За горизонтом событий

- Хотя бы дом приличный, -выдыхает тихо Ёнджо, выходя из машины и ступая на старую брусчатку, сквозь стыки которой уже проросла трава. Она пробивалась даже через камень, что был разрушен мхом. Когда-то благородный цвет слоновой кости стал противным и грязным, и хотелось вовсе засыпать всё песком или же щебёнкой, чтобы не видеть этого блевотного цвета, что так раздражал глаза Рэйвена. Дорожка, выложенная брусчаткой, проходила от гаража(где и остановился парень) вперёд к каменным ступенькам их нового дома. Она окружала маленький островок зелени перед фасадом здания, где, судя по стволу и кроне, росла вишня, но кроме неё там росла трава, что, казалось, забила всё на этом маленьком приусадебном участочке, что мог бы быть милым и уютным, если бы о нём заботились. - Перестань ворчать, как дед старый, Ёнджо, -посмеялся Хванун, что уже вытащил из багажника все сумки и кейсы с оружием, ставя их на землю и оглядываясь вокруг. Сам дом был то ли деревянным, то ли это облицовка такая, сложно понять было, да и не особо волновало Ё вся эта архитектурная мутота. Он был не очень большим, но, явно, вместительным - два этажа и чердак, была открытая веранда, где стояли горшки с уже дикими растениям, что своими корнями образовали трещины в глине, пробиваясь сквозь неё. Светлый домик недалеко от обрыва и леса, чтобы, если уж совсем прижмёт, труп можно было спрятать без проблем, - Итак всю дорогу мне мозги ебал, -закатил глаза парень, - Помоги лучше, давай, не стой столбом, -к стати говоря о столбах, их было три на участке. Три фонарных столба с диким виноградом, что так красиво оплетал их. Два стояло возле входа в дом и один возле старой скамейки, что, казалось, была сделана ещё в восемнадцатом веке, не позже. - А ты у нас совсем обессилил, малыыыш~ -протянул последнее слово Рэйвен, словно нарываясь на неприятности. - Ещё раз ты меня так назовёшь и твоё тело полетит вниз с этого блядского обрыва, Ким Ёнджо, -холодно сказал Ё, чеканя каждое слово и почти полностью будучи готовым вытащить пистолет из кобуры, пуская пулю в лоб старшему. - Конечно-конечно, да-да, -с неким сарказмом в голосе посмеялся старший, беря несколько сумок с земли и направляясь в дом. Хванун лишь закатил глаза, беря оставшиеся вещи и идя следом за своим горе-соседом, с которым он уже третье место жительства меняет. Дом встретил парней запахом сырости и скрипящими полами. От каждого их шага в воздух поднимались клубы пыли, что в конечном итоге оседала в легких, заставляя Ё кашлять. помещение, куда они попали сразу с входа было гостинной, это было понятно по старому, но всё ещё выглядящему дорого дивану, что стоял напротив камина. Рэйвен подумал о том, что камин хорошая вещь и в нём можно сжигать улики, ну или остатки Хвануна, если он будет доёбываться до него слишком сильно. Сейчас, разбирая вещи и раскладывая их в своей комнате Ким думал о том, сможет ли он наконец назвать это место домом. Сможет ли, пройдя через столько испытаний в жизни, хоть где-то быть по-настоящему счастливым? Будет ли тот, кто сможет разжечь в нём желание жить, или же он, как и большинство его знакомых киллеров, умрёт от пули, что случайно словит на одном из заданий? Он совсем не знает, что будет дальше и как подавить это нарастающее желание причинить себе боль. Парень всегда забивался в угол, когда чувствовал в глубине души какую-то нарастающую тревогу, что съедала его изнутри. Когда его чёрная дыра сжирала все эмоции и чувства, оставляя лишь боль и отчаяние, а разум кричал <<убей себя>> Ёнджо поворачивает голову и видит маленького мальчика, что дрожал в углу комнаты в темноте, когда лишь тонкая полоска света, что проникал из приоткрытой двери, касалась его ноги и он прижимал ноги к себе, чтобы этот свет не касался его, словно может обжечь и ранить нежную детскую кожу, что итак усыпана синяками, словно маленькими галактиками, что расцветали на его теле от побоев отца. Маленький Ёнджо прижимал ладони к ушам так сильно, чтобы не слышать криков мамы, сжимался, чтобы его было как можно меньше, чтобы не нашли и не причинили боль. Сердце сжимается и словно растворяется в этой ноющей чёрной дыре внутри, хотел бы Ким сейчас его согреть и сказать, что дальше будет легче, что всё обязательно наладится, просто какое-то время нужно потерпеть, переждать, но он лишь отворачивается, отгоняя это видение и прислоняется спиной к своей кровати. Старый дряхлый каркас из уже подгнивших досок, что вообще чудом стоял. Спать на таком нужно было с осторожностью, чтобы ночью не провалиться на первый этаж. Ён выдыхает в тишину своей комнаты, разглядывая её и подмечая совсем ненужные детали: трещину на стене, что тянулась от потолка до пола, рассекая стену, что была какого-то бежевого цвета, ну или стала такого цвета от времени и долгого отсутствия людей в ней. Мебели было не так много: шкаф, из какого-то дорогого дерева, кровать, что занимала большую часть комнаты, ковёр на полу, который стоило бы вытрясти, ведь кто знает, что в нём завелось, большие и тёмные портьеры на единственном окне в комнате и стол, что стоял недалеко от шкафа, напротив кровати. Конечно, на потолке ещё висела люстра, что казалась старше Рэйвена лет так на тридцать точно, а то и больше, маленькие бра на стене, возле которой было изголовье кровати, и несколько цветочных горшков: один большой на полу возле окна и пара на подоконнике. Парень вновь закрывает глаза, и падает в бездонную пропасть воспоминаний, от которых ему никуда не деться. Они постоянно с ним, тенью, ветром, что колышет его волосы и перебирает их. Невозможно сбежать от части себя, от того, что внутри, словно бежать от своего желудка или лёгких. Бесполезно и бессмысленно. Руки дрожат, и внутри тревога всё сильней нарастает и сжирает его изнутри, Ёнджо хочет сбежать, но он не может. Ким шарится рукой где-то во внутреннем кармане джинсовки, что всё ещё была на нём и находит необходимую ему вещичку - острое лезвие, лежащее на дне кармана. Он сжимает его пальцами, разглядывая и словно предвкушая. Уже ощущая этот вкус боли, что способна перекрыть душевные страдания и усмирить чёрную дыру внутри него. Лёгкое движение руки и на предплечье расцветает новая рана, кровь быстро просачивается из повреждённых капилляров, окрашивая руку в ярко - алый. Парень чуть жмуриться, делая ещё пару надрезов, чувствуя, как рука дрожит, а внутри словно закипает что-то, а после расплывается спокойствием по всему телу. Болезненный и ужасный способ, но так легче, это лучше, чем умирать изнутри, загнивать и разрушаться до основания. Ким вновь облокачивается на кровать, позволяя крови стекать по руке на пол, пачкая, ничего страшного - уберёт. А в соседней комнате Хванун так отчаянно старается поставить куда-то шкатулку - последнее напоминание о маме. Она была тяжёлой и выглядела старой, как и всё в этом доме. Тёмное дерево было расписано белой краской, что уже потрескалась и облупилась от времени. Пару раз Ё пришлось менять петли на крышке, чтобы она продолжала хорошо закрываться и открываться. Внутри лежала подвеска госпожи Ё, её предсмертные письма, некоторые лекарства и ключ от дома, что сгорел незадолго до смерти мамы Хвануна. После этого его жизнь круто повернулось, нужно было искать деньги, жильё, родных, ведь парню было всего пятнадцать. Он долго старался найти своего отца, что по рассказам матери жил на окраине города, но, как оказалось, он умер от рака лёгких ещё десять лет назад. И, оставшись без надежды на кое-либо убежище у родных, Хванун отправился работать, кто же знал, что эта кривая выведет его на убийства. Комната Ё была чуть больше чем у Ёнджо. У него помимо кровати стояло кресло, что, как оказалось, удачно закрывало большую трещину в стене. Оно было то ли из бархата, то ли это очень хорошая подделка, разбираться светловолосый вообще не хотел. Торшер с тяжёлым тёмным абажуром, стоявший возле этого кресла, являлся единственным источником света в комнате парня, ведь за окном закат уже почти растворился за горизонтом. В приоткрытое окно проникал свежий воздух, пахло свежестью, сосновым лесом и водой с залива. Всё это наполняло лёгкие парня, позволяя тому дышать легче и спокойней, расслабляло и давало время восстановиться после долгой дороги сюда. Некогда новый, дорогой и бережно хранимый хрусталь, сейчас просто пылился на полке в шкафу, что стоял аккурат в углу комнаты, не занимая слишком много места. Тумба на которой, предположительно, должен находиться телевизор станет отличным местом для хранения ядов Хвануна. Все баночки, пузырьки и пакетики уже были аккуратно расставлены на полках. Предмет мебели был из какого-то трухлявого дерева и, в случае чего, его можно было легко вынести из дома и сжечь. На такие радикальные меры парню идти ещё не приходилось, но всё может быть. Хванун был отличным химиком и мог с точностью рассчитать дозировку для определённого человека, чтобы он сразу умер, за что он и ценился в кругах так называемых заказчиков. Он получал огромные деньги и мог бы купить себе дом, машину, да и вообще переехать в другую страну, но не мог. Тут у него был Рэйвн, что нуждался во внимании, ведь в любой момент он мог покончить с собой. Хванун знал, что у старшего демоны внутри хороводы водят, танцуя возле костра на котором вечно горит его душа и сердце, а тот лишь со стороны смотрит. Ун видит как на предплечьях Ёнджо новые раны появляются с такими ровными краями от острого лезвия, но молчит. Молчит и когда поднимая рукава толстовки. Молчит, когда в глаза с укором смотрит. Молчит, когда обрабатывает и перевязывает. Он молчит, потому что разговоры ничего не дают, только нервы обоим трепят. Друзья нужны для того, чтобы поддерживать, поэтому Хванун всё ещё здесь, всё ещё рядом с Ёнджо, в их новом доме.