Ночи когда оживают призраки

*** У Вольфганга красивый голос. Звучный и убеждающе-глубокий, голос настоящего короля. У Вольфганга в глазах поселилось солнце, забыв о небе на котором ему полагается висеть. У Вольфганга в глазах заперты его лучи, залитые янтарём по краям, чтобы не убежали. У Вольфганга волосы ярче золота, как будто искрятся магией, облитые плавленным металлом. У Вольфганга широкий разворот плеч, осанка истинно королевская и сам он несгибаемый и неломающийся снаружи. У Вольфганга сила в крепких руках и большие ладони с длинными пальцами. У Вольфганга загорелая кожа и контраст золота на тёмной одежде. Вольфганг сам один сплошной контраст, неломающийся внешне. Но чертовски сломанный внутри. У Вольфганга платиновые шкафы с секретами, замурованные скелеты и страхи под подушками. У Вольфганга липкая спина и нет сна в ни в одном из глаз, потому что на самом деле бесстрашный Вольфганг совсем не такой. У Вольфганга по ночам оживают призраки, стоят у стен, за углами и живут в зеркалах, в которые Вольфганг не смотрится. У них в глазах укор, злоба, разочарование и немая, бесконечно горькая грусть. У призраков Вольфганга есть имена и лица, у них власть и отсутствие жалости. Вольфганг не спит, потому что в этих снах его призраки всемогущи на собственной территории. Вольфганг боится забвения, которое могут подарить они ему во сне. Его призраки это осколки живых людей, тех, упокоиться которым не суждено из-за него. Когда Вольфганг дремлет, у него перед глазами образы тех самых призраков мелькают под веками. Одуванчиковое поле, залитое кровью, и слишком рано рассыпавшийся белым пухом цветочный мальчик с осколками неба в глазах. Золотые волосы с закапанными кровью кончиками и слова проклятья из булькающего рта. Голова человека насаженная на пику с кровавой улыбкой, мягкой, как и он сам. Преданный призрак, преданнее собаки, умирающий с той же улыбкой с какой и жил. И красивая женщина с горящими в всплохах огня волосами, с застывшими слезами на щеках. Слёзы были прекрасны, как была прекрасна и она сама. У Вольфганга кошмары имеют лица, а страхи человеческие обличья. У Вольфганга королевский титул, позолоченный трон, и накидка из красного бархата давит на плечи. У Вольфганга огромная ответственность, и роль пешки сменилась на короля. Вольфганг сомневается, заслужил ли он. У Вольфганга нет спокойствия, нет счастья и вера кончается. Будет ли хорошо? У Вольфганга нет ответа, Вольфганг весь в работе и тонет в складках бархатной мантии, как тонет в отчаянии каждую-чёртову-ночь. У него по ночам оживают призраки и копают ему могилу, засыпая сверху золотом. Вольфганг падает-падает-падает в пустоту позади, а цепляться длинными пальцами не за что. Одежды мимопроходящих рвутся, а руки никто не протягивает. Как смешно. Разве бывает король без подданных? Очевидно нет, и на этот вопрос у Вольфганга найдется ответ. У Вольфганга созвездия веснушек на плечах и носу, и звёзды внутри гаснут и разбиваются, как сломанные лампочки. Когда они падают на них никто не загадывает желания. И это больно. У Вольфганга любовь спит крепко в соседнем крыле, поставив на прикроватную тумбочку очки-квадраты за которые ему досталось. У Вольфганга любовь носит белые узкие брюки и зачёсывает назад гладкие волосы цвета тёмной глубокой ночи. В его волосах нет звёзд, и Вольфгангу отчаянно хочется это исправить, поделившись своими, но ему запрещают. Запрещают один раз, потом второй, потом третий, четвёртый... На десятый он прекращает дарить подарки, а на одиннадцатый перестаёт делиться звёздами, которые не нужны. Вольфганг смиряетя и принимает чувства Господина Министра. Точнее их отсутствие. Вольфганг не будет заставлять никого и никогда в жизни. У Вольфганга холодеют руки, и так отчаянно хочется прикоснуться. Хочется обнять, спрятать в своих руках и ощутить спокойствие. Его личное спокойствие не принимает его, тыкает королевскими обязанностями и статусом, а у Вольфганга внутренности ухают куда-то вниз, когда Шин говорит. Вольфганг прячет взгляды и дрожащие пальцы, вовсю пользуясь новоприобретённым умением держать лицо и прятать свои чувства. Шин отдаляется, Шин держит дистанцию, Шин не влюблён и талдычит о короне и правилах. Шин с каждым разом крадёт всё больше звёзд, заставляя их падать, но не загадывает желание. Вольфгангу не жалко, он готов отдать каждую лично в руки, но это не нужно. "Я всего лишь обычный подданный, Ваше Величество". Вольфганг не отвечает, лишь молчит как-то грустно, смирившись с убеждениями Господина Министра. "Ты значишь для меня намного больше, чем простой подданный, разве не видишь? Вглядись и увидишь то, что видит каждый кроме тебя. А возможно видишь и ты. Но тебе наплевать." Вольфганг хочет сказать ему это, хочет познакомить его лицо со своими губами и наконец перестать чувствовать липкий страх и беспокойство ночами. У Вольфганга любовь не видит его чувства и трёт переносицу, уставая от работы. Вольфганг не предлагает выходной, знает, что бесполезно, что его до сих пор считают глупым, неотёсанным юнцом на которого нельзя положиться. План Шина стал их планом, но это не изменило положения дел. Вольфганг не глуп, он всё понимает и с королевскими обязанностями может справится и без помощи. Но этого не замечают, видя в нём того беспризорника в дырявых штанах, который носил рубашки наизнанку и хранил воспоминания в вещах в доме на дереве. Вольфгангу не сбежать, за его спиной, по правую руку стоит он. Шин. В серой тени, всегда поблизости и рядом, протяни руку и коснись выпавших из причёски волос или поправь ворот накидки. Но прикасаться нельзя и оттого ещё тяжелей быть рядом, и телом чувствовать чужое тепло. Шин вовсе не холоден, хоть бледен, Шин тёплый и уютный, у Шина тонкие ладони и идеальный маникюр. Вольфганг сходит с ума медленно и ненавязчиво, но не делает ничего, что может отвадить Шина от него навсегда. Вольфганг не будет никого заставлять. Измена подобна смерти и полной ненависти к самому себе. Вольфганг верен свом людям, словам и предпочтениям. Вольфганг уважает чужую волю и решения, но это не делает собственные убеждения слабей. Шин для него никак не трофей, который можно поставить на полку и любоваться, периодически стирая пыль. Шин человек. И у него есть выбор. У Вольфганга в волосах плещется плавленное золото, и солнце поселилось в глазах забыв про родной небосвод. У Вольфганга рассыпаются звёзды, потраченные зазря с не загаданными желаниями. У Вольфганга по ночам оживают призраки у которых есть лица, замыслы и власть в королевских сновидениях. У Вольфганга любовь ходит в тёмно-синей утеплённой накидке и зачёсывет волосы цвета беззвёздной ночи назад. У Вольфганга руки по локоть запачканы в липкой крови, а под ногами серая пыль, которая была его звёздами. У Вольфганга в ладонях должен быть целый мир, но между пальцами лишь ошмётки того, что было им. *** Король не спокоен. Золотые волосы разметались по влажной подушке, одеяло скинуто и зажато в кулаке. Костяшки побелели от напряжения, и сам бывший четвертый принц скрючен на измятых простынях. Ноги поджаты к груди, а голова опущена вниз. Глаза под тонкими веками мечутся, а брови сведены к переносице. Загривок весь влажный, как и волосы, а по виску скатывается капля пота. Королю снятся кошмары, которыми правят ожившие призраки. Вольфганг периодически вскрикивает, ощущая холодные прикосновения длиннопалых призрачных рук. У Вольфганга хрипит голос, сорванный, и в своих снах он проживает смерть. И ему не страшно, потому что вокруг умирают другие. У Вольфганга в кошмарах кровь на стенах, волосах, руках, теле и одежде, в землю вколоты мечи и штыки, а под ногами одуванчиково поле. У Вольфганга горят дома, и ленты переливаются магическими буквами. Вольфганг слепнет от их сияния в своих снах. Вольфганг жалок, не справляющийся с призрачными ладонями на своей спине, что показывают ему собственную смерть. Король в агонии, король горит изнутри и совершенно не слышит, погруженный в ад под сомкнутыми веками, скрежет дверной ручки, робкий скрип паркета под чужими ногами и шорох лёгкой ночнушки. Король насторожен к звукам, король привык к покушениям, но срабатывает инстинкт доверия. Король не просыпается от звука родных, выученных шагов. Свеча мерно догорает в руке пришедшего, стекая струйками воска на ладонь. В отсвете рыжего огонька волосы Господина министра кажутся предрассветным небом, а в глубине тёмных глаз отражается дрогнувшее пламя. Шин не спит в столь поздний час, Шин тоже видит призраков. Он с ними на "ты" и ведёт беседы, они не мешают уже ему спать, их прозрачные прикосновения привычны для него. Шин может прознать об их планах, заглядывая в потухшие глаза. И Шин знает, что они не жалуют Его Величество. Шину не спится, когда его короля мучают призраки. Шин чувствует беспокойство короля кожей и раз за разом идёт успокаивать, прогоняя своих давних друзей прочь. Тонкие белые пальцы мягко проводят по щеке спящего короля, поглаживают, стараясь успокоить. Шин стоит на коленях возле кровати, опираясь предплечьем другой руки на матрас. Свеча, оставленная на прикроватной тумбочке, мягко подсвечивает влажные волосы короля золотом. Пальцы Шина медленно бредут дальше, поглаживая основание челюсти и тонкую кожу за ухом. Глаза Господина Министра искрятся теплом и нежностью, следя за нахмуренными бровями златоголового. Пальцы зарываются в волосы на затылке, мягко сминая и ероша загривок. Обычно, после этого дыхание короля выравнивается, лицо разглаживается, и он перестаёт метаться, сжимая простыни в кулаках. Но сейчас всё становится лишь хуже, а вскрики всё громче. Королю больно, королю страшно, у короля за плечами призраки, а на руках засыхает кровь. Королю не хватает лишь тёплого прикосновения, королю нужно проснуться и ощутить в руках своё личное спокойствие в очках-квадратах. Шин это понимает и легонько трясёт его за плечо. Когда реакции не следует, министр повторяет действие уже настойчивей, но эффект всё тот же. Шин протягивает руку к чужому лбу и касается переносицы, силой раздвигая сжатые брови. Он склоняется к самому уху златоглавого, доверительно тихо шепча: -Просыпайтесь, Ваше Величество. Ответом ему служит треск простыни, сильнее стиснутой в кулаке, и напрягшаяся поза. -Ваше Величество. Король, проснитесь. Тело короля напрягается всё больше, а шея вертится, пытаясь отогнать щекочущий шёпот. Шин знает последнее средство способное разбудить короля. И отчаянно краснеет, оставляя поцелуи у основания шеи. Король откликнется лишь на своё имя. -Проснись, Вольфганг. Веки раскрываются, дыхание прерывается, а в янтарных глазах застыл неподдельный, леденящий ужас. Зрачки сужены, а из уголка рта течёт струйка крови. Язык прокушен. -Ваше Величество? И знакомое обращение словно снимает оцепенение. Вольфганг дышит часто и с жадностью, грудь вздымается быстро-быстро, а у загривка всё ещё чувствуется холодное дыхание призрачного рта. Вокруг всё искрит следами прошлого кошмара, миры смешиваются в глазах, и не разобрать где сон, а где явь. Вольфганг ловит в фокус лицо Су Хёка и по телу на долю секунды течёт спокойствие. А потом от парня отшатываются, а спокойствие в глазах сменяется холодом. Король обижен, у короля задето достоинство, и он решает не спускать свои сгоревшие звёзды Господину Министру. -Что ты здесь делаешь? Шин вздрагивает от непривычно холодного тона и прячет взгляд. Он чувствует необъяснимое желание уткнуться в чужую шею и слушать мягкий, переливчатый голос. Совсем как раньше. Но вид у короля совсем не тёплый, а жгучий, Вольфганг Голденрейнольд никогда не умел быть действительно холодным. Он умел выжигать свой ненавистью и обидой. -Мне не спалось, и я услышал странные звуки из вашей спальни. Решил проверить, вдруг с Вами что-то случилось. Ложь. Но у Шина язык не колет. Он привык врать. -Твои покои находятся в соседнем крыле. Ты обладаешь настолько острым слухом, что можешь слышать сквозь десятки комнат? Жирная, неприкрытая ирония и голая издёвка в глазах напротив. Шин опускает взгляд, теребя подол тонкой ночнушки. -Я подумал, что Вам тоже не спится. -С чего ты взял? -Я знаю Вас, Вы всегда плохо спите, а сегодня... Злая усмешка трогает губы Вольфганга, жаля парня напротив. Его Вольфганг никогда ему так не улыбался. -Ты? Знаешь меня? Говоришь так, будто это не ты избегал меня эти месяцы. Будто это не ты шарахался от каждого прикосновения. Будто это не ты решил отдалиться. Будто не ты так неистово отвергал мои подарки. Ты все эти месяцы игнорировал меня, не принимал ни один подарок, касание или же поцелуй. Подчёркнуто холодно относился, говоря лишь о делах и королевском статусе. А сейчас ты приходишь ко мне в покои ночью и заявляешь, что услышал мой плохой сон сквозь разделяющее нас крыло. Кажется мне, что вы просто не можете определиться, Господин Министр. Или пытаетесь издеваться надо мной. С каждой фразой горечи в голосе становится всё больше, но тон у Вольфганга ровный, а взгляд истинно королевский. В свете свечи горят рыжим огнём стены, и блестят золотым пламенем его глаза. Шин завороженно следит за движением губ и краснеет кончиками ушей, воскресая в памяти всё то, что делали эти губы месяцами ранее. Кожа фантомно горит от выветренного остаточного тепла. Но слова, сказанные королём, отрезвляют. -Я бы никогда, Ваше Величество. Я... -Вы играете с опасным огнём, Господин Министр. Вы то близко, то далеко, играючи проводите по нервам и выдержке, но вот только вы тыкаете палкой в клетку с диким зверем, не замечая, что она открыта. Прекращайте ваши игры. Они могут выйти вам боком. -Какие игры? Это не так, с чего Вы взяли, что я играю Вами... Почему Вы обращаетесь ко мне на "вы", почему не зовёте по имени? -Потому что того требует этикет, Господин Министр. А вы его ярый приверженец. У Шина комок собирается в горле, а отголоски собственных слов режут не хуже ножа. Ему нужна была свобода, ему было страшно от черезмерного внимания и привилегий, и вот, это внимание прекратилось, а Шину... страшно. Страшнее чем раньше просто остаться одному на высокой должности и потерять близкого человека. Слишком близкого. Страшно теперь жить без него, смотреть, как в будущем он заведёт семью, и счастье его уже не будет связано с ним. Шину страшно и мурашки по коже от собственной глупости и ошеломляющего открытия, что он скучал. Скучал по голосу, взгляду, прикосновениям и поцелуям. Шин скучал по нему. Так сильно, что подгибаются коленки и хочется вжаться в родное тело, почувствовать сладкий запах и ощутить под пальцами загорелую кожу. -Ваше Величество, я... -Что ты? -Я... Ваше Величество, прекратите. -Прекратить что? -Прекратите так на меня смотреть. Шин порывисто вскакивает с колен, забирается на кровать и заливается краской, стоит ему сесть сверху на златоголового, обхватив чужие бедра своими. Локти ложатся на плечи, а ладони принимаются перебирать мягкие волосы на загривке. Шин утыкается носом в королевскую шею, наполняя лёгкие густым и сладким запахом Его Величества. Губы принимаются оставлять лёгкие, невесомые поцелуи на сильной шее, Шин проводит по ней кончиком языка, посасывая бешено бьющуюся венку. Шину хорошо, тепло и наконец спокойно. А у Вольфганга руки сжимаются в кулаки, и на контрасте с приятными действиями внутри закипает горечь. Сегодня всё доверительно и до щемящего нежно, а завтра они снова станут королём и министром финансов. И от этого становится невообразимо больно. Вольфганг ничего не делает, не пытается ласкать в ответ, не прижимает к себе ближе, не делает ничего из того, что делал раньше, и Шин это замечает. А Вольфганг просто хочет уйти, громко хлопая дверью, потому что омерзительно ощущать себя настолько использованным. И испытывать от этого удовольствие. -Что ты делаешь? Шин замирает от неприятного тона, что режет по ушам. -Ваше Величество... Вольфганг начинает злиться. -Что ты, мать твою, делаешь? Зачем ты дразнишь меня? Зачем заставляешь делать то, что тебе не нравится? Ты ясно дал понять, что тебе противны мои прикосновения. И я решил смириться с этим. Ты человек, у тебя есть собственные чувства, и они могут не совпадать с моими, и я решил дать тебе выбор. Ты захотел отстраниться. Так почему сейчас сидишь на моих коленях и целуешь так, будто ничего не было? У Шина перехватывает дыхание от той обиды, что в голосе у Его Величества. И сам начинает злиться от того, что этот твердолобый дурак всё понимает по-своему. -Обнимите меня. -Что? -Вольфганг выглядит действительно ошарашенным,- Нет. -Обнимите. -Нет. Тебе это не нравилось. Я не хочу, чтобы ты чувствовал отвращение ко мне. -Если бы мне не нравилось, сидел бы я на Ваших бёдрах и целовал бы Вас? -Этот вопрос я и задал тебе. Что ты делаешь? Шин приникает к горячему телу напротив, вжимается, с силой стискивая ночную рубашку на груди, и обводит кадык языком. Чужой судорожный выход заставляет его улыбнуться. -Обнимите меня, Ваше Величество. И на тихий зовущий голос наконец откликаются. Руки поглаживают бёдра, поднимаясь выше к спине. Одна рука ложится на шею, зарываясь в растрёпанные волосы, а вторая ложится на спину, с силой давя на себя. Вольфганг жадно вдыхает чужой запах, успевший слегка позабыться в памяти, и по венам течёт долгожданное спокойствие. Ему в шею улыбаются пьяной улыбкой и жмутся ещё сильнее. Они скучали. Оба. Свеча догорает, капая воском на тумбочку, но никто не замечает. В воздухе пахнет звёздами и тёплом, и почему-то даже призраки решают сжалиться над королём, даруя ему спокойствие всего на одну ночь. Завтра они оживут опять. Но сегодня канут в забвение, пока у короля в руках, так доверительно прижимается к нему его личное спокойствие. -Ваше Величество, я хочу извиниться. Я... я не принимал поцелуи, потому что мне было страшно. Я был Вашей слабостью. Я думал, что если не буду держать дистанцию, Вы забудетесь, и с Вами может что-то случиться. Я не желал становиться Вашей слабостью и грехом. Я смалодушничал. И извиняюсь за это перед Вами, Ваше Величество. Мне вовсе не противны Ваши прикосновения. Я, напротив, скучал. Но... извините меня за то, что заставил Вас так думать. Я... -Не стоит, Шин. Я понимаю. Но впредь не делай так, хорошо. Я же обещаю, что буду сдержаннее. -Ваше Величество... Глаза Шина светятся звёздной ночью в темноте, освещаемой свечой. Шин хочет рассказать, рассказать, как скучал и как замирало всё внутри, когда король был рядом, но недостаточно близко, как корил себя, но не мог решиться. Хочет сказать, как светятся чужие глаза, и как ему это нравится, хочет сказать, что обожает его волосы и тёплые сильные руки, хочет сказать, что наслаждается запахом не парфюма вовсе, а его личным запахом. Хочет сказать про голос, про тело, про то, как нравится проводить ладонью по груди, и когда это касание возвращают в ответ, хочет сказать про то, как упоительно приятно, когда длинные пальцы зарываются ему в волосы, и про разряды тока, которые прошибают всё тело, когда шершавый язык касается шеи, зубами прикусывая кадык. Шину много чего хочется сказать, но рот затыкают поцелуем. Сладким и тягучим, как плавленная карамель. У их поцелуя привкус тоски и немного звёздной пыли, которая осталась от их внутренних звёзд. Вольфганг прикусывает чужую губу, слегка оттягивая, сразу же зализывая место маленького укуса. Язык проходится по нижней губе и чужие податливые губы размыкаются, пуская его внутрь. Поцелуй-пожар. Поцелуй-искренность, и у Шина звёзды перед глазами. Языки танцуют страстные танцы, а руки жадно шарят по телу, сжимая почти до боли. В каждом прикосновении спешка и желание жгучее наверстать упущенное. Поцелуи влажные, губы требовательные, а тело горит изнутри, словно поджигают костёр. У Вольфганга взгляд пламенный, в нём расплавленный янтарь перемешивается с магией Золотого Благословения и коктейль этот воистину взрывоопасный. Этот взгляд жжёт Шина до корней волос, а румянец вспыхивает всё больше, акварелью растекаясь по шее и щекам. Обоим жарко, как в адовом пекле, и жар этот концентрируется внизу тугими комом, который мешает нормально дышать. Верхняя одежда летит в стороны, а поцелуи становятся всё жарче и влажней. Хлюпающий звук и вязкая слюна на губах. И не разобрать своя или чужая. Всё смешалось и стало общим, воздух - один, желание - одно, и нет предела внутреннему жару. Ладонями по чужой груди, пальцы играют с сосками и первые стоны впитываются в стены. Шину хорошо, Шин плавится под горячими руками и запрокидывает голову назад, когда губы смыкаются на одной из вставших горошин. Тёплый язык очерчивает круг, а зубы прикусывают сосок. Шин отчаянно пытается не сойти с ума от долгожданных полузабытых ласк, но в голове лишь чужое имя, которое ненароком срывается с губ. -Вольфганг... Король застывает, ошарашенный, даже перестаёт ласкать чужую грудь. Его давно никто не звал по имени. Его никогда не звали по имени так. Хочется ещё. Так, чтобы это было единственное слово, которое помнил бы Шин. -Ещё. Шин приоткрывает глаза, глядя из под ресниц. Вольфган растрёпанный и разгорячённый смотрит до щемящего нежно и просяще. Вольфганг прекрасен в струящемся лунном свете, и Шин сам хочет повторить, забыв все слова на свете, кроме имени его личного дракона. -Вольфганг... Не останавливайся. У Короля срывает последние ограничители от тихой просьбы, от собственного имени из чужих уст, которые никогда его не произносили. Хочется больше, намного больше, и Шин, ведомый Его Высочеством, резко меняется с ним положением. Его подминают под себя, ложась сверху, и утыкаются носом в шею. Сквозь сладкую пелену доносится шёпот. -Я так не могу. Скажи мне. Если ты не хочешь этого, я просто уйду. Потому что я не смогу сдержаться, если ты будешь так делать. Ты слишком горячий. И я хочу тебя. Ответь, да или нет? Шин чарующе улыбается, обхватывая ладонями лицо Вольфганга. -Да. Не останавливайся сегодня. Или не прощу. Вольфганг усмехается уголком губ, увлекая Шина в долгий поцелуй. А потом было жарко, жарче чем раньше, были руки настойчивые и ласкающие, зубы на шее и груди, метящие свою территорию, были громкие стоны и низкие гортанные тоже. Были разгорячённые тела и прикосновения, что плавили и заставляли выгинаться дугой. Были раскалённо-нежные взгляды и объятья крепкие, от которых хрустели кости, были алеющие цветки-засосы и тихие мольбы ни за что не останавливаться. И Вольфганг им верил. -Скажи, если будет больно, хорошо? -Больно не будет. И боли правда не было, была лишь приятная наполненность и безграничная нежность. Пальцы Вольфганга сжимающие бёдра до красных отпечатков, и сначала осторожные толчки. Он входил полностью, замирал, и выходил почти до конца, раскачивая на волнах, продлевал сладкую пытку. И так раз за разом, пытаясь не наращивать темп и, сцепив зубы, чтобы не застонать и не сорваться. Маленькое наказание для непослушного министра. Но оно проваливается с треском, как только до ушей Вольфганга долетает жалобный, просящий голос, и полуприкрытые глаза, потемневшие на пару тонов, смотрят из-под ресниц. Глаза у Шина кажутся почти чёрными из-за бесконечного желания. -Пожалуйста, Вольфганг. И вся хвалёная выдержка летит к чертям. Вольфганг нагинается близко-близко, сплетает их пальцы, и вдавливает Шина в кровать. Движения становятся быстрей, а стоны громче. Шин ловит темп, подмахивая бёдрами навстречу, пытается подстроиться, но к Вольфгангу невозможно подстроиться. Он слишком обрывист, хаотичен и непостоянен. Но Шину нравится. Шин закатывает глаза и, кажется, почти сходит с ума, когда до ушей доносится низкий, гортанный стон. Вольфганг редко позволяет себе подобные вольности. И оттого они становятся ещё ценней. -Быстрее. Движения становятся рваными, финиш совсем близко. Пара последних толчков и Шин, сдавленно простонав, изливается на живот. Вольфгангу хватает пары движений собственной ладони. Они падают на кровать, обессиленные и довольные. Пот стекает со лба, а приятное онемение растекается по телу. Вольфганг закрывает глаза, и под ними в темноте мерцают яркие искорки новых звёзд. Звёздами, всё закончилось ими. *** Вольфганг лежит на кровати, прижав к себе обессиленного Шина. Он доволен, словно большой рыжий кот, объевшийся сметаны, мягко поглаживает плечи синеволосого, бормоча под нос какую-то песенку. Они оба не спят, слушая стрёкот ночи, немножечко пьяные от недавней магии. Шин лежит на чужой груди, закинув ногу на короля, и вырисовывает какие-то узоры на ладони Его Величества. Вольфганг спокоен. А Шину вдруг становится до одури нежно, так, что хочется сжать его в объятиях, притянуть к себе и никогда не отпускать. Просто оставить себе. Сделать его лишь собственным королём. Шин поднимается на локтях, забираясь выше, и обхватывает шею Вольфганга руками. Король чувствует перемену в настроении Шина. -Эй, ты чего? Что-то не так? Голос мягкий и обеспокоенный. -Нет. Всё в порядке. Просто захотелось Вас обнять. Вольфганг усмехается уголком губ, притягивая Шина ближе. -Делай это почаще. Шин заливается краской, пряча голову в изгибе чужой шеи. Вольфганг тихо смеется, умиляясь реакции Господина Министра. -Что смешного? В голосе проступают обиженные нотки. -Ничего, мне просто хорошо. Вольфганг закрывает глаза, устраиваясь вместе с Шином поудобнее. У Вольфганга в руках личное спокойствие жмётся к нему и ластится ручным котёнком. У Вольфганга спокойное дыхание, и на губах перманентно застывает лёгкая, умиротворённая улыбка. Вольфгангу хорошо. У Вольфганга по ночам оживают призраки, но их прогоняют прочь.