***
Лань Ванцзи находился в беседке вместе с братом и дядей и молча пил чай, под спокойную беседу. Мыслями он находился довольно далеко от этой беседки и темы разговора, однако видел это лишь Сичень, который, из большой любви к брату, решил его не трогать, впрочем, прекрасно понимая, о чём думает Второй Нефрит. Вэй Усянь для всех и каждого, кто знал его достаточно близко, был очень тяжёлой темой для разговора, но у Ванцзи было к нему особое отношение. Очень долго привязывающийся к людям, он не мог отпустить его и принять смерть того, кого любил всем своим существом. Сичень еле заметно вздохнул. Прошло уже пять лет со дня смерти Старейшины Илин, безжалостного демона, поправшего все законы и морали, основателя темного пути, а его брат по прежнему играет расспрос, пытаясь найти его душу. На дорожке, ведущей к беседке, совершенно внезапно появился совсем молодой адепт, с чем-то тёмным в руках. Лицо его выражало крайнюю обеспокоенность, потому Цзеу-цзюнь заранее приготовился к чему-то плохому. — Этот адепт приветствует старших и извиняется за прерывание беседы, — каким-то странно дрожащим голосом поприветствовал их воспитанник Лань Ванцзи. — Лань Сычжуй, что привело тебя? — как можно более успокаивающе поинтересовался у ребёнка Сичень, стараясь не пугать молодого адепта. — Этот адепт нашел одну вещь сегодня и решил, что вам стоит непременно о ней узнать, — мальчик аккуратно поставил на стол сундучок, — Я нашёл его сегодня в небольших зарослях бамбука, что растут вдоль тропинки на поляну с кроликами. Сначала, мне показалось, что это камень, но он выглядел необычно и я решил проверить. Вместо камня, там оказался закопан этот сундучок. Я откопал его, и осмотрел, желая узнать кому он принадлежит и, по возможности вернуть владельцу, но… — мальчик немного замялся, — Он принадлежал Вэй Усяню. Старейшине Илин.***
Совет кланов в этом году проводила Пристань Лотоса. Хозяин собрания и глава принимающего ордена Цзян Ваньинь был на редкость нервный и буквально искрил разрядами своего недовольства, стараясь, всё же, унять его и не срываться на гостей. Одно радовало: любовь его жизни приехала раньше всех и теперь активно старалась помочь ему сбросить напряжение и успокоить. Это было утро второго дня совета. Молодой глава ордена только что открыл глаза и теперь без зазрения совести наблюдал за своим спящим Ланем, который выглядел очень уж умиротворённо. Настроение с самого пробуждения было вполне себе сносным, а это значило, что если в ближайший час его никто не испортит, то адепты и слуги Пристани Лотоса смогут вздохнуть спокойно и не переживать за целостность своих ног. Цзян Чэн усмехнулся своим мыслям, а после ласково провёл тыльной стороной ладони по щеке Лань Хуаня, от чего Первый Нефрит немного сощурился и приоткрыл глаза, нежно улыбаясь своему любовнику. — Доброе утро, — тихо произнёс глава ордена Лань. — И правда доброе, учитывая, что ты всё ещё здесь, — улыбнулся ему в ответ Цзян Чэн, ласково припадая губами к обнажённой шее любимого, — И оно станет ещё добрее, если ты останешься ещё на немного. — Сегодня второй день совета, — зарываясь в распущенные чёрные пряди пальцами и запрокидывая голову, открывая больший простор для ставших уже жадными поцелуев, ответил ему Сичень, — Было бы не очень красиво с нашей стороны опаздывать к его началу. — Солнце только встало, — пробурчал Ваньинь, продолжая покрывать шею своего любовника поцелуями и оставляя на ней красные отметки — До начала времени ещё много. В конце концов, в пристани не встают так рано, как в ГуСу. Сичень выдохнул, молча соглашаясь с этим заявлением и раздумывая над тем, как же ему поступить сейчас: сдаться на милость страстной натуры его милого и такого ласкового А-Чэна или же всё-таки вылезти из кровати и подпортить любимому настроение информацией о том загадочном сундучке, принадлежащем Вэй Усяню. Тот сундучок, принесённый юным Сычжуем за две недели до начала совета кланов, был тут же подвержен весьма безуспешной попытке вскрытия. Замок на нём оказался весьма необычным и просто так никому, кроме погибшего хозяина, подчиняться, по всей видимости, не собирался. К этому добавлялось наличие различных защитных заклинаний, многие из которых, по всей видимости, были созданы самим хозяином и были вырезаны на поверхности сундучка и покрывали едва ли не каждый его цунь. Из-за этой ситуации, подробно обсудив всё с Лань Цижэнем, Ванцзи и старейшинами, было решено вынести этот вопрос на совете. Однако сейчас Сичень как никогда сомневался в верности принятого решения. Он прекрасно знал, как его Ваньинь в принципе относится к теме Старейшины Илин и как он на самом деле переживает его смерть. Все кривотолки и домыслы жутко злили юного главу. Цзян Ваньинь признавал, что ему не хватает этого оболтуса, как часто он звал его, сидя рядом с Сиченем в приступе болезненной ностальгии, как он жалеет о том, что не смог ничем ему помочь, не смог удержать его от падения. Признавал, что никогда не простит ему гибель сестры и считает, что свою смерть он заслужил, но не таким образом. Признавал, что ему противно от одной мысли что кто-то посягается на посмертный покой его названного брата и что если тот когда-нибудь вернётся, он не станет разглашать всем об этом, и поможет, если тот попросит его об этом… ЕСЛИ попросит. — О чём же ты таком задумался? — протянул Цзян Чэн, расслабленно улыбаясь и ласково оглаживая ладонью плечи своего любовника, — У тебя такой вид, будто ты кого-то хоронить собрался. — Ничего такого, — тихо ответил Сичень, поглаживая любимого, удобно устроившегося на груди и начавшего вновь засыпать, по спинке и заставляя его чуть ли не мурчать от удовольствия, — Просто, вдруг вспомнил об одном деле. — И что за дело? — лениво приоткрыл один глаз Ваньинь и с интересом посмотрел на Лань Хуаня. — Ты непременно о нем узнаешь, — мягко улыбнулся Цзеу-цзюнь и вдруг перевернулся, устраиваясь между ног своего возлюбленного, — Но сейчас, давай займёмся чем-нибудь поинтереснее…***
Совет кланов длился уже не первый час. Главы мелких орденов активно переругивались друг с другом за территории, устраивая настоящий балаган, у Цзян Чэна начинала болеть голова, Не Минцзюэ всё больше злился на эту суету, а Хуайсан, которого его дагэ насильно сюда приволок, откровенно зевал, прикрываясь веером. Когда мелкие ордена и кланы, наконец, решили свои вопросы, с места поднялся Цзеу-цзюнь. — Две недели назад — сразу начал он без предисловий, — один из наших адептов обнаружил на территории Облачных Глубин одну весьма занятную вещь, — он сделал жест рукой, и один из адептов в белых одеждах принёс недавнюю находку, — Этот сундучок был закопан в бамбуковой роще и принадлежал… — он тяжело выдохнул, прикрывая глаза и морально готовясь к вспышке негодования, — Он принадлежал Вэй Усяню. В зале повисла тишина. Никто не ожидал подобного. Про Старейшину Илина уже давно ходили одни лишь слухи. Все давно убедились в его смерти, и вдруг объявляется что-то из его вещей, да ещё и в ГуСу. — Позвольте узнать, — настороженно и даже как-то обиженно спросил глава Цзян, — Что внутри? — Мы пытались открыть его, но ничего не вышло, — покачал головой Лань Сичень, — Потому мы решили, что, быть может кому-то из вас, удастся открыть его. Главы орденов и кланов оживились. Многим хотелось попытать удачу и стать ключом к секретным знаниям Вэй Усяня. Главы подходили, пытались что-то сделать, но ни у кого ничего так и не вышло. Наконец, Цзян Чэну этот цирк надоел. Он спокойно поднялся с места, подошел к сундучку, осмотрел его со всех сторон и о чем-то задумался на минуту, а после внезапно обнажил меч и, сделав небольшой надрез на своей ладони, капнул немного крови на замок. На удивление, ничего не произошло и замок так и остался закрытым. Ваньинь нахмурился и осмотрел теперь уже не сундучок, а именно замок. Через какое-то время послышалось недовольное «Да ты и после смерти надо мной смеёшься?!». Всё удивлённо посмотрели на раздраженного главу ордена Цзян, который, ко всеобщему удивлению, вынул из причёски одну маленькую шпильку и принялся ей ковырять и что-то крутить внутри. Через пару секунд послышался щелчок и замок был снят, а глава ордена Цзян, буркнул что-то про детские игрушки и с чистой совестью удалился на своё место на лотосовом троне. Никто совершенно не ожидал, что великий и могущественный Старейшина Илин повесит обычный замок. Ни какое-нибудь тайное заклинание на крови и жертвах, а простой замок, который можно вскрыть, немного покопавшись в нем шпилькой. Цзэу-цзюнь, явно впечатленный подобным, поблагодарил Цзян Чэна и, наконец, решительно открыл сундучок. Внутри находились аккуратно сложенные свитки, отдельные листы с записями и чертежами, нашлись весьма реалистичные изображения Пристани Лотоса и Облачных Глубин, несколько портретов Цзян Чэна, Цзян Янли, Лань Ванцзи, ко всеобщему удивлению, и людей, в которых некоторые признали тех, кто был с Вэй Усянем на Луаньцзан, талисманы различного назначения, серебряный колокольчик ордена ЮньМэнь Цзян и старенькая толстая потрепанная жизнью тетрадка, подписанная как «Дневник Вэй Усяня из ЮньМень Цзян». — Впервые слышу о том, что у него был дневник, — хмуро произнёс Цзян Чэн, поглаживая Цзыдянь на пальце и стараясь успокоиться, — Дайте-ка его сюда. — Глава Ордена Цзян, — Внезапно поднялся глава какого-то мелкого клана, — Быть может, нам стоит прочесть его? Все мы хотим знать обо всех злодеяниях этого демона. Его поддержали многие. Против оказались Гусу и ЮньМэнь, а это значило, что личная жизнь и все мысли глупого шисюна Цзян Чэна вот-вот станут известны всем. Ваньинь обреченно вздохнул, помолился про себя всем богам, зло зыркнул на Сиченя, который решил умолчать о столь занимательной находке и раскрыл книжечку на первой странице. «Это моя первая запись. Меня зовут Вэй Ин. В быту — Вэй Усянь. Сегодня дядя купил эту пустую книжонку на ярмарке и подарил мне. Теперь она будет моим дневником. Дядя Цзян как-то рассказывал, что таким образом легче держать мысли в порядке и помнить важные вещи. Вообще-то, я думаю, что это странно, ведь важные вещи на то и важные. Их так просто не забудешь! Ну да ладно. Если я взялся, значит буду писать.» «Совершенно случайно сегодня понял, что начинаю забывать родителей. Наверное, это Дядя Цзян и имел ввиду, когда говорил о важных вещах, которые не хочешь забыть. Тогда сейчас я запишу всё, что помню о родителях. Мама очень любила громко смеяться. А ещё любила локвы и очень острый перец. Я однажды попробовал. Мне было больно. Папа постоянно рассказывал о заклинателях и постоянно говорил, что однажды свозит меня посмотреть на лотосы. Он сказал, что это водные цветы. У нас был ослик. Я не помню, как его зовут, но помню, что он, как и мама, очень любил локвы. Наверное поэтому мама постоянно грозилась зажарить его, а из его шкуры сделать коврик. Мама говорила, что если я буду улыбаться, то несчастья меня испугаются и уйдут. Хорошо, мама. Я обязательно буду улыбаться. " «Сегодня вспомнил, что, пока жил на улице, какой-то очень красивый мальчик в белом, с лентой на лбу подарил мне игрушку. Он совсем не улыбался, но был очень красивым. Наверное, надо будет найти его и вернуть игрушку. В конце концов, она ведь не моя.» Лань Сичень немного встрепенулся и скосил взгляд на младшего брата, что сидел тут никем не замеченный. «Цзян Чэн меня не любит. Сегодня он грозился напустить на меня своих собак. Он же знает, как я их боюсь! А ещё постоянно издевается и говорит, что их не стоит бояться и что они безобидные! Но ведь это же вранье чистой воды! Я точно помню, что меня не раз и не два чуть не загрызли бешеные дикие псы, когда я жил на улице!» — Постойте! — внезапно встрепенулся Не Минцзюэ, — То есть, мы могли просто спустить на него пару собак и не было бы этих жертв?! Все задумались над этим заявлением, а после, поняв, что подобное действительно имело место быть, в момент принялись обсуждать данный факт и смеяться над столь позорной слабостью великого тёмного заклинателя. Совершенно внезапно кто-то из мелких кланов воскликнул: — Глава ордена Цзян! Почему же вы, зная об этой его слабости, ни разу не использовали её против этого демона?! Цзян Чэн молча принимал гневно-удивлённые взгляды. Что он мог им ответить? Что слишком привык защищать нерадивого шисюна от собак, что теперь даже не рассматривал подобный вариант? Молчание затянулось. Цзян Чэн, наконец, вздохнул и ответил, окидывая всех присутствующих суровым взглядом: — Я не думаю, что подобное должно касаться кого-то из вас. Всё это — уже пройденное и сейчас не имеет никакой значимости. — Вы же понимаете, скольких жертв можно было бы избежать, если бы вы хоть раз упомянули бы об этой маленькой детали? — слащавым голосом поинтересовался Цзинь Гуаншань, сидящий, как впрочем и всегда, в окружении нескольких девиц весьма распутного вида. — Глава ордена Цзинь, повторю персонально для вас. Это не Ваше дело. Не стоит лезть туда, куда не следует. Я ведь не спрашиваю у вас, что же вы делаете с записями Вэй Усяня? — молодой глава выразительно посмотрел на немного сжавшегося главу ордена Цзинь, — В конце концов, как глава клана, вырастившего его, и как человек, что провёл с ним большую часть своей сознательной жизни, я могу потребовать Вас выдать мне эти записи. Ведь кто знает, что вы собираетесь с ними делать. Недавний инцидент с Сюэ Яном лишь подтверждает опасения. На некоторое время воцарилась напряжённая тишина. Главы двух орденов сверлили друг друга недовольными и даже угрожающими взглядами. Первым сдался Гуаншань, громко фыркнув и демонстрируя тем самым своё недовольство. Цзян Чэн на секунду прикрыл глаза, успокаиваясь, и продолжил читать записи человека, бывшего когда-то братом. «Все, почему-то, говорят, что дядя Цзян любит не Мадам Юй, а мою маму. Из-за этого злится Мадам Юй и очень часто наказывает меня и говорит, что я принесу в их дом беду. А ещё из-за этого злится Цзян Чэн. Глупый шиди почему-то решил, что дядя Цзян его не любит. Это глупо. Дядя просто хочет сделать его самостоятельным.» «Сегодня шицзе готовила свой суп из свиных рёбрышек и корня лотоса. Это самый лучший суп в целом мире!» «Сегодня иду за своим собственным мечом! Наконец-то я стану настоящим заклинателем!» «Цзян Чэн назвал меня идиотом, потому что я назвал свой меч «Какая разница». Ну откуда же я мог знать, что так получится? Но теперь мне кажется, что такое имя моему мечу очень даже подходит. Ведь какая разница, как его зовут. Главное — куда он направлен.» Цзян Чэн на некоторое время замолчал, давая всем немного обдумать всё это и поразмыслить самому. Потом он перелистнул несколько страниц. «Сегодня прибыли в ГуСу. Люди здесь очень красиво говорят. Вот бы узнать их бранные словечки! Это было бы интересно. А ещё здесь очень вкусное вино и красивые места.» «Первая ночь в ГуСу, а я уже нарвался. Этот Лань Ванцзи весьма силён, но больно уж строг и холоден. Интересно, если этот холодный Второй Нефрит улыбнётся, сколько девушек и юношей падут к его ногам, отдавая свои сердца?» Лань Ванцзи, что до этого смирно сидел и не подавал признаков своего присутствия, поднял взгляд и перевёл его на дневник своего покойного возлюбленного. Не верилось, что Вэй Ин упомянул о нем, да ещё и в столь интересном свете. Сичень, наблюдая за реакцией брата, выдохнул. Кажется, Ванцзи так и не узнал себя в той записи про игрушку. «Лань Цижень, этот старый учитель с козлиной бородкой, выгнал меня из класса, — многие присутствующие постарались скрыть свои смешки от разгневанного Циженя, — Вообще-то, он странный. Сам постоянно твердит про свои правила. Излишние эмоции запрещены, громко разговаривать тоже нельзя, но разве он сам не нарушает эти правила, когда при всех кричит на меня за малейшую провинность и размахивает руками?» Адепты ордена ГуСу Лань шокировано замерли, косясь на Лань Циженя, а тот, в свою очередь, побагровел от злости. «Старик Лань перед самым наказанием сказал, что я весь в мать. Неужели он знал моих родителей? Надо будет расспросить как-нибудь.» «Меня заставили переписывать правила и приставили ко мне Лань Чжаня. Это будет очень долгий месяц…» «Когда Лань Чжань смущён — у него краснеют мочки ушей. Он очень забавно злится» «Сегодня последний день моего наказания. Мой последний шанс подружиться с Лань Чжанем. — «Подружиться?!» возмущённо подумал Лань Цижень, — Может, сделать ему подарок? Точно! Нарисую его портрет!» Некоторые кинули на Ванцзи заинтересованные взгляды. Многим стало интересно, подарил демон портрет Ханьгуань-Цзюню или нет. «Хахаха! Лань Чжань такой забавный! Он очень быстро заводится. Он так разозлился из-за цветка в его волосах. А потом ещё и кинулся на меня за то, что вместо сборника о "Благочестии" подложил ему порнографический сборник, одолженный у Не-сюна. Как же жаль, что я так и не успел просмотреть его. Не Хуайсан мгновенно раскрыл веер и спрятал за ним смущённо-покрасневшие щёки. Лань Цижень, казалось, вот-вот закипит от гнева. Подумать только! Этот бесстыдник посмел прикоснуться к его гордости! Сам Лань Ванцзи ничем, кроме покрасневших ушей и прикрытых глаз, не выдал своё смущение. «Случайно узнал, что когда-то мама отрезала старику Ланю его бородку. Кто я такой, чтобы не повторять этого?» Те, кто был на обучении вместе Вэй Ином, очень старались не смеяться, но выходило плохо. Старшее поколение ушло от них не далеко. «Цзинь Цзисюань — чёртов павлин нещипаный! Как он посмел оскорбить мою шицзе?! И почему из нас двоих виноваты оба, но наказывают и выгоняют только меня?» Цзян Чэн фыркнул себе под нос, но мысленно согласился с этой записью, а вот адепты ЛаньЛин Цзинь недовольно зашушукались. «Мадам Юй и дядя Цзян опять поссорились. Надо бы помирить их до приезда Чэн-Чэна» «Сегодня было соревнование лучников. Вэнь Чао редкостная тварь. Сначала уводил мою добычу, а после и вовсе напал на участника! И куда только скатывается воспитание и честь людей из ЦиШаня?» «Нас призвали на обучение в Солнечный орден. Мы здесь уже три дня. У нас отобрали мечи, заставляют учить изречения выдающихся адептов из Цишань Вэнь, кормят хуже чем в ГуСу, некоторым выжгли ядра, а у Лань Чжаня сломана нога. Надо бы попробовать раздобыть ему лекарства. И как же так вышло?» Цзян Чэн от одного упоминания о Сжигающем Ядра невольно вздрогнул. В памяти всё ещё были живы воспоминания о потере его собственного ядра. Некстати так же вспомнилось значение Вэй Усяня в его восстановлении, но эти мысли молодой глава Цзян решительно душил на корню, ещё даже не представляя, какое потрясение ждёт его впереди. Большинство собравшихся искренне поразились тому, как Вэй Усянь говорит о ране Лань Ванцзи. Никто не ожидал, что признанный всеми безжалостный и жестокий убийца будет волноваться о сломанной ноге человека, с которым он был словно лёд и пламя. Сам же Лань Чжань был счастлив подобному факту. Неужели его любимый Вэй Ин действительно переживал за него? Впрочем, столь бурные эмоции смог разглядеть лишь его старший брат. «Когда-нибудь я непременно доберусь до этой мрази и сверну ему шею! Вэнь Чао закрыл меня на всю ночь с его цепной бешеной псиной! Никогда не забуду её кровожадный взгляд! Кажется, её глаза светились красным огнём. Если бы не Вэнь Нин, что пришёл и воткнул в собаку иглу, меня бы непременно разорвали на кусочки.» «Пишу сейчас, находясь в пещере под горой Муси наедине с огромной человекоядной черепахой и спящим раненным Лань Чжанем…