Петля вестника

Тёмное мрачное помещение с занавешенными тяжелыми портьерами окнами оставалось таким в любое время суток, словно не давая дышать и медленно придавливая к полу без выхода. А потому, когда я спокойно вышла из перекрытого тобой лично камина, ты даже не мог предположить, действительно ли все еще подобающий час для визитеров. Но даже если да, то вопрос о том, каким образом я смогла снять родовую защиту, все ещё оставался открытым. Было удивительно забавно наблюдать за тем, как ты медленно поднял опущенную на руки голову, оторвавшись от стола, и с неверием уставился на мою, скрытую белым плащом, фигуру в попытках моментально собраться и вскинуть волевой подбородок, утвердив таким образом себя хозяином положения. Но чем дольше и внимательнее ты молча разглядывал меня, чем сильнее пытался придать своему взгляду как можно больше вызова, тем стремительнее сквозь каменную маску на твоём лице проступало удивление, смешиваемое с паникой и непониманием. — Ну, что ж, Люциус, ты никогда не отличался сообразительностью. Хотя должен был. Какая жалость. От звука моего шелестящего голоса ты лишь вздрагиваешь, но в следующую же секунду с возмущением втягиваешь воздух и уже готовишься разразиться ледяной тирадой с едва скрываемым гневом, нащупывая в кармане пиджака палочку, но... Я лишь приближаюсь, медленно склонившись над твоим столом, и с пониманием указываю на почти приконченную бутылку. Мое лицо озаряет едва заметная ухмылка, пока я шепчу: — Дорогуша, на кого ты собрался напасть? На плод своего хмельного воображения? Губы озаряет торжествующая улыбка, которую я чувствую всей кожей, пока ты ещё сильнее вздрагиваешь и, кажется, отчаянно стонешь, зарываясь лицом в ладони, безмолвно соглашаясь с моим беспроигрышным доводом. Видимо, ты все же чрезмерно пьян. Но мне это только на руку. Отстранившись от тебя на пару шагов, я аккуратно присаживаюсь в кресло, ощущая кожей каждую возникающую складку своего белоснежного плаща и невольным движением руки проверяю сохранность своего капюшона. Но судя по тому, как ты откинулся на спинку кресла и безвольно закрыл глаза, принимая поражение, ты не узнал меня. Да ты и не мог. — Война закончилась, Люциус? Этот великий интриган своего времени, расчётливый, трусливый аристократ, лишь захлебывается поднесённым вновь стаканом с виски и начинает отчаянно кашлять. Ухмылка на моем лице на секунду озаряется пониманием, но затем лишь становится шире. Сложив руки на коленях в наиболее невинной позе из возможных, закинув ногу на ногу и осторожно склонив голову, я пристально разглядываю морщинки на твоём лице, пока ты заходишься в кашле. Я бы помогла, но ведь галлюцинации больного воображения ещё никому не помогали. Откашлявшись, ты вновь кидаешь на меня пронзающий до кончиков пальцев взгляд, но я была готова к нашей встрече, потому ничто в моей позе не выдаёт страха и напряжения перед тобой, как бы сильно ты не старался его обнажить. Но, чтобы потешить твоё эго, я, так и быть — поддаюсь, опуская голову в видимом смятении. Тишина оглушает, и я уверена, что ты сам оглушён отсутствием моих реакций, но я не заставляю тебя долго ждать. — Не ищи то, чего по своей природе быть не может, дорогой, — начинаю звонко постукивать пальцами по собственному колену, и резко поднимаю взгляд, прищурившись и добавляя в голос едва различимую сталь и угрозу, — Только нервы истратишь понапрасну. — Кто ты такая? Твой голос охрип от долгого молчания. Ведь ты даже не знаешь, какой сегодня день. И где вся твоя семья в этом огромном оглушающем своей мертвой тишиной особняке. Впрочем, это не мое дело. Я резко расправляю плечи и чуть-чуть приподнимаю капюшон, обнажив губы. — Неправильный вопрос. Ты и так знаешь на него ответ, — тихий смешок, теперь заметный тебе, заставляет возмутиться и изо всех сил сжать пальцы на подлокотниках, — Не старайся, Люциус, я бы поиграла с тобой, но у меня нет времени на твои игры. Твоё лицо принимает нечитаемое выражение, и ты застываешь подобно петрифированной кукле. Мысли, казалось, вполне осязаемо истерично мечутся в изрядно поседевшей голове, но я лишь поднимаю руку и продолжаю: — Ты нужен своей семье. Ты нужен себе. Война закончилась, Люциус. Но новая начнётся, — передернув уголками губ ты снова застываешь, а я мягко улыбаюсь в ответ, — уже началась. И тебе нужно выжить. Или сгинуть. Мне все равно, что с тобой будет. Я резко поднимаюсь с кресла, расправляя подол белоснежного одеяния и снова скрываю нижнюю часть лица движением руки. Надеюсь, мой голос будет звучать для тебя настолько твёрдым и убедительным, насколько это возможно, когда я продолжаю: — Но ты должен сделать выбор. Sine spe spes*. Мгновение ты силишься вспомнить значение этих фраз, но я лишь прикладываю палец к собственным губам. — Ты многое посеял и многое пожнёшь, за многое расплатился, но многое сошло тебе с рук, — оторвав палец от собственных губ, я с ироничной улыбкой начинаю загибать пальцы, безмятежно качая головой. Обманчиво понимающий голос продолжал выливаться из моей груди. — Ты сломлен. Ты устал. Короткую секунду наблюдая за твоим потерянным лицом, я опасно близко наклоняюсь над неожиданно сгорбленной фигурой и выдыхаю практически на ухо: — Но dum spitant spes* или умри. Издав короткий смешок, я поднимаюсь и отхожу назад. Ты явно ошарашен, смущён, но, по всей видимости, развернувшись, я теряю бдительность и не замечаю, как этот уставший пьяный потерянный мужчина резко поддаётся вперед и хватает меня за руку, обжигая теплом и сдавленно выдыхая. Он начинает чувствовать подвох и едва слышно рычит, как загнанный зверь, повторяя свой вопрос: — Кто ты такая? Я оборачиваюсь и долго пристально смотрю ему в глаза. Тишина оглушает, и я резко задираю левый рукав плаща до сгиба локтя, смотря прямо на дно его расширенных в темноте зрачков. Твои глаза распахиваются в удивлении, и ты стремительно отшатываешься, выпуская мою руку из плена. — Мое имя вам ничего не даст, внешность ни о чем не скажет, и все что останется вам — помирать иль спасаться, предатель. Галантно поклонившись, я приближаюсь к собственному выходу, навсегда запоминая выражения ужаса в твоих глазах и отвечая лишь кроткой усмешкой. Исчезаю. Ты невидящим взглядом смотришь мне вслед.