Обнажённая натура

Тадфилд отложился в памяти Кроули как типичный сельский городишко, каких в радиусе шестидесяти миль от Лондона было великое множество — дешёвый мотель на въезде, исторический центр с типичной англиканской церквушкой и ратушей, а дальше — бесконечные вереницы частных домов с претенциозными названиями вроде «Бунгало» или «Жасминовый коттедж»*. Однако Азирафаэль воспринимал Тадфилд совершенно иначе. Это было место, в котором он вырос. Именно поэтому каждая кочка, дерево или вывеска имели для него особое значение. Они были пропитаны воспоминаниями детства. Отрывистые эмоциональные восклицания, а иногда даже короткие бесхитростные истории разбавляли приевшийся гул автобусного двигателя. Кроули с удовольствием слушал про Смитов, Янгов, Браунов и прочих людей, которых он никогда не знал. В его голове они представлялись карикатурными персонажами — типичными пародиями на сельских эсквайров из «Vanity Fair».* Странным делом, это абсолютно не раздражало. Скорее наоборот, раскрывало перед Кроули истинное лицо города, делая его не одним из тысячи, а особенным и уникальным. — В саду у мистера Тайлера всегда росли самые вкусные яблоки. Его участок расположен на южном склоне, поэтому плоды там вызревали несколько раньше, чем у прочих соседей. В Тадфилде не было ни одного мальчишки, который по осени не дерзнул бы перелезть через его высокую ограду. Старик всегда приходил от этого в неописуемую ярость и тут же бежал жаловаться нашим родителям. Он был уверен, что с такими задатками из нас вырастут как минимум террористы. Кроули прыснул в кулак, представив, как пухленький Азирафаэль в коротких штанишках и с недоеденным яблоком в зубах пытается перелезть через ограду под крики неугомонного злобного старика. — Запретный плод всегда сладок, — слегка поддразнил он. Азирафаэлю, отчаянно нервничавшему и оттого нехарактерно многословному, сейчас это было нужно. Простая дружеская поддержка, плечо, на которое можно положиться, чтобы не потерять долгие годы выстраиваемое равновесие, грозившееся пошатнуться в преддверии возможной неприятной встречи. Ведь помимо историй о детских проказах, Тадфилд хранил в себе и куда менее приятные воспоминания. Двери автобуса бесшумно открывались и закрывались, отмеряя многочисленные автобусные остановки. В какой-то момент Азирафаэль поднялся с сиденья, робким взглядом предлагая Кроули проследовать к выходу. Художник попытался изобразить на лице хотя бы подобие воодушевляющей улыбки, однако быстро отвлёкся, увидев в окне знакомый пейзаж. Это была та самая остановка, где не далее как несколько дней назад он высадил из «Бентли» сестру Мэри. Интересно, как сложилась её дальнейшая судьба? Решила ли она сдержать своё обещание или отправилась прямиком в полицию? Кроули стало как-то неуютно при мысли о том, что, возможно, его фоторобот висит на стойке розыска в местном подразделении. Он, конечно, мечтал прославиться своими портретами, но всё же немного в ином смысле. Азирафаэль, обычно столь чуткий, никак не прокомментировал нервную энергию, которой так и лучился Кроули. Спускаясь с автобусной подножки, Азирафаэль без тени удивления принял галантно протянутую ему руку. Однако с плотно сжатых губ не сорвалось привычное «Спасибо, дорогой». Казалось, Азирафаэль был настолько поглощён своими внутренними переживаниями, что вообще забыл о том, что находится сейчас не один. — Здесь, — наконец-то выдохнул он облачком пара в морозный воздух. — В последний раз я видел их здесь. Поначалу Кроули не понял, о чём идёт речь. Он бегло огляделся в наивном желании увидеть этих самых «их». Даже слегка приподнял стёкла солнцезащитных очков, что, впрочем, не сильно помогло. Самым примечательным на этой остановке можно было назвать разве что расписание, не менявшееся, если верить полустёртой дате, с 1982. — Я ехал тем же самым рейсом, что и мы сейчас. С собой у меня был лишь крошечный чемоданчик и купюра в один фунт. Кондуктор — помнишь тогда в автобусах ещё были кондукторы с форменными фуражками и бумажными билетами — забрал у меня деньги и пробил мне билет до остановки «Орден святой Бериллы». Тогда я понял, что обратный билет мне купить не на что. Это действительно была поездка в один конец… Кроули только сейчас осознавший, что Азирафаэль говорит о своих родителях, внимательно следил за выражением его лица, но оно по-прежнему оставалось нечитаемым. Лишь напряжённая линия челюсти выдавала то, как тяжело Ангелу было сдерживать эмоции, рассказывая об этом. — Я вскочил со своего места и побежал в самый конец автобуса, чтобы успеть увидеть их ещё раз. Но остановка была абсолютно пустой. Они даже не помахали на прощанье. Даже не дождались, пока автобус скроется из виду. Просто перепоручили меня заботам кондуктора и ушли. Это так… Холодная маска на лице Азирафаэля дрогнула, грозясь рассыпаться на миллиард уродливых осколков: гнев, обида, боль… Кроули знал, что в такие моменты слова бесполезны, поэтому просто протянул руку, ещё толком не зная, хочет ли похлопать Ангела по плечу или утянуть в крепкие объятия. Однако ладонь словно ударило разрядом тока. Воздух вокруг Азирафаэля заискрил, прямо как тогда в студии. Кроули инстинктивно отпрянул назад, памятуя о том, к чему привела вспышка гнева Ангела в прошлый раз. Пара неловких шагов, и спина Кроули с глухим стуком врезалась в стеклянную перегородку автобусной остановки. Этот звук словно вырвал Азирафаэля из транса. Голубые глаза в изумлении уставились на Кроули. Тот сглотнул, только сейчас осознав, как глупо должно быть выглядит со стороны — словно дикий зверёк, забившийся от страха в угол. — Дорогой, ты… Ты что, боишься меня? — Нет, — выпалил Кроули быстрее, чем Азирафаэль успел закончить свой вопрос. — Прости меня, Кроули, — Азирафаэль нахмурился и потёр переносицу, то ли желая отогнать внезапно навалившуюся усталость, то ли незаметно смахнуть выступившие в уголках глаз слёзы. — Я не должен был вываливать на тебя всё это. Просто… Такие воспоминания подобны зыбучим пескам. Надёжнее обходить их стороной. Ведь стоит только ступить на них, как тебя начинает засасывать, и уже ничего нельзя с этим поделать. — Всё в порядке, Ангел. Я понимаю, о чём ты, — ответил Кроули. И это не было лукавством. Всю свою жизнь художник только тем и занимался, что сбегал от неприятных воспоминаний. Топил их в дешевом алкоголе, заглушал громкой музыкой клубов, забывался в чужих объятиях и, конечно же, с головой уходил в работу. С помощью кистей и красок он создавал идеальный мир, в котором так легко было спрятаться от внешних проблем: отчисления из университета, убогости крохотной студии, вечно недовольных заказчиков. Да что там, Кроули был настоящим профессионалом в том, чтобы смотреть на проблемы сквозь пальцы. Только вот от этого, они к сожалению, не решались, а напротив, нарастали как снежный ком, грозясь в какой-то момент догнать художника и задавить всей своей массой. «Я это заслужил», — сказал бы себе Кроули в тот самый роковой момент. Просто потому, что себя ему не было жаль. А вот с Азирафаэлем дела обстояли совершенно иначе. Он не был, да и не мог быть виноват во всём том дерьме, что приключилось с ним. Кто угодно — чокнутые родители, монастырская система воспитания или даже этот «божественный план», но только не сам Ангел. Именно поэтому Кроули сказал ту единственную вещь, которую считал правильной в этой ситуации: — Ты должен поговорить с ними. — Что? — недоверчиво переспросил Азирафаэль, словно не мог поверить услышанному. — Ты должен поговорить с ними, чтобы закрыть эту страницу. Неважно, простишь ли ты их, или накричишь, громко хлопнув дверью. Просто это нужно сделать. Выпустить яд из системы, понимаешь? — Я… я не готов к этому, — едва слышно произнёс Азирафаэль, отводя глаза в сторону. — К тому же, на данный момент есть и более важные дела. Кроули промолчал, решив не давить. Он был уверен, что сказанное им и без того надолго засядет в мыслях у Азирафаэля. Хотя бы потому, что тот и сам наверняка чувствовал — это было единственным верным решением. Просто пока не решался признаться в этом самому себе. Азирафаэль поднял воротник светлого пальто, закрывая лицо от ветра и, не дожидаясь Кроули, побрёл от автобусной остановки в сторону одной из узеньких улочек, окаймлённых ровными рядами подстриженных кустов. Жасминовый коттедж смотрелся как гнилой зуб на фоне чистеньких благообразных домишек Тадфилда. Возможно, тому виной был запущенный сад с высокой, явно несколько месяцев не кошенной травой, а возможно — местами осыпающаяся побелка. «Идеальная резиденция для потомственной ведьмы, — подумал Кроули. — В равной мере отталкивающая и вызывающая любопытство». По всей видимости, кнопка звонка не работала уже много лет. Кроули несколько раз с усилием нажал на неё, однако ожидаемого звука так и не последовало. Тогда художник просто сдался и принялся бесцеремонно стучать в дверь. Возмущённое бормотание Ангела полностью оправдало этот маленький спектакль. «Пусть хоть немного отвлечётся», — решил Кроули, мысленно улыбнувшись. Дверь резко распахнулась. Это было так неожиданно, что Кроули не успел вовремя отдёрнуть руку, да так и остался стоять с занесённым в воздухе кулаком. Анафема Гаджет, а это была именно она, брезгливо отодвинула чужую ладонь от своего лица и вперилась в Кроули недовольным взглядом. — Ты тот парень из библиотеки, — наконец произнесла она — не вопрос, утверждение. — Откуда у тебя мой адрес, и что тебе нужно? Кроули слегка растерялся от такого напора. Он уже успел позабыть какая же она… американка. «Парень», подумать только! Так его не называли, наверное, со времён старшей школы. — Да так, зашёл передать привет, — Кроули намеренно проигнорировал первую часть вопроса. — От «парня» в очках из технической поддержки. — И для этого проехал полсотни миль? — Анафема явно уже намеревалась захлопнуть дверь, но в этот момент в разговор вмешался Азирафаэль. — Прошу простить манеры моего друга, мисс. Он бывает немного эксцентричен. Верно, мы приехали к вам из Лондона, чтобы обсудить одну деликатную тему. Речь идёт о вашей пропаже… Анафема, всё это время неукоснительно тянувшая дверную ручку на себя, вдруг замерла. Её глаза с интересом просканировали Азирафаэля с головы до пят. Тот постарался изобразить на лице самую располагающую улыбку. — Мы можем войти? — Да, пожалуй, — всё ещё в нерешительности произнесла она, но тем не менее отошла от двери, пропуская нежданных гостей внутрь. Азирафаэль вошёл первым, а Кроули на секунду задержался на пороге. Ему почудилось, что он уловил краем глаза какое-то движение в доме напротив. Словно кто-то приподнял краешек кружевной шторы, а затем также быстро задёрнул её обратно. Впрочем, возможно, это был всего лишь порыв ветра. Помотав головой, чтобы отбросить наваждение, Кроули поспешил догнать остальных.

***

Кроули было невыносимо скучно. Азирафаэль в считанные минуты нашёл общий язык с хозяйкой дома. Они перебрасывались загадочными словами вроде «число Зверя» или «эра Водолея», так что художник довольно быстро потерял нить беседы и уже даже не пытался вслушиваться. Лучше просто помолчать, сидя в сторонке, чем ляпнуть какую-нибудь глупость невпопад и выставить себя перед Ангелом полным идиотом. Однако стрелки на часах в гостиной отсчитали уже три четверти часа, а разговор между двумя любителями мистики всё никак не утихал. Художник уже успел выпить две чашки чая, мстительно понадкусывать все миндальные печенья из блюдца на столе, покрутить в руках увесистый нивелир и даже прочитать в бредовом оккультном еженедельнике статью про какие-то «лейлинии». Это место было просто ужасным, оно душило его. — Ангел, — попробовал позвать своего спутника Кроули, но тот даже не повернул в его сторону головы. — Мне приснился сон, в котором я откусываю яблоко, но не могу прожевать этот кусок. И когда я выплёвываю его, оказывается, что яблоко состоит из чистого золота. На следующий день я увидел логотип той компании и понял, что просто обязан купить её акции. — Невероятно, это же пророчество 2214! Яблоко, которое нельзя съесть, — восхищённо выдохнула Анафема. — Это многое объясняет. Кроули кривовато улыбнулся. Он должен был радоваться за Азирафаэля, который наконец-то встретил человека, не ставящего его дар под сомнение. Однако, прислушиваясь к собственным эмоциям, Кроули не мог найти и намёка на радость, скорее — глухую досаду. И ещё что-то, холодное и неприятное, чему он пока не мог дать имени. — Я, пожалуй, пойду прогуляюсь, — объявил художник, вставая со стула. Его слова вновь остались без внимания, что лишь усилило безымянное чувство, поселившееся слева в груди. Кроули вышел из коттеджа никем не замеченным. Без Азирафаэля и его историй из детства Тадфилд вновь стал казаться скучным и непривлекательным. Бредя в неопределённом направлении, Кроули привычно потянулся в карман за пачкой сигарет, но её там, конечно же, не было. Не было, потому что он выбросил её в попытке впечатлить Азирафаэля, который быстро забыл о самом его существовании, стоило ему встретить американскую девчонку. «Как прозаично», — подумал Кроули. Его буквально передёргивало при одной мысли о том, что его Ангел наверняка до сих пор сидит в заваленной всяким оккультным хламом гостиной Жасминового коттеджа и, доверительно наклонившись к Анафеме, рассказывает ей то, что уж наверняка не решился бы рассказать самому художнику при первой встрече. «Но ты и сам до сих пор не рассказал ему всей правды», — укоризненно шепнул внутренний голос. Кроули свернул на очередную невзрачную улицу, которая, судя по наличию пары магазинов и кафе, наверняка была центральной. Ему было в принципе всё равно, где и как убивать время, лишь бы не смотреть на то, как Азирафаэль милуется с этой Гаджет. Конечно, он предпочёл бы бар, душный и накуренный, где посетителей так много, что никто и не подумает лезть к тебе с вопросами. Но за неимением лучшего сгодится и сельское кафе. Именно туда Кроули и решил направиться. Глядя себе под ноги, он толкнул плечом тяжёлую стеклянную дверь. Но стоило ему только переступить порог кофейни, как в его предплечье впились тонкие женские пальчики и резко потянули куда-то в сторону. Не успел он и глазом моргнуть, а его уже с силой усадили на стул в самом дальнем углу зала. «Ну и сервис», — мысленно ужаснулся Кроули, чей вестибулярный аппарат явно не оценил проделанных кульбитов. — Не оборачивайся, — пискнул знакомый женский голос. — Он тут. Кроули поправил слетевшую с уха дужку солнечных очков и с удивлением уставился вверх. Перед ним стояла… сестра Мэри? Без черного бесформенного балахона и монашеского головного убора её было почти невозможно узнать. Она будто разом сбросила десяток лет. Её даже можно было назвать хорошенькой. Особенно с этой милой причёской и белым передником. — Мэри, две порции мороженого за десятый столик, — крикнул мужской голос из кухни. — Уже иду, — нараспев произнесла она, а затем, вновь понизив голос до испуганного писка, обратилась к Кроули. — Спасибо создателю за то, что привёл тебя сюда. Я не знаю, что мне делать. Он здесь. Что, если он узнает меня? — Да кто «он»? — не без тени раздражения буркнул Кроули, завертев головой по сторонам. — Боже, только не оборачивайся! — словно боясь, что её просьбу проигнорируют, Мэри обхватила лицо Кроули ладонями, не давая отвести взгляд от своих перепуганных глаз. Кроули сглотнул, прекрасно осознавая, что со стороны это смотрится так, как будто женщина собирается поцеловать его. «Идиотка, ты же так, наоборот, только привлекаешь к нам внимание», — едва не взвыл вслух Кроули, но вместо этого лишь мягко отвёл чужие руки от своего лица и максимально спокойным голосом повторил: — Кто «он», и почему мне нельзя оборачиваться? — Мэри! Последнее предупреждение: заканчивай болтать с посетителями и неси заказ на десятый столик, — вновь послышался недовольный мужской голос. Глаза Мэри нервно забегали, она закусила губу. — Сиди здесь, я сейчас вернусь, — шепнула она. — Можно мне хотя бы ко… — начал было Кроули, но официантка уже повернулась к нему спиной и поспешила на кухню. — Кофе… Что ж, по всей видимости сегодня весь мир сговорился в явном намерении игнорировать его. Так ему и придётся прозябать в этой богом забытой глуши. Без улыбки Ангела, без сигарет и даже без чашечки крепкого кофе. Кроули расслабленно откинулся на спинку стула и начал уныло обводить взглядом обеденный зал, пока вдруг не наткнулся на кое-что, что заставило его мигом отвернуться и сесть с идеально прямой спиной на краешек стула. Во рту пересохло, а мысли превратились в сплошной поток бессвязных ругательств. Кроули машинально схватил лежавшее на столе меню, дрожащими руками открывая его на первой попавшейся странице. Мелкие буквы прыгали перед глазами. Возможно, они даже были написаны вверх ногами. Кроули было наплевать, лишь бы хоть как-то спрятать своё лицо. Ведь за столиком номер десять — да-да, за тем самым, куда Мэри такими же дрожащими руками несла сейчас две порции мороженого — сидел Хастур, целый и невредимый. Да не один, а вместе с Лигуром. Это был конец. Как… Как из всех многочисленных кофеен на свете можно было зайти именно в ту, где обедали сразу два человека, мечтавшие убить его?! Кроули попытался на глаз определить расстояние, отделявшее его от двери. Здесь было не меньше пяти или шести футов. Конечно, можно было рискнуть и попытаться спокойно подняться и никем не замеченным проследовать к выходу. Однако живший в Кроули джентльмен яро запротестовал против того, чтобы бросать недалекую Мэри в компании двух контрабандистов. Хастур мог с лёгкостью захотеть завершить начатое в монастыре. И не факт, что Лигур, бывший в этой паре более здравомыслящим, попытался бы остановить его. Кроули сглотнул тугой комок, застрявший в горле, и решился осторожно выглянуть из-за своей импровизированной ширмы. Лигур сидел к нему спиной, и это было хорошо. А вот Хастур, бледный и осунувшийся, расположился лицом к окну. Чисто теоретически он мог периферийным зрением выхватить в толпе посетителей знакомую огненно-рыжую макушку. Кроули мысленно чертыхнулся, проклиная свои шотландские корни. В этот самый момент на стол перед ним приземлился молочный коктейль с густой шапкой взбитых сливок, увенчанной засахаренной вишенкой. Кроули возмущённо глянул на официантку поверх меню. «Я заказывал кофе», — проартикулировал он одними губами и для пущей убедительности состроил недовольное лицо. «Что?» — так же беззвучно спросила Мэри. «К-О-Ф-Е», — как можно чётче артикулируя каждую букву, попытался донести свою мысль Кроули, на что Мэри лишь удивлённо вскинула брови. Кроули сдался. Закатив глаза, он отложил меню в сторону и взял в руки стакан с возмутительным напитком. «Кофе», — как можно тише прошипел он сквозь плотно стиснутые зубы. — Да скажи ты уже нормально, я не понимаю язык жестов! — не выдержала, наконец, Мэри, возвращаясь к своей привычной громкости. Несколько посетителей в зале обернулись на эту внезапную выходку. Кроули с ужасом осознал, что Хастур был одним из них. Рука, державшая стакан, предательски задрожала, заставив струйки густой белой жидкости потечь через каёмку по пальцам, а затем и за край манжета чёрной рубашки. Теперь Кроули было не просто страшно, а ещё сладко и липко. Когда засахаренная вишенка скатилась с пенной подушки и влажно шмякнулась на стол, художник понял, что не может сделать вдох. Он был как никогда близок к панической атаке — первой и, наверное, последней в его жизни. Впрочем, Хастур остался равнодушен к его внутренним терзаниям. Уставшие белёсые глаза едва скользнули по лицу художника, словно не узнавая, после чего контрабандист вновь отвернулся, уставившись в окно. «Это какая-то уловка, — думал Кроули, пока Мэри судорожно вытирала салфеткой устроенный им бардак. — Сейчас он наклонится к Лигуру и шепнёт ему что-нибудь на ухо, они спокойно поднимутся, возьмут меня под локти и выведут из кафе в ближайшую подворотню. А там…» Однако ничего подобного не произошло. Хастур продолжал спокойно сидеть, в то время как позабытый шарик клубничного мороженного таял в стеклянной пиале. Рука контрабандиста, лежавшая рядом, казалась бледной даже на фоне белоснежной скатерти. Приглядевшись, Кроули заметил краешек больничного катетера, торчащий из-под закатанного рукава рубашки. — Ты ничего не ешь, — художник расслышал низкий голос Лигура даже сквозь звяканье вилок и однородный гул болтовни прочих посетителей. — Нет аппетита, — губам Хастура легко было прочитать ответ. К удивлению Кроули, Лигур мягко, почти нежно накрыл руку Хастура своей, а тот даже не попытался оттолкнуть его, заводя свою вечную проповедь о стопроцентной гетеросексуальности. Лигур же не остановился на лёгком касании. Напротив, он обхватил чужую ладонь своими двумя и принялся растирать её, словно пытаясь передать безжизненной бледной коже хоть чуточку тепла. — Пойдём, я отвезу тебя обратно в больницу, — пробасил он, на что Хастур лишь безразлично кивнул. Кроули стыдился многих поступков в своей жизни. Каких-то больше, каких-то меньше. Однако в данный момент он не слишком осуждал себя. Стоило ножкам стула скрипнуть под весом массивного тела Лигура, как Кроули гибким ужом сполз вниз и устроился под столом, ровнёхонько за пышными складками форменной юбки бывшей монахини. Не самое смелое решение, зато какое своевременное! Он прекрасно видел, как две пары ног пересекли обеденный зал, чтобы остановиться как раз напротив его носа. — Вот, сдачи не надо, — послышалось откуда-то сверху. — С-спасибо, — пролепетала Мэри, прежде чем в поле зрения художника опустилась рука, нервно сжимающая десятифунтовую купюру. Несколько ударов сердца спустя послышался звон колокольчика, оповещающий о том, что неприятные посетители покинули заведение. Кроули облегчённо выдохнул и попытался вновь принять вертикальное положение. Однако где-то на полпути он прибольно ударился головой о край столешницы, опрокидывая стоящий на ней стакан и разливая остатки молочного коктейля по всему полу. — Мэри, растяпа ты эдакая! — послышался недовольный мужской голос. Кроули чинно сел на краешек стула, словно там и находился всё это время. Напротив растерянной Мэри, всё ещё мнущей в руках некогда новую купюру, вырос владелец заведения. Он был похож на карикатуру неудачливого бизнесмена восьмидесятых в своём засаленном клетчатом пиджаке и с лысиной, готовой посостязаться в размерах с графством Норт-Йоркшир.* — Сколько ты уже стоишь у этого столика? Пять… Десять минут? — Я-я… — оказывается, даже Мэри могла потерять дар речи от подобного напора. — Сколько раз я говорил тебе не доставать посетителей своей болтовнёй? Лучше бы ты работала не языком, а руками, и вытерла этот бардак! На глазах у несчастной официантки выступили слёзы. Кроули посчитал своим долгом вмешаться: — Прошу вас, сэр, она не… — Мои глубочайшие извинения, — елейно пропел владелец кафе, мигом меняясь в лице. — Вам сейчас же принесут новый коктейль. За счёт заведения. Впрочем, метаморфоза была короткой, как вспышка на солнце. Стоило мужчине вновь повернуться к Мэри, как в его голос вернулась прежняя раздражительность. — Ты уволена, — прочеканил он по слогам, буквально выдирая купюру из сжатой до побелевших костяшек руки.

***

Кроули выходил из кафе, в одной руке держа картонный стаканчик с молочным коктейлем, а другой — приобнимая за плечо плачущую Мэри. — Где я теперь найду работу? — причитала она, уже даже не пытаясь скрыть горячие слёзы обиды. — Я же абсолютно ничего не умею! Я всю свою жизнь провела в монастыре. Кроули поднял голову и задержался взглядом на по-декабрьски бесцветном небе, наполненном тяжёлыми дождевыми тучами. Он бы хотел сказать Мэри, что всё будет хорошо и она ещё обязательно найдёт себе занятие получше, чем разносить заказы по столикам и слушать вопли надменного старикашки, но не хотел кривить душой. В её возрасте и без опыта предыдущей работы найти что-то нормальное было крайне сложно. Послышался звук чиркающей спички. Кроули скосил глаза вниз, с удивлением замечая, что Мэри прикуривает сигарету. «Два дня без матери настоятельницы — и вот до чего ты докатилась», — мысленно пожурил её Кроули, но вслух ничего не сказал, не желая портить своими нравоучениями и без того паршивый для бывшей монахини день. Картонный стаканчик отправился в ближайшую урну вместе со своим содержимым. — У тебя не найдётся ещё одной? — Эта последняя, но я могу поделиться, — простодушно предложила Мэри. Кроули с благодарностью принял тлеющую сигарету из её рук. После долгого перерыва вкус табака осел на языке тяжёлым свинцом, не принося привычного удовлетворения. Кроули присел прямо на ступенях злополучного кафе, а Мэри, недолго думая, последовала его примеру. Так они и сидели, раскуривая одну сигарету на двоих — бывшая монашка и несостоявшийся художник. Два человека, потратившие свою жизнь на служение идеям, эфемерным, как тот дым, который они выдыхали. — Ты ходила в полицию? — спросил наконец Кроули. Мэри отрицательно покачала головой, обнимая губами фильтр почти догоревшей сигареты. — Они звонили мне, но я соврала, что ездила в этот день к своим родственникам в Оксфорд. Я боялась, что они начнут задавать каверзные вопросы, чтобы разоблачить меня. Ну, знаешь, как в детективах? — окурок полетел в урну, составив компанию испорченному коктейлю. — Поэтому на всякий случай поподробнее рассказала всё про тётушку Клотильду, её неудачный брак и аллергию её старшего сына на арахис. Для правдоподобности. Правда, мне не дали договорить, сообщив о смерти матери-настоятельницы. Поинтересовались, были ли у неё недоброжелатели, на что я сказала: «Какие недоброжелатели! Она была святой, хоть и заставляла меня читать розарий каждый раз, когда находила в моей комнате запрещённые романы». После этого они почему-то повесили трубку… Кроули несколько раз моргнул, пытаясь переварить свалившуюся на него лавину информации и отделить зёрна от плевел. Значит, полиции было ничего не известно о том, что в момент поджога он и Мэри находились в здании. Это было уже неплохо. — Они ничего не сказали про Хаст… про того мужчину, которого мы сбили при побеге? Полиция не нашла его? — умудрился вклинить свой вопрос в непрекращающийся поток речи Кроули. — Н-нет, не сказали. И по новостям передавали, что среди пострадавших была лишь мать-настоятельница, упокой Господь её душу. Хотя, — Мэри перешла на заговорщический шёпот, наклоняясь к самому уху Кроули. — Официантки сегодня днём обсуждали кое-что интересное. Якобы из Лондона приезжал человек и долго разговаривал с начальником полиции один на один, после чего дело закрыли за неимением улик. Кроули облегчённо выдохнул, мысленно вознося хвалу маленьким городам, где каждый знал всё и обо всех. Впрочем, радость была мимолётной. Художник постарался абстрагироваться от навязчивого бормотания бывшей монахини и начал сопоставлять факты. «Человек из Лондона». Вполне возможно, что речь шла всё о том же Лигуре. Этим утром наркоторговец уже сумел выследить Кроули в «Хэрродс», без сомнения, используя сведения из маячка. Конечно, Ангел сумел отвлечь его, выиграв достаточно времени для побега в Тадфилд. Однако эта игра была проиграна заранее — куда бы ни направился Кроули, контрабандисты всегда будут на шаг впереди, пока у него на ноге болтается эта дурацкая штуковина. «Дорога до Тадфилда на автобусе занимает около двух часов, — прикинул в уме художник. — Если Лигур отправился в погоню на машине, чисто теоретически он мог прибыть в город на час раньше нас с Ангелом и попытаться что-то разнюхать на месте пожара…» Впрочем, каким образом наркоторговец напал на след чудом спасшегося от полиции Хастура, и почему тот не узнал Кроули, по-прежнему оставалось загадкой. Как это всегда бывает в зимнее время, сумерки наступили внезапно. Бледное солнце стремительно скатилось за горизонт, наполняя мир размытостью полутонов. Мэри зябко повела плечами и поднялась с холодных каменных ступеней. — Тебе есть где ночевать? — спросила она, смущённо отводя глаза в сторону. — Д-да, — неуверенно ответил Кроули, так как ещё толком не решил, стоит ли ему возвращаться в Жасминовый коттедж, учитывая возможное преследование со стороны контрабандистов. — Тогда… до встречи? — с надеждой спросила Мэри, протягивая на прощанье руку. Тяжело вздохнув, Кроули поднялся и, вместо того чтобы ответить на рукопожатие, заключил бывшую монахиню в крепкие объятия. Несмотря на то что женщина была старше его минимум на десяток лет, своей наивностью и неумением вовремя закрыть рот она, скорее, напоминала непутёвую девчонку. Кроули чувствовал определённую ответственность за её дальнейшее благополучие. — Надеюсь, ты найдёшь себе новую работу как можно скорее, — искренне пожелал он. Мэри, по всей видимости, истолковала его жест по-своему, так как в следующий же момент привстала на цыпочки и потянулась губами к губам художника. Кроули инстинктивно дёрнулся, так что нежданный поцелуй угодил ему куда-то в район скулы. Впрочем, бывшую монахиню такая реакция нисколько не смутила. Художник готов был поклясться, что она подмигнула ему, прежде чем развернуться и в припрыжку пуститься вниз по улице. «Этот орден святой Бериллы точно был… католическим? — с опаской подумал Кроули, вытирая ладонью влажную скулу. — Коварные настоятельницы, садистские священники и курящие монашки, целующие незнакомцев… Может, все они на самом деле были сатанистами?» Он бы абсолютно не удивился.

***

Кроули сидел на лавочке в заброшенном яблоневом саду и тоскливо смотрел с пригорка вниз, туда, где горящие тёплым светом окна Жасминового коттеджа рассеивали ночной мрак. Земля вокруг ног художника была усыпана давно попадавшими с веток яблоками — наполовину сгнившими, наполовину промороженными. Они наполняли влажный вечерний воздух сладковатым ароматом. Кроули нечаянно наступил на одно из них, ощущая, как под подошвой расползается склизкая мякоть. Чертыхнувшись, он вытер ботинок о жухлую траву и поплотнее закутался в не по сезону тонкое пальто. Поднятый воротник не сильно спасал от промозглого ветра, но Кроули не обращал на это никакого внимания, ведь мыслями он находился в тепле освещённого дома. «Что сейчас делает Ангел?» «Всё также строит планы по спасению давно утерянного сборника пророчеств или же, утомившись за этот бесконечно длинный день, сладко посапывает на небольшом диванчике в захламлённой странными магическими приспособлениями гостиной?» «Заметил ли он вообще моё отсутствие?» Последний вопрос волновал Кроули больше всего, но он не решался пойти и вновь постучать в дверь с неработающим звонком. И не потому что боялся неприятной правды, а потому что осознавал, что в данной ситуации риск будет неоправданно велик. Лучше наблюдать издалека. Оберегать. Ведь если Хастур выжил и рассказал о предательстве художника контрабандистам, это означало лишь одно — полную и бесповоротную аннуляцию сделки с Вельзевул. Больше не будет ни безлимитных трат по кредитной карте, ни поездок на «Бентли», ни отсрочек в отношении Азирафаэля… Спасши сестру Мэри в тот роковой вечер, Кроули помешал осуществлению плана Хастура. Это было нарушением прямого приказа начальства. Одного этого уже было достаточно для «прогулки» на первый этаж автомастерской. Не говоря уже о том, что он это самое начальство сбил на машине, оставив в бессознательном состоянии лежать около полыхающего монастыря и дожидаться приезда полиции. Нет, даже отрезанная рука не искупит такой проступок. И если до Крули не доберётся сама Вельзевул, то это уж точно сделает Лигур, опекающий Хастура с безумным рвением. В памяти снова всплыла сцена, увиденная сегодня в кафе: Лигур нежно согревающий своими большими тёплыми ладонями руку Хастура. Такую бледную и беспомощную, что сложно было даже поверить, что эта та же самая рука, что едва не задушила Кроули буквально несколько дней назад… Судя по всему, Хастуру неплохо досталось от столкновения с капотом. Возможно, оно даже выбило из него последние мозги, раз он не разглядел виновника своего нынешнего состояния прямо у себя под носом. Впрочем, Кроули не исключал и возможность того, что ему просто повезло и у контрабандиста были серьёзные проблемы со зрением. В любом случае, дорога в Жасминовый коттедж была в свете последних событий художнику заказана. И хотя интерьер домика совсем не походил на райские кущи, теперь-то Кроули прекрасно понимал, как чувствовали себя Адам и Ева в изгнании. «А яблоки-то оказались гнилыми», — не без иронии подумал Кроули, со злостью пнув первый попавшийся плод ногой. Тот описал в воздухе красивую дугу и ухнул в темноту. Темнота откликнулась возмущённым «ой». От неожиданности Кроули подскочил на месте. В лицо ему ударил яркий свет, дезориентируя и ослепляя. Художник резко зажмурился, однако продолжал видеть пульсирующую картинку, которую словно бы выжгли на обратной стороне век — Ангел, вооружённый огненным мечом. Выждав пару секунд, пока наваждение спадёт, Кроули осторожно приоткрыл глаза и сквозь ресницы взглянул на стоящего перед собой человека. Это был всего лишь Азирафаэль, державший в одной руке карманный фонарик, а второй зажимавший разбитый нос. — Ангел, — встрепенулся Кроули, хлопая себя по карманам в поисках носового платка. — Прости, я… — Ничего, я это заслужил, — фыркнул Азирафаэль, запрокидывая голову назад в тщетной попытке остановить кровотечение. — Сегодня я вёл себя просто отвратительно, дорогой. Если кому и надо извиняться, то мне. — Не говори глупостей, — отмахнулся Кроули, выудив наконец из кармана пальто салфетку, которую совершенно точно туда не клал. — Я искал тебя по всему городу, — сказал Азирафаэль, с благодарностью принимая салфетку из его рук. — Но уж точно не ожидал найти в саду у мистера Тайлера. — Того самого? — вскинул брови Кроули. — Да, — улыбнулся Азирафаэль в неровном свете карманного фонаря. — Отсюда видно мой детский дом. Во-о-о-он там, напротив Жасминового коттеджа. «Тот самый, где сегодня днём кто-то смотрел на нас из окна», — понял Кроули. Значит, предчувствие не обмануло его. — Ты…? — незаконченный вопрос повис в воздухе. Азирафаэль покачал головой. — Нет, — а затем, подумав, добавил. — Честно говоря, сначала я был слишком зол, что ты вообще предложил это. Поэтому повёл себя так некрасиво в гостях у мисс Гаджет, за что и прошу сейчас прощения. Кроули усмехнулся. А Ангел, оказывается, умел показать свой характер. — И всё же я никак не мог выкинуть твои слова из головы. Про «яд в системе» и «закрытую страницу». Я хотел пойти туда, искренне хотел. Даже придумал с десяток вариантов того, что могу сказать, пока не понял одну простую вещь. — И какую же? — голос Кроули охрип от долгого пребывания на холодном ветру. — Меня куда больше беспокоило то, что ты до сих пор не вернулся. — А? — глупо переспросил Кроули. — В этом доме живут абсолютно чужие для меня люди, — пояснил Азирафаэль таким тоном, словно разговаривал не со сверстником, а с несмышлёным ребёнком. — По тем или иным причинам они вычеркнули меня из своей жизни двадцать пять лет назад. Какая разница, что я им сейчас скажу? Какая разница, что они мне ответят? Это не вернёт упущенного времени. Тадфилд остался в прошлом. Я очень хорошо почувствовал это сегодня. Мой приезд сюда и есть перевёрнутая страница. Я понял, что люблю Лондон, люблю свой книжный магазин и… — на этом моменте Азирафаэль покраснел. — И мне куда важнее было разыскать тебя, чтобы извиниться, чем тратить время на разговоры, утратившие актуальность четверть века назад. Кроули смотрел на Азирафаэля, словно загипнотизированный, не в силах отвести взгляд от раскрасневшихся щёк и сверкающих в свете фонаря глаз. Картину не портили ни оставшиеся на лице разводы грязи, ни запёкшаяся над верхней губой кровь. Азирафаэль смутился ещё сильнее и опустил ресницы, делая вид, что старательно изучает салфетку у себя в руке. — Здесь написано: «Позвони мне. Мэри», и указан номер телефона. Только вот боюсь, что его уже не разобрать, — виновато улыбнулся Ангел. — У Мэри всё равно не было шансов, ведь я уже занят, — ухмыльнулся художник, притягивая Азирафаэля к себе и нежно касаясь губами его губ. — Кроули, я же весь испачкан, — запротестовал Азирафаэль, пытаясь отстраниться. — Разве тебе не противно? — Нет, — пожал плечами художник. Он осторожно запустил плохо слушающиеся от холода пальцы в светлые кудри и вновь притянул Азирафаэля к себе. Он не соврал, ему нравился этот полный нежности поцелуй с лёгкими нотками железа и переспевших яблок. Если бы последний день лета можно было бы распробовать на вкус, то он был бы именно таким. Забытый карманный фонарик упал на землю и затерялся где-то среди жухлой травы. Азирафаэль обхватил лицо Кроули ладонями, с жаром отвечая на ласку. «Как же мне этого не хватало», — подумал художник, ощущая, что буквально оживает благодаря обволакивающему теплу, исходящему от тела Ангела. И всё же, Кроули ни на секунду не покидало чувство, что он делает нечто противозаконное. Ворует у судьбы мгновения счастья, ему не положенные. «Тебя не должно быть рядом с ним, — напомнил внутренний голос. — Это слишком опасно». Окна Жасминового коттеджа погасли, окончательно погружая старый сад в темноту. Кроули разорвал поцелуй и слегка отстранился — ровно настолько, чтобы заглянуть в глаза Азирафаэля. В них плясали крохотные точки, проявившихся на небе звёзд. Кажется, Азирафаэль нашёл их отражение и во взгляде Кроули, так как тут же запрокинул голову и захихикал с мальчишеским восторгом. — Только посмотри, дорогой! Не помню, когда в последний раз видел нечто подобное. Кроули куда интереснее было наблюдать за выражением лица Ангела в этот момент, но он послушно посмотрел вверх. Дождевые тучи, закрывавшие небо весь день, почти рассеялись. Холодный ночной воздух был удивительно чистым и прозрачным, отчего создавалось впечатление, что ночные светила сияют ярче обычного. Можно было даже различить Млечный Путь невооружённым глазом. — В большом городе такого не увидишь, — согласился Кроули и слегка приобнял Ангела, не желая расставаться с его теплом так скоро. — Видишь вон там три звезды, которые стоят в ряд? — Да, — Азирафаэль близоруко сощурил глаза, вглядываясь в точку, на которую указал художник. — Это пояс Ориона. Яркие звезды: Бетельгейзе и Ригель — его руки. В одной он держит дубинку, а в другой — щит. Бедняге совсем не повезло с окружением. Почти все остальные созвездия вокруг мечтают оторвать ему голову. Особенно вон та клешня — Телец. Но Орион неплохо держится вот уже… — Кроули мысленно прикинул в уме.— Восемь миллионов лет? Азирафаэль фыркнул. Он был так зачарован магией ночного неба, что не заметил, как уголки губ Кроули поползли вниз, образуя на лице усталую складку. Художник не мог не сравнивать ситуацию античного охотника со своей собственной. Тадфилд усыплял бдительность своим обманчивым умиротворением, но Кроули прекрасно осознавал, что застрял здесь, сияя маячком, как путеводной звездой. Следующий шаг был за контрабандистами, и в отличие от Ориона, у Кроули не было ни щита, ни дубинки. — Хорошо бы уехать отсюда подальше. В другую страну, а может и вовсе на другой континент. Жить в маленьком домике в глуши, каждый вечер пить вино и любоваться на звёзды. Я бы рисовал картины, а ты — читал книги и готовил. Что скажешь, Ангел? Услышав это невинное, казалось бы, предложение, Азирафаэль ощутимо напрягся в объятиях Кроули. Секунды, наполненные тяжёлым неприятным молчанием, следовали одна за другой. Сердце Кроули похолодело. Он корил себя и свой непомерно длинный язык. — Н-не воспринимай меня всерьёз, Ангел. Это была просто шутка, — пошёл на попятную художник. — Дело не в этом. Просто я вдруг понял... — медленно начал Азирафаэль, будто пытаясь как можно точнее подобрать слова. — Я понял, что ты не собирался возвращаться сегодня. И от разочарования, сквозившего в его голосе, Кроули стало куда более паршиво, чем от собственнолично принятого решения.