Сотни детских глазенок, но недетских судеб, Сколько в мире их? Миллионы... Смотрят вслед, понимая что чуда не будет... И висят на калитке детдома... Будто брошенных роз не расцветший сад, Без любви и с незримым сломом… Что тут видят дети - "рай" или "ад"? Ведь любовь не заменишь словом...
Темнота — лишь последствие угасания солнца, поэтому мрак, холод и озноб, приходящие вместе с чернильным полотном, лишь являются её дополнением. Но, даже являясь частью чего-то столь мелкого и некачественного, все вместе они представляли собой не просто что-то незначительное — cвоей силой они уничтожали, сковывали тело в судорогах и ломали озябшие мышцы при каждом неловком движении. В темноте всегда страшно, не столько из-за одиночества, которое приходит вместе с ней, сколько из-за осознания и ощущения того, что где-то там есть что-то большее чем само существование человека. Что-то столь сильное, что может склонить к ногам не одно королевство и империю. Вначале ты ничего не ощущаешь, успокаивая себя тем, что в мраке ничего нет. Это действует ровно до того момента, пока ушей не коснётся тонкий перезвон звеньев, непременно серебряных, цепей.Это всегда происходит спонтанно, она приходит только когда ей захочется, лишь изредка навещая кого-то живого, чтобы после забрать его душу с собой. А после приходит шёпот — вначале он всегда еле слышен, почти на грани с беззвучием, но стоит только прислушаться, как голоса тут же начинают становятся громче, нарастая по амплитуде и скорости, в скором времени и вовсе срываясь на какофонию из криков и мольб о помощи. И лишь иногда, в самые редкие случаи, она навещает детей, чтобы обнять их своими костлявыми руками, с отмершей, висящей, гниющими лоскутами, кожей и пригреть их на своей тонкой грудной клетке, нашёптывая... —***
Повисшая в помещении тишина лишь изредка нарушалась дребезжанием старого радио, крайне плохо передающей сами шумы, что уже говорить о голосах и звуках. —Девочка моя, я слышал, тебя вновь посещают кошмары? – приторно–нежно прошелестел полноватого вида мужичок, всё же решившийся заговорить с бледной как сама Смерть девчушкой, быстрым движением промакивая белым носовым платочком выступивший на лбу пот. Застывшая как мраморная статуэтка Мэри дежурно улыбнулась, словно ничего страшного не произошло, на что директор приюта нервно охнул, трясущимися руками складывая тонкую ткань, чтобы хоть чем-то занять свои руки. —Ничего страшного, мистер Вул… – начала уже изрядно раздражённая девушка, тут же себя обрывая, — Сэр… Вы же знаете, что в ряде некоторых событий… – на этом моменте у Воскресенской задрожал голос от мрачных воспоминаний о попадании в данное время и место, что мужчина, в силу его незнания о ментальном возрасте девочки, понял совершенно не верно, — Я очень легко отделалась от клинической смерти и долгой остановки сердца. Думаю, поэтому мне снятся всякого рода вещи, которые, заставляют меня издавать некоторые звуки во сне… – старалась крайне мягко объяснить происходящее, злящаяся на приливающий к щекам жар, Томас, при этом крайне искусно привирая. Мистер Вул же, внезапно вставший из-за стола лишь тяжело вздохнул. —Дорогая, я всё понимаю, поэтому тебе не стоит стыдиться своих слабостей. Ты — всего лишь ребёнок, который пережил такой ужас и смог стать ещё лучше за такой короткий срок… Начавшаяся тирада была пропущена мимо ушей, пока уже как пару недель не высыпающаяся Маша, лишь могла медленно моргать, стараясь не сорваться на слишком прилипчивого директора, который, в свою очередь, старался прояснить ситуацию и сказать что-то важное, при этом начав слишком далеко от самой темы повествования. Чуть поддёргивающаяся бровь и сощуренные глаза девушки вновь были приняты за ничто иное, как признак плохого самочувствия, от чего толстячок тут же заметался по кабинету, шумно приговаривая: —Моя бедная девочка, у тебя плохое самочувствие? Лучше сходи на прогулку в сад, подыши свежим воздухом и помоги ребятам убрать снег. Только не напрягайся слишком сильно и постарайся не намокнуть…– под конец быстрой речи мужчина всё же вывел Марию из кабинета, смотря в след уходящей девчушке – которой так и не сказали ничего нужного– чтобы довольно громко прошептать, —А я так не хотел этого делать…. Уже скрывшаяся за поворотом Воскресенская лишь недоумённо фыркнула, не понимая значение последних слов. Тихий шаг, уже давно вошедший в привычку, помог ей незаметно проскользнуть рядом с убирающейся Клэр – которая в последние пару дней, только и делала, что смотрела на неё каким-то безумным взглядом – от чего после было намного легче пройти очередную защиту, в виде вечно спящего охранника. Довольно быстро пройдя неблизкий путь до небольшого заднего двора, на котором, в своё время, размещается небольшое количество кустов роз и пару грядок овощей – которые позже уходят неизвестно куда – Томас остановилась рядом с тонкой, уже давно накренившейся лавочкой, на которой полупрозрачным слоем лежал снег, едва видимый даже при машиной единице. Возмущённо приподняв бровь, девушка перевела взгляд на трудящихся студентов приюта, то и дело мешающих под ногами вымокшую землю, слегка припорошенную снежинками. Не найдя взглядом вечно враждующую троицу, Воскресенская тяжело вздохнула, развернувшись в сторону здания приюта, чтобы тут же у т о н у т ь. Мир трескается, взрываясь мериадом цветов, звуков и движений. Окружение мутнеет, расслаиваясь на сотни кадров, последовательно расходящихся в разные стороны словно старые киноленты, оплетающие каждую конечность Марии, испуганно застывшей на месте. Стоило Воскресенской вздохнуть, как натянутые, словно струны, тонкие лоскуты тут же задребезжали, сменяя картинку, которая находилась недалеко от происходящего, на какой-то ужас — старшие дети безжалостно запинывали маленького Тома в тёмный, пропитанный запахом пыли и разлагающегося смрада, шкаф. Вздрогнув, Мэри вновь запустила новую цепочку изменений — другая кинолента изменилась, вспыхивая красками, привлекая к себе внимание. С затаённым дыханием, женщина всмотрелась в сменяющие друг друга картинки — вот, маленького Реддла тащат за шкирку в какой-то грязный сарай, закинув внутрь, словно какую-то шавку, чтобы после, скалящиеся как гиены Билли и Деннис, начали закидывать свою жертву массой из старых, гниющих листьев, смешанных с дорожной пылью и размякшей, сероватой землёй. Том на это рычит, стараясь выбежать из ловушки, устроенной старшими ребятами, но тут же получает пинок в лицо, чтобы сломанной куклой упасть в кучу пожухлой травы и остаться там до следующего утра. Взыгравшая в груди Орловой злость тут же была припрятана за выступившими желваками и нахмуренным лицом. Стараясь стряхнуть с себя ленты, которые то вспыхивали, то, наоборот, потухали, опадая серым пеплом под ноги, Томас яростно сжала зубы, схватив онемевшей рукой самую яркую из них, чтобы тут же ощутить как сковывающие тело цепи-ленты, исчезли. Шокированная странными «галлюцинациями», девушка застыла на месте, не понимая что делать дальше, прислушиваясь к грохочущему гонгу, болезненно ревущему в неизвестности. Лишь увидев мрачно гогочущих Билла и Денниса, выбежавших из-за здания приюта, Орлова ощутила ледяной ужас, пробежавший по загривку. Не зная, что на неё нашло, женщина срывается с места, в миг ощутив, как в лёгких вспыхивает огонь. Не видя ничего вокруг себя, словно ослепшая, Воскресенская интуитивно знала, что может произойти что-то ужасное, если громкий крик гонга стихнет до того, как она прибудет в нужное место, о котором даже не знала. Дрожащие от нервов ноги, всё же, подгибаются, стоит увидеть хлипкую конструкцию старого сарая – который летом используется как склад для инвентаря по уборке – от чего Мэри падает, не обращая ни на что внимание, тут же вскочив и продолжив бег. Замок на двери, как назло, был закрыт и опоясан медными, ржавыми цепями, которые, даже не смотря на саму хрупкость конструкции, было сложно сломать без молотка или чего-то тяжелого. Игнорируя трясущиеся конечности и льющийся по спине холодный пот, Маша лишь безумно озирается, надеясь найти хоть что-то, что может помочь ей открыть дверь. И находит лопату, не задействованную в уборке, лишь спустя пару долгих секунд. Быстро схватив древко, женщина вновь оглядела деревянную преграду, заметив старые петли, также заржавевшие из-за времени. Лишь после этого Мария поставила железный наконечник под стык двери и пола, навалившись всем телом на ручку, слыша как громко скрипит железо, не поддаваясь. Гонг, внезапно прекративший свою игру сменился на звук рвущейся ткани, вновь посылая по спине Томас табун мурашек. —Кто там? – плаксиво доносится знакомый голос из-за двери, оседая холодным ужасом на сердце Марии. Ведь там находился маленький Том Реддл.***
—Спасибо, девочка моя... – хлопоча, говорит директор, осматривая лежащего на кушетке Тома, изрядно побитого и с, начинающей проявляться, температурой, — Я даже не знаю что бы мы делали, если бы не нашли Реддла на ужине...! – всплеснув руками, мужичок вновь промакивает пот со лба, дёргая верхней губой, от чего, завитые как у какого-то француза, усики поигрывают в свете ламп лёгким, золотым отливом. Сидящая на жёстком стуле Воскресенская молчит, ощущая как все внутренности дрожат из-за знания того, что о младшем никто бы даже не вспомнил, не то что пошёл бы искать. Как бы пережил эту ночь Реддл? А если бы и смог пережить, то кем бы он остался на всю оставшуюся жизнь? Яростным социофобом с яркими приступами пневмонии или же человеконенавистником, который останется до конца жизни один из-за своих предубеждений и принципов? Внезапное чувство дежавю не удивило – после тек вертух, устроенных матрицей–то – уставшую Томас, даже не реагирующую на вылитый на разбитые колени спирт. —… – громко вздохнувшая рядом Марта, подрабатывающая в приюте медсестрой, привлекла к себе внимание, — Мистер Вул, вы же понимаете, что это не первый случай, когда эти два монстра так издеваются над другими детьми? – возмущённо дёргается та, слишком сильно приложив вату к окровавленным коленям Орловой, на что та громко шипит. —Я понимаю, дорогая. Но что мы можем сделать? Эти дети всего лишь пытаются привлечь к себе внимание…– добродушно вздохнул мужчинка, качая головой, —Правильно ли будет их наказывать за такое? —Что? – злобно вздыхает Томас, привлекая к себе внимание, —Почему вы не хотите их наказать? Том мог… – на этом моменте женщина поджимает губы, надеясь не произносить то, что могло случиться с ребёнком, оставшимся в дырявом, со всех сторон, сарае без еды и воды на целую ночь в середине зимы, когда температура за окном уже не поднимается выше -1 градуса. Старшие, поражённо застыв, затихают, даже не дыша. Женщина, до этого скрупулёзно обрабатывающая ранки на девичьих коленках, мрачнеет, поджимая губы, на что директор Вул качает головой. —Об этом мы подумает завтра, девочка моя, а пока, тебе следует взять свои вещи и перенести их в новую комнату. На этом моменте застывает уже сама Мэри, сконфуженно осматривая мягкие щёки мужчинки. —Я переезжаю? – странная догадка, посетившая девушку, всё же была откинута. —Да, мы же говорили об этом утром, дорогая! – хохотнул директор, тут же нервно икнув, видимо, вспомнив о том, что так ничего и не сказал об этом, во время их небольшой беседы. —… Да? – с сомнением тянет Воскресенская, приподняв одну бровь. —Что же..! – поняв свою ошибку, но ничего не казав, директор хлопает ладонями себе по пузу, —Да! Тебе стоит поторопится, чтобы успеть перенести свои вещи до обеда. Я провожу в новую комнату. Кивнув медсестре, мистер Вул аккуратно придерживает Томас за плечо, выводя ту из медотсека. —Надеюсь, ты понимаешь, что я делаю это не со зла? – разбивает через некоторое время, повисшую тишину старший, медленно топая по длинным коридорам здания, — Ни в коем случае, я бы не хотел тебя этим обидеть, девочка моя. Но, как ты уже знаешь, Эми скоро должна попасть на городской конкурс красоты, поэтому ей нужно хорошо высыпаться. Да и ты уже достаточно взрослая, чтобы иметь свою собственную комнату, не так ли, дорогая? Понимая, что мужичок лишь старается сгладить углы некой потасовки, которая может быть между детьми, Маша, знающая что малютка Бенсон прожила с ней даже дольше, чем смог бы нормальный человек, лишь игриво щурится. Правда, приправленная щепоткой сахарной лестью могла понравиться любому ребёнку, но им Томас не была, от того на её лице появляется очередная ненастоящая улыбка, а походка становится более расслабленной, проходящей почти в припрыжку. Играть ребёнка не нужно было постоянно, но, даже такие мелочи как реакция на слова директора, могли охладить некую «любовь» в её сторону, от чего Марие приходится подавлять в себе раздражение, потакая надеждам мистера Вула.Лишь подойдя к двери своей новой комнаты Мэри поняла в какую срань она попала.