След

Удар. Ещё удар. Блок. Защита. Выпад. Да, это не кусок набитого песком кожзама. И даже не обычный рыхлый нарушитель, для захвата которого достаточно пятнадцати секунд. Хлёсткие, точные удары — только успевай подставлять предплечья. После таких схваток руки ещё долго отзываются тупой, ноющей болью. Не время думать об этом. Сосредоточься. Твоя задача — остановить, обезвредить, задержать. Цель, к которой должны вести все твои умения, каждое движение. Удар, защита, блок... Сознание предельно сужено, время растянуто. Я будто занят рутинной задачей — за вычетом риска. Так альпинист без страховки ищет, куда поставить руку, и у него есть всё то время, которое он может удержаться на скале. Ощущение близкой опасности ускоряет внешнюю реакцию — а внутри ты так же неспешно и методично решаешь очередную головоломку на своём пути. Без мыслей о том, чего может стоить ошибка. Вообще без мыслей. Удар, ещё удар... Мои руки, его руки, невольная синхронизация наших тел. Я никогда не любил драться, но мне пришлось этому научиться. Оказалось — у меня это неплохо получается. Это поэтому сейчас я чувствую себя так... хорошо?.. Руки горят, тело искрится освобождённой силой, мозг пуст и невесом. Делая то, что умеешь, рискуя при этом собой — ощущаешь себя живым, как никогда. И однажды узнав, каково это, я никак не могу от этого уйти. Хотя хотел бы. Я ушёл от той войны, но забрал её с собой, пронёс в себе, как никем не замеченную контрабанду — чтобы продолжить её здесь, посреди мирной жизни, так же полной неожиданных утрат и тайных противников. И один из них сейчас — прямо передо мной. Я слышу его дыхание, чувствую его сердцебиение. Удар, ещё удар!.. ...И ведь все религии на самом деле — об этом. Кто думает, что религии хотят мира — не знает ничего ни о них, ни о мире. Неявно или совершенно в открытую, но они всегда говорят о войне. Войне друг с другом за право обладать истиной, за людские сердца. О войне с тем, что они считают неправильным. Сама жизнь для их последователей — вечная война с самими собой, со своей слабостью, глупостью, косностью, со своим несовершенством. И я понимаю, о чём они. Я не религиозен, но я знаю всё это наизусть. Я ведь тоже живу так. Только моя религия выглядит иначе. Удар, ещё... Удар. Окружающий нас полумрак резко вспыхивает. Голову уводит вправо, левая скула мгновенно намокает. На мгновение почти потеряв сознание, автоматически вскидываю предплечье для защиты, давая себе полсекунды опомниться. Разворачиваюсь, запястьем стирая кровь с виска. И тут же ощущаю, почти слышу внутри резкий щелчок ледяного капкана, сжимающего внутренности в тугой комок. Горящие спиралевидные глаза вонзаются мне в лицо, оскаленная, окровавленная, будто разорванная пасть, усеянная зубами до самых ушей, обдаёт горячим, душным смрадом. Воздух вокруг искривляется, как от сильного жара, расходится неестественными волнами, заволакивается паром. Ноги пружинящими скачками уносят меня на несколько шагов назад — прежде, чем я успеваю что-то сообразить. Как я сражался с этим, как я мог этого не видеть, не ощущать? Я думал — передо мной человек, но что это за тварь? Устрашающая голограмма? Слишком реалистичная. И это дыхание... Соберись, Кей. Сглатываю пустоту — во рту сухо. Только сейчас я понимаю, насколько выдохся. Тяжело дышать, каждый вдох царапает пересохшее горло. Я возвращаюсь в изначальную стойку и медленно выдыхаю. До сих пор оно дралось, как человек. Возможно, ничего не изменилось. Оно стоит чуть поодаль, выпрямившись, с ладонями чуть ли не в карманах брюк. Будто больше не хочет драться. Почему?.. Опускаю сжатые кулаки. Я тоже не хочу. Я хочу ответов. Хочу правды. — Кто ты? Зачем ты здесь? Существо молча протягивает ко мне руки — человеческие руки ладонями вверх. Светает. * * * Как тепло... Бежевые занавески невесомы, солнце легко пронизывает их, наполняя комнату приглушённым, неумолимым светом. Я слышу ровное дыхание Майи рядом. Во рту пересохло, тело налито непривычной тяжестью. Переворачиваюсь на спину, стараясь не шуметь. Взгляд упирается в потолок – он так же пуст, как моя голова сейчас. Знакомая, тёплая, надёжная белизна. Совсем иная, чем от взрывов и ударов по лицу. И ничего от той пугающе выпуклой реальности, в которой я только что был — кроме настойчивого ощущения, что я действительно был там. Сознание склеивается воедино медленно и неохотно, с облегчением растворяя недавний ужас в знакомых образах и ощущениях. Давно у меня не было таких трудных пробуждений. Я могу собрать себя из любого состояния — стоит встать, размяться, преодолев минутную боль затёкших мышц, и тело снова будет моим послушным, комфортным инструментом и союзником. Но к сюрпризам от собственного сознания, обычно такого ясного и предсказуемого, я редко бываю готов. Благо, я умею абстрагироваться от мелочей и сосредотачиваться на главном. С этой мыслью подтягиваюсь и сажусь на краю кровати, осторожно наклоняя голову вправо и влево под тихое, неприятное похрустывание позвонков. Есть ли в этом странном сне какой-то смысл — или это просто помехи уставшего от напряжения ума? Скорее второе. Последние месяцы и правда выдались напряжёнными. Но назначение получено, и теперь мне... нам предстоит зарекомендовать себя в качестве инспекторов. Будет много новых задач, да и за Аратой с его детскими выходками вечно нужен глаз да глаз, а теперь — и подавно. Так что лучше не отвлекаться. И всё же… это существо так ясно стоит у меня перед глазами. Я невольно мотнул головой, прогоняя остатки наваждения. Подняться было легче, чем казалось поначалу. Осталось умыться, заварить чаю, смочить пересохшее горло — и собираться. Первый день службы — ответственный день. Возможно, уже сегодня нам с Аратой предстоит первое задание "в поле". Жду не дождусь.