Тайные тропы судьбы

Копыта пегой кобылы утопали в жухлом лиственном ковре, устилавшем землю, корни и камни. Слева и справа мелькали стволы деревьев, однако на той скорости, с которой неслись лошадь и всадник, они казались всего лишь серыми тенями, сливаясь с шапками крон, туманом, пригнанным порывами прохладного воздуха со стороны мелкой реки, протекавшей восточнее, и фрагментами серого, затянутого тучами неба, мелькавшего над головой и словно бы вспоротого верхушками гвардейских сосен. Подлесок постепенно становился гуще, а внизу пропадали последние участки почвы, способные послужить дорогой или, по крайней мере, извилистой лентой тропы. Бег замедлялся, и приходилось то и дело пригибаться, дабы не схлопотать удар колючей веткой по лицу, впрочем наездницу это не смущало — она прислушивалась к окружавшим ее звукам, скрежетам и шумам. Самым прелестным в них было даже не то единение с материнской сенью природы, подарившей людям священное право жизни, а их естество, не нарушаемое никем извне, кроме нее. Где-то отломился и упал массивный сук, потревожив прятавшегося в кустах зайца; где-то скрипнуло под напором ветра, с высотой значительно усиливавшегося, старое, насквозь прогнившее дупло, в коем давно перестали жить птицы; где-то подала голос плаксивая выпь, вспорхнули испуганные, только-только учившиеся летать птенцы. Но ни топот копыт, ни звучание мужских голосов, перекликавшихся друг с другом и звавших ее в напрасной надежде вернуть домой, ни металлический звон шпор и уделов не тревожили покоя осеннего дня. И, когда девушка небрежно тронула поводья и остановилась посреди открывшейся перед ней полянки, обильно поросшей мхом, тишина окончательно уверила в том, что стражники, сопровождавшие ее по велению отца, отстали, затерявшись вдали. Диана Амбер являлась дочерью Большого Джона, владевшего огромной территорией на Севере, примыкавшей к Дару. А оттуда и до Стены едва ли не рукой подать. Говорили, мол, в дни приближавшегося к своему концу лета всю ее поверхность, от основания до зубцов и смотровых площадок, покрывала корка льда толщиной в конский круп, и юная леди тайно мечтала однажды совершить путешествие до нее и проверить слухи на достоверность. Однако покамест приходилось ограничиваться не слишком долгими поездками. Сколько бы свободы ей ни давал уважаемый родитель, успевший смириться с тем, что ей в наследство от него досталась львиная доля черт характера, присущих воителям, и посылавший вместе с ней караул исключительно ради соблюдения традиций, пренебрегать ею не следовало, и потому она неизменно возвращалась в замок на закате солнца, живая, здоровая и невредимая, заставляя мать с облегчением выдыхать, а отца и брата — улыбаться и находить в ее поведении повод для гордости. Но сегодня она все же отъехала гораздо дальше, нежели прежде. Западнее раскинулись земли горных кланов, Кноттов, Нори, Вуллов и прочих, а впереди лежал простор, границу которого ей еще не доводилось пересекать. День медленно клонился к ночи, и она вновь отогнала назойливый помысел повернуть назад. Взыгравшее внутри детское любопытство, в молодости столь схожее с легкомыслием, побуждало ее продолжать путь, окидывая мир вокруг заинтересованным взглядом. Чувство собственного одиночества пленило и влекло своей чарующей прелестью. По коже пробежали невесомым трепетом мурашки. Она была предоставлена самой себе, могла делать что вздумается и беспредельно властвовала в этом забытом уголке, куда мало кто заезжал за отсутствием надобности. Хотелось предаться мечтам, представить себя первооткрывателем из древних сказок, слышимых в детстве от няни, проехать вдоль уводившего к югу оврага, держась черты деревьев и грезя о притаившихся там, на дне, врагах… Однако громкий, в господствовавшем безмолвии далеко разнесшийся скрип подмятой под грубый башмак ветки мигом вывел ее из сладостного плена мечтаний. Голова инстинктивно повернулась к источнику звука. Никакого движения в радиусе сотни футов не замечалось, хотя осторожность, вытеснившая из разума остатки опрометчивости, вполголоса вторила об опасности. Взор торопливо заскользил по листьям. Наподобие молнии, в голове промелькнула шальная мысль — кричи не кричи, девушка слишком уж углубилась в лесное царство. Отогнать ее не составило труда, но избавиться насовсем… Тонким свистом пропела спущенная тетива, и стрела пронеслась в воздухе стремительной искрой. Кобыла взбрыкнула, ощутив резкую боль, и от мгновенной гибели, к счастью или к сожалению, ее избавило совершенное долей секунды ранее движение. Каменный наконечник, вспоров кожу, глубоко вошел в податливую плоть левого бедра. И в это мгновение мир вокруг них ожил. Откуда-то с восточной стороны донесся громкий крик, и из-за кряжистого ясеня, чей ствол удалось бы обхватить лишь трем людям, и то вжавшись в царапающую лицо и руки кору, выскочил первый разбойник, поднимая над головой тугой лук. Второй и третий возникли вслед за ним, пользуясь минутной заминкой всадницы. А та, стараясь унять взвившуюся на дыбы лошадь, отстранилась назад и, едва балансируя в седле, дотянулась до деревянного стержня. Пальцы обагрились алой, горячей кровью, а последовавшие за тем рывок и вопль, преисполненный мучения, слились воедино. На смену им, в свою очередь, явилась череда рывков, и раненое животное помчалось напролом туда, откуда прибыло. При каждом новом ударе копыт о неровную землю из его тела выплескивалась живительная жидкость, оставлявшая в воздухе характерный солоноватый запах — запах страданий, страха и непреодолимо близящейся смерти. Не успела Диана обрадоваться тому, что скакать ему не мешал застрявший в ноге и причинявший бы новую боль снаряд нападавших, как за ними устремились другие, и, поглядев на тот, который зачем-то сжимала в ладони, она увидела незнакомое оперение на тупом конце, белое и жесткое. В Вестеросе, включая тот холодный край, где она родилась, было мало птиц, способных подарить человеку подобный материал, а вот за Стеной… «Одичалые, — то ли в испуге прошептала, то ли подумала она, а затем мысленно выругалась: — Седьмое пекло!». Услышав ее, Большой Джон без лишних раздумий кликнул бы септу и велел ей научить свою нерадивую дочь хорошим манерам, однако и он, и эскорт остались в нескольких милях от нее или даже в нескольких лигах. Солдаты наверняка вернулись в крепость или расположились на привале, дожидаясь ее появления, дабы чинно сопроводить через весь город, и, вероятно, не предполагали, как остро ей может потребоваться их защита. Ведь на что способен меч, если ему противостоят луки и копья не знающих порядка варваров? Ветер с силой хлестал по щекам, уши закладывало под его напором, и если сзади и раздавались крики, девушка их не замечала. Внутри волной всколыхнулся испуг. Кобыла под ней попеременно издавала протяжное ржание, не то пытаясь заставить владелицу смилостивиться и перестать гнать ее, не то просто жалуясь на уготованную судьбу, впрочем ее это сейчас не трогало. Впереди затеплился манящий огонек надежды в виде взгорка, поросшего молодой группой сосен. Пешие одичалые, преследовавшие ее только из-за того, что продвигалась она гораздо медленнее прежнего, потратили бы на его преодоление добрых десять минут, и если бы у нее получилось забраться на него прежде, чем стать живой мишенью на голом склоне, то лошадь протянула бы еще четверть часа медленного бега. И оттого она истово, прилежно молилась, представляя перед собой ярко-красные глаза чардрева, хотя старые Боги Севера остались глухи к ее искренним просьбам. Как и всегда. «Ш-ш-шух», — прошелестело в воздухе длинное тисовое древко. Описав ровную дугу, оно настигло ее, пущенное умелой рукой, и вместе с тем поставило крест на путях к отступлению. Кобыла споткнулась, переместила весь свой вес на передние конечности и, вспарывая копытами землю, рухнула, оказавшись прямиком перед началом возвышения. Тело Дианы пронизала дрожь. Осознание неизбежности настигло ее далеко не сразу, и потому она, шатаясь, словно пьяная, поднялась с седла и, выпростав сапоги из стремян, обернулась. Эфес подаренного ей отцом кинжала так и остался притороченным к луке, не коснувшись ее ладони. А враги приближались… По-прежнему не слыша их голосов, теперь, правда, из-за пелены, окутавшей весь разум, она отчетливо видела их одежду, сшитую из грубых шкур, ниспадающие на грудь и плечи струи волос и бород, бессмысленно думала, как далеко они забрались на юг, пересекши Дар, и вздрогнула, когда над ней пролетела иная, не принадлежавшая им стрела, которая вонзилась в грудь бежавшего впереди человека, опрокинула его и затрепетала, точно быстрый маятник. — Я убил одичалого, посмотри! — Раздался громкий возглас, и двое оставшихся в живых резко подались назад. Отсутствие у них коней опять проявило себя, ибо с вершины взгорка быстрой тенью слетел всадник, в чьей вскинутой вверх длани сверкало острие клинка. Его первый противник перед смертью успел вытащить из ножен кривой меч, но замахнуться им уже не удалось, и его голова, разбрызгивая вокруг крупные капли крови, слетела с плеч, откуда темно-красный поток ударил мощным фонтаном. Второй одичалый отскочил прочь и, видимо, оттого, что природа в требуемой степени не наделила его мужеством, бросил лук под ноги черного скакуна, пускай пережил своих сотоварищей ненамного. Спустя мгновение неравной гонки он упал на колени, и на спине открылась продолговатая рваная рана — от середины шеи и до конца правой лопатки. Юная Амбер сдавленно выдохнула, напуганная не столько видом представшей перед ней бойни, сколько внезапностью случившегося — с того момента, когда ее лошадь подстрелили, вряд ли минуло более пяти минут. Сзади опять раздался стук копыт, и, обернувшись, она увидела подъехавшего к ней юношу, чьи темные волосы обрамляли худое, отчасти смуглое лицо. Рассудок возвращался к ней слишком медленно, и оттого понять, где и при каких обстоятельствах они виделись прежде, ей помогла пряжка в виде литого кракена, скреплявшая его развевавшийся в потоках ветра плащ. Теон Грейджой, воспитанник Неда Старка, близкого друга отца. А другой ее спаситель, значит… — Миледи, — голос юноши потревожил ее мягко и ненавязчиво, хотя и с явным беспокойством. Она обернулась и встретилась с ясным взором глубоких голубых глаз, и их обладателю потребовалось краткое мгновение, чтобы узнать ее, о чем свидетельствовали появившиеся в его радужках искорки уверенности. — С вами все в порядке? — Милорд Старк, — вовремя вспомнив про учтивость, она склонилась в изящном реверансе, пускай еще несколько лет назад наотрез отказалась бы кланяться человеку, который был младше. Годы и воспитание сделали ее настоящей леди… Впрочем, даже в свои четырнадцать Робб выглядел гораздо старше своего возраста, выделяясь на фоне Теона, которому недавно исполнилось девятнадцать, широтой плеч и крепким телосложением. — Я… Я от всего сердца благодарю вас за оказанную помощь, — его губ коснулась довольная улыбка. Вероятно, подобное обращение к своей персоне ему льстило. — Эти люди не слышали о таком понятии, как честь, и потому я обязана вам более, чем жизнью, и… — взволнованная и признательная, она наговорила бы много витиеватых фраз, однако он жестом заверил, мол, этого не требуется, и посмотрел куда-то назад, через ее плечо. — Ох… Кобыла по-прежнему лежала на продавленной ее тяжестью земле и, исторгая новые потоки крови, приглушенно хрипела, кусала узду и топала по промокшей листве передней ногой, борясь с постепенно накрывавшей ее смертью. Она добросовестно прослужила Диане много лет и была куплена за морем совсем жеребенком, отличаясь от всех имевшихся в конюшнях Большого Джона необычным окрасом. Прощаться с нею стало вдруг очень больно… Будто из сердца вырвали большой, точно так же сочащийся алой жидкостью клок, на месте коего образовалась пустота. И, словно в подтверждение данной мысли, лошадь издала высокий, совершенно непохожий на ее обычное бойкое ржание звук, заставивший слезы приблизиться к горлу. — Милорд… — девушка тихо сглотнула и вновь повернулась к Старку с выражением неподдельной мольбы. — Разрешите даровать ей последнюю милость? — Собственный голос повел ее и прозвучал настолько надломлено, что юноша покосился на нее с нескрываемым удивлением. — Вы?.. Нет, позвольте мне, — случись несчастье с другим жеребцом, он, возможно, не стал бы напускать на себя взрослость и позволил завершить дело кому-то из вассалов своего почтенного родителя или стражи, но рядом с ней, хрупкой и трепещущей, поневоле хотелось видеться смелым. — На вашу долю и без того выпало немало испытаний сегодня, — он осторожно отстранил ее от себя, и она вздрогнула, отвернувшись и переведя взгляд на показавшихся на холме всадников, возглавляемых Джори Касселем, на привычно усмехавшегося Теона, который, казалось, принимал за шутку всякую существовавшую в мире вещь, на лес и листья, кое-где объятые осенним багрянцем… Почему-то он почудился ей зловещим. — Вот так, — стенания животного затихли, и она выдохнула, заставив себя обернуться и посмотреть, как Робб вытирает меч о траву. — Ваш отец гордился бы вами, — отметил капитан винтерфеллской гвардии, одобрительно глядя на своего будущего сюзерена. — И все-таки отъезжать на столь далекое расстояние не слишком разумно, милорд, — Диана горько усмехнулась. Дельный совет, хотя, если бы не юноша, он отныне никогда бы ей не пригодился, ведь живые мертвым не указ. Вслух она произнесла: — Да, милорд… Это очень благородный поступок с вашей стороны, — он посмотрел ей в лицо и, смутившись, поправил отросшую темную прядь, слегка отливавшую рыжиной. Бледные щеки загорелись румянцем. Одно дело — поражать врагов в виде соломенных чучел на внутреннем дворе замка, и совсем другое — почувствовать себя истинным бойцом, встретив противника в неподстроенном, пускай и не совсем честном бою. — Благодарю, миледи, — он сделал к ней шаг и, сняв перчатку, протянул руку в знак своего расположения к ней. — Сейчас вечереет, и, раз уж Богам была угодна наша встреча, позвольте сопроводить вас к лорду-отцу, пока он не начал волноваться. Предпочтете ехать со мной или мне приказать дать вам нового коня? — С вами… милорд, — наверное, слишком поспешно ответила она, чем вызвала улыбки в чертах суровых мужчин, окруживших их стальным кольцом и иногда отъезжавших, дабы посмотреть на одичалых, причем Теон при приближении каждого не упускал шанса сказать, мол, главного из них уложил именно он, а не его названный брат. — Хорошо, — Робб кивнул и, помогая ей взобраться на своего скакуна, распорядился избавить мертвое животное от упряжи, а все предметы, прикрепленные к седлу, в целости и сохранности отвезти вслед за ними. Его взор уважительно скользнул по украшенной резьбой рукояти. — Миледи обучена обращаться с оружием? — Не так умело, как ваша милость, — ответила она с натянутой улыбкой, ощущая тепло ладоней на своей талии и побуждая его снова на мгновение возгордиться собой.