путь от запястья до ногтя среднего пальца, перенёс лезвие на соседний и продолжил медленное уверенное путешествие по руке Джека. — Что, до сих пор будешь защищать их? Предателей? До сих пор их жизни важнее твоей боли? Твоего комфорта. Даже за еду в следующий раз придётся платить, Джек. Убери руку. Это же так просто! — но Джек на это лишь отрицательно качнул головой, не в силах говорить. Всё внимание было сосредоточено на том, чтобы не отдёрнуть руку, не пошевелить ладонями, даже пальцем не дёрнуть. Под левой рукой уже натекла порядочная лужица крови, стало скользко, и удерживать ладонь на месте с каждой минутой становилось всё труднее… — Что ж, — разочарованно протянул Мастер, когда всем пальцам левой руки досталась своя порция боли, наконец-то убирая от Джека нож и тщательно вытирая его носовым платком. — У нас много времени впереди. Джек, облегчённо переведший дух после прекращения истязаний, тут же напрягся. «Это не конец, — вдруг отчётливо понял он. — Это только самое начало». По спине пробежал холодок. Даже представить страшно, что ещё этот психопат придумает для него. Нож для разрезания бумаги снова начал чертить борозду на лакированном дереве между лежащих на столе пальцев Джека, только теперь его правой, ещё не испытавшей садистских наклонностей Мастера руки. — Твои вера и преданность, конечно, похвальны, но почему-то только ты жертвуешь собой. А они решили переметнуться вместо того, чтобы страдать за идею, за Доктора. За тебя, друг мой. Им даже на человечество плевать, их заботит только своя шкура! Выбрали путь наименьшего сопротивления. Имей это в виду, когда будешь в очередной раз наслаждаться своим одиночеством. Неожиданно Мастер отбросил нож в сторону и схватил его за недавно пережившую пытки руку, сжав так сильно, что отголоски прошлой боли вернулись с новой, удушающей силой. Приблизив своё лицо к лицу Джека так близко, как мог, Мастер ехидно произнёс: — Все людишки такие, Джек. Были, есть и будут. Всё человечество, за которое вы с Доктором так сильно боретесь. — И тут же отошёл, как ни в чём не бывало, буднично вытирая руку от крови Джека платком, протянутым ему охранником, и поправляя чуть сбившийся набок галстук. — Уведите его, пусть поразмышляет об услышанном. Для Джека эти слова прозвучали чуть ли не манной небесной. Сейчас он был бы счастлив убраться от Мастера как можно дальше, лучше всего на другую сторону Вселенной, но даже отсрочка в пару дней или хотя бы часов и несколько стен между ними тоже было неплохо. У Джека даже нашлись силы самостоятельно подняться и выйти из кабинета, следуя за охранниками. И только когда понял, куда его ведут, всё в душе опустилось. Начало подташнивать. Перед глазами заплясали разноцветные пятна. Снова его пришлось толкать, чтобы оказался внутри. Снова он не удержался на ногах. Снова его окружил сплошной непрекращающийся кошмар одиночества и белых гладких сводящих с ума стен карцера.Глава 1. Пойман
7 июля 2020 г. в 22:43
Белые, абсолютно одинаковые стены — даже взгляду не за что зацепиться. Белый и ровный пол без единой щербинки. Такой же белоснежный потолок и непонятно откуда проникающий в комнату бледный приглушённый свет, совершенно не помогающий, наоборот, давящий своим присутствием. В темноте было бы легче. И тишина. Совершенная, сводящая с ума, бьющая по психике своей неизменностью. Настолько густая, что шум крови, бегущей по венам, и стук собственного сердца мучительно отдавались в голове, мешая думать. И жить. Даже жить…
Он не знал, как долго пробыл здесь. Он вообще потерял счёт времени. Уже давно. Кажется. Или всё произошло лишь пару часов назад?
Его бесцеремонно впихнули, отобрав ботинки и шинель. Грубо, он даже не удержался на ногах и упал, а поднявшись, заметил, что дверь была уже закрыта и никаких следов от неё не осталось. Даже если искать: поняв, что не знает, где вход, попытался нащупать хотя бы его очертания, но всё напрасно. От мысли, что замурован, по коже пробежали мурашки.
Неизвестность угнетала. Сколько он здесь? Пришла ассоциация с изолятором для буйных в психбольнице, вот только в этой комнате не было ничего мягкого. В ней вообще ничего не было. Совершенно. Что происходит там, за стенами? Последнее воспоминание перед тем, как очутиться взаперти — взят след его команды. Это было сказано не ему — Мастеру, который по своему обыкновению пришёл навестить пленника. Поиздеваться. Если, конечно, это не было спектаклем для одного зрителя. Очень внимательного зрителя, у которого от новости всё внутри смёрзлось в один большой обледенелый ком. Кажется, он даже не дышал, пока его мучитель выслушивал доклад. Жаль, тот был кратким, да и Мастер тут же велел увести его. Сюда. В белоснежный постоянный кошмар.
Тош, Оуэн, Гвен, Янто… Что с ними? Пойманы? Скрылись?.. Убиты? Он, как только мог, гнал от себя последнюю мысль. Слишком больно, слишком… страшно? Потерять всех. И всё. Лучше бы им занимались… пытали, избивали, убивали. Даже пробовали сломить его волю. Выдержал бы. Наверное. И был бы рад, если бы всё внимание Мастера, этого жуткого психопата, было бы направлено только на него. Хорошо бы, тот забыл о других. О тех, кто так дорог.
Белоснежность апартаментов пробирала до мурашек. Нервировала. Держала в постоянном неослабевающем напряжении. Чтобы хоть как-то отвлечься, он исследовал свои ладони, носки, брюки, даже подтяжки, но ведь и этим не будешь заниматься вечно. Он даже пробовал снимать одежду и хоть как-то ею разнообразить интерьер, но было прохладно, и приходилось снова одеваться. Но даже все эти фокусы теперь не помогали. Досконально изученный набор доступных предметов приелся, вызывая лишь раздражение и ничего больше.
Холод пробирал до костей. Нет, сначала он не ощущался. Температура воздуха была даже приятной, если двигаться, но вот стоило остановиться, присесть, замереть, как постепенно лёгкая прохлада въедалась в тело, заставляя непроизвольно дрожать. Стало понятно, почему отобрали шинель. И ботинки. Хотя даже так умереть от переохлаждения ему не светило.
Тишина сводила с ума. Времена, когда он пытался бодриться: петь, разговаривать с самим собой, вспоминать прошлое, стараясь не касаться тем, которые могли бы хоть чем-то помочь его врагам, звать охранников и Мастера, ругаться на всё и всех и даже орать алфавит, когда ничего другого уже не приходило в голову, хлопать в ладоши, — давно прошли. Теперь он мог только хрипеть — сорвал голос. К тому же горло так пересохло, что было трудно глотать.
Свет был постоянным, его не выключали даже ночью. Еду и питьё не приносили. Не было никакой возможности определить, сколько прошло времени. Час? День? Три дня? Неделя? Даже какое время суток, было неизвестно. Он забывался и снова приходил в себя. Вроде бы даже бредил временами. Возможно. Терялось ощущение реальности происходящего.
Сколько его ещё продержат здесь? Через сколько он умрёт в таких условиях? Если ещё не умирал…
Эмоции стирались, выгорая. Злость, гнев, раздражение, страх, паника и остальные чувства постепенно становились всё незаметнее, похожими лишь на бледную тень самих себя, даже когда он пытался искусственно их вызывать воспоминаниями и фантазиями о будущем. Как отомстит. Как спасёт. Как вернётся… но думать постепенно становилось всё труднее. Мысли начинали путаться и ускользать. Джек даже испугался, что вот-вот совсем разучится соображать, но даже это не помогло встряхнуться.
Постепенно он слабел. Сил не осталось ни для чего. Всё, что теперь Джек мог — это сидеть в углу, молча уставившись в одну точку, прижав ноги к груди и обхватив колени руками. Мыслей больше не было. Чувств не было. Не было ни-че-го.
Из состояния отрешённости Джека вывела вдруг неожиданно открывшаяся дверь (всё-таки была, а то в последнее время он уже начал сомневаться в этом!). И пусть она двигалась почти бесшумно, но всё равно произвела впечатление — первый посторонний звук за всё время заточения, но и это не заставило подняться с пола. Равнодушие сковало ледяным панцирем, да и сил оказалось слишком мало, чтобы хоть что-то предпринимать.
Впрочем, от него ничего и не ждали.
Два бугая молча подошли, бесцеремонно вздёрнули его на ноги и поволокли прочь из карцера, который в последнее время превратился для Джека в один сплошной непрекращающийся кошмар. Тому оставалось лишь переставлять ноги, чтоб не волочились, что после заточения и длительной неподвижности давалось нелегко, да как-то привыкнуть к окружающему его — снова — безумному миру.
Коридор, по которому его вели, просто ошеломил миллионом разнообразнейших звуков (особенно мучителен был гулкий звук шагов, монотонный и беспощадный) и кучей всевозможных деталей. А ещё цвета. Тысячи… нет, миллиарды оттенков. После пребывания в изоляции всё сразу воспринять оказалось затруднительно. Перед глазами поплыло, в ушах зазвенело, и даже самые тихие шорохи с непривычки были слишком оглушающими. Голова тут же начала не просто болеть — раскалываться, что не прибавило сил. К тому же к горлу подкатила тошнота. В глазах начало темнеть. Конечно, его состояние в большей мере могло быть вызвано голоданием, обезвоживанием и нервным истощением, но и шок от смены обстановки определённо сыграл не последнюю роль.
В таком вот полуобморочном состоянии его и доволокли до ставшего привычным кабинета, где однажды он уже встречался со своим главным врагом — жестоким психопатом, контролирующим весь мир. Джек мысленно застонал: он не готов к встрече! Он не сможет! Паника постепенно овладевала сознанием, шок ещё не прошёл, и потому яркий свет, разлившийся в полумраке коридора из-за открывшейся двери, стал последней каплей для измученного организма.
Джек постарался выпрямиться, чтобы не показывать свою слабость перед злом во плоти, но пошатнулся, и спасительная тьма наконец-то накрыла его.