Millions

      — И… давно?              — Не знаю. С того момента, когда увидел тебя по телевизору? А потом мы встретились в зале YG?              — Ты говорил уже это. Когда мы снимали Winner TV.              — Да, говорил. Обнимешь меня? — Сынюн, глухо засмеявшись, уткнулся Сынхуну в грудь, сжимая руки на нём ещё крепче. Они заснули вместе — в комнате Сынюна, сцепившись пальцами, одетые и усыпанные бумажками с черновиками Сынюна. Сынхун жутко мёрз ночью и ворочался, от этого Сынюн просыпался и потом ещё подолгу смотрел на хмурящегося во сне хёна, проверяя, реальный ли он или остаётся сонным видением. А потом он ещё и проснулся от уже совсем нежных прикосновений на лбу — проснувшийся Сынхун убирал его грязную чёлку, и улыбнулся, так, что Сынюн, не выдержав, зажмурился и тоже глупо-широко улыбнулся ему в ответ. Не нужно было никуда торопиться, и теперь он тоже мог с наслаждением провести пальцами по шее хёна, коснуться улыбающихся губ и поцеловать его ещё раз — на этот раз очень целомудренно, просто чмокнув его в рот — большего Сынхун не позволил «пока они не почистят зубы» — но выйти в ванную не дал, вцепившись в Сынюна всеми конечностями.              — А я тебя — всегда, — пробормотал Сынюн в грудь Сынхуна, прислушиваясь к размеренному биению сердца. — Только понял недавно.              — Ты, — губы Сынхуна касались макушки, и тёплое дыхание согревало кожу — Сынюн зажмурился от удовольствия, — перестал со мной общаться как обычно. Все было нормально — а потом вдруг, и убегаешь в студию, утром не здороваешься и даже на сообщения через несколько часов отвечаешь. Я думал, что ты догадался обо всём и тебе мерзко теперь.              — Хён… — Сынхун всегда высказывал всё, как есть — просто и легко; Сынюну делиться своими чувствами было очень тяжело. Но ради Сынхуна он постарается. — У меня на тебя стоял.              — Ага, я заметил ещё в Таиланде.              — Нет, до этого ещё. Мне было страшно, — Сынюн медленно выдохнул — казалось, что его слова звучат неискренне и клишировано, но Сынхун переплёл их пальцы и несильно сжал — он всё понимал. — Ты мне очень дорог просто. Я… я тоже боялся, что тебе будет мерзко.              — Мы идиоты, — констатировал Сынхун, сжимая пальцы ещё немного сильнее.              — Почему ты поцеловал меня?              — Я не выдержал бы, если бы не поцеловал. Почему ты поцеловал меня?              — Мне очень хотелось. И сейчас хочется.              — Эй-эй, никаких поцелуев, пока не почистим зубы! — Сынхун, не переставая улыбаться, положил ладонь на рот потянувшегося к нему Сынюна, уводя его вбок — Сынюн радостно уткнулся в подушку рядом с шеей хёна.              — Мне страшно, — продолжил Сынюн, вспоминая, что сильно горчило обрушившееся на него счастье, и садясь на кровати — Сынхун, не расцепляющий их пальцы, сел следом и смотрел внимательно — он слушал. Всегда. — Разве мы можем начинать… отношения? Что, кто-то из СМИ узнает? И как рассказать директору? Джину с Мино?              — Хорошо. Послушай, — у Сынхуна всегда был уверенный голос — Сынюн потянулся к нему — снова — за тем ощущением защиты и уверенности. — Мы расскажем Мино и Джину — хён, кажется, уже обо всём догадывается, а Мино поудивляется, конечно, и всё. Потом — если ты уверен в том, что говоришь — посоветуемся с менеджером и директором, — Сынхун, посмотрев в глаза, аккуратно сжал обе ладони. — Да, возможно, придётся скрывать отношения — но кто из айдолов их не скрывает? Нет ничего, с чем мы бы не справились, да?              — Да.              — Только не бросай меня больше, — Сынюн отчаянно покачал головой в ответ на эти слова хёна — больше никогда.              — Никогда, хён. Я люблю тебя, — Сынхун двинулся вперёд вспышкой: раз — и его губы на губах Сынюна, ладони — в волосах; и Сынюн только успел рассмеяться, коснувшись своим языком языка хёна. — А как же зубы?              — Да плевать. Я люблю тебя больше, — Сынюн вступать в спор не стал (сильное, мощное чувство только больше разливалось внутри с каждой новой секундой, когда казалось, что больше уже невозможно), только постарался притянуть Сынхуна к себе посильнее, когда он снова повалил его на спину поперёк кровати. Под головой хрустели недописанные черновики, уголки бумаги кололи спину, но Сыхнун был тёплый и красивый (и горячий и близкий и, кажется, самый невероятный). И целовался так, что Сынюна иногда просто лихорадило (и уж тем более, пару месяцев назад вряд ли бы он думал, что узнает, как целуется хён).              — Ого, это что? — Сынюн возмущённо промычал, когда Сынхун прервал поцелуй и вынул из-под его головы одну смятую бумажку. Сынюн разглядел её краем глаза, но даже не успел среагировать, чтобы вырвать её из загребущих рук — Сынхун уже с улыбкой читал написанное. — «Десяти пальцев мало, чтобы сосчитать все причины»… «Солнце встанет дважды за день»… Миллионы? Ты песню пишешь?              — Я…              — «Разбирается в математике, а я нет»… А-а-а… — Сынхун, рассмеявшись, перекатился немного вбок, поцеловав Сынюна в покрасневшую щёку. — Хороший текст, кстати, мне нравится. Только я бы ещё немного добавил. Что-нибудь про, м-м-м… знаешь, «я ненавижу триллеры, но готов смотреть их хоть десять раз с тобой». Особенно в Таиланде.