Тот самый день

      Путь до больницы Эовин не запомнила: перед ее глазами все шло рябью из солнечных вспышек, густо-зеленых полос листвы и вкраплений ослепляюще-белого дорожного камня. Ни одной мысли не было. Только звенящая пустота, подсвеченная оттенками эмоций, которые поднимались из глубины как сквозь водную толщу. Сильнее всего были страх за Эомера, злость и выворачивающее, грызущее чувство вторжения — будто кто-то вломился в ее дом, перетряхнул ее вещи, порылся в документах и ушел, забрав с собой что-то ценное, припрятанное в тайнике, который казался таким надежным. Если это правда сделал он, то… Эовин так и не смогла закончить такую простую, если быть по-настоящему честной, фразу. То она его бросит? Смешно. То между ними все будет кончено? Еще смешнее. То она его убьет? Если Теоден не убьет его раньше. Или уже не убил.       Подпрыгивавший на ухабах внедорожник затормозил у заправки. Эовин, воспользовавшись передышкой, вытащила из кармана телефон. Негнущимися пальцами разблокировав экран, она открыла список контактов и спустилась вниз, найдя номер Теодена. Ей понадобилась вся ее хлипкая решимость на то, чтобы просто нажать нужную кнопку. Один гудок, второй, третий… Сейчас он ответит, и она наконец услышит голос, который почти успела забыть. Четвертый, пятый… Что она скажет? Привет, как ты? Знаешь, что случилось с Эомером? Уже в больнице? Я еду, и на горизонте уже маячат башни Минас Тирит с застрявшими между ними рыхлыми облаками. Я…       Теоден так и не ответил. Ни на первый звонок, ни на три следующих. Эовин с досадой сунула бесполезный телефон обратно в карман. Балроги его побери, если он сделал это специально — теперь, когда их маленькая давно развалившаяся семья оказалась под ударом. Ядовитый шепоток прозвучал будто над самым ухом: она ведь сама давно была в опасности, но Теодена это вроде бы ничуть не волновало. Грима мог сколько угодно твердить о родственных узах и прочей чепухе: Теоден никогда и ни к кому не слал парламентеров. Он всегда был на передовой. С назгулами он неизменно встречался сам, с Арагорном и Фарамиром — тоже, и вот теперь с Саруманом. А может, ему просто было на них плевать? Сколько Эовин себя помнила, Теоден оплакивал только одну потерю: сестру, которую так и не смог уберечь. Он беспокоился о них — разумеется, он же заменил им отца и мать, и потому их всегда окружали его указания и его запреты. Не ходи, не бери, не пей, не делай, подумай башкой, а не задницей. Он не хотел, чтобы она шла работать в полицию, но тем не менее она сразу же оказалась в гуще событий. Как, впрочем, и Эомер, будущее которого даже не обсуждалось. Как будто он был заранее в расстрельном списке — то есть в списке бесстрашных героев, которые могли трагически пасть в бесконечной борьбе с Сауроном.       Машина, попетляв по непривычно пустым улицам, остановилась у больничных ворот. Эовин молча кивнула усталым рейнджерам и вышла, сразу же направившись к высокому каменному крыльцу. Шла быстро, опустив голову и ссутулившись, будто кто-нибудь из болтавшихся у больницы людей мог прознать о ее секрете и швырнуть в нее если не булыжником, то стаканчиком с кофе или огрызком булки из буфета. Она твердила себе, что ни в чем не виновата, но стыд с каждой минутой грыз ее все сильнее и сильнее. Зачем, ко всем огненным демонам, она вообще сюда притащилась? А если Эомер не захочет ее видеть?       Остатки решимости покинули Эовин в холле на середине пути к стойке регистрации. Она застряла между кулером и каким-то шкафом, примостившись на неудобном стуле, и уставилась на синюю стену. Ей чудился шум ветра и плеск андуинских волн, и она ничего не хотела так сильно, как оказаться снова в своем лесном убежище и вообще ни о чем не знать. Ограбление банка. Это же полный идиотизм. Призрак имел пару сроков за грабежи, но это было давно, еще в молодости: один раз они вломились в ювелирный или в ломбард, а второй раз ограбили какого-то интенданта. Его тогда отправили под конвоем с окраин Гондора в Минас Тирит, но не довезли. Он сумел удрать из-под стражи и на несколько лет пропал из виду, пока не объявился снова в Хараде… Может, им срочно понадобились на что-нибудь деньги, раз Саурон опустошил их запасы? Карманные кончились, решили скинуться на новые стволы, или, может быть, не осталось даже на то, чтобы заправиться? Чушь какая. Даже билеты ведь были уже куплены, все могло бы пойти совсем по-другому, но Призрак сделал свой выбор. Эовин сжала кулаки, тщетно пытаясь отогнать сверлящую мозги мысль о том, что ее предали. Интересно, когда Призрак стаскивал с нее штаны на заднем сидении своей машины, план ограбления уже был составлен и утвержден? Он знал, разумеется, — не мог не знать, и все равно заявился и воспользовался ею, как продажной девкой, чтобы потом навешать ей на уши лапши про священный долг Саурону и подстрелить ее брата. Смешнее не придумаешь.       Эовин все-таки подошла к стойке регистрации, когда от сидения на жестком стуле у нее разболелась спина и начали отниматься ноги. Солнце за окном ползло к горизонту, оставляя за собой длинную кровавую полосу. У женщины за стойкой было бледное от недосыпания лицо и синие круги под глазами, которые она безуспешно пыталась замазать тональным кремом, и все же Эовин даже получила дежурную улыбку в ответ на свой робкий вопрос.       — Вы его родственница?       — Что-то вроде того.       Женщина внесла ее данные в какие-то бланки, Эовин поставила корявую подпись, и путь к отступлению оказался отрезан. Лифт повез ее вверх, останавливаясь на каждом этаже. Всюду она видела все те же бледные лица, пустые глаза и бесконечные стаканчики с кофе. Из обрывков разговоров она узнала, что раненых много, и в больнице постоянные перестановки, потому что места уже давно не хватало. Мелькнула запоздалая мысль о том, что нужно было позвонить Арвен и просто заставить ее рассказать о том, что именно случилось с Эомером и как он себя чувствует, и Эовин выругала себя за недогадливость. Впрочем, вряд ли Арвен стала бы разговаривать с ней — сейчас, наверное, у нее столько дел, что она и с Арагорном-то не особенно разговаривает. Наконец, лифт остановился на нужном этаже. Эовин сейчас же остановил охранник, она показала ему пропуск и объяснила, к кому пришла. Недоверие в направленном на нее взгляде тут же сменилось узнаванием.       — А, вы, верно, его сестра. Простите, что не узнал сразу — вы так похожи. Мы тут все немного замотались, сами знаете… Идите, идите. Он вас ждет, как только очнулся, сразу стал о вас спрашивать.       Эовин торопливо кивнула, боясь, что если охранник скажет еще хоть слово, то она просто развернется и убежит, обливаясь жалкими слезами. «Вы не знаете, кто я, а если бы знали, не подпустили бы меня к нему и на лигу», — звучало у нее в голове похоронным колоколом. Охранник заботливо указал ей палату и, пройдя вперед, отодвинул створку двери, будто она была почетной гостьей. Эовин встала столбом на пороге. Эомер лежал на высокой койке, бледный, как покойник, и весь опутанный трубками, и смотрел на нее. Несколько секунд его лицо оставалось неподвижным, а потом он вдруг улыбнулся так радостно, что Эовин испугалась еще больше.       — Ты приехала, — проговорил он хрипло и слабо и дернулся, будто порываясь встать, но тут же застонал и снова растянулся на койке. Эовин бросилась к нему, схватила за руку, сжав холодные пальцы, за перевязанное плечо — бинты плотно обхватывали руку и грудь, насколько она могла рассмотреть под больничной рубахой.       — Вот засранцы, а, — снова подал голос Эомер. Рука его крепко сжимала руку Эовин в ответ. — Дай попить там, на столике. Горло все разодрано от трубок, как будто ангину подхватил.       Эовин нашарила стакан с трубочкой и осторожно поднесла к губам брата. Тот сделал несколько мелких глотков и благодарно кивнул.       — Спасибо. Ты меня просто спасла. У меня тут везде поклонницы и поклонники, но сейчас все разошлись по делам, так что придется тебе поухаживать за раненым героем. Интересно, мне подгонят орден?       Эовин прыснула со смеху сквозь слезы — он все так же паясничал, будто и не было всего этого, и они сидели где-нибудь на крыльце дядиного дома, цедя холодное пиво из ближайшего магазинчика. Эомер покачал головой и неловко потрепал ее по плечу.       — Вот только реветь не надо, ладно? Видишь, я жив, почти здоров и скоро снова в бой. Подумаешь, пара лишних дырок…       Эовин не нашлась, что ответить. Она чувствовала себя ужасно, хуже некуда, и все же позабытое тепло исподволь подкрадывалось к ней, согревая изнутри и заставляя ровнее биться сердце.       — Что говорят врачи? — спросила она наконец. Эомер пожал незабинтованным плечом.       — Да я б еще понимал что-нибудь в этой болтовне. Арвен объяснила кое-как, что мне крупно повезло и все такое, но когда меня выпустят, она не сознается. Видимо, собралась меня продержать здесь до тех пор, пока я не превращусь в одного из коматозников, которые тут по соседству отдыхают.       — Да ну тебя, — сердито сказала Эовин. Обрисованная им перспектива вдруг представилась ей с такой болезненной ясностью, что ее снова пробрала дрожь.       — Я просто пошутил, — ответил Эомер. Голос его звучал слишком виновато для такой простой фразы. Прежде Эовин ненавидела эти три слова, потому что им всегда предшествовала какая-нибудь гадость вроде саранчи, выпрыгивающей из банки, или украденного домашнего задания, на которое она потратила битых три часа. Теперь они вызвали странное чувство ностальгии, смешанной со страхом. Эовин перевела вопросительный взгляд с цифр на мониторе на лицо Эомера. Тот нервно сглотнул, посмотрел на прозрачную дверную створку, будто убеждаясь, что коридор пуст, и заговорил:       — Дядя обещал приехать, как только вырвется. У них там полнейший завал, сама понимаешь. Четверо наших остались в треклятом банке, еще двое здесь. Заваруха была что надо. Я бы тебя не дергал, но перетрусил поначалу, что скоро сдохну, а мы так и не поговорим. И мне надо…       — Давай потом обо всем, ладно? — попыталась вставить Эовин, но он гневно взмахнул рукой.       — Нет, послушай. Не знаю, что у вас там с Теоденом, я его не спрашивал — он последнее время на себя не похож. Вот я и подумал, что лучше ты приедешь ко мне раньше. При нем я ничего сказать уже не смогу, а мне надо, чтоб ты знала.       — Что знала?       Эомер замолчал, изучающе глядя на нее. Эовин ответила ему долгим взглядом, позволив всему, что жгло ее изнутри, просочиться наружу.       — Я это… Короче, прости меня, ладно? — начал он. Эовин выругалась сквозь зубы.       — Ну зачем ты начинаешь? Это я должна перед тобой извиняться. Меня вообще тут не должно быть! Это все из-за меня.       — Из-за тебя сарумановские прихвостни решили взяться за наши финансы? — усмехнулся Эомер. Эовин недоверчиво взглянула на него и, решив не тратить время на поиск обтекаемых слов, спросила:       — Ты о чем? Мне сказали, там побывала Девятка.       — То-то и оно, — ответил Эомер все с той же странной усмешкой. — И вот поэтому я перед тобой извиняюсь и все такое.       — Ты о чем говоришь?       — Думаешь, я обдолбился, да? Лекарства у них ничего так, это верно. Я полночи летал между звездочками. Но я не про это. Короче, слушай и не перебивай. Не хочу, чтобы ты надумала себе лишнего из-за этого всего, а то вид у тебя такой, как будто нас всех тут уже закапывать собираются. В общем, Саруман предатель, как нам и говорили. Теоден про это слышать не хотел, а я и сам до последнего не верил. Зато теперь я могу ему про это точно сказать. Мы там были первыми, застали их, пока они еще свалить не успели. Оружие у них то же, которое Саруман подогнал нам в порядке установления дружеских отношений, и ладонь эта белая — они уже даже не скрываются. Он сказал Теодену, что Грима к тебе ездил, привет от тебя привез. Намекнул, вроде как. Сволочь…       Эомер закашлялся, и Эовин снова поднесла к его губам стакан с водой. Он продолжал:       — Видел я этого мудака. Крыса помойная, а понимает о себе столько, что самомнение за люстру цепляется. Про тебя все рассуждал, дескать, молодость, глупость, но ничего, поймет, поумнеет. Я ему сказал, не он ли тебя просвещать собрался, а он ничего — поулыбался только. Говорю же, сволочь.       Эовин почувствовала приступ тошноты — лицо Гримы и острый взгляд глаз с линяло-голубой радужкой припомнился ей с отвратительной ясностью.       — Надо было мне его выставить сразу же, как он заявился, — сказала она. — Он все твердил, что он друг Теодена, и что Теоден переживает из-за нашей ссоры.       — Теоден переживает из-за своего идиотизма, но сделать уже ничего не может, — зло воскликнул Эомер. — Сперва не видел дальше своего носа, дескать, со дня на день сделаем Саурона, посмотрим, как он будет на электрическом стуле жариться. А потом… Потом ты сама знаешь. Теперь уже никто не поймет, что делать. Пойди Теоден открыто против Сарумана, и Рохану крышка, потому что его наемники повсюду, куда ни плюнь, и меньше их не становится. А терпеть это все смысла тоже нет, вот посмотри, до чего дошло. Я… Знаешь, я тогда наговорил тебе всякого из-за твоего романа…       — Зачем ты сейчас про это заговорил? Все кончено. На этот раз точно. Я простила ту перестрелку, но теперь, когда он…       — Да погоди ты частить, — перебил Эомер ее пылкую речь. — Он меня и вытащил, Ангмарец твой. Если б они не заявились в разгар заварухи, я б тут с тобой не болтал, а лежал бы себе тихонько в своем ящичке вместе с остальными.       Слова замерли у Эовин на губах. Она могла только смотреть и недоуменно хлопать глазами. Эомер улыбнулся со смесью насмешки и сочувствия.       — Да, да. Похоже, теперь твой дружок открыто пошел против всех своих начальников. Не знаю, чем это для него и остальных закончится, поэтому чувство у меня такое… Хреновое, в общем. Будто из-за меня у него проблемы будут, а меня это вообще не радует, хотя еще недавно я бы, наверное, напился от радости, если б его положили.       — Эомер, ты можешь толком объяснить, что там случилось? — не выдержала Эовин.       — Так ты меня все время перебиваешь, как я тебе должен объяснять? Поступил вызов на пульт, банк грабят. Мы туда, а там столько сарумановских вышлепков, что мы даже зайти не успели — уже окатили нас так, что мало не показалось. Ну делать нечего, прорвались мы внутрь, спустились, а там чего только нет. И получилось так, что кто-то швырнул гранату, и мы оказались в кольце. Тут я решил, вот и пришла нам крышка, и вдруг раз — и выстрелы. Я думал, это подкрепление, там дым, пыль, непонятно ни хрена, где кто, а потом уже мы их увидели. Сработали чисто, я до тридцати досчитать не успел, как вокруг нас было свободно. Мы так обалдели, что никто ничего сделать не успел, а они как появились, так и убрались. Не зря их призраками называют. Потом уже наши добрались до нас, вытащили меня и остальных, кого зацепило.       — Ты уверен, что это были именно они? — собравшись с остатками сил, уточнила Эовин. Эомер кивнул и поморщился от боли.       — Ну я же не полный идиот. Да и сложно их не опознать, даже если ни разу не видел. Он — мне кажется, это он и был — остановился и посмотрел на меня. Тоже узнал, видимо, но задерживаться не стал. Прямо перед нашими они и свалили. Не хотел бы я столкнуться с этой компанией в открытом бою — вояки они что надо, — подытожил он с таким восхищением, что Эовин не сдержала изумленного возгласа. Эомер рассмеялся.       — Да, да. Мудаки, но в деле цены им нет. Не знаю, как ты умудрилась спутаться со своим Ангмарцем. Лично у меня от них поджилки трясутся, хотя я уже всякого повидал.       — Хорошо, что не знаешь, — ответила Эовин в тон ему. — Спокойнее будешь спать.       Они поговорили еще немного. Эомер явно устал, а Эовин была слишком сбита с толку, чтобы изображать непринужденность. Поэтому она обрадовалась, когда Эомер, подавив зевок, смущенно сказал, что хочет отдохнуть. Убедившись, что ему ничего не нужно, кроме хорошего крепкого сна, Эовин предупредила его, что выпьет кофе и найдет Арвен, если сможет, чтобы выяснить, как долго ему еще быть в больнице. Эомер попросил ее быть осторожной и не высовывать носа из больницы. На этом они распрощались.       Выйдя из палаты, Эовин поболтала с охранником — на этот раз куда более охотно. Он посоветовал ей найти на первом этаже автомат, прятавшийся в самой глубине холла. Кофе там, по его словам, был вкуснее, чем во всех остальных. Эовин поблагодарила его, набрала номер Арвен, но та сбросила вызов, пообещав в сообщении перезвонить.       Эовин спустилась на первый этаж и направилась вперед по длинному коридору. На сердце у нее было почти легко: радость на лице Эомера и невольное одобрение в его голосе оказалось невозможно игнорировать. Эовин с усмешкой представила себе, как они сидят втроем у костра где-нибудь в горах и ждут, пока сварится похлебка из только что пойманной рыбы — она, Эомер и Призрак. Картина была сюрреалистичная, но притягательная настолько, что отпустить ее сразу Эовин не смогла. Погруженная в свои мысли, она почти не замечала вкуса обжигающе горячего кофе — делала глоток за глотком, стоя у окна, за которым быстро сгущалась ночная темнота. На улице в свете фонаря мельтешили крупные мотыльки, и ветер таскал по двору сухие листья. Эовин решила, что переночует здесь же, в больнице, а утром уйдет, чтобы не столкнуться с Теоденом. Она не была готова к встрече с ним, по крайней мере, до тех пор, пока Эомер не поговорит с ним и не расскажет ему обо всем, что случилось.       Эовин бросила стаканчик в мусорное ведро и неспешно зашагала обратно к лифту. Навстречу ей шел какой-то человек в халате, накинутом на плечи. Она не обратила на него внимания — даже не рассмотрела лица до той секунды, пока он вдруг не схватил ее за руку, поравнявшись с ней. От неожиданности Эовин не смогла выдавить из сжатого спазмом горла даже жалкого писка. Человек, воспользовавшись ее замешательством, покачал головой и приложил палец к губам.       — Ты же хочешь увидеть дядю живым и здоровым, правда?       С этими словами он поднес к ее лицу экран телефона. Эовин с ужасом рассмотрела на фото разбитую машину Теодена, стоящую на обочине какой-то трассы.