HELL FIRE

Мерилин натянула на косточки запястья кофту и внимательно вслушалась в то, что ей твердила Эмили. Голубые глаза смотрели вроде и кротко, но не с добротой: в них проскальзывало непонятное жабье безразличие, но Лина не стала обманываться. Она вспомнила, как осуждающе взглянула на неё Эмили ещё с порога — девушка долго думала, что могло возмутить её и не понравиться и сообразила позже: брюки. Ну конечно. — В храм женщине лучше всё же являться в подобающем месту облике, — поджала она губы. — Иначе для чего всё это? Ради возвышения духа над плотью, конечно же. Воистину, Орден прав, что человечество обрекло на погибель себя само, и да ответит за грехи свои воздаянием… Лине показалось странным, что воздавать собираются за достаточно целомудренные брюки в церкви, где стены у алтаря облеплены как обоями изображениями обнажённых женщин, самыми вульгарными, из эротических журналов типа Lui и Playboy. Смотреть на это торжество плоти было невозможно — на загорелые и бледные тела, прикрытые точно в насмешку ремешками трусиков, а то и ничем… на вычурные безупречные груди с выпуклыми крупными сосками… на влажную кожу, на сочных женщин с натянутыми улыбками и холодными взглядами. Мэрилин непонимающе последовала за Эмили, когда та закончила ворчать и поманила её за собой. Пройдя полупустой зал, в котором у алтаря стояла с мальчиком лет семи молодая женщина, Лина ждала, когда Эмили откроет простую на вид деревянную дверь, запертую на ключ. Ребёнок вёл себя очень тихо и в каком-то непонятном, раболепном внимательном молчании разглядывал очень жадно эти самые картинки, буквально пожирая их глазами. И Лине стало тревожно. Взгляд её коснулся плошки с вырванными или выпавшими зубами, куда молодая женщина складывала принесённые в пакетике новые зубы. По спине пробежали мурашки. Откуда они? Захотелось взглянуть ближе. Детские? Если да, то понятно — выпали. А если нет? Лина задалась вопросом, могут ли фанатики вырвать себе зуб или два, чтобы удовлетворить потребности своих кровавых кумиров, и тут же ответила — да. Женщина вдруг подняла на Лину взгляд, такой пронзительный и тревожный, что та мигом стушевалась и опустила глаза, не решившись следить и дальше за семейкой. Сердце царапнуло понимание, что за руку эта прихожанка держит ребёнка, который, возможно, уже давно рос в семье, где поклоняться жутким идолам — норма. — Сюда, пожалуйста, — сухо сказала Эмили и толкнула дверь, войдя первой в темноту. Лина за ней, шагнула и споткнулась о высокий порожек. — Осторожно, здесь можно упасть. Очень своевременно, — содрогнулась девушка и скривила лицо. Это место нравилось ей все меньше с каждой минутой. Когда она только сюда вошла, входная дверь до крови прищемила ей замком указательный палец — ненароком! Случайно! Но вот она споткнулась и едва не упала, а до того стояла там, в зале, и слушать причастие прихожан было так невыносимо, что ещё немного — и она бы просто ушла. А вот теперь её завели в какой-то странный, неуютный подвал. Эмили с укором посмотрела на неё и повела дальше, щёлкнув выключателем на стене. Три лампы без плафонов на потолке посередине узкого, пропитанного полутьмой коридора моргнули, ток неравномерно запульсировал, и они зажужжали, отбрасывая тени на стены, выкрашенные в грязно-жёлтый цвет. Где-то Мэрилин прочла, что жёлтый — цвет сумасшествия и тревоги… — Отдельного кабинета у тебя нет, — предупредила Эмили, — но сегодня первостепенной задачей будет — разобрать почту. У отца Вэйланда накопилось множество писем, как официальных и спонсорских, так и просто от прихожан, которым некуда высказать столько душевной боли, так что… На все такие письма просто вкладывай открытку и булавку, завтра с почтальоном отправим их по адресатам… — Булавку? — переспросила Лина и нахмурилась. — А это обязательно? — Милочка, конечно, — Эмили с подозрением покосилась на работницу и повела её в глубину коридора, где стоял одинокий старый письменный стол у дальней стены, такой же крепкий деревянный стул и факс рядом. Старенький компьютер, кажется, был в рабочем состоянии, хотя Эмили не могла ни в чём быть уверенной. Эта контора внушала всё меньше и меньше доверия. И без того узкий коридор был заставлен местами коробками, так что Эмили приходилось протискиваться боком. А затем она с гордостью указала Лине на рабочее место и произнесла: — Вот! Вот здесь ты и будешь проводить большую часть времени, если, конечно, отец Вейланд не попросит отлучиться по какому-нибудь вопросу… Вековая пыль на мониторе свидетельствовала о том, что эту машину давно никто не включал. Да тут даже отпечаток чьей-то кружки и то остался, но уже в пыли на столешнице… Лина незаметно вздохнула и скривилась, заметив на стене календарь с изображением, куда же без неё, обнажённой красавицы, изогнувшейся в самой похотливой позе. — Вот, собственно, и сами письма… Внушительный холщовый мешок Эмили вынула из-под стола, и Мэрилин расширила глаза: чёрт, сколько же здесь писем! И неужели всё это — от прихожан? — Наверное, почту давно не разбирали… — проговорила она неуверенно. — Четыре дня назад, — кивнула Эмили. Что?! Четыре дня?! В кармане Эмили вдруг завибрировал на беззвучном телефон, и она, махнув рукой Лине, отошла и оставила её наедине с письмами и новым пространством. Девушка отвела назад тёмный локон, вздохнула ещё раз — глубже и громче, и чихнула: пыль висела в воздухе. — Что за место такое странное… Лине было трудно сосредоточиться. Читала она по-прежнему с помощью зеркальца, однако перелопатить такой объём писанины сразу оказалось невероятно трудно. Она распределяла конверты по разным категориям, стараясь не читать сами письма — и даже так спустя два часа непрерывной работы обнаружила, что проверила чуть больше половины. Лина помрачнела и откинулась на спинку стула, отложив в сторону карманное зеркальце. Ей очень хотелось выйти наружу, на воздух, и подышать — так что, отложив в нужную стопку последнее письмо, она завязала мешок с оставшимися и поднялась со стула. Как вдруг резкий запах дыма и ванили сшиб её с ног… окутал, пробрался в ноздри, плавно обволакивая помещение и делая так, что стены, кажется, источали ароматный дым. А затем они дрогнули раз и другой, заставили лампы на потолке дрогнуть, моргнуть и погаснуть. Что это, новая галлюцинация? Мэрилин непроизвольно ухватилась за спинку стула и сжала так, что побелели костяшки пальцев. Она смотрела на седой дым, густыми клубами медленно исходивший из стен, и не верила своим глазам. Воздух вокруг них плавился и дрожал, точно поверхность была невероятно горячей. Мэрилин медленно вышла из-за стола, вслушаясь в стук собственных каблуков и понимая, что здесь она как в западне. Поймана и зажата в угол… Дым надвигался завесой, как живой, и поглотил сначала пространство от двери до коробок. Затем — ещё ближе, так, что уже сами коробки, поставленные башней друг на друга, не стало видно. В парящих клубах тускло светили лампы; дым ползёт по полу и пожирает стены, а потом вдруг останавливается, словно натыкается на невидимую стеклянную стену… и Мэрилин понимает, что спина покрывается липким, холодным потом. Этому нет объяснения. Согласно физическим законам, дым должен окутать и её, но нет, он змеисто стелется по полу и дальше не движется. Запах гари бьёт в ноздри. Ваниль дымно окутывает лицо вуалью, и Лина тихо кашляет. А затем ей кажется, что она уловила в белёсой пелене движение. Может, ей опять всё это снится? Она протянула к дыму руку и пропустила его сквозь пальцы, вспоминая… — Как выстрижена? — глупо переспросила она у Сидни и положила руку на волосы, нервно расчесав их пятерней. — Пряди не хватает, ещё и на видном месте, у лица, — у подруги упал голос, — или ты этого не делала? Вместо ответа Лина покачала головой, встала с кровати и в зеркале придирчиво осмотрела, цокнув, свою причёску. Да, действительно… тёмная прядь аккуратно срезана, и Мэрилин поневоле вспомнила того, кто ей привиделся так явно — мужчину с не запоминающимся лицом в кожаной одежде. В странном сне он и отхватил её локон, после чего исчез, оставляя главный вопрос — был ли он реален? Рука Мэрилин дрогнула, когда она протянула её к дыму, кажущемуся перемежаемым, живым, исходящим густыми облаками. Странная тишина разлилась в коридоре… И Лина вдруг подумала, что совершает ошибку… но не сделать этого она не могла, слишком велик был странный соблазн, наполнивший тело, как вино сосуд. Соблазн узнать, что там, за этим дымом, и наконец со всем разобраться. Внезапно там, за клубами, в неизвестности, в середине коридора нечто толкнуло и заставило покачнуться самую дальнюю лампочку, отчего Мэрилин напугано взглянула на потолок. Амплитуда колебания была сильной: тени падали на стену и плясали в дыму, словно живые, безмолвные призраки. Одиночество своё Мэрилин почувствовала ещё сильнее, сжавшись и замерев ладонью на половине пути к туманной пелене. Ощущалось чьё-то приближение: пусть шагов она и не слышала, но ощущала присутствие, боясь даже пошевелиться. И слух уловил. Он различил непонятный стук кости о кость, точно кто-то дробно отбивал ритм щелчками челюстей. От этого крик застыл ледяным ошейником в горле у Лины. Вдруг странное бульканье заставило её вздрогнуть и резко повернуть голову на звук. Она вгляделась и явно увидела, как в стене разрастается гнилая червоточина, похожая на небрежно просверленную в плоти дыру — совсем рядом от неё, стоит сделать шаг. Оттуда сначала слабо, а потом всё сильнее, точно кто-то подавал больший напор, вытекала по старой жёлтой краске чёрная жидкость. Стена казалась потрескавшейся, будто глубокие борозды исходили именно от этой странной дырки. А затем нагнетаемая чёрная жидкость вылилась сильнее, издавая то самое бульканье — и фонтаном выплеснулась на пол. Мэрилин опустила взгляд и не сдержала короткого вскрика. Как она могла не заметить, что стоит в воде? Почему не почувствовала, что липкая, тёмная, холодная вода окутывает до самых лодыжек? Вопросов становилось всё больше, и Лина схватилась за голову, прикладывая пальцы к вискам и шепча сквозь стиснутые зубы: — Это наверняка нереально. Наверняка нереально… Противное бульканье и плеск воды. Из червоточины жидкость побежала всё быстрее и сильнее, размывая её и разрушая стену. Лина нахмурилась и медленно шагнула. Ей казалось, стена вспухла и налилась багровым, точно воспалённая рана. И чем ближе она шла, тем медленнее и гуще стекала по краске чернота, ставшая вязкой слизью. Буль. Буль. В воде идти тяжело, ноги вязнут как в болоте. Сбоку на гладкой чёрной поверхности поднялись и лопнули два больших пузыря… Лина покосилась, но не отказалась от мысли увидеть червоточину вблизи. Она была отнюдь не на уровне глаз, так что пришлось привстать на цыпочки, прижав руки к стене, и едва коснувшись её, Лина вздрогнула. Стена казалась странно горячей. Ещё немного — и она увидит, что внутри. Почему ей так важно заглянуть туда? Разум стянула дымная завеса, ваниль туманила рассудок. Лина всмотрелась в темноту… Стало тихо. Так тихо, что даже вода прекратила капать. На периферии зрения Лина заметила, как закачалась вторая лампа. Она прищурилась… — Да простим мы грехи должникам нашим! Смилуйтесь, Ангелы с Той Стороны! — резкий крик справа заставил её завопить в ответ и от неожиданности упасть прямо в воду, поскользнувшись и шлёпнувшись прямо на зад. Отец Вейланд с перекошенным от улыбки лицом — от неё веяло безумием — проорал слова странной молитвы и замолчал, с резким стуком сомкнув челюсти. Руки его были спрятаны в рукава чёрной сутаны. Лину колотила дрожь. Дрожащие руки едва шевельнулись в воде, издав негромкий плеск — и с громким щелчком позвонков отец повернул голову к Лине и молча воззрился на неё налитыми кровью, жестокими глазами. Она не знала, что сказать. Не знала, стоило ли говорить хоть что-то. Тело пробрало холодом, когда он, делая маленькие шаги, попятился в дым и скрылся там, не отрывая глаз от девушки и медленно исчезая, точно жуткое видение. Пальцев Лины коснулось нечто плотное и длинное… — Ч-чёрт! Проклятье! — взвизгнула она и взвилась с места, подскочив на ноги. В горле встал вопль. Отец Вэйланд… Он тут, под водой. Но как же?! Она непонимающе, беспомощно посмотрела на его растворяющееся в дыму лицо мужчины, полностью скрывшегося в дыму, и с ужасом — на его тело, зависшее под водой. Он открыл рот в немом вопле, и тот чёрной бездной зиял на бледном лице. А затем резко выкатил зрачки из-под набрякших век и искоса посмотрел на Лину, провожая её взглядом и уходя глубже с поверхности, так, что исчез и растворился в чернильной воде, оставив Лину напуганной, одинокой, отчаявшейся. Покойник. Он покойник. Он мертвец. Утопленник… Лина шептала это, вжимаясь плечами и спиной в стену и вдруг чувствуя, как поверхность вздрогнула и затрепетала, а затем нечто шевельнулось под слоем краски. Крик омерзения и страха стал истерическими рыданиями. Мокрая, жалкая, она поняла, что задыхается от панической атаки, накрывшей с головой волной липкого ужаса, когда поверхность воды забурлила, и из-под неё показались бледные руки... сперва одна. Затем вторая. Третья... пятая... И сердце забилось в немом испуге на таком пределе, что ещё немного - и оно остановится, не в силах ожидать, когда ещё одна разбухшая рука схватит за лодыжку. Но в дымной пелене что-то застучало снова - куда громче, и руки медленно, точно змеи, уползли обратно под воду. А из седого дыма на Мэрилин надвинулась высокая фигура, закованная как в броню в чёрные одежды. Она поднялась, едва способная стоять, и попятилась назад. Расширив глаза, не отрывала перепуганного взгляда от мужчины, выплывшего навстречу: при его появлении запах ванили и дыма только усилился, забился глубоко в ноздри и, кажется, помутил сознание, отчего она стала видеть слишком расплывчато… Мэрилин тихо сжалась, отстукивая и сама зубами дробь, когда вместе с паническим ужасом и клокочущим, не вырвавшимся из груди криком, её живот болезненно пронзило раз и другой необъяснимо-странным желанием. Списать на адреналин всё это она уже не могла: слишком много ниточек вело к разгадке тайны. Лина вдруг столкнулась со столом, понимая, что пятиться дальше некуда, и, высоко вздымая грудь, сморгнула две крупные слезы, скатившиеся по щекам от едкого запаха и дыма, раздражавшего слизистую. Он подошёл близко, так, что она, к несчастью, разглядела. — М-м-ммфф! — дикий вопль, преисполненный ужаса, задавила его ладонь, грубо сомкнувшаяся на губах девушки. Существо застучало оголёнными челюстями, оскаленными в жуткой гримасе. Безглазое лицо было изувечено и изрезано проволокой, которая пронзала губы по краям и сбоку, уходила и разрывала плоть к скулам и затылку. Без ушей, без глаз и без носа, тем не менее, он словно бы смотрел на Мэрилин и принюхивался к ней, обдавая дыханием из узких ноздрей на месте скрученной и вспаханной багровой плоти. Лина забилась, замычала, дёрнулась, однако её опередили ловкие длинные пальцы. Мужчина притиснул её к себе, так, что поневоле она упёрлась руками в искалеченную крепкую грудь, покрытую искусно тиснёным кожаным одеянием, и забилась в этих страшных объятиях, не желая находиться в них ни секунды. Пальцы проникли глубже в её рот, надавливая на язык и вдруг ласково обводя его кончиками. Что за дьявол… Мэрилин дёрнулась снова и неожиданно даже для себя кратко застонала, слегка закатывая глаза от наполнившего её удовольствия. Но стоило ей сконцентрировать внимание вновь, как волосы на затылке зашевелились от ужаса: чудовищное лицо было так близко, что едва не касалось её щеки. Зубы смыкаются с коротким глухим стуком, а её собственное тело бьёт испуганная дрожь. Рывок... бесполезно, он держит слишком крепко. Вторая рука прихватила девушку за горло, и существо, сдавив его пальцами, поднимает Мэрилин так, словно она ничего не весит. Она хрипнула и умоляюще ухватилась за запястье, сжав его в пальцах и засучив ногами. Однако он изучал её, задрав подбородок и будто бы разглядывая, хотя глаз не было - лишь впадины глазниц, запавшие и рисующие профиль. А вторая рука выскользнула из её рта и повела по подбородку. Медленно - по шее на грудь, не задерживаясь, чуть царапая завязки мокрой кофты, под которой от возбуждения даже сквозь тонкое бельё угадываются литые, возбуждённые девичьи груди. От понимания, что каждое касание даётся болью и острыми вспышками в бёдрах, Лина почти взвыла. - Пожалуйста, - голос был сиплым, крепкая хватка пережимала связки. - Умоляю... В ту же секунду он резко отпустил Мэрилин, так, что она больно упала на стол, сметая телом письма и канцелярию: ударившись копчиком, она тихо застонала и попыталась перевернуться набок, чтобы отползти подальше, и побелела, когда свет за его спиной вдруг моргнул и погас - самая дальняя лампочка разорвалась вдруг с громким хлопком, и из неё на стену брызнула алая кровь. Он быстро повернулся почти всем торсом на этот звук, настороженно клацнув челюстями. Вторая лампочка раскачалась так же сильно, как первая, помедлила, наращивая амплитуду - и вдруг лопнула с такой силой, что алые капли попали и на таинственное существо. Он повернулся к Мэрилин и словно всмотрелся в её лицо. Она могла поклясться: он видел, ведь чувствовала же она прожигающий, тяжёлый взгляд на себе. Он протянул руку, покрытую кожаной перчаткой - и девушка крепко зажмурилась, стараясь не двигаться и ожидая удара или нового мучения. Но неожиданно ладонь вдруг коснулась её лба, полностью накрыла его - и в голове у Лины вспыхнуло единственное слово, резкое, как укус, мрачное, как удар топора. А затем прикосновение истаяло, оставляя после себя холод на коже - и когда Лина осторожно открыла глаза, она сперва не поверила себе. Вскочила со стола и метнулась вперёд, не в силах совладать с нагнетаемыми в груди рыданиями и всхлипами. Коридор был пуст.

***

Она сошла с ума? Ей это привиделось или было взаправду, только неким образом исчезло, словно ничего и не было? Она металась по коридору в поисках червоточины, из которой выливалась чёрная смрадная жидкость. Искала кровавые брызги на стенах. Пыталась найти его следы... Но лишь когда наверху, в самом храме, она наткнулась на отца Вэйланда - живого, невредимого, с холодным лицом говорящего праведникам о грехах Господних, тогда-то и сломалась. Вылетела из церкви вон по ступенькам, ухватилась за ближайший столб и медленно сползла по нему, не в силах больше держаться. Дыхание выровнялось нескоро. Она должна была вернуться и предупредить Эмили, но пока сил зайти туда снова не было. Там пахло свечным воском и дымом, едва ноздрей касаются эти запахи, как её накрывает приступ паники. Спустя четверть часа Мэрилин всё же собралась с силами и вернулась в зал, обнаружив перед одним из алтарей Эмили. Женщина доставала из пакета белые обычные свечи и старательно расставляла их вокруг плошек, заполненных бесчисленными и жуткими дарами прихожан. На самом алтаре зловеще поблёскивали иглы и булавки. - Эмили, - нехотя начала Лина, теребя краешек кофты. - Я очень извиняюсь, что мне приходится просить вас об этом в первый же рабочий день, но... сегодня я почувствовала себя очень плохо. Женщина безразлично повернулась к ней и окинула тусклым, невыразительным взором. В нём Лина явно увидела неодобрение и недовольство, но Эмили вслух произнесла совершенно другое: - Ты хотела бы отпроситься? - Да, - она не стала медлить и сразу озвучила просьбу. Ещё немного - и она разрыдается прямо здесь или чего доброго хлопнется в обморок. - Завтра выйду как полагается. Письма я разобрала на стопки... Эмили закусила щёку изнутри, выслушивая. Кивала. Затем покосилась на увлекшегося просвещением паствы святого отца - и сделала короткий жест рукой: - Хорошо, иди! Будем считать, это первый день нашей прошедшей стажировки. Но завтра не опаздывай, в семь часов нужно быть уже здесь... - Поняла, - пролепетала Лина и как можно быстрее рванула к выходу, умом понимая, как это выглядит со стороны. Она вылетела за двери и тяжело выдохнула, сбежав по ступенькам. Больше никогда она сюда не вернётся, она не самоубийца! Содрогнувшись, девушка запахнула кофту на груди, стянула её в кулаке и побежала домой так быстро, как могла. В висках пульсировало и билось единственное тревожное слово, которое мучало её и терзало, и она готова была сдаться на половине пути и больше никогда не возвращаться к этому вопросу. Однако было уже слишком поздно, она чувствовала подсознательно, что ничего не выйдет - слишком далеко она зашла. Палач. Почему она подумала именно об этом? Ей привиделось? Она понимала, что необъяснимым образом существо назвало ей себя. Лина бежала сквозь толпу к светофору, стремясь успеть на зелёный... но вот свет моргнул, и она, вспотевшая, запыхавшаяся, обречённо утёрла лицо ладонью и усмехнулась. А ведь одежда у неё сырая. Значит, не привиделось... Домой она буквально вломилась - и бегом устремилась в душ, радуясь, что пока Сидни на работе. Взлетела вверх на второй этаж, мигом скинула грязные вещи, пропитанные дымом и ванилью, тошнотворно-сладкими и прогорклыми, и встала под горячую воду, дрожа всем телом и наконец разрешая себе расплакаться. Она не чувствует себя в безопасности нигде и никогда. Ей кажется, за ней вечно кто-то следит, и она понимает, кем мог быть тот странный мужчина, что виделся ей на улицах и напротив дома. Как ни страшно было это признавать, но вполне возможно, всё это время она видела Палача. Зачем он преследовал её? Остервенело намыливая тело губкой, Лина поджала губы. Зачем являлся? Чего хотело это чудовищное, невероятное создание, так похожее на человека и так отличающееся от него? И самое главное, чего хотела от него она?... Во влажном воздухе ванной комнаты плыл аромат ванили, исходивший от вещей на полу. И Лина прикрыла глаза и откинула голову назад, вдруг вспоминая с болезненным желанием руку на своём лице и стальную хватку на шее. Пальцы, аккуратно скользящие по телу. Короткий стон вырвался из груди, но она насилу убрала руку, тянущуюся вниз. Тело требовало разрядки - реакция на страх? Лина не была так уверена. Быстро смыв с себя мыльную пену, она обернулась в полотенце и вышла... ... не замечая, как ворох грязной одежды, намокшей в чёрной воде, вдруг дёрнулся, и оттуда показались бледные мокрые пальцы.