Тубероза

Суббота. После полудня. Особняк Улькиорры.

Когда они вышли из дома, Гриммджо на ходу подхватил со столика террасы стеклянную пепельницу, по традиции оставленную для него прислугой, и, не отпуская Улькиорру, потянул того в дальний конец сада к беседке. Усадил друга на одну скамейку, сам отсел на другую, вытащил сигарету из портсигара и щёлкнул зажигалкой. Только выкурив полсигареты, он смог худо-бедно собрать мысли в кучу после стольких откровений в столовой. Хотелось устроить другу допрос и разнос одновременно, но приходилось сдерживаться, ведь и сам Гриммджо не распространялся о своих проблемах: не говорил о том, что его травили в детдоме и школе, стараясь не ворошить прошлое и даже не вспоминать этот болезненный период своей жизни. Поэтому какие претензии он может выдвинуть Улькиорре, у которого ситуация намного сложнее его собственной? Гримм выдохнул дым и скривился, вспоминая, как сам наталкивался во Всемирной сети на скандалы, связанные с «инаковостью». Он их специально не искал, просто они всплывали то тут, то там, пока он отслеживал изменения в политической, экономической и общественной жизни страны. Инциденты с «не такими как все» всегда заканчивалось плачевно: если официальные СМИ еще хоть как-то соблюдали видимость равноправия и демократии, старались быть толерантными, то на форумах и в комментариях общественность не сдерживалась, клеймя «нестандартных» позором и презрением. Поэтому и речи быть не не могло о том, чтобы рецессивный альфа занимал высокий пост, да еще и в корпорации… «Вот ведь дела…» — про себя чертыхнулся Гриммджо и уставился на друга. — Уля, мы с тобой так давно дружим, а про эту твою особенность я узнаю только сейчас… Нет, я осознаю, что много лет был ужасным эгоистом и даже не разговорил тебя ни разу, когда ты отказывался от наших бостонских тусовок. Все списывал на то, что ты единственный сын владельца корпорации, и не можешь безответственно относиться к учебе, в отличие от меня… А потом каждый из нас начал жить своей жизнью, и я не стал лезть в душу, считая, что если захочешь, то сам все расскажешь. И вот сегодня, когда ты поделился самым сокровенным, я внезапно осознал, как был неправ… Надо было раньше побыть бесцеремонным и разделить с тобой этот секрет… Поэтому сегодня я не отступлюсь, как раньше, пока ты мне все не расскажешь, ты же понимаешь? — Понимаю, — тихо согласился Улькиорра, продолжая не мигая смотреть куда-то в сторону. — Я очень надеялся, что ты не отступишься, правда. Гриммджо, в три затяжки, докурил сигарету: последняя фраза друга основательно выбила из привычной колеи, смял окурок в пепельнице и повернулся к Улькиорре, застывшему словно изваяние. «Значит, Уля осознает, что я буду лезть ему под кожу настолько глубоко, насколько вообще возможно?» От этого неожиданного: «Я очень надеялся, что ты не отступишься, правда» — Гримм внезапно разволновался и машинально закурил вторую сигарету, сосредоточенно наблюдая за отрешенным Улькиоррой и прикидывая, как же к нему грамотнее подступиться. Тот, как обычно, продолжал сидеть и думать о чем-то своем, мгновенно воздвигнув между собой и Гриммом невидимую стену, через которую невозможно пробиться. «И ведь до этого самого момента я и не пытался пробиваться через эту стену… Переводил разговор на другую тему или начинал рассказывать про себя… Предлагал куда-то сходить развеяться, лишь бы убрать невидимую преграду и расшевелить его, вместо того, чтобы просто поговорить по душам. А он ждал, что я буду пробиваться… Столько лет ждал! Какой же я идиот…» Да, сегодня он исправит эту ошибку. Будет биться головой в закрытую дверь внутреннего мира этого замкнутого парня, пока не проломит, ведь Улькиорра впервые с ним поделился сокровенным, чтобы Гримм, наконец-то, понял, чего тому не хватает. И это была не просто оброненная вскользь фраза — это было подтверждением того, что грант доверия к нему, как к другу, вырос. Поэтому нельзя ошибиться и наломать дров, просто нельзя. Гриммджо выдохнул дым и осторожно заговорил: — Уля, ты знал о своей уникальности до того, как мы начали учиться вместе или как? — Уникальности? — горько усмехнулся Улькиорра, продолжая смотреть на все, что угодно, только не на Гриммджо. — Ущербности, ты хотел сказать, да? — Нет, я буду называть это уникальностью, не хочу уподобляться остальным, которые «не таких как все» обзывают уродами, — усмехнулся Гримм, сминая второй окурок в пепельнице. — Да, ты, на самом деле, отличаешься от большинства альф, но именно по этой причине мы, скорее всего, и дружим столько лет — мы, как бы это описать… Уравновешиваем друг друга, что ли? Чёрт, как я раньше до этого не допер?! Ты знаешь меня как облупленного, невозмутимо воспринимаешь меня в любом состоянии и все время спокоен, как удав. Меня всегда в тебе это восхищало: такое ощущение, что тебя никто и ничто не могут выбить из колеи… — Это неправда, — Улькиорра наконец-то опасливо посмотрел Гриммджо в глаза. — Просто я реагирую вовнутрь, а не во вне. И я дольше эмоции перевариваю в себе. Они как бы не успевают «долететь» вовремя, а потом уже поздно, Гримм. Улькиорра замолчал и снова начал обозревать окрестности. Гриммджо решительно встал и сел рядом с ним, обнимая за плечи и притягивая к себе.  — Расскажи мне все, слышишь? — почти потребовал он. — Ты ведь знаешь, что мне мало кто важен кроме меня самого… и тебя. Да, сейчас это звучит нелепо, я понимаю… Ты важный для меня человек, а о тебе мне известно всего ничего: кто твой отец, где ты работаешь, как живешь в этом особняке, что ешь, что носишь, как любишь время проводить. Но вот о твоем внутреннем мире я ни капельки не знаю. М-да. Глупее ситуации не придумаешь… — О моем внутреннем мире никто особо не знает, — глухо пробормотал Улькиорра и скосил глаза на нахмуренного друга. — Никому внутренний мир такого, как я, не интересен. — Не правда, — решительно не согласился Гримм, а Улькиорра скривил губы и горько усмехнулся. — Правда, Гриммджо, правда, — голос друга немного дрожал от напряжения. — Да, у меня есть деньги и высокое положение в обществе, мои достижения и способности известны и признаны, меня боятся потому, что у меня есть власть, на мне хотят женить своих омег из-за тех перспектив, что откроются их семьям, если они породнятся с Шифферами; у меня есть внешность, на которую западают романтично настроенные омеги, но они также быстро пропадают, когда узнают меня поближе — я слишком скучный.  — Скучный? — переспросил Гриммджо, громко фыркая. — Да что там себе твои омеги позволяют?! Ты — задумчивый! Философ! Мыслитель! Какое такое «скучный»?! — Гримм, спасибо за лестные эпитеты, но я и вправду для большинства скучный, — не согласился Улькиорра. — И я сам это осознаю. — Допустим, что это так, — вкрадчиво согласился Гриммджо, легонько сжав плечо друга своей ладонью и попытавшись разбавить не самый легкий разговор шуткой: — Но у тебя же есть я! Я могу тебя научить подкатывать к омегам. Я мастер в этом деле, ты же знаешь… — Страшно представить, чему ты будешь меня учить… — несмело улыбнулся Улькиорра, и Гриммджо постарался не слишком удивленно на того таращиться: ничего себе, да его друг сегодня прям эмоциональнее некуда, значит, точно что-то серьезное произошло. — Как поиграть бровями, сказать пошлый комплимент, шлепнуть по заднице и кивнуть в сторону гостиницы? Ты ведь так клеишь своих омег-парней? — Ну да. И ведь работает же, — улыбнулся Гриммджо и подмигнул немного расслабившемуся Улькиорре. Они немного посидели молча рассматривая сад, и Гриммджо, собравшись с духом, осторожно напомнил: — Уля, ты обещал мне все рассказать… — Я не обещал, — сразу же пошел на попятную Улькиорра и Гриммджо схватил его свободной рукой за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. В воздухе ощутимо запахло корицей. Изумрудные глаза напротив удивленно расширились. — Ты используешь на мне феромоны доминантного альфы?! — Просто проверяю одну гипотезу, вот и все, — улыбнулся Гриммджо, продолжая удерживать друга за подбородок. — Действует? — Не-а, я же тебе говорил, — губы Улькиорры дернулись, будто он собирался улыбнуться. — Но пахнешь ты вкусно. Кто бы мог подумать… Ты и корица. Но ты же всегда вроде пахнешь сандалом? — Эй, а ну не смей надо мной потешаться! — Гриммджо отпустил бледный подбородок и насупился. — Не тебе одному приходится кое-что скрывать от окружающих… — При мне можешь больше не скрывать, — Улькиорра внезапно положил свою прохладную белую ладонь на ладонь Гриммджо. — Кто бы что ни говорил, но ты пахнешь отлично. Ассоциируется с уютом и теплом. — Спасибо, Уля, — тот прислонился виском к виску друга и принялся разглядывать сад, как Улькиорра минуту назад. — Я тебе про это не рассказывал, но меня тоже травили одноклассники и детдомовцы из-за «девчачьего» запаха. Пришлось очень быстро научиться давать сдачи, чтобы не слышать больше, что я пахну как течная омега… Мда… А вот ты, кстати, пахнешь как самый настоящий доминантный альфа. — Пахнуть-то пахну, но я им не являюсь, — усмехнулся Улькиоора. — А ты поэтому пользуешься парфюмом, правильно? Одеколон как бы перебивает феромоны, так? — Ага, когда я стал совершеннолетним, то первое, что я приобрел, был одеколон. Долго искал подходящий, чтобы сочетался с корицей и нашел, — поделился Гриммджо и глянул на Улькиорру, который сразу же на него посмотрел. — Ты сегодня эмоциональнее обычного. Мне нравится. И руку не убираешь… Ты ведь не любишь физический контакт, разве нет? — Люблю, — Улькиорра улыбнулся уголками губ. — Но только с теми, кому могу доверять. И эмоции могу с такими людьми проявлять больше обычного. — Все интереснее и интереснее, — ухмыльнулся Гриммджо и погладил своей ладонью плечо друга. — Нравится? — Угу, — немного смущённо признался Улькиорра и опасливо зыркнул на Гриммджо, который улыбнулся и подмигнул ему. — Гримм, мне нужен совет. — Легко! — он похлопал по чужому плечу и принялся рассматривать кусты чуть поодаль, чтобы не смущать Улькиорру ещё больше своим сосредоточенным взглядом. Многим этот взгляд не нравился: слишком цепкий и пронзительный, поэтому он лучше посозерцает растительность, чтобы не разрушить хрупкую атмосферу. Улькиорра рядом тихо вздохнул и заговорил: — Я узнал, что являюсь рецессивным альфой перед поездкой в Бостон. Отец вызвал к себе и кинул на стол заключения врачей. Я тоже тогда был шокирован, как и ты сегодня, — Улькиорра нервно дёрнул плечами и продолжил: — Вот тогда-то я и понял, что моя жизнь уже никогда не будет прежней: если в частной школе-интернате у меня особо не было проблем с одноклассниками, то теперь придется очень сильно следить за поведением, невербальной коммуникацией и словами, чтобы себя не выдать. И я решил быть аутсайдером, чтобы ко мне не лезли и лишних вопросов не задавали. И это сработало, пока ты ко мне в столовой тогда не подсел. — Тебе очень повезло, что я нарцисс, — хмыкнул Гриммджо, закидывая ногу на ногу. — Если бы не мой эгоизм и самовлюбленность, я бы уже давно задал бы тебе неудобные вопросы, но мне было некогда — я был занят собой любимым. — Все верно, твой нарциссизм имел свои плюсы и минусы, — улыбнулся Улькиорра. — Но с тобой мне было менее одиноко, даже если ты иногда вел себя как засранец. — Слушай, Уля, а у тебя была хоть одна девушка? — Нет конечно, — фыркнул тот, глядя на улыбающегося Гриммджо. — Я не девственник, как ты мог подумать! Секс у меня был, а вот постоянной девушки — нет. Знаешь как сложно найти доминантную омегу, которая бы устраивала отца? — О да, на абы какую тот точно не согласится, ты же единственный наследник, угу, — поддакнул Гриммджо и внезапно уставился на друга. — Так вот почему ты ходишь именно в «Туберозу», да? Чтобы найти среди элиты ту, что понравится тебе и устроит отца, правильно? — Правильно. Мне именно отец этот клуб нашел и конкретно с той целью, что ты озвучил. — Понятно теперь, почему туда можно попасть исключительно по приглашению… Только проверенные кадры и личные рекомендации имеющих власть, чтобы секреты оставались секретами, — хмыкнул Гриммджо и глянул на друга, сосредоточенно рассматривающего траву под ногами. — Угу, только «свои». Элите тоже хочется заниматься разнообразным сексом, а компромата или скандала не хочется... — Ну да, — согласился Гриммджо и заинтересованно глянул на друга. — А расскажи про свою омегу, а? Какая она? Красивая? — Очень красивая, — мечтательно выдохнул Улькиорра и его пальцы на руке Гриммджо немного дернулись. — Высокая, гибкая, сильная… Тело у нее идеальное: тонкая талия, большая грудь и крутые бедра — глаз не отвести. Ужасно люблю к ней прикасаться: кожа такая загорелая, упругая, бархатная на ощупь. Но и как личность она мне сильно нравится: спокойная, уравновешенная, немного отстраненная, как и я, чертовски умная. Очень логичная и прекрасный собеседник. С ней даже молчать приятно: лежать в обнимку или лениво так гладить… — Так вы там не ради секса встречаетесь? — удивился Гриммджо. — И для него тоже, — Улькиорра немного замялся. — Просто в сексе она любит занимать доминирующее положение и устает больше. А после секса инициативу перенимаю я: глажу ее, обнимаю, могу массаж сделать или пальчики на руках целовать. — Кхм… — Гриммджо даже как-то неловко стало, слушая друга: так красиво и не пошло описывать секс надо уметь. В каждом слове сквозила нежность и восхищение девушкой, которую друг даже не знает как зовут. — Уля, мне ведь не кажется, да? Ты влюблен в нее? — Да, Гримм, тебе это совсем не кажется, — довольно хмыкнул Улькиорра. — Я, действительно, ее люблю и хочу на ней жениться. Внезапно Гриммджо поймал себя на мысли, что тоже бы хотел встретить кого-то, кто мог бы в нем пробудить такие чувства. Он никогда не думал о Паре или женитьбе — это казалось таким пережитком прошлого… Зачем ему кто-то под боком двадцать четыре часа в сутки? Двадцать четыре часа никого рядом он не хотел, а приходить-уходить вряд ли кто-то согласится, когда статус отношений — «серьезные». — А ты ей уже сделал предложение? — ещё думая о своем, ляпнул Гриммджо и почувствовал как Улькиорра легонько шлепнул его по руке. — Ты чего? Делать предложение в секс-клубе — это же, как минимум, невоспитанно. Надо по правилам: ужин, красивая музыка, атмосфера и обязательно встать на одно колено… — А мы разве не в двадцать первом веке? — хмыкнул Гриммджо. — И разве твоя избранница не взрослая, умная, понимающая девушка? — В том-то и дело, что она девушка, — Улькиорра укоризненно на него посмотрел. — С ней нельзя так. У нее тонкая душевная организация и настолько бестактное поведение может ее оскорбить. — Уля, а ты, случаем, ее не идеализируешь? — осторожно поинтересовался Гримм. — Конечно идеализирую, ведь я ее люблю… А она… — тут Улькиорра шумно выдохнул, — не хочет выходить замуж. — Твою же мать… — выматерился Гримм и осекся, порывисто хватая бледную руку и сжимая. — За тебя не хочет? — Ну, мы просто разговаривали, понимаешь… О мироустройстве, системе социума, отношениях между группами людей и отдельными индивидами… И она так безапелляционно заявила, что не все омеги хотят замуж и рожать детей, представляешь? — Не все хотят играть в семью и родителей. Кому-то важна карьера, кому-то — не знаю, самореалиация и просветление. Мы же все разные… Так, что-то мне захотелось покурить. Гриммджо снова отсел к пепельнице, закурил и невольно задумался о таинственной омеге, которая имела настолько «революционные» взгляды по меркам зашоренного высшего общества. Бытие элитой имело свою цену — родители знатного происхождения ставили высокие ставки на своих сыновей и дочерей: вкладывались в обучение, воспитание, здоровье, внешность, а потом помыкали своими отпрысками как того требовало или финансовое благополучие семьи, или же политические соображения. И эта девушка, будучи дочерью какого-то очень богатого и влиятельного человека, да еще и омегой, надеется, что кто-то позволит ей не выйти замуж и не родить детей? Какая глупость! Родители, да и все ближайшие родственники ополчатся против нее: лишат банковских карт, машины, квартиры, могут даже одежду забрать… И с чем она, такая инакомыслящая, свободолюбивая и строптивая, останется?  — Уля, а ты не пробовал выяснить, кто она в реальной жизни? Найти ее, начать встречаться как люди: на свидания там ходить, родителей перезнакомить? Предки могут всю подготовительную работу сделать за тебя: шепнут ей как сильно она выиграет став Шиффер-сама и твоя омега очень быстро поменяет свою точку зрения… Как тебе такая идея? — Гримм выдохнул дым и посмотрел на друга, который его внимательно слушал, рассматривая свои ладони. Он не удержался и всё-таки пошутил: — Хиромантией внезапно решил заняться? — Да нет, — отмахнулся Улькиорра, тем не менее слабо улыбаясь на шутку друга. — Я не могу выяснить кто она в реальной жизни, понимаешь? — У нее маска на все лицо? — Да,  — печально усмехнулся Улькиорра. — А ещё у нее хитрая шляпа, скрывающая волосы и не спадающая с головы. Родинок и других отличительных знаков у нее на теле нет, свое имя она мне отказалась сказать, как и отмела сразу предложение встретиться в реальной жизни… — Ну, а запах? Она же доминантная… Запах должен быть сильным. — Она пользуется парфюмом, как и ты, поэтому вычленить ее настоящий запах такому, как мне, сложно — у меня чутье слабое. — Ни хера себе ребус… — удивлённо согласился Гриммджо, затягиваясь сигаретой. — Вот и я тебе о чем… — уныло кивнул Улькиорра и с надеждой посмотрел на Гриммджо. — Поможешь мне ее вычислить? Ты же доминантный и чутье у тебя огого… — Спрашиваешь ещё! Конечно помогу! Пойдем в клуб и я ее унюхаю, — ухмыльнулся Гриммджо, туша сигарету и подхватывая пепельницу. — Слушай, что-то я проголодался. Может, пойдем пообедаем и заодно подумаем как вычислить твою принцессу грамотно и ненавязчиво? — Давай, — несмело улыбнулся Улькиорра и поднялся со скамейки. — Спасибо тебе. — Потом благодарить будешь, пока еще не за что… — Уже есть за что: я тебе рассказал, а ты меня выслушал и даже ни разу не попрекнул. — Уля, ты смешной! Зачем мне тебя попрекать? Я же не твой отец… Кстати, тебе спасибо, что нашел меня достойным доверия. Я это очень и очень ценю. Улькиорра согласно угукнул, смутившись от его слов. Гриммджо довольно подмигнул ему, приобнял за плечи и медленно повел обратно к столовой, стараясь не улыбаться: порозовевший Улькиорра выглядел чертовски трогательно.