Тот самый день

      Эовин всегда думала, что знает, как поступать в таких случаях. Не выводить из себя похитителя, но прицельно использовать любую из подвернувшихся возможностей, любую мелочь, попавшуюся под руку. Привлекать внимание — обязательно как можно больше шума, потому если тебя похищают, а не проделывают пулей дыру во лбу, значит, есть шансы договориться. Или, по крайней мере, протянуть пару лишних часов, за которые — кто знает — может и подоспеть помощь. Призрак всегда напоминал ей при любом удобном случае о нехитрых правилах безопасности, которые Эовин должна была соблюдать, потому что…       — Потому что в Рохане хватает мудаков и помимо вас. Видишь, я уже наизусть это выучила, — говорила она и смеялась, размахивая голыми ногами, а Призрак, сердито нахмурившись, тщетно пытался достучаться до ее давно мертвого здравого смысла. Где это было, в каком из бесконечной череды безлико-вылизанных отельных номеров?       Если бы речь шла только о ней, Эовин, разумеется, не дала бы увести себя вот так просто. Как ребенка с детской площадки, заманив его конфеткой или пригрозив тем, что иначе с мамой и папой случится какая-нибудь беда. Беспроигрышный вариант, в отличие от конфетки — сработал без осечки, хотя Эовин считала себя умной и взрослой. Призрак, разумеется, обозвал бы ее конченой идиоткой: он предвидел и это тоже и не раз предупреждал ее, но Эовин предпочитала не вдумываться в его слова, вписывая их в память так же, как прочие важные правила, которые никогда не пригодятся. Не стой под деревом в грозу, не хватайся за провода мокрыми руками, ставь пистолет на предохранитель, не пытайся никого спасти ценой своей шкуры. Неважно, кого поставят на кон: Теодена, Эомера, бывших приятелей по академии, тетку из того дурацкого кафе, или, может быть, это будет он сам — кто знает, что взбредет в голову Саурону? Как бы там ни было, это уже будут не ее проблемы. Покорность ничем не поможет. В лучшем случае придется выручать обоих похищенных, в худшем — кого-нибудь из двоих убьют на глазах у другого.       — Так себе впечатление перед смертью, да? Или ты со мной не согласна?       Голос Призрака звучал в голове Эовин так отчетливо, будто он был сейчас рядом с ней. Невидимкой, тащившим ее за вторую руку. На несколько мгновений Эовин почувствовала прилив отчаянной надежды: он узнает и вытащит ее, использует свою власть так же, как прежде, защищая ее от того, о чем она и не подозревала. Однако искры рассыпались, оставив по себе лишь болезненный ожог. Если Призрак пошел против воли Саурона или Сарумана, скорее всего, у него у самого проблем по горло. Иначе бы ее не тащили сейчас волоком по больничному двору, предусмотрительно держась в тени деревьев…       — Зачем мы вам понадобились? — пробормотала она, задыхаясь от прилива адреналина. Телефон в кармане. Арвен будет ее искать, а когда не найдет, позвонит ей. Она поймет, догадается. Должна догадаться…       Человек, мертвой хваткой вцепившийся в руку Эовин, остановился, будто прочитав ее мысли, и вдруг толкнул ее к стене с такой силой, что у нее вышибло из груди воздух от удара. Пока она задыхалась и кашляла, он обшарил ее карманы, нашел мобильник и, покачав головой, швырнул его оземь. Эовин смотрела на едва различимые во мраке обломки, и страх жег ее нервы так, что все тело покрыла липкая испарина. Глупо было даже предполагать, что она ухитрится сообщить кому-нибудь о том, что с ней случилось, и все же эта иллюзорная нить удерживала ее над черной трясиной беспомощности.       — Зачем мы вам? — спросила она снова, и голос ее прозвучал жалобным писком. Человек склонился к ней — он был выше ее почти на голову, — стиснул горло ледяными пальцами и медленно сдавил его так, что Эовин прочувствовала всю жуть постепенно нараставшего удушья. Она пыталась не двигаться, задержать дыхание, довольствуясь тем воздухом, что застрял у нее в груди и теперь невыносимо пек легкие, но ничего не вышло. В голове, перекрывая гул крови, зазвучали цифры — один, два, пять, десять, пятнадцать, двадцать — и на двадцатой Эовин сдалась, сделав отчаянную попытку выдохнуть. Он не дал ей этого сделать. Хватка сжалась сильнее, заставляя ее горло разрываться от боли. Эовин отчаянно вырывалась, колотила сжатыми кулаками по плечам своего мучителя, пиналась, попадая по его коленям, но он как будто не чувствовал ее ударов. Ей казалось, эта пытка длится целую вечность. Она истратила все силы в борьбе за жалкий глоток воздуха, но добилась лишь того, что биение в голове стало невыносимым, как и разрывающее жжение в груди, а перед глазами запрыгали красные пятна.       Когда похититель отпустил ее, Эовин кулем свалилась на газонную траву, хватаясь за горло и хрипло кашляя. Тело колотила крупная дрожь, и мука смешивалась с почти невероятным блаженством вновь обретенного дыхания. Так просто — всего только вдох и выдох, которые не замечаешь до тех пор, пока однажды не кончится отведенный тебе воздух. Дождавшись, пока она немного отдышится, человек дернул ее за руку, заставляя встать. Эовин бездумно повиновалась. Позволив увести себя из больницы, подчинившись раз, она будто оказалась в каком-то другом мире, где ее знания и навыки ничего не значили, а пережитое удушье окончательно разбило стену, за которой пряталось ее маленькое, слабое и беспомощное «я». Все та же глупая маленькая девочка, которая ничего не могла сделать, кроме как смыться тайком из дома, чтобы вернуться строго к назначенному времени — не позже десяти, чтобы Теоден не посадил под домашний арест. Теоден. Может быть, он все еще жив, и они даже успеют попрощаться. Или… Или ее обманули, как последнюю дуру, и она окажется единственной пленницей неведомых преступников.       У запасного выезда со двора человек остановился, махнул рукой, и к воротам подъехал черный джип с наглухо затонированными стеклами. Эовин рассеянно подметила, что на таких обычно перемещались назгулы. Неужто Саурон? Это было вероятнее всего, учитывая, что Девятка пока подчинялась именно ему. Но зачем? Решил наказать вышедшего из повиновения подчиненного и заодно покончить сразу и с ней, и с Теоденом? Если Теодена у них не было, если ее обманули, то она сама влезла в ловушку и потащит туда за собой остальных: Саурон, разумеется, не преминет начать торг за ее голову. Эовин мысленно прокляла его, пожелав ему сдохнуть как можно скорее и как можно мучительнее, а потом принялась за себя: если бы ее не понесло за треклятым кофе, бандитам пришлось бы постараться, чтобы добраться до нее, минуя охрану на каждом этаже. Или… Они все равно взяли бы свое, а так хотя бы никто не погиб и вроде бы не пострадал.       В машине, куда Эовин затолкали силой — она не смогла удержаться от еще одной бесполезной попытки протеста, — были трое человек: один за рулем, один впереди, а тот, что привел ее, сел рядом с ней сзади и ткнул ей в живот пистолетом.       — Дернешься еще раз, прострелю кишки. Так, чтобы протянула подольше. Понятно?       Эовин не ответила, и тогда он, схватив ее за волосы, резко рванул ее голову вниз. У Эовин искры из глаз посыпались от боли. Она взвизгнула, дернулась и тут же получила оплеуху.       — Утихомирься, сучка, — прорычал ее похититель. Пистолетное дуло снова уперлось ей в низ живота. — Будешь меня злить, я тебе его в задницу затолкаю. Хочешь?       Он не отставал от нее, пока она, давясь злыми слезами, не ответила, что не хочет и будет послушной. Бандит на пассажирском сидении расхохотался, но его сосед тут же одернул его сердитым восклицанием.       — Заканчивали бы вы оба. Девку приказано привезти живую, если вы забыли.       — Убивать ее никто не собирается, — с усмешкой возразил первый. — Довезем живой. А беречь ее здоровье нас никто не обязывал.       Водитель выругался, повернул ключ в замке зажигания и надавил на газ — машина полетела по пустым темным улицам. Эовин сидела тихо, решив не испытывать больше терпение похитителей, и ее не трогали. Пистолет так и остался в опасной близости от ее живота, но боли ей не причиняли и вообще, казалось, не обращали на нее внимания. Когда машина выехала на загородную трассу, между бандитами завязался разговор. Говорили они коротко и намеками, не называя имен, но Эовин поняла, что речь шла о Сауроне и о том, чтобы не возвращаться на базу, а уехать куда-нибудь подальше и залечь на дно, пока все не закончится. Эовин напряженно вслушивалась, понимая, что сейчас решается ее участь: если бы они решили выйти из дела, то она перестала бы быть им нужной, и, вполне возможно, они вышвырнули бы ее на обочине, не доезжая до Барад-Дура. Однако надеждам Эовин снова не суждено было оправдаться: как двое товарищей ни уговаривали ее похитителя, тот остался непреклонен, и мало-помалу разговор сошел на нет.       Километр за километром пролетал в гробовом молчании. В свете фар Эовин различала громоздившиеся по обочинам скалы — видимо, бандиты знали какой-нибудь короткий путь к горам. Один раз водитель нажал на тормоз, ее выволокли из машины и заставили сходить по нужде. Никто из троих не потрудился ни отойти, ни хотя бы отвернуться, будто это доставляло им какое-то извращенное удовольствие. Сгорая от стыда, Эовин все же сделала то, что ей было приказано — кто знает, когда еще ей дадут такую возможность. В салоне ей сунули в руки открытую бутылку с водой, и она успела сделать несколько торопливых глотков.       — Через полчаса будем на месте, — предупредил водитель. Тот, кто сидел рядом с Эовин, кивнул, вынул телефон и произнес несколько слов на мордорском. Выслушав ответ, он сбросил вызов и сказал Эовин:       — Дядя ждет тебя с нетерпением. Надеюсь, ты разделишь радость встречи — после такой-то долгой разлуки.       — Что вы с ним сделали? — осмелилась спросить Эовин.       — Скоро сама все увидишь, — усмехнулся бандит, заставив ее в очередной раз похолодеть от страха.       Черная громада Барад-Дура закрывала звездное ночное небо грозовой тучей. Единственным источником света был тусклый фонарь под металлическим колпаком. Эовин рассмотрела выложенную камнем дорожку и тяжелую дверь, в которую она упиралась, все остальное тонуло в густом мраке. Было очень холодно и очень страшно. Эовин сотни раз обдумывала перспективу оказаться пленницей Саурона, но в ее мыслях не было и сотой доли того безысходного отчаяния, которым она теперь захлебывалась. Ей казалось, что она застряла в вентиляционной шахте и не может двинуться ни назад, ни вперед — бьется, как угодившая в ловушку мышь, но, куда ни кинь взгляд, всюду лишь холодные стены. Дышать было трудно: фантомная хватка на горле все еще давила с безразличной неотвратимостью, и боль не давала обмануть себя лживыми уверениями в том, что все обязательно будет хорошо. Единственным, что немного утешало Эовин, были воспоминания о том, что на найденных на территории Саурона трупах не находили следов от истязаний, максимум от побоев, и никто из информаторов не сообщал о том, что он склонен к излишней жестокости. Все, видимо, было очень целесообразно — даже пытки. Специалистом по которым был обаятельный и разговорчивый врач Кхамул…       Двое бандитов подхватили Эовин под руки, а третий — тот, что отвечал за ее похищение, — пошел вперед и открыл кодовый замок на двери. Эовин увидела длинный коридор, освещенный люминесцентными лампами, по стенам которого было пять или шесть дверей. Ее потащили вперед почти волоком, и она прикрыла глаза, мечтая потерять сознание хотя бы на несколько минут. Путь закончился у одной из дверей, которая распахнулась, едва не ударив ее по лбу, — с такой силой ее распахнул человек, который в следующую секунду переступил порог.       — А вот и вы, наконец, — протянул он, странно растягивая слова. Эовин невольно подняла на него взгляд и тут же пожалела об этом: почти бесцветные серые глаза горели такой смесью злобы и радости, что ей показалось, будто перед ней умалишенный.       — Заждался? — усмехнулся один из бандитов. Кто-то толкнул Эовин в спину, и она почти упала на стоявшего перед ней человека. Тот не дал ей свалиться — схватил за волосы, тут же намотав их на запястье, и дернул, заставляя переступить порог. Скрипя зубами от боли, Эовин подчинилась. Дверь за ее спиной закрылась, окончательно отрезая ее от остального мира.       Посреди комнаты стоял металлический стул, к которому был привязан человек. Его залитое кровью лицо было изуродовано побоями до такой степени, что Эовин не могла узнать его до тех пор, пока он, вглядевшись в нее единственным открытым глазом, не принялся рваться из пут, хрипло выплевывая проклятья вместе с брызгами крови. Боль прошила Эовин насквозь, безошибочно втыкаясь в сердце. Она заплакала в голос, мгновенно растеряв те жалкие ошметки выдержки, которые удерживали ее от истерики. Бандит за ее спиной усмехнулся и потащил ее вперед, швырнув на диван у стены, который Эовин заметила, только когда ударилась лбом о деревянный подлокотник.       — Я знал, что ты обрадуешься сюрпризу, Теоден. И чему ты только ее учил? Стоило упомянуть о тебе, как она побежала за парнями следом. Чуть не умоляла взять ее с собой, да, Эовин?       Эовин с трудом приподняла гудящую голову.       — Отпустите его. Я здесь, что вам еще нужно?       — Я бы рад, да вот Саурону нужен полный комплект. Остался еще один, ну да ничего — пусть подлечится, чтобы протянул подольше.       — Сучий ты выблядок, — выговорил Теоден, с трудом ворочая разбитыми губами. — Отпусти ее, она просто девчонка.       Эовин кое-как приподнялась на локтях и села. Бандит приблизился к ней, все так же не сводя горящих глаз с ее лица. Рука его приподнялась, комкая воротник скроенной на манер военной рубашки. Эовин пробрала дрожь — в повисшей тишине она чувствовала приближение чего-то настолько дерьмового, что похищение и избитый до полусмерти Теоден показались ей не такими уж и большими поводами для переживаний. В памяти всплыл рассказ Призрака о Джарлате и о том, чего удалось избежать ее покойной матери. Эовин уставилась в невыразительное худое лицо человека перед ней с безмолвным ужасом. Он скривил губы в ухмылке, которая подтвердила ее самые худшие опасения, и покачал головой, когда Эовин попыталась встать.       — Не надейся, дорогуша. Сюда никто не придет. Здесь только ты, я и Теоден, но он ведь не будет против, правда?       Эовин метнулась было в сторону, но он перехватил ее за талию и швырнул обратно на диван. Тяжелое тело навалилось сверху, не давая двинуться. Эовин вцепилась было ногтями в неосмотрительно подставленную щеку, но ответный удар кулаком в нос не дал ей нанести хоть мало-мальски чувствительных повреждений. Боль заставила ее растеряться. Джарлат тут же воспользовался преимуществом: уселся на нее, вдавив ей в живот колено и придавив руки, и рванул ворот футболки. Ткань треснула почти до подола. Эовин закричала, не помня себя, когда шершавые ладони забрались в бюстгальтер в отвратительном подобии ласки.       — Пусти ее, выродок! — орал Теоден, захлебываясь от ярости. — Пусти ее, я тебе яйца отрежу!       Джарлат лишь усмехнулся — его все это явно развлекало. Эовин, изловчившись, выдернула руки из-под его бедра и заколотила что было силы, не заботясь о том, куда попадают ее удары и достигают ли они вовсе цели. Кулак влепился во что-то мягкое. Джарлат взревел, перехватил ее руку и вывернул резким движением. В запястье что-то отвратительно хрустнуло. Эовин вскрикнула от боли, которая мгновенно заполыхала, расползаясь вверх и вниз по руке.       — Шкуру спущу, балрожья ты шлюха, — раздалось у Эовин над самым ухом. Он снова навалился, не давая ей дышать, и вдруг вцепился зубами ей в шею. Теперь Эовин кричала не переставая — ей казалось, что раз за разом он выдирает из нее куски мяса вместе с кожей. Перед глазами рвались и ломались острые белые спицы бившего с потолка света, который терзал мозг вместе с не утихавшей ни на секунду болью. Эовин показалось, что она вот-вот свихнется или умрет, но истязание вдруг прекратилось. Джарлат скатился с нее и встал, торопливо застегивая штаны. Эовин кое-как повернула голову, закусив губу, чтобы не орать от боли в руке и изодранной шее. Посреди комнаты рядом с Теоденом стоял человек, в котором она тут же безошибочно опознала Саурона, а у двери обнаружился бледный как покойник Кхамул с каким-то ящиком в руке.       Саурон молча оглядел сначала тяжело дышащего Теодена, потом Джарлата, который стоял с опущенной головой, и наконец перевел глаза на Эовин. Она замерла, будто придавленная тысячетонной тяжестью. Он смотрел спокойно, без всякой угрозы во взгляде странно ярких карих глаз, и все же Эовин казалось, что он потрошит ее, медленно, сантиметр за сантиметром, вспарывая кожу и запуская руки во внутренности. Убийца — безжалостный, холодный и спокойный, как могильные камни на старом городском кладбище, стоял перед ней, задумчиво изучая ее и едва заметно улыбаясь своим мыслям.       — Командир, она тут начала выдавать фортели, — заговорил Джарлат, у которого, видимо, не выдержали нервы. — Я…       — Почему сразу не доложили, что наша гостья уже здесь? — перебил Саурон. Эовин сухо сглотнула — интонации негромкого голоса до жути напомнили ей манеру речи Призрака.       — Я хотел доложить, но у вас же было совещание, — продолжал Джарлат оправдываться.       — Встань, — приказал Саурон, не обращая на него внимания. Эовин заерзала на диване, тщетно пытаясь вернуть утраченное ощущение собственного тела: ей казалось, что оно разбито на куски, которые соединяют лишь тонкие нити нервов, и стоит ей сделать лишнее усилие, как они разорвутся, оставив ее совершенно беспомощной. Саурон подошел к ней и протянул руку. Эовин невольно сжалась, ожидая удара или чего-нибудь похуже, но он нашел ее запястье и потянул на себя, помогая подняться.       — Что со второй рукой? — бросил он. Эовин попыталась заговорить, но получилось далеко не сразу.       — Сломана, — пробормотала она наконец. Саурон сделал знак, и Кхамул подошел к нему.       — Разберись тут. С ним тоже, — кивнул Саурон на Теодена. — Джарлата ко мне, и глаз с него не спускать.       Из коридора появились еще двое: Эовин узнала одного по ориентировкам, но не успела вспомнить имя. Джарлат нервно заозирался, однако не сделал больше попыток привлечь внимание Саурона и покорно убрался вслед за своими конвоирами. Эовин едва сдержала вздох облегчения. Присутствие Саурона, разумеется, не сулило ей ничего хорошего, но она была абсолютно уверена, что изнасилование ей больше не грозит. По крайней мере, пока.       — Приведи обоих в порядок и тоже наверх. И без глупостей, Кхамул. Ты же знаешь, каковы ваши обстоятельства, — сказал Саурон. Кхамул молча кивнул. Саурон понаблюдал за Теоденом, который не оставлял попыток ослабить веревки, стягивавшие его руки, и вышел, притворив за собой дверь.       — Помоги ему, — прошептала Эовин. Кхамул покачал головой.       — Сначала разберусь с тобой. Мороки меньше.       — Я сказала, помоги ему! — повторила Эовин, повысив голос. Потухшие глаза Кхамула вспыхнули таким бешенством, что она невольно отшатнулась.       — На твоем месте я бы не стал раздавать указания, — сказал он и поставил ящик на диван. — Садись и давай руку. У нас мало времени.       Эовин ничего не оставалось, как только подчиниться. Кхамул перетянул жгутом ей руку над локтем и сделал в вену какой-то укол. Эовин почувствовала, как вместе с кровью по телу разлилось мягкое тепло, и боль притупилась, а потом и вовсе исчезла.       — Это наркотик? — прошептала она. Кхамул оставил вопрос без ответа и принялся за ее запястье. Соорудив повязку, он устроил ее руку на перевязи из бинта. Еще какое-то время ушло на то, чтобы обработать раны на шее, а потом Кхамул наконец повернулся к Теодену. Из недр ящика он извлек охотничий нож, которым быстро разрезал веревки. Теоден попытался встать, но не смог. Кхамул, подхватив под мышки, перетащил его к дивану. Эовин бросилась было помогать, но с одной рукой она мало что могла, а Кхамул явно был не рад ее стараниям, так что она просто села рядом и сжала дрожащие пальцы Теодена. Если бы можно было вытащить его, она бы стерпела что угодно — даже Джарлата, но ее жертва оказалась абсолютно никому не нужной. Наверное, они заманили Теодена сюда, сказав ему, что она уже у них, и он поверил.       — Прости, дочка, — проговорил Теоден, будто прочтя ее мысли. Эовин улыбнулась сквозь слезы, гладя его слипшиеся от крови волосы.       — Это ты меня прости.       Она думала, что никогда не сможет сказать этих слов, но они сорвались с ее губ на удивление легко. Может быть, это будет последнее, что они успели сказать друг другу. Если она так и не попытается ничего сделать.       — Кхамул, послушай, — начала Эовин, воспользовавшись тем, что тот сосредоточился на глубоком порезе на лбу Теодена. — Пожалуйста…       — Не начинай. Я ничего не смогу сделать, — грубо оборвал он ее. — Даже если захочу. Пойми, теперь все зашло слишком далеко. Саурон будто умом двинулся после того, как мы не дали сарумановским уродам довершить начатое. Ни я, ни Армин уже ничем не можем вам помочь. Нам самим помощь бы не помешала.       — Он жив?       — Жив. Пока что. Саруман требует его. Обвиняет в измене. И Саурон тоже обвиняет. Вот они и не могут решить, кто из них оторвет ему башку. Саруман будет к утру под нашими стенами — он счел выходку Армина поводом для объявления войны. Может быть, он уже здесь. А если учесть, что скоро к нему присоединятся как минимум гондорские правительственные войска, сама понимаешь, как тут будет весело.       — Что он с нами сделает? — прошептала Эовин. Кхамул пожал плечами.       — Все, что угодно. Зависит от того, насколько сильно его заклинило. Или насколько сильно он захочет договориться с Арагорном и остальными вашими приятелями.       — А он может захотеть?       — Хрен ему, а не переговоры, — вмешался Теоден.       — Если так, то вам обоим крышка, — холодно ответил Кхамул. — А теперь вставайте и за мной. Не стоит заставлять Саурона ждать слишком долго.