1
У Питера много и часто спрашивают почему он тот, кто он есть. Малия во время ссор кричит о том, почему он такой непроходимый трус и идиот, заставляя его идти ради дочери на глупые по мнению самого омеги поступки. Стайлз в наплыве храбрости и еще бóльшей тупости, чем в на есть, спрашивал почему, цитата, «ты такой кретин, чëрт возьми?!». Но потом, видимо вспомнив, с кем имеет дело, быстро прячется за спину своего дружка альфы и затыкается. Потому что всем известна одна простая истина — Питеру не сложно сделать в лучшем друге парня своей дочери пару лишних дырок. Да и, желательно, не только в друге… Рейкен же иногда тихо интересуется у, с некоторых пор, своего лучшего друга Лиама откуда среди этого сборища неудачников «этот псих». «Уверен, он жрëт охотников на завтрак и принимает ванну из крови их детей и близких по пятницам…» — однажды сказал Тео. Конечно, это неправда, но идея достаточно заманчивая и Питер на некоторое время удержал еë в своей голове. Лиам же отвечает, что ему плевать что-как-и-почему до тех пор, пока он не пытается предать их и убить или не ведёт себя подозрительно. А в глазах Лиама в последнее время проскальзывает слишком много «подозрительности» по отношению к старшему Хейлу. Лидия же лишь изредка осуждающе смотрит на него, иногда с интересом, но никогда не спрашивает того, что так хочет. Питеру даже не нужно обладать телепатией, чтобы понять что это за вопрос. За свою жизнь (две жизни?) он слышал его слишком много раз. А однажды к нему пришла Ванесса. Сказала, что даже если он и ведëт себя как эгоистичный мудак, она всë равно будет рядом, чтобы он мог рассказать о своих проблемах. Возможно, она даже попытается помочь. Это, конечно, было не так навязчиво, как выглядит, ведь Ванесса, в отличие от некоторых, умеет подобрать правильный подход. И Питер правда пару раз чуть ли не последовал совету женщины, но вовремя одумался. Ведь если об этом узнают весь имидж пойдет в утиль. И только Дерек ничего не говорит. Только он не смотрит на него так, как смотрят другие. Конечно, с еще бóльшим подозрением, чем остальные, но все же. В этом взгляде нет надоевшего вопроса. Потому что зачем спрашивать то, на что ответ его племяннику и так известен. Конечно, он знает, почему его дядя стал таким, но не собирается никому ничего говорить, раз этого не хочет сам Питер. Ведь, в отличие от него, у языка младшего Хейла все ещë есть кости. А ещë потому что он взял с Дерека клятву на крови, что он никогда не вспомнит про это при самом Питере, если он сам не начнет разговор. И Хейл послушно молчит о том-о-чëм-нельзя-говорить уже добрые двенадцать лет. Потому что все понимает, потому что сколько бы Питер не сделал ему и тем, кто ему дорог, дерьма, у Дерека всё ещë есть к нему доля человечности. Хоть у кого-то же из ныне живущих Хейлов она должна быть… Питер никогда не отвечает на эти вопросы, а если и отвечает, то только что-то из разряда «ты меня плохо знаешь — я намного хуже, чем ты думаешь» или «меня не исправить, так что забудь об этом». Питер уже давно не обращает внимание на эти вопросы и умело игнорирует осуждающие взгляды со стороны стаи Скотта. И Хейл почти наверняка уверен, что не будь он отцом его девушки и просто ценным бойцом, каких поискать, МакКолл никогда бы не позволил ему приближаться к стае и на милю. А Питер и не против. Он просто хочет уехать обратно в ЛА, в свой шикарный коттедж с видами на горящий мириадами цветастых солнц город и не вылезать оттуда ближайшие лет пять, попивая виски и читая утренние газеты, наслаждаясь спокойствием и одиночеством, изредка спрашивая по телефону у своей дочери есть ли у них там потери или Питер так и не получит своего подарка на Рождество. Но не может, потому что если он это сделает, спрашивать о потерях придëтся еë автоответчик, и с Малией они рассорятся окончательно. Потому что она не раз и не два уже ему говорила, что Питер полностью свободен в своих действиях, но если он уедет, то о дочке придëтся забыть. Потому что она стала слишком дорога ему, чтобы бросать. Потому что он точно знает, что если кто-то из еë друзей-придурков склеит ласты, то Малия сильно расстроится и одного Скотта тут не хватит. Да и Питер, наверное, не будет чувствовать себя настолько хорошо, как хотел бы. Даже если это будет сам МакКолл или еë бóльший придурок, чем он, Стилински. И лично для Питера эта ещë одна причина, чтобы поскорее покончить с творившимся вокруг дерьмом и свалить, пока он окончательно не… привязался. Но даже если так и случится, а всë кончится, он насильно разорвëт какие-либо связи со всеми, кроме Малии и, возможно, Дерека и свалит, сверкая пятками. Потому что он знает, что происходит, когда люди привязываются. Потому что запах лавандовых духов всë ещë преследует его в кошмарах. Потому что Питер не привык наступать на одни и те же грабли дважды…2
Когда они впервые встретились Питеру было уже пять лет как двадцать, а Дерек не привëл бы еë в дом, если бы не наказание за плохое поведение в виде «грëбанного плаката на Хеллоуин, который нужно сдать к завтрашнему уроку рисования». Ну и потому что девчонка обещала ему помочь с Камиллой Смит — не очень симпатичной девочкой-волейболисткой из параллельного класса, в которую младший Хейл втрескался ещë в пятом классе (хотя о том, что его дядя знает вторую причину самому племяннику лучше не знать, а о том, откуда она у него и подавно). Как оказалось после недолгого, но тщательного допроса Талии, девочка в классе новенькая, около месяца назад переехала с семьёй из Испании. А если быть точнее — Барселоны. — Почему вы переехали именно сюда? Наверное, тебе здесь непривычно после Барселоны? — О нет! Здесь очень классно, правда! Хотя тишина этого города по сравнению с шумами Испании немного пугает О Линде создалось достаточно двоякое впечатление. С одной стороны она обычная, ничем не примечательная девочка-подросток, приятно удивляющая своей вежливостью и умелым использованием пусть и совершенно банальных, но правил этикета, создавая впечатление «хорошей компании». Даже несмотря на местами странное, но не вызывающее чувство юмора, накрытые старомодным чëрным котелком крашенными в сосновый-зелëный короткими кудряшками и разрисованные чëрной хной кисти рук на индийский манер, в одном флаконе придающие образу пай-девочки немного бунтарства. Пожалуй, это всë, что в тот день Питер запомнил в еë внешности, так что он даже и не знал, что конкретно там отталкивало его в девчонке: то ли яркий кошачий запах, исходящий от еë одежды и, наверное, волос, неприятно впивающийся в чувствительный к запахам нос («Кто-то, видимо, жить не может без своего маленького питомца»), перемешанный с щадящим ароматом лавандовых духов; то ли режущий слух испанский акцент, который, в принципе, не пришëлся по вкусу только старшему Хейлу, с местами ломанным английским, из-за которого она говорила достаточно ëмко и немного; то ли непонятные, далеко не положительно-странные взгляды, которыми за всë время нахождения в доме Хейлов девчонка Кастильо успела одарить всех, кто попадался на глаза. Но последнее, походу, заметил только Питер, либо же его сестра вдруг стала отличной актрисой. Вопреки всем ожиданиям Питера Дерек не повëл свою новую одноклассницу в свою комнату, чтобы, как обычно в таких случаях отговариваются подростки, «никто не мешал и спокойно заниматься». При этом никогда не уточняя чем. Вместо этого он повëл еë в гостиную, после чего убежал в свою пещеру, чтобы уже спустя пять минут высыпать на их кофейный столик всю имеющуюся канцелярию. Питеру, сидящему в столовой и тихо наблюдающему за подростками, даже не пришлось особо вглядываться в смуглое лицо девочки, чтобы разглядеть на нëм полные жалости к будущему плакату глаза и застывшее на нëм обреченное выражение. Он бы почувствовал еë отчаяние за милю, что уж говорить о каких-то жалких десяти метров? Видимо, что-то для себя решив, девочка кивнула себе и, прежде чем схватить нового одноклассника за руку и утащить его на улицу, коротко проинформировала вовремя пришедшую в гостиную Талию: — Я ненадолго украду вашего сына к себе, нужно взять кое-какие вещички из дома Питер, помнит, тогда даже немного расстроился, когда они вернулись уже через пятнадцать минут (эта новенькая нравилась ему гораздо больше той волейболистки, которую Дерек хочет затащить в постель, что в очередной раз доказывает полное отсутствие у племянника вкуса на женщин, что также подтверждают и его последующие пасии). Хотя Питер, наверное, как и сам Дерек, никак не рассчитывал на два огромных пакета, доверху набитых всякой канцелярией и художественными принадлежностями: какие-то цветные тюбики и баночки, кисточки разных размеров, какие-то тряпочки, пачки фломастеров и ещë куча всего непонятного. Вещей оказалось настолько много, что было принято решение отодвинуть стол, убрать ковëр и рисовать на полу. Как оказалось позднее, Линда закончила пять лет учёбы в художественной школе, пока жила в Испании, поэтому еë и приставили помогать Дереку с плакатом. Кастильо как, наверное, истинный знаток своего дела, сначала решила набросать несколько эскизов на принесëнном из дома альбоме, с самым серьёзным видом сидя на диване и резкими размашистыми движениями что-то чертя, периодически меняя карандаш на цветные фломастеры и раздавая указания младшему Хейлу: принести стаканы с водой, растелить принесëнный кусок плëнки на полу, чтобы не испачкать, аккуратно разложить принадлежности, растелить ватман, открыть все краски и растворы и так далее и всë в этом духе. Когда же все ритуалы были сделаны, казалось бы, наконец должно начаться самое интересное — споры, которых, как бы грустно это не было, так и не последовало, ибо Дерек, как абсолютно ничего не смыслящий в искусстве и, хотя бы, в плакатах не мог сделать абсолютно ничего. И либо эскизы были слишком хороши, чтобы выбрать один, либо же Дереку не пришëлся по душе ни один из предложенных вариантов, потому что других объяснений его предложению показать рисунки Питеру и попросить выбрать его у самого Хейла-старшего нет. Линда же, поняв, что никакой помощи от одноклассника не добьется, самостоятельно подошла к старшему Хейлу с альбомом. Он уже и не помнит, что конкретно было нарисовано на тех листах и, соответственно, что он выбрал. Помнит только что ему понравились все рисунки и выбрал тот, на котором сердце испанки совершило кульбит, когда она показывала варианты. Рисование плаката заняло намного больше времени, чем рассчитывал каждый из присутствующих в доме. Устать и заскучать успел даже сам Питер, хотя, казалось, у самой гостьи был ещë полный заряд энергии. Сама Кастильо, которая настолько ушла в процесс рисования, что напрочь перестала следить за временем, категорически запретила Дереку участвовать, считая, что он может всë испортить, и лишь иногда прося подавать ей нужные вещи, и просила его сделать то чаю, то кофе. Питер не сказал бы, что племянник сильно уж расстроился такому раскладу событий, наверное, даже соврал бы. Хейл внимательно следил за сосредоточенным лицом девчушки, что быстрыми, но плавными движениями наносила на бумагу краску, умело сочетая цвета, смешивая их и тщательно подбирая кисти. Питеру было интересно наблюдать, как она заторможенно реагировала на одноклассника, сначала задумчиво отвечая на его вопросы, и уже потом переспрашивая, что он сказал. Как когда на бумажной палитре заканчивалось место, она мазала краской на коже, прежде чем Дерек подаст ей новый чистый лист, а потом, забыв, что руки у неë все в краске, вытирала ими выступающую на лице испарину, оставляя цветные разводы на гладкой бронзовой коже, или заправляя зелëные кудри за уши, оставляя на прядях краску. «Она определëнно симпатичнее той волейболистки…» — критично подумалось откровенно разглядывающему еë Питеру. От процесса Линда оторвалась только тогда, когда Дерек слегка толкнул еë в бок. — Скоро мама с Лорой придëт, когда уходила просила сказать, что собирается приготовит стейки из рыбы и говядины, спрашивает, есть лишь у тебя аллергия на специи, рыбу и так далее — А она куда-то уходила? Что за Лора? Что происходит? — испанка растерянно заматала головой, после чего уставилась на Дерека. — Так вот что значит уходить в дело с головой, — хохотнул оборотень, — Да, минут пятнадцать назад. Лора моя старшая сестра, ты еë не видела, потому что она сидела в комнате на втором этаже. В общем, скоро вернутся. — А… Ладно. И нет, аллергий нет, так что всë в порядке. А чего ты спрашиваешь? — Плакат ещë делать и делать, ты же не даëшь мне помочь, а уже шесть вечера — ужин скоро, ты же не собираешься продолжать на голод? — Да?! Так поздно? А я и не заметила,— испанка немного неловко засмеялась, — Конечно не даю, ты же всë запоришь к чëрту. Но да, я голодная, как волк, ужас просто. Линда устало откинулась на пол, раскинув руки в стороны, тихо застонав от облегчения. Конечно, просидеть в одной позе почти четыре часа… Мужчина сделал глоток свежезаваренного чая и откинулся на спинку стула, издалека наблюдая за явно медитирующей девочкой, убирающим использованные палитры племянником и рассматривая получающийся плакат. Работа казалась вполне законченной, но, как понял Питер, сама художница считает немного иначе, явно собираясь потратить на это ещë столько же времени, если не больше. Конечно, он не был против, особенно зная, что она увлекается процессом настолько, что ничего не слышит, не видит и ни на что не реагирует, так что становится почти не заметной. Талия с Лорой пришли уже когда Кастильо вновь принялась за работу, снова не обращая ни на кого внимания, что-то бубня себе под нос и прося Дерека поменять воду в стаканах. Женщина с улыбкой смотрела как сын носится из гостиной к ним, на кухню, и обратно, параллельно шепча старшей дочери о том, что девочка кажется ей хорошей, и она не против видеть еë здесь чаще. А ведь Питер и сам не был против… Теперь он окончательно посвятил своë внимание сестре и племяннице, орудующим на кухне, лишь иногда посматривая на гостью. Как и всегда Талия старалась показать себя и свою семью с лучшей стороны, вертясь у плиты, словно юла, и профессионально орудуя всеми возможными кухонными приборами. Лора то и дело бегала из одного конца кухни в другой, то за курицей, то за говядиной, то за овощами, то за рыбой, то ещë зачем-то, в то время как Питер великодушно предложил свою помощь в готовке. Конечно, он бы не сказал, что умеет готовить, но проблем за всë время не возникало и старшая сестра то и дело хвалила его. Да и нужно же, в конце концов, занять себя хоть чем-то полезным, кроме как вслушиваться в мерное сердцебиение испанки. Иногда на кухню заглядывала Кора, чтобы стащить что-нибудь вкусненькое и расспросить, почему Дерек не пускает еë в гостиную и что там за девочка, но мама быстро гнала еë в комнату, напоследок попросив ровно накрыть стол в столовой скатертью и вести себя прилично. Дереку же, более почему-то ненужному своей однокласснице, досталась, наверное, самая важная задача во всëм этом балагане — сидеть на жопе ровно и не мешаться под ногами, с чем любимый племяшка справлялся не то чтобы хорошо, но и неплохо. Часов в семь все приготовления были окончены, стол накрыт, а Дерек активно пытался уговорить Линду оторваться, наконец, от работы и пойти поесть, присекая на корне любые «Ещë чуть-чуть! «, «Подожди, осталось совсем немного…» и «Боже, да отвали, иду я, только ещë пару мазков сделаю…». В итоге Дерек почти затащил еë на кухню, отправив к раковине мыть руки, после чего подошëл к столу и отодвинул для гостьи стул. Когда девочка отошла от раковины и уже хотела сесть за стол Дерек еë остановил: — Постой, у тебя тут краска… — он провëл пальцами под своим подбородком — Где? Тут? — девочка провела пальцами немного правее и выше чем нужно, ещë больше размазав краску — Нет, эмм, ты размазала… Вот тут, — Дерек ещë раз провел рукой по тому месту, неловко порываясь самому стереть краску. После ещë парочки таких же неудачных и крайне неловких попыток, Дерек наконец взял со стола салфетку, как его мягко и настойчиво отпихнул Питер, которому уже порядком надоел этот забавный и неловкий спектакль, поэтому он решил взять ситуацию в свои руки. Хейл-младший, не удержавшись на ногах, рухнул на стул, недовольно уставившись на подмигнувшего ему дядю. — Давай-ка лучше я, — мужчина слегка поддел пальцами подбородок девочки с плохо падавляемой улыбкой смотрящего то на недовольного Дерека, то на самого Питера. Хейл немного грубее, чем планировал, стëр влажным платком следы жëлтой краски на девичьм личике, после чего вежливо улыбнулся и вернулся на место, по пути взглянув на племянника взглядом «Это было так сложно сделать?» — Спасибо, — кажется, в тот момент запах лаванды почувствовался ему немного острее.?3
В носу щекочет от фантомного, приторно-сладкого запаха лаванды, чьи-то руки активно, даже судорожно шарят по телу, а голоса слышны будто сквозь толщу воды: глухо, неразберчево, нечëтко. Питера клонит в сон: он хочет вернуться обратно, в красивую просторную столовую своего дома, в круг семьи, сидеть рядом со своей любимой старшей сестрой, есть еду, которую они с ней готовили и бесить Дерека разговорами про его подружку-волейболистку. И он вновь отдаëтся этому желанию, крепче сомкнув веки, полностью расслабляя своë тело, тяжело дыша, ощущая на языке противный солëный вкус. Кажется, в тот день Дерек в отместку за издевательства пересолил ему пюре.? — Питер, чëрт тебя дери, открой глаза! — чужой мужской вопль прорывается в воспоминания и усталость с Питера как рукой сняло. Пришла боль. Всë тело ломит, во рту море крови, а он вновь оглох и ослеп и искренне не понимает, что происходит. Он же был дома, с Талией, Лорой, Дереком и Корой. Они сидели в столовой, ели стейки и что-то обсуждали, почему он теперь здесь? Где он, чëрт возьми? Хейл отчëтливо ощущает, как его резко поднимают с земли и пытаются поставить на ноги, но колени режет резкая боль и он только может тихо застонать и вновь подкоситься. Вокруг слышны крики, звериные рычания и какой-то шум. Это что, выстрелы? Когда Хейл открывает глаза, чтобы оглядеться, и дëргает головой немного в сторону, его начинает трясти, как в лихорадке. Тело мечется из стороны в сторону, голова, руки и ноги зажили своей жизнью, и он на секунду осознал, что ничего этого уже нет, что вокруг снова какие-то голоса, говорящие на непонятном для него языке, да и только. В насильно раскрытых кем-то глазах замелькал свет. Наверное, он слишком яркий, поэтому Хейл неосознанно дёргает когтистой рукой, чтобы избавиться от его источника, но кто-то прижимает все имеющиеся у обороня конечности к ледяной блестящей поверхности, случайно попавшей в его поле зрения. Да где он, блять?! Неизвестность, незнание всего и полное отсутствие понимания своих действий заставляет вырываться и конвульсивно дëргаться, истошно рычать и щëлкая звериным оскалом, невзирая на боль и подступающую тошноту. Голоса стали гораздо громче, их звон режет уши, тело прошибает новая порция колющей боли, которая заставляет его взвыть. А ещë он всë ещë не понимает ни слова. Ему страшно, ему больно, он ничего не видит и не слышит, ЧТО ПРОИСХОДИТ, МАТЬ ТВОЮ?! В следующий раз Питер просыпается в мягкой постели. Не в своей, но этот приятный запах ненавязчивых духов позволяет узнать в хозяйке комнаты миссис МакКолл, точнее Арджент (пока нет, конечно, но, во всяком случае, скоро так и будет). Тусклый свет утреннего солнца, пробивающийся сквозь шторы и белую шаль, неприятно бьëт в глаза. Он чувствует странную лëгкость, хотя после прошедшей ночи всë ощущается немного странно. С тихим стоном Питер сел на постели и приложил руку ко лбу, покрытому холодной испариной, пытаясь вспомнить прошедшие события. Вчера он, по просьбе Малии, отправились в западную часть леса Бейкона со стаей Скотта, чтобы помочь некоторым запеченным там омегам, видимо пытавшимся перейти границу города незамеченными, но всë же попавшимся под руку «охотникам», которых, к слову, было многим больше. Дальше он помнит, как оторвал кому-то из них руку, потом пробил голову другому и как они с Дереком начали орать друг на друга. Точнее, орать начал Дерек, потому что: — Мы никого не убиваем, так сложно запомнить?! — Нет, это ВЫ никого не убиваете, а я делаю всë, что хочу! В общем и целом, всë обернулось тем, что Хейл-младший в конец забылся и решил что-то доказать своему дяде, в итоге оказавшись полностью открытым для атаки, чем, собственно, горе-охотники с большой радостью и большими пушками и воспользовались, заставив Питера закрыть племянника своим телом и позволив нашпиговать себя железом с аконитом. Питер застонал. Вот надо же было этому придурку померяться силами именно тогда, когда его чëртова жизнь стояла буквально на волоске? Идиот… Питер, потому что не дал ему попасть под раздачу, может, тогда бы он не чувствовал сейчас себя так херово… Мужчина вновь горестно вздыхает и тяжело поднимается с кровати, сморщившись и схватившись за бок. Кровать жалобно и громко скрипнула, резанув его слух и заставив негромко зарычать. Боль отзывается в конечностях глухим воспоминанием. Омега медленно подходит к приоткрытой двери и тянет еë за ручку на себя. Проходит несколько метров по второму этажу, он уже слышит какой-то неразборчивый бубнëж из гостиной. Решение немного ускориться приводит к тому, что Хейл чуть ли не наворачивается прямо на лестнице. В боку, где-то возле рëбер, снова саднит, словно он отшиб себе рëбра и они не зажили, и Питер, облокотившись о стену, жалобно стонет. Почему-то он только сейчас замечает, что на нëм накинута чужая рубашка с расстегнутыми пуговицами, позволяя ему осмотреть окрашенные в алый бинты. Так вот в чëм, собственно, дело: он, блять, не регенерирует! — Питер! — голос Мелиссы в мгновение ока выводит Хейла из транса, заставив обратить на себя внимание. Женщина выглядит несколько уставшей и ещë больше взволнованой, — Что ты здесь делаешь? Ты не должен вставать, раны ещё не затянулись, — женщина торопливо поднимается по лестнице, уверенно хватает его под локоть и тянет вверх, — Дитон сказал, что после тех пуль нужно намного больше времени для восстановления, мальчикам там тоже несладко, так что лучше тебе вернуться в кровать, это я тебе как медсестра говорю. — Почему это рвение затащить меня к себе в постель появилось у тебя только сейчас, когда ты почти замужем, а я ранен и не способен нормально двигаться? — снисходительно язвит Питер, но с места всë ещë не двигается. Женщина осуждающе смотрит на него, после чего поспешно отворачивается, но Хейл замечает улыбку на смуглом лице — Знаешь, если бы на твоëм месте был кто-то другой, я бы посчитала хорошим знаком способность язвить, но это твоë обычное состояние, так что я не уверена, всë ли с тобой хорошо? — полувопрос, слетевший с уст женщины, стал уже настолько привычным, что уже почти не вызывает раздражения, поэтому Хейл с прищуром смотрит на облокотившуюся о перила Мелиссу и складывает руки на груди в ответном жесте и выпрямляется, даже на две ступеньки ниже оставаясь вы же женщины почти на голову. — Поверь, красотка, я крепче, чем ты думаешь, — в своей манере растягивать слова, словно жвачку, произносит Питер и немного наклоняет голову в бок, после чего кладëт руку на талию женщины и подталкивает вниз, вынуждая ту спуститься на пару степеней и закатить глаза, — Так что лучше позаботься о своих немощных щенках, мама-наседка, им это принесëт больше пользы. МакКолл лишь тяжело вздыхает, с улыбкой на лице толкая мужчину в руку, и шаг в шаг с Питеров спускается по лестнице. Первое, что настигло Питера при входе в гостиную, это запрыгнувшая на него Малия с каким-то непонятным воплем, обнявшая его всеми конечностями, из-за мужчина болезненно рыкнул и едва ли не рухнул на пол, но смог-таки устоять и подхватить девушку под бëдра. Койот же молча взимается в отца, периодически потираясь щекой о его плечо, что-то злобно бубня под нос и бесконечно ëрзая, будто пыталась залезть ему на голову. Хейл же молча держал еë на руках, думая о том, что ради этого стоило находится на грани жизни и смерти. Снова, просим заметить. — Детка, ты делаешь папочке больно, — вымученно ухмыльнувшись произносит мужчина, немного расслабляя руки. Язва и сарказм подействовали безотказно, потому что Малия отскакивает от него, как ошпаренная, поправляет короткую причëску и возмущенно произносит: — Да пошëл ты… — после чего чуть ли не бегом уходит обратно к Скотту и садится на диван, куда-то за его спину. — Знаешь, было совсем не обязательно это делать, — Дерек недовольно косится на дядю, хотя по его голосу, полному облегчения, и благодарному взгляду оборотень понимает, что племянник очень даже рад видеть его в добром здравствии. Пусть и не совсем целого. — О, не волнуйся, я уже успел пожалеть о содеянном, — издевательски скривившись и усевшись на кресло рядом с входом, произносит мужчина, — Хотя не отказался бы от элементарного «спасибо», знаешь ли. Или мамочка не научила тебя банальным словам благодарности? — лицо племянника в миг вытягивается в откровенном негодовании, а из его рта вырывается возмущенный выдох. Всю благодарность как рукой сняло, и Дерек в очень схожей с интонацией кузины почти кричит: — Да пошëл ты! — после чего, отвернувшись и дëрнув головой, на последок добавляет: — Нахер… — Я бы и с радостью, но я не ты, Дерек, — расслабленно произносит Питер, беря в руки первый попавшийся на кофейном столике журнал, с удовольствием поглядывая на в миг ощетинившегося племянника, красноречиво намекая на излишнюю близость с сидящим рядом Стилински, наглухо игнорируя, что у того есть девушка, на данный момент сидящая у него на коленях. Сам же парень тоже не оценил шутку, в возмущении раскрыв рот и хмуря брови, после чего обращает внимание на стоящую у стенки Мелиссу. — Зачем вы вообще его спасли?! — Если бы он умер, Малия бы расстроилась, — с снисходительной улыбкой отвечает за мать Скотт, которого всë происходящее явно забавляет. — А вот и не правда! — Малия выпрямляется, хмурится и пихает своего парня в бок, хотя после недолгой заминки тихо добавляет: — Ну, разве что совсем чуть-чуть… — Оу, я польщен, мисс Хейл. Да у вас, никак, хороший день? — Питер кладëт ладонь на грудь в нарочито драматичном (но по-доброму) жесте и кривит лицо в наигранном умилении, после чего вновь, но уже с улыбкой, утыкается в журнал, не замечая, как его дочь целых три раза подряд закатывает глаза, сокрушëнно падая на диван и укладывая ноги на колени МакКолла. Питер упивается возникшей атмосферой. Потому что со временем ничего не меняется: прошло уже три с половиной года, а они всë также бесятся с него, и Хейлу это нравится. Не то чтобы он не любит перемены, очень даже наоборот, но некоторые вещи, по его скромному мнению должны оставаться такими же, какими они были. Через некоторое мнение Мелисса уходит на работу, потому что сейчас семь часов утра, а летом светает достаточно рано. Скотт уходит на работу в вет. клинику, Лидия убегает к себе, чтобы родители с утра не возникали, вместе с ней, но совсем по другим причинам, уходят и Теодор с Лиамом, и в доме остаются только Питер, Стайлз, Дерек и Малия. Стилински ходит по комнате и что-то активно пытается доказать подруге, усердно кривляясь и брызжа сарказмом, а девушка возмущается, кидает в парня абсолютно глупыми, женскими аргументами и как умеет переворачивает его слова. И Питер всерьёз начинает ею гордиться, искоса наблюдая как багровеет кривое от недовольства лицо Стилински. Дерек же, не обращая внимание на общий шум и гам, что-то активно листал в телефоне, скучающе подперев рукой подбородок и облокотившись на спинку дивана. Питер перелистнул страницу журнала и с недовольством уставился на открывшийся его взору совершенно убогий и безвкусный мужской костюм, который мужским назвать достаточно сложно. Да и стоит это, на минуточку, целых восемнадцать тысяч, а это не такие уж и маленькие деньги. Не для него, конечно, но всë же… — Сегодня выезжаем в Сан-Франциско, — вдруг сказал Дерек. Стайлз и Малия мигом замолчали и уставились на оборотня, а вот Хейл-старший вряд ли бы даже обратил внимание, если бы не суперслух. — Зачем? — лениво отозвался мужчина, снова перевернув страницу и уже с большим интересом и насмешкой читая какую-то статью про женские желания. — Арджент сказал, что там творится что-то чëрное… Объяснит позже, — достаточно ëмко говорит мужчина, — Так что сидеть нам тут ещë долго… — с лëгким расстройством продолжает Хейл, после чего встаëт с дивана и уходит, бросив что-то про кухню. Питер пожимает плечами. У него нет особо желания куда-то там ехать, особенно когда в их последнюю (и ему бы очень хотелось, чтобы она действительно оказалась последней) вылозку из него сделали живое (на половину) решето. И продолжать идти на подобные риски вновь ему откровенно не хочется, пусть он уже и исцелился. Даже ради Малии. Да и он не уверен, что она будет так уж настаивать на его помощи. И Питер надеется, что после вчерашнего (сегодняшнего?) она будет считать, что от него больше проблем, чем пользы. Он уже догадался, что всë сорвалось, как только Дерек начал оттаскивать его с поля боя. Ну и ещë ему просто по-человечески лень куда-то идти. Не хочет. И не станет. Чëрт возьми. Мужчина звонко кидает глянцевый журнал на столик и встаëт с кресла. На вопрос Стайлза «куда это ты» мужчина отвечает коротким «куда надо» и выходит из дома. Пока он был в отключке в лесу и Дерек тащил его в сторону от места действия, ему приснилось то, что ему бы очень хотелось забыть. Именно поэтому он не придумал ничего лучше, кроме как позволить себе хорошо провести время с какой-нибудь красоткой из местного борделя, о существовании которого, конечно, не многие знают. И, естественно, Малии и Стайлзу знать о злоключениях Питера тоже ни к чему…