След

Выходя из машины, мельком вижу место происшествия. Дело плохо. Сотни мигрантов в очереди на проверку фона — под дождём, со стариками и детьми. Вымотанные, испуганные, на взводе. Если так будет продолжаться, происшествий действительно не избежать. Что я могу сделать? Разделившись с Аратой, отправившимся обследовать транспортный дрон, ищу глазами ближайшего служащего аэропорта. — Запросите у начальства устройства для перевода и дронов для психотерапии, — обращаюсь я к человеку в форме. И натыкаюсь на внезапное возмущение: — Почему я? Это не входит в мои обязанности. И... опять этот взгляд. Да, я знаю, почему ты так смотришь на меня. Ты здесь родился, твоё право считать, что моё место — в мигрантской очереди, а не в рядах Бюро. Но сейчас мне надо следить за порядком здесь и что-то сделать для стабилизации ситуации. Общий фон мигрантов из-за перенесённой аварии и продолжающегоя дискомфорта явно ухудшается, а ни им, ни нам не нужны проблемы. И вам тоже, наверное. Но озвучить последнее мне уже некому — служащий давно развернулся и направился по своим делам. До меня донёсся невнятный, тревожащий шум. Оглядываюсь и замечаю какое-то движение толпы в той стороне, где я оставил исполнителей. Я двинулся туда с мерзким предчувствием надвигающейся беды. И услышал бойкий, самодовольный голос: — Есть тут потенциальные преступники? Сейчас мы быстренько вам приговор подпишем! И приведём в исполнение! Что за чёрт?.. Зачем они достали доминаторы? Бросаюсь к старику и молодому задире, небрежно размахивающим оружием под десятками испуганных взглядов, пытаюсь оттеснить их от мигрантов. Ноль реакции. Молодой исполнитель с наглой ухмылкой целится в мужчину, чуть раньше уложенного его подножкой на землю. Руки вскипают, в голове становится холодно и ясно. Выстрел. Краем глаза отмечаю, как округлились глаза заводилы. Есть. Перевожу доминатор на него. Он стоит очень близко — выпрями я руку, оружие чувствительно ткнуло бы его в грудь. Исполнитель поднимает руки, корча невинное лицо и изображая дурачка. И старик туда же. — Эй, мы просто делали свою работу... — он замолкает, когда я направляю доминатор на него. — Ещё раз двинетесь без приказа — я ваш приговор исполню, — слышу свой чужой, негромкий, угрожающий голос. Что я чувствую сейчас на самом деле?.. Замечаю сотрудников аэропорта, сбежавшихся на шум и теперь растерянно топчущихся перед рассыпавшимися в стороны мигрантами. — Живо доставьте сюда дронов для психологической поддержки! — голос зазвенел. — И окажите помощь этому парню, — взмах ладонью в сторону парализованного мной мигранта. Оторопевший сотрудник выпалил "есть!" и исчез. Будем надеяться, все усвоили этот урок. Какой урок, о чём я вообще?.. Лишь бы делали, что нужно. Если бы все делали, что нужно и должно — не было бы всего этого бардака. И я тоже хорош. Не понимаю, что со мной происходит в такие моменты — будто включается какой-то автопилот, действующий так, как сознательно я бы вряд ли стал действовать. Стал бы я в других обстоятельствах стрелять в несчастного мигранта, жене которого угрожали доминатором? Нет, конечно. Почему я сделал именно это? Не знаю. Может, потому, что за действия подчинённого отвечает его начальник, и мне не хотелось допустить, чтобы исполнитель позволил себе стрелять без моего приказа. А опередить его иначе я бы уже не успел. Но здесь не война, здесь другие правила. Я не могу каждый раз так рисковать — иначе мне не избежать серьёзных проблем. Но и давать шутить с собой я не могу. Первый день — и уже столько шуму. Будем считать, что урок действительно усвоен. В том числе мной. Будь внимателен, Кей. Цена твоих ошибок растёт. * * * Иногда я удивляюсь, что женат. Честно говоря — удивляюсь каждый вечер, приходя домой и встречая здесь её, видя наш интерьер, окутанный её мягкой силой. Я не из тех, кто умеет связно говорить о том, что чувствует. Как мне вообще удалось сообщить ей об этом так, что она осталась со мной? Не представляю. Но как же я рад этому. Обычно вечерняя тренировка отлично опустошает голову, даря взамен приятную, томную усталость. Но сегодня я пришёл позже, пропустил подходящее для нее время — и что-то смутно тревожит, цепляет изнутри, не оформляясь ни во что конкретное, но и не давая переключиться. Пытаюсь разложить в уме всё, что требует внимания, но события расследования и последних дней начинают смешиваться в голове в неудобоваримую кашу. Сказывается утомление. Займусь этим позже. Спускаясь из кабинета, слышу шаги Майко мне навстречу. — Милый, твой чай! — Спасибо. Говоря это, я улыбаюсь ей — зная, что она услышит мою улыбку по еле слышному изменению голоса. Она услышала и улыбнулась в ответ перед тем, как вернуться в гостиную. Её прозрачные глаза всегда видели меня насквозь. Даже теперь мне кажется, что она знает обо мне всё. Моя Майя, моя Майко. Только по-русски это звучит так — немного нелепо, мило, смешно, щемяще. Я обезоружен ею с нашей первой встречи — и безоружен перед ней до сих пор. И всё-таки я помню, что она может стать чужим оружием против меня. Поэтому, чем сильнее я ощущаю свою нежность к ней — тем чаще представляю её мёртвой. Ненавижу себя за это, цепенею рядом с ней — она молча принимает мою внезапную холодность, не подозревая, что больше всего в эти моменты я хотел бы сжать её в самых тесных объятиях и никогда не выпускать. Но смерть неизбежна, нужно — и невозможно! — быть к ней готовым. Её смерть. Моя смерть. И глупо прятаться от её смерти за своей, говоря себе, что мои шансы погибнуть раньше неё намного выше. Нет никаких шансов, есть только смерть, которая обязательно придёт. И я хочу встретить её, как воин. Даже если — вдруг — я встречу её, лежа в собственной постели через много лет. Только вот своей смерти я боюсь намного меньше, чем потерять её. Я больше не хочу никого терять, Акира. Тот, кто убил тебя, ещё не мёртв. Я не верю, что это был Ацуши. А значит, он или они могут вернуться за нами — и я должен знать, кто это был. Я должен опередить его, отправив его туда, где он перестанет представлять для нас угрозу. А до тех пор, надеюсь, никто и никогда не прикроется Майко от меня, чтобы причинить вред нам и тому, что нам дорого. Мы ведь всего лишь хотим жить в мире. В мирном мире. Даже если сначала за это придётся сразиться.