Гвоздика в меду

Латиф плакала уже час. Долго, самозабвенно, упиваясь своим «горем». Джафар не знал, куда деться: как и все альфы, он терялся и злился при виде слез. Обычные подарочки не действовали - Латиф выкинула пирожные, новую книжку с красивой и яркой обложкой (продавец уверял, что книжка бестселлер месяца и все (!), все дети ее хотят) небрежно бросила на кровать. Зариф и Саед как всегда в разъездах, у няни отпуск, а Джафару, загруженному неприятной работой с бумагами, спихнули сестру. «Ты самый старший, помоги мне, пожалуйста. Данаб заберет завтра Мали, а Муса - Мааль. Латиф уже взрослая и не будет мешать». Это умми его уверял. Как же, взрослая! Семь лет, а ревет, как голодный грудничок. С тихим отчаянием Джафар спросил еще раз: – Мышка, почему ты плачешь? «Мышка» ответить не могла, слезы уже прекратились, но грудные, долгие всхлипывания мешали ей говорить. - Я... Некрасивая..., - еле выговорила она. - Т-тооолстая… Ну вот. И что ему с этим делать?.. Джафар глубоко вздохнул и набрал заветный номер. Дидье. Омеги всегда лучше ладят с детьми, а его омежка малышам особенно нравится. *** – Джафар! Ну что это такое, в самом деле! Хм. По правде говоря, Джа не совсем такой тон ожидал услышать, когда звал на помощь Дидье. Ограничившись сумбурным: «Ты нужен, Латиф плачет из-за каких-то девчоночьих штучек, я не знаю, что говорить, приезжай быстро, пожалуйста», он был свято уверен, что Ди его поймет. Он допускал, что, увидев плачущую девочку, омежка кинется сразу утешать ее, не обратив внимания на него, своего альфу. Ожидал, что Дидье, возможно, растеряется при ребенке (хотя это маловероятно, с Мали он сразу нашел общий язык). Но совсем, совсем не думал, что Дидье, как только увидит ссутуленную спинку Латиф услышит бормотания с ключевым словом «некрасиваяяяя», отвернется от нее и кинется с упреками на него, офигевшего от такого, ранее ни разу не слышанного, тона, альфу. Голос омежки был так возмущен, сочился таким концентрированным огорчением, что Джафару стало почему-то стыдно. Сказать, что это чувство не понравилось альфе, это ничего не сказать. Он не понимал, чем заслужил такой тон, поэтому отрицательная реакция не заставила себя ждать. Джафар набычился и сжал губы, собираясь молча выслушать все, что Дидье собирался высказать ему. Слава Аллаху, Латиф сидела к ним спиной и не видела застывшего в дверях омегу, продолжая смаковать свою боль. Дидье, однако, не обращал внимания на гримасы альфы, громче прежнего продолжив: – Почему ты не сказал мне, что тут такая девушка? Посмотри, на кого я похож... Дидье театрально, раскрытой ладонью указал на свою одежду. Латиф же, услышав незнакомый голос, резко, немного испуганно обернулась. У Джафара сжалось сердце, когда он снова увидел ее покрасневшие от слёз глазки, и маленькую, опухшую пуговку носа. Он понимал, что ревет она из-за сущего пустяка, но братское сердце все равно нервно заходилось при виде слез родного человечка. А тут ещё его омега, вместо того, чтобы что-нибудь сделать, вытворяет нечто странное. Увидев, что его заметили, Дидье, нисколько не переигрывая, широко распахнул глаза и нервно потрепал прическу. – Эх, теперь я себя еще и как невоспитанный дурак повел. Джафар решительно отказался понимать, что происходит. А Дидье, не обращая больше на него внимания, подошел к насупленной, но удивленной девочке и уселся перед ней на колени. – Если бы ваш брат удосужился меня предупредить, я бы никогда в жизни не появился перед такой принцессой в таком виде, - Дидье расстроено поджал губы. В самом деле, услышав полный мольбы голос альфы, перепуганный Дидье выбежал из дома в домашнем костюме: мягкие штаны из тончайшей шерсти, белая майка на пару размеров больше, чем надо, и ветровка. В целом выглядело довольно мило, да больно уж по-домашнему для сумасшедшего бега к метро и к дому Джафара. Честное слово, легче уж вместе жить! Все равно всё время вместе проводят. – Да кака-ая я прин-н-нцесса!? - гневно, запинаясь, воскликнула девочка, заходясь в новых слезах. – Я тоо-лстая… Принцессы не бывают толстые… – Я точно знаю, какие бывают принцессы, - Дидье осторожно убрал кулачки девочки, что так яростно терли глазки. – И ты - самая настоящая принцесса: волосы длинню-ю-ющие, ресницы длинню-ю-ющие, губки пухлые, как у куколки. И платье очень красивое. Разве я не прав? Только глазки не три, а то они покраснеют. Латиф судорожно вздохнула и посмотрела на Дидье - еще немного расфокусированным взглядом: – Тогда ты мой принц? Дидье мягко улыбнулся, подав ей небольшие, в металлической оправе очки, что лежали на тумбочке у кровати, где сидела девочка. Та взяла немного несмело, потерла стеклышки подолом платья и надела, все еще хлюпая носом. – Ой, да ты же омега! - воскликнула она непосредственно. Джафар, который все так же стоял у дверей и все слышал, покачал головой в немом недоумении. – Как же ты угадала? - ласково спросил ее Дидье, присаживаясь рядом на кровать. – Ну, - смутилась девчушка. - По тебе видно. А ты... Ты кто, вообще? Ты ко мне пришел? – Это мой hubbi, Латиф. Его зовут Дидье, - вмешался Джафар, немного неохотно отрываясь от двери и подходя к ним. Латиф поглядела на него недолго, перевела взгляд на улыбающегося Дидье и решительно сказала: – Нет, братик, теперь это мой hubbi. - Вот так, - торжествующе заявил Дидье, глядя на альфу. Джафар, поняв наконец, что к чему, расхохотался. *** После знаменательного знакомства Дидье с Мали, а затем и с Латиф, сестрички успели прожужжать родителям все уши об этом «таком красивом, как в сказке, умном, как в книжке, добрым, как папа, Дидьеее», - по несколько раз на дню. Мааль, средняя из сестер, закатила немаленький скандал, когда поняла, что и старшая, и младшая уже увидели этого загадочного "Дидьеее", а она нет! Возмутительно! Прибежав жаловаться Мусе, своему любимчику среди братьев, она сдала с потрохами Джафара, который совсем не горел желанием знакомить своего омегу с братцем. Несомненно, Муса - не задира Данаб, обижать глупыми шуточками и поведением не станет, но Муса, о ужас, он ведь тоже альфа! Вот он их познакомит, а дальше… А вдруг Дидье по душе будет спокойный, как танк, но умный и также читающий книжки, как и сам омега, младший брат? Да и ровесники они с ним. Но если подумать, он доверяет Дидье, он хорошо успел выучить омежку за четыре месяца знакомства. Сейчас отношения самого Джа и его омеги только устаканились, прекратив болтаться где-то... нигде. В них определенно есть прогресс. Конечно, Дидье занервничает, когда узнает, что с ним захочет познакомиться вся семья. О-о-о, то что это будет ВСЯ семья, нет сомнений. Болтушки Латиф и Мали успели все растрепать родителям, Мааль - Мусе, а скоро придет навестить их и Данаб. И если родители и Муса не станут давить с быстрым знакомством, то это сделает шустрый, нахальный омега-брат. Как же, черт возьми, все сложно! — Что тебя гложет, Джафар? Прикосновение теплой ладошки к плечу, не скрытому тканью одежды, быстро вернуло альфу в мир сущий. – Да ничего такого, просто задумался кое о чем, - отмахнулся он, найдя гораздо более интересную вещь, чем глупые размышления - ладонь Дидье. Потянув её к себе, Джафар усадил безропотного Дидье к себе рядом на диван и зарылся носом в душистые волосы. Дидье нежно погладил его по руке, по туго перевитым мышцам. – Я же вижу, что тебя что-то мучает. Расскажи мне, - тихо произнес он, продолжая мягко, успокаивающее гладить альфу. – Ты почему, кстати, разделся? – Рубашку испачкал, - невинно округлил глаза Джафар, что выглядело весьма комично. Дидье улыбнулся краешком губ. – Я сделаю вид, что не знаю, что ты нарочно. Ты... Не хочешь все же сказать, что не так? Твоя нервозность просто витает в этой комнате невидимым чудовищем. – Не бойся, это чудовище крайне доброе и миролюбивое. Оно желает лишь быть успокоенным парочкой поцелуев, - привычно отшутился Джафар. У Дидье гулко забилось сердце. Он чувствовал, что может это сделать. Но... Но... – Я думаю, скоро моя семья захочет познакомиться с тобой, - сказал задумчиво альфа, перебив его мысли. – Их семь человек и каждый захочет задать тебе столько вопросов, сколько песка в пустыне. Дидье тихо, даже немного шелестяще засмеялся, укладывая голову на плечо Джафару. – Ты иногда как скажешь, Джафар, я не могу не рассмеяться. И чего же ты боишься, большой альфа? – Я ничего не боюсь, - фыркнул Джафар. – Только твою бабушку, наверное. Ведь если я познакомлю тебя со своей семьей, мне придется знакомиться с твоей. – Она замечательная, - возразил Дидье, приподнимая голову, чтобы посмотреть в глаза альфы. – Кто спорит? - улыбнулся тот и уложил Дидье обратно на себя. – Моя семья тоже хорошая, но они такие… Они разные все. Я не хочу, чтобы они напугали тебя, hayat'a l'bi. Язык Данаба может быть очень острым, сестрички тебя заживо съедят, требуя внимания к себе. Особенно Мааль. Папе ты понравишься. Ты многим на него похож... Муса спокойный и хмурый, как старый волк, хотя он и твой ровесник. Отцу ты тоже понравишься, я думаю. Не представляю такое, чтобы ты кому-то не понравился, - неловко закончил свои мысли Джа. – Тебе не о чем волноваться, Джафар, - тепло отозвался Дидье, поняв, что нервирует его альфу. – Я люблю твоих сестричек, мне не в тягость каждой из них уделить внимание. Честно говоря, с детьми мне общаться проще, чем с взрослыми, - и замолчал, подбирая слова. – Я очень хочу понравиться твоей семьей, Джа. Никогда не хотел кому-то понравиться, даже наоборот, иногда специально вел себя ужасно, а тут сердце екает, как думаю об этом. – Ты думал об этом? - удивился Джафар. – Почти каждый день, - смущенно признался омежка. – Беспокоюсь. Это такая ответственность. Глаза альфы довольно заблестели. Не было и нет сомнений, что Дидье обязательно понравится семье. Но он ощущал неясное беспокойство, противно оседающее в грудной клетке, когда размышлял о том, что, возможно, Дидье не понравится его семья. Как Джафару казалось, для омеги, выросшего с мамой и бабушкой, и не привыкшего к большим компаниям, будет маленьким шоком знакомство со всей его семьей. Ему нужно было больше времени! – Ну вот, и снова ты напрягся, - недовольно заворчал Дидье. – Послушай меня, Джафар, я хочу увидеть каждого члена твоей семьи, с тех пор, как мы посмотрели фильм вместе с крошкой Мали. Я хочу посмотреть, на кого ты похож, на Зарифа или Саеда, хочу увидеть «хмурого, одинокого волка Мусу», поговорить с Данабом, познакомиться с Мааль и узнать чей у нее характер, потому что Латиф и Мали иногда мне так сильно напоминают тебя. Джафар чувствовал, как тепло заполняет его сердце, и притянул Дидье к себе на колени: – Если индусы правы и душа человека бессмертна, я был крутым парнем в прошлой жизни, раз в этой ты достался мне. Дидье не удержал смешок. – Как бы ты не начал проклинать меня месяца через два, - шутя, но с оттенком грусти произнес омега и, не желая развивать тему, спросил: – Когда ты планируешь познакомить меня с семьей? – Думаю, мы либо можем дождаться, пока узнает Данаб и начнет доставать всю семью, чтобы мы пригласили тебя, либо я могу сам предложить познакомить вас, - Джафар погладил halwa по невозможно мягким волосам на затылке и зашептал ему на ухо: – Никогда я не смогу проклинать такого, как ты. Ты солнцем гордой красоты мой разум ослепил… Дидье скрыл смущенное и счастливое лицо, уткнувшись альфе в плечо, во впадинку под ключицей, и оттуда шепотом продолжил Джафару в такт, щекоча дыханием его кожу: – Ты сердце опалил мне усладою хмельной…* – И он еще удивляется, что это я полюбил его! - восхищенно пробормотал Джафар, усмехнулся и довольно промурлыкал со своим арабским акцентом, который он усиливал, когда хотел. – Я не устаю себя хвалить, что смог влюбить такого высокообразованного и скромного омегу в себя. – Моя дипломная работа, если вкратце, была о персидских поэтах, - объяснился Дидье, покраснев от непривычных ему откровенных похвал. – Джафар, я бы хотел, чтобы ты сам предложил о встрече семье, только вот... – омега замялся стыдливо. – Через несколько дней у меня течка, поэтому не договаривайся на ближайшие дни. Только лишь допустив крохотную мысль о Дидье во время течки, Джафар всей кожей, всем телом почувствовал жаркую волну – откуда-то изнутри до самых кончиков пальцев. Картинка с видом румяного, тяжело дышащего и изнывающего от желания кудрявого омеги моментально возникла перед взором и прочно засела в голове, и, видимо, не собиралась исчезать. Почему такие вещи происходят именно тогда, когда Дидье у него на коленях?! Ведь это же теперь такие предстоят мучения – постоянно думать об этом, иди избавься от таких образов… Полгода воздержания все же выходят ему боком. Но не говорить же Ди об этом. – Конечно, halwa, нет проблем. Хочешь есть? - Джафар попытался быстро сменить тему. – Вообще-то, уже довольно поздно, - вздохнув ответил Дидье. – Наверное, надо домой уже. – Останься, hubbi, - предложил Джафар, неимоверно приятно щекоча дыханием тонкие волоски над ушком. – Я лягу на диване, ты на кровати, и, клянусь, я не буду приставать. Дидье на минуточку задумался. Возвращаться в пустую, до сих пор мало обжитую квартиру, где нет ни единой живой души, совсем не хотелось. По правде сказать, возвращаться туда никогда не хотелось – Ди начал отвыкать от одиночества, оно ему больше не нравилось, оно его тяготило. Гораздо приятней было находиться со смешливым, знающим кучу интересных историй Джафаром. Сейчас Дидье понял, что ему до безумия нравится заботиться об альфе. И принимать его заботу. – Хорошо, - сказал Дидье и решительно добавил: – Но только я лягу на диване, ты же здесь не поместишься! Джафар поначалу недовольно нахмурился, но в ту же секунду прекратил. Ведь, черт его побери, Дидье решил остаться! Без споров и уговоров! А насчет дивана он еще подумает... – Вот и ладненько, - спародировал он любимое выражение Мали. – Hubbi, я так голоден, пошли на кухню, там со вчерашнего дня твой пирог должен был остаться. А ночью, когда чернильное небо легло пуховым одеялом на Париж, Джафар пробрался в гостиную так тихо, как смог. Дидье спал там на диване – он заснул, пока они смотрели какое-то шоу с любимым актером омеги, оказавшееся, тем не менее, ужасно скучным, и Джафару не пришлось спорить о том, кто где ляжет. Альфа осторожно сел рядом с диваном на пол и зачарованно уставился на раскинувшиеся по подушке недлинные кудряшки (наверное, он никогда не прекратит восхищаться ими, даже когда они проживут вместе тридцать лет), и улыбнулся Дидье, который буквально с носом спрятался в шерстяном одеяле, как в норке, оставив миру лишь шапочку волос да закрытые глаза. Джафар еще пару минут полюбовался омежкой, а потом поднял его с узкого дивана и понес к себе в спальню, с видом, пускай и сонным, но довольным донельзя. Уложив Дидье на постель, альфа укрыл его одеялом до ушей, пробормотал «Вот так…» и побрел обратно в гостиную, где со стоном упал на диван. Спать, спать… И пусть сон будет не слишком сладким на этом месте, зато Дидье будет отдыхать в тепле и уюте. …А утром альфа проснулся от легкого, ласкового поцелуя в губы и шепота, смешанного с ласкающе-теплым дыханием: «Ты самый большой упрямец на свете». Джафар, не открывая глаз, улыбнулся полусонно - но с блаженством взрослого «ребенка», наконец получившего долгожданный подарок, на ощупь схватил Дидье и потащил к себе на диван - целовать дальше. Целовать самые нежные, самые желанные губы на свете. Сон или нет – лишь бы никогда не заканчивался. "«Я некогда испил блаженство с тем, кто зовется Совершенство…»* 1) Отрывок из стихотворения Абу Абдаллаха Рудаки - персидского и таджикского поэта. «Самум разлуки налетел — и нет тебя со мной! С корнями вырвал жизнь мою он из земли родной. Твой локон — смертоносный лук, твои ресницы — стрелы, Моя любовь! Как без тебя свершу я путь земной! И кто дерзнет тебя спросить: «Что поцелуй твой стоит?» — Ста жизней мало за него, так как же быть с одной? Ты солнцем гордой красоты мой разум ослепила. Ты сердце опалила мне усладою хмельной.» 2) Отрывок из стихотворения Абу Мухаммада Муслих ад-Дин ибн Абд Аллах Саади Ширази - персидского и таджикского поэта. "«Я нестерпимо жажду, кравчий! Скорей наполни чашу нам И угости меня сначала, потом отдай ее друзьям. Объятый сладостными снами, ходил я долго между вами. Но расставаяся с друзьями: «Прощайте», — молвил прежним снам. Перед мечетью проходила она, и сердце позабыло Священные михраба своды, подобные ее бровям. Я не онагр степной, не ранен, ничьей петлей не заарканен, Но от стрелы ее крылатой по вольным не уйду степям. Я некогда испил блаженство с той, что зовется Совершенство… Так рыба на песке, в мученьях, тоскует по морским волнам. До пояса не доставал мне ручей, и я пренебрегал им; Теперь он бурным и бездонным вдруг уподобился морям. И я тону… Когда ж судьбою я буду выброшен на берег, — О грозном океанском смерче в слезах поведаю я вам. И вероломным я не стану, и не пожалуюсь хакану, Что я сражен ее очами, подобно вражеским мечам. Я кровью сердца истекаю, от ревности изнемогаю, Так бедный страж дворца рыдает, певцам внимая по ночам. О Саади, беги неверной! Увы… Ты на крючке, как рыба, — Она тебя на берег тянет; к ней — волей — не идешь ты сам.» Отрывок из книги: Недим, Ахмед. «Любовная лирика классических поэтов Востока.» Правда, 1988.