***
Дин помялся на месте и поправил воротник. Старый-верный костюм фэбээровца больше не казался удобным. Пиджак был слишком теплый для августовской жары, от рубашки чесалась спина, туфли жали. Дин постарался сосредоточиться. Они были на месте пятого убийства — в чистеньком доме в пригороде Сандаски, Огайо. Прошлой ночью молодая мать как-то умудрилась зарезать всю семью розочкой от разбитой бутылки водки. Сразу после она перерезала горло себе. «Еще мертвецы, — подумал Дин, снова оглядывая кровавую сцену. — Похоже, жнецы все еще в деле?» Гибель Смерти и по-прежнему закрытая Завеса явно не возымели никакого эффекта на естественный ход событий. Люди по-прежнему умирали. (Хотя, что случалось с их душами после, было неизвестно. Даже Кас ничего полезного об этом не знал.) Последние тела только что вынесли, и большая часть копов оставила место преступления. Один оставшийся в забрызганной кровью гостиной коп нудно пересказывал всю историю Сандаски и местные слухи Сэму, который внимательно кивал и записывал за ним в блокнот мелким почерком. Кас, сопровождавший их в этой поездке (хотя и настоявший на том, чтобы приехать на собственной машине), обходил углы комнаты, изучая пятна крови. «Боже, в фэбээровских шмотках всегда так жарко летом?» — подумал Дин, снова оттянув пальцем воротник рубахи. Сэм прервал запись и искоса бросил взгляд на брата, так что Дину пришлось заставить себя стоять спокойно. По правде говоря, сосредоточиться на деле было немного тяжело. Ладно… совсем по правде говоря, тяжело нынче было сосредоточиться на каком бы то ни было деле. На любых делах. Проблема была не в костюме фэбээровца, Дин это знал. Просто он больше не чувствовал себя комфортно в самой этой роли. Шел уже конец лета; с тех пор, как он избавился от метки, прошли месяцы, но Дин все никак не мог вернуться в привычный ритм. Во-первых, Тьма вызывала непреходящую тревогу. Конечно, она рассеялась довольно быстро после своего появления в мае: то страшное черное облако прокатилось по Импале, не причинив ей вреда, унеслось вдаль и исчезло, и с тех пор его видно не было. Но Дин знал, просто знал, что Тьма еще где-то в мире. Для начала, в последнее время стало появляться все больше странных дел. Начались землетрясения. Стали возникать карстовые воронки. Исчезать деревья. Только на прошлой неделе в Андах, как сообщалось, пропала целая гора. Это были зловещие предзнаменования. И в прошлом месяце на Солнце появились большие темные пятна. Они вызывали помехи в радиопередачах. И это при том, что в этом году ученые существенных пятен на Солнце не ожидали. Даже на Юпитере появилось темное пятно — прямо посреди его большого Красного пятна, которое теперь стремительно уменьшалось в размерах. Может, конечно, и совпадение, но… Дин не мог отделаться от убеждения, что Тьма потихоньку обгладывала края Творения. Как-то пожирала Землю по кусочкам. А может быть, и Солнце тоже, и остальную Солнечную систему. Было ясно, что ничем хорошим это не кончится. И к тому же имелась целая отдельная проблема с охотой. Это было уже как минимум десятое дело, на которое Сэм брал Дина, но каждый раз Дину было сложно войти в рабочий ритм. Не только из-за того, что его мысли занимала Тьма. Настоящая проблема заключалась в том, что стоило Дину хоть в чем-то проявить агрессию или жестокость — вынуть пистолет, нанести удар или даже крикнуть на кого-то — и он неизменно заканчивал день над унитазом в ближайшем сортире. Казалось, такую реакцию провоцировало любое напоминание о метке: малейший намек на ярость, гнев — и Дина настигала тошнота, головная боль, озноб, кошмары — весь набор. Сэм полагал, что это какая-то ломка после метки, которая со временем пройдет. Дин не был в этом уверен.***
В тот первый месяц у Сэма был забот полон рот. Сначала Дин только лежал, свернувшись калачиком, у себя в спальне с температурой и головной болью, то и дело бегая в сортир блевать. Кас появился несколько дней спустя, тоже больной: оказалось, он попал под какое-то странное заклятие Ровены. Он выжил, но, как выяснилось, это снова лишило его ангельских способностей (как он сказал, процесс исцеления от заклятия «истощил его благодать», что бы это ни значило). Так как Дин вовсю страдал ознобом и жаром после метки, Кас (который сам едва стоял на ногах), старался просто не мешаться. Он устроился на раскладушке наверху, на чердаке бункера. Кас поправился гораздо быстрее Дина (хотя могущества у него по-прежнему было мало). Вскоре он уже начал спускаться в библиотеку и провел большую часть июня, помогая Сэму рассортировать кучу перемешанных книг. Дин иногда замечал их за листанием книг и перешептыванием. Они оба явно пытались найти что-нибудь полезное о Тьме. Вот только поздновато спохватились. Дин, в свою очередь, не мог находиться в библиотеке (это слишком ярко напоминало ему о стычке, которая там произошла), так что провел большую часть мая и значительную часть июня лежа в кровати и глядя в потолок. Но временами он слышал, как Кас ходил туда-сюда, шелестел книгами, а иногда и уносил их наверх, чтобы почитать там в одиночестве. Кас, по сути, переехал в бункер. Они это толком не обсуждали, но Кас, похоже, наконец заключил, что решение Дина двухгодичной давности выгнать его из бункера больше не в силе. Кас даже пытался как-то развлекать себя. Иногда Дин слышал, как он перебирал струны старой гитары, которую нашел в магазине подержанных вещей. От знания, что Кас обосновался с ними, должно было быть приятно. (Тот эпизод, когда Дин его выгнал, не давал Дину покоя с тех пор, все два года.) Но по большей части от звуков гитары у Дина только сильнее болела голова. Как и от музыкальных пристрастий Каса, которые в данный момент сводились в основном к фолк-песням шестидесятых. Но, по крайней мере, Кас чувствовал себя лучше. А Дин? Ну… по крайней мере, блевал он уже реже. В последнее время он стал слышать, как Кас и Сэм разговаривают о нем в бункере. Тихо перешептываются. Они, конечно, наверняка думали, что делают все осмотрительно и незаметно, но их голоса разносились дальше, чем они подозревали, и, как только Дин начал вставать на ноги и передвигаться по бункеру, время от времени он стал слышать их шепот. Обычно что-нибудь вроде: «Он еще восстанавливается», или «Может быть, ему нужно больше времени», или «Подозреваю, у него до сих пор кошмары», или «Он хоть раз с тобой говорил? О… ну… ты знаешь». Этот последний вопрос Сэм всегда задавал Касу. Про тот эпизод в библиотеке. Про тот эпизод, когда Дин избил Каса до полусмерти. Когда Дин чуть не убил его, и Кас просто позволил ему. Нет, конечно об этом они никогда не говорили. Дин вообще едва в состоянии был находиться с Касом в одной комнате. Он просто не мог смотреть Касу в глаза. Не мог разговаривать с ним. Вообще ни о чем. Максимум, на что Дин был способен, это слушать отдаленное бренчание гитары по вечерам — лежа в кровати и думая под тихие звуки, плывущие сверху: «Когда-нибудь надо будет пойти туда и поговорить с ним». Но он так и не пошел. Все разговоры Дина нынче сводились в основном к бесцельному брюзжанию и на Каса, и на Сэма по поводу чертова заклятия, гребаной книги, бедняжки Чарли, и того, как это Кас и Сэм виноваты в том, что Тьма на свободе. Иногда Дин не мог решить, на кого он больше зол: на Каса — за то, что тот согласился на эту безрассудную идею с заклинанием и, по сути, начал новый апокалипсис? На Сэма — за то, что тот подтолкнул к этому Каса? Или на них обоих за то, что они вообще пытались спасти Дина? Но, конечно, Дин прекрасно знал, кто был виноват на самом деле.***
Коп наконец ушел. Сэм закрыл блокнот. — У всех этих смертей определенно есть нечто общее, — сказал он. — Но черт возьми, если я знаю что. Кас, ты что-нибудь заметил? Кас по-прежнему медленно обходил забрызганную кровью гостиную, но теперь с озадаченным выражением на лице. В ответ он закрыл глаза и протянул одну руку в воздух. — В воздухе есть нечто особое, — сказал он. — Нечто необычное. Чего я не чувствовал раньше. Может быть…. — Он стоял с вытянутой рукой, водя ею из стороны в сторону, как антенной. — Погоди, Кас, ты что-то чувствуешь? — спросил Сэм. — Я думал, у тебя сейчас нет способностей? Твоя благодать снова работает? Кас едва заметно пожал плечами. Он открыл глаза и уронил руку, хмуро глядя на заляпанный кровью ковер. — Едва ли. Моя благодать в порядке, но могущества очень мало. Но какие-то вещи я чувствую. В воздухе как будто присутствует след. Напоминает немного… — Он умолк. Его взгляд соскользнул на Дина. «Напоминает ему о чем-то злом, — тут же понял Дин. — О чем-то плохом». Кас отвел глаза. — Может быть, демон, — сказал он. — Или что-то еще. Не уверен. Но, может быть, я смогу выследить источник.***
Чутье Каса в конце концов привело их к туманному берегу озера Эри. Поиск занял время, но к наступлению ночи Кас, едущий впереди на своем золотистом Континентале, привел их к пяти обветшалым складам на большой старой верфи на берегу озера. Еще принюхавшись и поводив в воздухе руками в стиле Оби-Вана, Кас объявил, что то, что он почувствовал ранее — что бы это ни было, — по всей видимости, находилось в одном из складских помещений. И теперь, казалось, Кас был встревожен. Дин и Сэм стояли у багажника Импалы рядом с первым складом, споря о том, кто пойдет проверять какой склад и лучше ли оставаться вместе (как считал Сэм) или разделиться (как считал Дин). (В эти дни почти на каждой охоте Дин ловил себя на том, что ему хотелось — иногда очень хотелось — встречать самые опасные ситуации в одиночку. Без подкрепления. Он не слишком задумывался почему.) Но Кас, казалось, их даже не слушал. Он стоял поодаль от братьев, глядя в туманную ночь. Потом он вмешался в спор: — Что-то не так. — В каком смысле? — спросил Сэм. — Не знаю, — ответил Кас. Он повернулся на месте, осматривая пять складов. Складские помещения были огромными и стояли друг за другом в линию, уходившую в туман, как гряда прямоугольных гор. Ближайшее возвышалось над ними; последние два были едва видны в клочках тумана. Кас не мог объяснить тревогу, которая его охватила. Он осмотрелся еще, потом покачал головой. — Простите, — сказал он. — Я не понимаю, что чувствую. — Это просто тревога, Кас, — ответил Сэм, подойдя к нему и хлопнув его по плечу. — Наверное, просто оттого, что ты чувствуешь недостаток могущества. «Или ему неуютно оттого, что он со мной? — подумал Дин. — Он всегда избегает меня в бункере. Едва ли когда-то ездит с нами. Даже в машину с нами не сел». — Но все будет в порядке, — уверил Сэм. — Оружие тоже на что-то да годится. Прорвемся! Плевое дело! — Кас посмотрел на него скептически, но Сэм улыбнулся ему. — Давайте держаться вместе. Пойдем и проверим склады по очереди. Вперед, первый ждет! Первое складское помещение оказалось пустым. Второе оказалось пустым. Третье оказалось пустым. Четвертое… Это должно было быть легко.***
Все склады были одинаковыми в конструкции, и к четвертому они уже знали планировку. Сэм взломал болторезом висячий замок на маленькой боковой двери, и они прошли по длинному пустому коридору, а затем через еще одну дверь, которая вела в большое просторное складское помещение. Узкие окошки виднелись высоко наверху — по большей части разбитые. Через них проникало едва ли достаточно рассеянного в тумане света уличных фонарей, чтобы рассмотреть помещение. Это был огромный темный промышленный склад, как и предыдущие. Гигантские деревянные столбы поддерживали крышу, там и сям были кучи развалившегося старого оборудования, у стен сложено несколько стопок брошенных деревянных поддонов. Сэм осветил фонариком углы по очереди. В поле зрения ничего необычного не было. Как не было ничего и за старым оборудованием. Дин начал проверять штабеля поддонов и уже хотел сказать «Ну что ж, пошли в пятый», когда на него что-то прыгнуло. Оно пряталось за поддонами. Дин даже не разглядел сначала, что это было, — только какую-то смазанную тень большого отвратительного существа, похожего на паука, метнувшегося к нему с леденящей душу скоростью. Тварь оказалась на Дине тут же, пригвоздив его руки к бокам прежде, чем он успел выхватить пистолет, и повалив его на пол. Кас и Сэм сразу же бросились к нему и атаковали тварь сверху. Последовала суматошная борьба, когда они все втроем катались по полу вместе с паукообразным существом. Сэму достался весьма неприятный удар, и он отлетел в сторону, но Кас успел выхватить ангельский клинок и умудрился отсечь одну из черных гнутых конечностей существа. Оно взвыло и ослабило хватку достаточно, чтобы Дин смог выдернуть из ботинка кинжал от демонов. Дин всадил кинжал глубоко в туловище существа. Оно издало пронзительный крик и наконец отпустило его и перевернулось на спину, испуская темный дым из раны. Дин вскарабкался на четвереньки, пытаясь отдышаться. Сэм медленно сел там, где упал, потирая голову. Кас стоял рядом с паукообразным существом, подняв клинок. Втроем они смотрели на корчившуюся тварь. Потом она вдруг засветилась ярким багровым светом, выпустила еще один клуб черного дыма и затихла, мертвая. Сэм и Дин облегченно вздохнули. (Кас — нет: он уже снова встревоженно осматривал помещение.) — Эй, могло быть и хуже! — заметил Сэм. Дин вынужденно согласился. — Но напугала меня до полусмерти, — признал он, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. Он потер левую руку: рука чесалась. — Черт, быстрая, зараза. — Но Дин с облегчением отметил, что на этот раз хотя бы не чувствовал обычной тошноты. Он дрался, он заколол эту дрянь, и… никакой тошноты! Вообще Дин отметил, что чувствовал себя вполне хорошо. Может быть, он наконец-то вернулся в строй! Кастиэль предложил: — Стоит сжечь тело. На всякий случай. Дин снова почесал руку. В этот момент он начал понимать, что ему придется провести здесь еще какое-то время — может быть, с Касом, — и может быть, будет лучше, если Сэм отправится восвояси. — Эй, Сэм, — обратился Дин к брату. — Уже поздно, а мы даже не ели. Давай мы с Касом здесь закончим — сожжем эту дрянь, чтоб уж до пепла, а ты пока найди нам что-нибудь на ужин. Возьми в ресторане на вынос или еще что, и встретимся в мотеле? Сэм посмотрел на Каса, затем на Дина. Он казался даже довольным этим планом и кивнул. Дин бросил ему ключи от Импалы. Сэм принес им соль и жидкость для розжига, после чего сел в машину и уехал.***
Дин думал, что, оставшись наедине с Касом, будет испытывать неловкое, неприятное чувство вины, но вместо этого вдруг расслабился. И из-за чего он ощущал себя таким виноватым перед Касом? Из-за той дурацкой стычки в библиотеке? Если уж кто и должен был испытывать вину, так это Кас. Это ведь он спровоцировал Дина. Не говоря уже обо всех других его проступках. Ни в чем этом Дин виноват не был. Эта позитивная мысль расслабила Дина еще больше. Кас начал время от времени бросать на него вопросительные взгляды, но Дин не обращал на него внимания, а сосредоточился на костре. Они разломали несколько деревянных поддонов на доски и сложили их посреди цементного пола. Дин полил их жидкостью для розжига, и вскоре труп паукообразной твари уже горел. Когда с этим было покончено, Дин потыкал ногой в теплый пепел. — Видишь, Кас, осталась одна зола. Теперь тебе спокойнее? Кас бросил на него отчетливо тревожный взгляд, напряженно поджав губы. — Не сильно, — ответил он. — На самом деле, ощущение только усугубилось. — Есть хоть идеи, что тебе так досаждает? — спросил Дин, почесав левую руку. Кас огляделся. — Боюсь, грядет что-то плохое. — Он посмотрел в потолок, на толстые деревянные столбы вокруг и разбитые окна высоко наверху, потом повернулся по кругу, чтобы оглядеть стены. — Дин, я начинаю всерьез тревожиться. У меня чувство, что произойдет что-то плохое. Может, мы что-то пропустили? С этими словами Кас начал обходить помещение по периметру, снова осматривая углы и тщательно проверяя за оставшимися поддонами. Левая рука Дина чесалась все сильнее. Он наконец осмотрел ее и увидел четыре длинных, тонких царапины на локте. Ого. Это еще что? От когтей? Или от зубов? Он взглянул на другую руку и с удивлением заметил, что на ней проступил слабый, едва видный след метки. На мгновение его охватило чувство паники. Подступающий ужас… …и потом Дин позабыл об этом напрочь. Все было хорошо. Все было так, как должно было быть. Кас проверял дальние углы, бормоча: «Дин, я начинаю подозревать у себя какое-то предчувствие». Дин вздохнул про себя. Кас снова за свое… Кас и его безумные теории… Без сомнения, бредовые, так как Кас ошибался всегда и во всем. Он постоянно все портил! И точно: Кас пустился в нудное объяснение какой-то идиотской гипотезы о том, как восприятие времени у ангелов порой захватывает ближайшее будущее и как они иногда могут понимать, если произойдет что-то страшное. Дин чувствовал, что даже голос Каса раздражает его все больше и больше. Наконец он рявкнул: — Заткнись уже, а?! Кас обернулся к нему. Дин стоял у двери, сжимая левую руку; Кас находился в дальнем углу огромного склада и сосредоточенно смотрел на Дина. Этот его вечный хмурый взгляд — как же он раздражал! — Не знаю, зачем я вообще согласился брать тебя с собой на охоту, — выплюнул Дин. — Ты то и дело ошибаешься! Не говоря уже о том, сколько раз ты меня предавал — не знаю, как я вообще отважился верить тебе хоть секунду! — Дин… — произнес Кас. Он приблизился, осматривая Дина с головы до ног. Дин почесал левую руку, и Кас прищурился. — Что с твоей рукой? — Тебе, блядь, какое дело?! — рявкнул Дин. — Тревожишься о моих царапинах? Ты лучше подумай о чем-нибудь полезном — например, о! — о том, что ты, блядь, чуть не устроил второй апокалипсис! И это после того, как ЛГАЛ МНЕ месяцами о своих делишках! Но нет, погоди, для тебя это обычное дело! Это так в твоем духе — лгать и все портить! Ты всегда лжешь. И всегда все портишь! Кас моргнул, не спуская с него глаз. Его взгляд упал на руки Дина. Дин машинально повернулся чуть боком, чтобы спрятать след метки на правой руке, но вместо этого Кас заметил царапины на левой. И по-идиотски накренил голову, как он любил. — Дин, это укус? — спросил Кас тихо. — На твоей левой руке? — Прекрати наклонять голову, как собака, Кас, ты выглядишь конченым кретином, когда так делаешь, — велел Дин. — За тобой проебов немерено, ты не замечал? Сколько грехов уже у тебя на счету? Погоди, давай-ка посчитаем! — Ему вдруг показалось крайне важным, даже необходимым, сосчитать, во скольких грехах был виновен Кас и насколько они были серьезны. Дин начал загибать пальцы. — Посмотрим… Начнем прямо с апокалипсиса — почему нет? Грех первый: ты лгал нам о душах из Чистилища, и о Кроули, и о Рафаиле, и о том, что делал целый гребаный год! — Дин, послушай меня, — произнес Кас напряженным голосом. Он начал продвигаться вбок, явно пытаясь обойти Дина и оказаться ближе к двери. — По-моему, эта тварь тебя укусила. Ты чувствуешь ненависть, да? Ко мне? Но она не искренняя, Дин… — Она искреннее некуда, Кас, и чувствую ненависть я потому, что ты ее заслужил, — грубо перебил Дин. Говоря это, он почувствовал прилив силы. Это был лишь слабый отголосок той захватывающей силы, которую он чувствовал весь прошлый год, — силы, по которой он отчаянно скучал с тех самых пор, как лишился метки, — но даже этот слабый всплеск пьянил. «Наверняка я его одолею, — подумал Дин. — Да точно одолею! С этой своей "разряженной благодатью" он же слабее, чем был тогда в библиотеке. Черт, да наверняка он даже исцеляться как обычно не в состоянии!» Дин начал разряжать дробовик, сбрасывая на пол соляные патроны и меняя их на настоящую дробь. — ВТОРОЕ, — продолжил он. — Ты решил стать Богом. Богом! Серьезно? Это надо было додуматься! Это за сколько грехов вообще считается? И потом ты убил не знаю сколько людей! — Дин, — вставил Кастиэль, — пожалуйста, послушай меня. Ты получил укус — эти царапины на руке — ты чем-то заразился. И тебе не скрыть от меня метку, я и ее вижу! Кажется, я теперь знаю, что это была за тварь. Это проявление Тьмы. Ее задача — пробудить в тебе самую пагубную версию самого себя. Она использует тебя как орудие уничтожения, Дин, в этом суть Тьмы — она разрушает. — Не меняй тему! — отрезал Дин. — Дин, по-моему, она опять превращает тебя в адского мучителя, в носителя метки. В разрушителя. Я вижу это по твоим глазам, Дин, пожалуйста… Дин проигнорировал его. Он уже зарядил дробовик и теперь взвесил его в одной руке, держа пистолет в другой, и направил оба орудия на Каса. Который — ну точно — продвигался задом к двери. «Он ведет себя так, словно оружие может причинить ему вред! — понял Дин с упоением. — Значит, наверняка так и есть, оно может ему повредить! Все лучше, чем я думал!» Кас попытался повернуться и начал искать что-то в кармане, так что Дин выстрелил, прицелившись на два фута в сторону от него. Выстрел прогремел в просторном помещении шокирующе громко. Полетели осколки цемента. Кас замер. — Не смей трогать телефон! — выплюнул Дин, так как знал, зачем Кас полез в карман. — Не смей пытаться звонить Сэму, или я прострелю тебе ноги, а потом и его застрелю! Брось телефон на пол! По направлению ко мне. СЕЙЧАС ЖЕ! — Внутри у Дина рос торжествующий гнев. Отчасти, конечно, это снова действовала метка (или, во всяком случае, какое-то воспоминание о ней): это она приносила этот восхитительный вкус ярости. Но, когда Кас медленно бросил на пол телефон, Дин понял, что вернулось и что-то еще. Чувство праведности. Чувство праведности и холодная ярость палача, которая его всегда сопровождала. Дин давно знал, что у него была эта склонность считать свое дело праведным. Особенно когда он был моложе. Кас однажды назвал его «праведником», и, хотя Дин не верил в то, что он — библейский «праведник», что-то справедливое в этой характеристике было. Дин знал, что ему свойственно было даже некоторое высокомерие. Высокомерие, уверенность в себе и стремление всегда поступить правильно… и нести смерть и истребление тем, кого он считал воплощением зла. И именно поэтому Алистар выбрал его на роль адского мучителя. Лучшие палачи получаются из тех, кто верит в праведность свой миссии, объяснил Алистар. — Станешь ли ты отрицать, что ты грешен, Кастиэль? — вопросил Дин. — Нет, — ответил Кастиэль низким голосом, замерев на месте. — Я не отрицаю ничего этого, и я за это заплатил. И, очевидно, продолжаю платить. Но, Дин, это же не ты. Ты должен помнить, кто ты на самом деле… — Кас забылся и попытался сделать шаг вперед, так что Дин снова выстрелил — на этот раз прицелившись в каком-то дюйме от его головы. Кас замер на середине шага. Дин сказал: — Еще один шаг, Кас. Еще один шаг, и я застрелю тебя на месте. И ты не уверен, какой урон это тебе нанесет, правда же? Ты понимаешь, что не очень-то способен восстановиться в данный момент, правда? Какая жалость… Ну так послушайся моего совета: не шевелись. Потому что я еще не закончил с твоими грехами. Я еще и половины не перечислил! Посмотрим, на чем я остановился, Кастиэль? Ангел Господень. Солдат Господа. На чем я остановился? На третьем грехе, так? ТРЕТЬЕ: ты выпустил левиафанов! А скольких людей убили ОНИ? Например, Бобби? — В сознании у Дина все прояснялось, кусочки мозаики сходились. Сколько Кас грешил, сколько он ошибался, и главным образом, насколько он заслужил страдание. Каса требовалось наказать. Дин начал медленно идти на него. — Дин, пожалуйста… — прошептал Кас. — Все это — Рафаил и мой… мой… мой провал в роли бога, и левиафаны — я только пытался спасти мир — я не знал, что души из Чистилища завладеют мной так, я правда не знал. Как не знал и о заклятии Метатрона, и о Тьме… — И все равно ты каждый раз упорно шел вперед, — сказал Дин, сделав еще шаг. — И каждый раз делал самые жуткие из возможных ошибок. Не так ли? — Пожалуйста, Дин, после Метатрона я вообще перестал участвовать в подобных вещах! Я понял, что потерпел крах. Но я все равно хотел помочь тебе — и, Дин, ты же знаешь, что я сожалею о своих ошибках, ты знаешь, что я пытался их искупить, — ты же должен это знать… — ЧЕТВЕРТОЕ! — перебил Дин. — Позволь мне на секундочку вспомнить о личном и заметить, что ты НЕ ПОМОГ даже мне. Ты не помогаешь даже своим — очень немногочисленным — друзьям, потому что — четвертое: ты БЛЯДЬ, БРОСИЛ МЕНЯ в Чистилище! ПЯТОЕ: а помнишь ли ты тот раз, когда превратился в РОБОТА-УБИЙЦУ и чуть не убил меня? — Телефон Дина зажужжал. Он выудил его из кармана двумя пальцами, не спуская дула дробовика с Каса. Это было сообщение от Сэма. Он взял по пути пару пицц и направлялся в мотель. Дин засмеялся. — Сэм купил нам пиццу, — сообщил он Касу, уронив телефон обратно в карман. — Пеперони подойдет? Кас только смотрел на него. — С Сэмом я разберусь позже, — сказал Дин. — Он тоже не безгрешен. — О, Дин, — прошептал Кас. — Только не Сэм… — ШЕСТОЕ, — продолжил Дин. — Ты украл скрижаль и не пришел ко мне за помощью — помнишь этот курьезный эпизод? И пренебрег моим советом, и лажанулся СНОВА с Метатроном, не так ли? И из-за ТЕБЯ, Кастиэль, ангел Господень, солдат Божий, — из-за ТЕБЯ ангелы уничтожили тела стольких людей в последующие месяцы. СЕДЬМОЕ… ты выпустил Тьму, и я даже не знаю, как это засчитать! Все Творение будет поглощено, от венца до самой глубинной сущности… (Дин понятия не имел, что означала эта фраза или откуда он ее знал; она просто всплыла у него в голове, и рука все это время невыносимо чесалась). — И все это — твоя… вина. Дин снова направился к Кастиэлю — медленно, шаг за шагом, с пистолетом в одной руке и дробовиком в другой. — Это семь грехов, Кастиэль, — сказал Дин. — Ты, так называемый слуга Рая! И если бы глупость считалась грехом, у тебя их было бы не семь, а тысячи! И что, ты сам думаешь, ты за это заслуживаешь? У Каса в руке вдруг оказался ангельский клинок. Но Кас не двигался. — В чем дело, Кастиэль? — спросил Дин. — Ты мог бы проткнуть мне грудь этим клинком за один бросок, не так ли? Так чего медлишь? Кас перехватил клинок в руке, не спуская глаз с Дина. — Дин, — сказал он, — это не ты. Это то, во что ты превращался в Аду, прежде чем я тебя вызволил. И это то, во что постепенно превращала тебя метка. Но это не ты сам. — Ты размышляешь, не метнуть ли клинок, правда же, — сказал Дин, сделав еще шаг ближе, и еще. Теперь их разделяло каких-то десять футов. — Ты думаешь об этом. О том, чтобы метнуть его прямо мне в сердце. Ну давай! Давай же! Я прямо перед тобой! — Он развел руки в стороны, отведя пистолет и дробовик, предоставив Касу легкую мишень. — Один быстрый бросок — и я тоже буду мертв. Всего лишь еще одна смерть на твоей совести — чего там? Всего одна. Что это среди тысяч? Что тебя останавливает? Пауза. Дин стоял, разведя руки, улыбаясь. Кас медлил, сжимая в руке клинок. — Дин, я знаю, что ты еще там, — сказал Кас наконец. — Я знаю, что ты меня слышишь. — О, как мило, — рассмеялся Дин, так как Кас повторял фразы, которые он сам произнес однажды, чтобы вывести Кастиэля из транса робота-убийцы. — Только одна проблема с такой стратегией, Кас: это и есть на самом деле я. Меня из этого транса не выведешь, потому что я не в трансе, Кас. Кас открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но Дин почувствовал, что больше ему неинтересно слушать, как Кас лепечет свои глупости. Пора было переходить к делу. Кас грешил и должен был быть наказан. Дин не хотел убивать его сразу (это было бы недостаточным наказанием), так что вместо этого он прострелил Касу ногу.***
Дин позже даже не мог вспомнить, как долго это длилось. Оказалось, они были вполне равносильные противники — Дин с его частично вернувшейся силой метки и Кас с его ослабленной благодатью, — и они сражались на полу на удивление долгое время. Дин был тяжелее и выше, и мог дотянуться дальше. Кас, похоже, не мог залечить себе ногу, что должно было бы дать Дину преимущество, но оказалось, что у Каса в запасе была куча хитроумных ухищрений. Он сопротивлялся даже сильнее, чем тогда в библиотеке. Вообще Кас бы, наверное, и победил, только вот была у него эта досадная бесхарактерная слабость: он не мог убить Дина, когда представлялась возможность. Ему представилось не менее четырех шансов заколоть Дина кинжалом, и каждый раз он мешкал, как ебаный слабак. И все это время продолжал увещевать Дина своими нелепыми тирадами о том, что Дин «заражен», ноя об этом бесконечно, выдавливая сопливые фразочки вроде «Очнись, Дин! Возьми себя в руки — это пройдет через несколько часов — у всех проходило — Дин, продержись только несколько часов, пожалуйста!» Дин не обращал внимания на всю эту бессмысленную болтовню: главное, Кас постепенно слабел, а у Дина сил словно прибавлялось. Наконец Дин одержал верх. Он толкнул Каса лицом в пол, как тогда, в тот замечательный день в библиотеке. Ощущения от возможности пережить все это снова были просто фантастические: Дин смаковал эти мгновения. Смаковал хруст ломающихся костей, смаковал звук обессиленных вздохов Каса, смаковал чувство того, как Кас обмякает под его руками, не в силах больше даже поддерживать себя. И снова Дин оказался над ним, лежащим на спине, окровавленным, избитым. И снова Дин завладел его клинком. И на этот раз Дин не промахнулся. Но он не заколол Каса в сердце. Это была бы слишком быстрая смерть. Вместо этого он сделал надрез на шее Каса и вытравил его благодать. Кас от этого вошел в странный ступор, и только выдохнул один раз: «Нет…» — после чего умолк. Его благодать вытекла тонкой жалкой струйкой серебристого света. Она на мгновение попыталась затечь обратно в рот Каса, но Дин зажал его рот и нос рукой (Кас, похоже, был слишком оглушен, чтобы двигаться). Благодать несколько секунд вилась вокруг его лица, а потом, похоже, сдалась. Она взметнулась в воздух и растворилась в бледное облако серебристых искр, которые всплыли ввысь и вскоре исчезли, улетев сквозь разбитые окна в небо. Слабые звуки, которые издавал Кас, привлекли внимание Дина. Кас снова шевелился под ним. Теперь он был совсем смертным. Кас опять затеял вялую борьбу, пытаясь вырваться из-под Дина. Он снова принялся бормотать глупости вроде «Дин, это не ТЫ», что несказанно раздражало Дина, так что в конце концов Дин вцепился в простреленную ногу Каса и с силой выкрутил ее. Кас закричал (казалось, теперь, когда он лишился благодати, ему было гораздо больнее), и его последняя отчаянная хватка на Дине — и та ослабла. Дин сжал его за горло, придушив до полубессознательного состояния, и — боже, какое счастье! — Кас наконец ЗАТКНУЛСЯ. Дин поднялся, тяжело дыша, глядя на него сверху и теребя в руке ангельский клинок. Один быстрый удар — и надоедливый ангел будет мертв. Соблазн был огромный. Но, конечно, наказание Каса еще не закончилось. В те времена, когда Дин был самым способным учеником Алистара, тот научил его всем изыскам искусства пыток. Можно было добавить множество интересных психологических нюансов. Например, если субъект религиозен, можно устроить сцену пытки так, чтобы она имела религиозные атрибуты. Это часто добавляло градус эмоционального страдания, придававшего работе особый шик. Дин в общем-то считал Кастиэля продуктом христианской религии (может, не совсем, так как Кас был старше, но несколько раз тот намекал, что встречал Иисуса лично, и это за что-то да засчитывалось). Так что Дин распял его.***
Креста с гвоздями под рукой, конечно, не было, но Дин обошелся. Рядом еще оставались обломки деревянных поддонов, и вскоре Дин нашел крепкую доску подходящего размера и несколько гвоздей. Он прибил доску горизонтально к одному из деревянных столбов, поддерживавших крышу, примерно на высоте семи футов. Потом сумел привязать ангела к столбу веревкой за пояс. Это было тяжело: ангел то и дело приходил в себя, и Дину приходилось душить его снова. Также ему пришлось соорудить импровизированную лестницу из оставшихся поддонов, чтобы поднять ангела достаточно высоко. Но Дин не сдавался, и наконец ангел оказался привязан к кресту обрывками веревки. И Дин стал ждать, когда он очнется. Дин больше не помнил, как ангела звали — как-то на «К», кажется? Но это было неважно, Дину было ясно одно: этот ангел, кто бы он ни был, страшно грешил и должен был быть наказан. Так что Дин дождался того момента, когда взгляд ангела прояснился и ангел сумел поднять голову. Дин дождался, пока ангел (предсказуемо) не начал умолять, и подождал еще несколько минут, пока не наступил тот восхитительный момент, когда в глаза ангела закрался страх. Тогда Дин поднял отобранный у ангела клинок. Для одного запястья сойдет. Для второго подойдет кинжал от демонов. «Жаль нет третьего кинжала для ног, — подумал Дин. В ногах придется обойтись веревкой. — Ну что ж. Все сразу не получишь». Особо сладостным был момент, когда ангел понял, что Дин действительно это сделает. Дин был рад, что отослал брата (чье имя ему тоже стало сложно припомнить); иначе брат точно услышал бы крики. Брату, конечно, требовалась его собственная кара. Это будет позже. Ангел кричал не так уж долго. Это было досадно, но к этому небольшому разочарованию Дин был готов. Алистар объяснял неоднократно (и с наглядными демонстрациями), как жертвам распятия тяжело полноценно дышать. Что означало: крики неизбежно быстро заканчиваются. Но Дин был профессионалом и не позволял себе расстраиваться по мелочам; он просто перешел ко второму этапу: к неглубоким порезам на груди (может быть, с легким сдиранием кожи). Порез за порезом. Дин пытался растянуть процесс как можно дольше, но при этом минимизировать потерю крови, чтобы ангел дольше страдал. Ангела нужно было наказать. Потому что ангел это заслужил. Ангел был грешен. Грешник был ангелом… Эта концепция отдавалась в сознании Дина, не давая ему покоя. Грешник, ангел… что-то казалось… неправильным? Что-то было не так? Но в конце концов Дин решил: «Это какой-то ангел-грешник» — и тогда смог продолжать. «Это грешник, а грешника надо наказать. Такова моя работа. Таково мое назначение». Вся эта ерунда насчет того, чтобы стать рыцарем Ада не была важна, правда же? Настоящее призвание Дина — работа, которую он оттачивал десятилетиями, в которой он преуспевал, которой он отдал большую часть жизни, — это была работа палача. Он занимался этим многие, многие, многие годы. Здесь, в Аду, рядом с Алистаром. «А где Алистар?» — подумал Дин, оглянувшись. Алистар, должно быть, где-то рядом. Он, должно быть, скоро вернется. Он будет доволен аккуратной, тщательной работой Дина. Дин хорошо делал свою работу. Это все, что он умел. Это все, что он мог. Это все, что он помнил. Дин подходил к работе ответственно. Профессионально. Он рассчитал, что, если следить за потерей крови, ангел-грешник может протянуть вплоть до сорока восьми часов. Прошло около часа. С ангелом-грешником стало происходить что-то странное. Он стал снова и снова бормотать хриплым шепотом одни и те же отрывки из диалогов, как заевшая пластинка. Он надолго застрял на «Я знаю, что ты там, я знаю, что ты меня слышишь, я знаю, что ты там, я знаю, что ты меня слышишь». Иногда это перемежалось с «Ты мне нужен» или «Мы семья» и даже с «Я люблю тебя». Все эти фразы только смешили Дина: он понятия не имел, о чем бредил ангел-грешник. Это было просто забавно. В какой-то момент у ангела-грешника прояснилось сознание, и он зашептал: — Ты должен помнить… после… это не твоя вина… не твоя… я прощаю тебя… Дин, прощаю… Дин просто ненавидел, когда грешники в Аду заводили такие речи. Как будто у них было какое-то право прощать! Как будто Дин был в чем-то неправ! Как будто это не их вина в том, что они грешили! Так что, как только ангел завел этот разговор, Дин саданул ему по лицу прикладом дробовика. Ангел-грешник едва не подавился, сплюнул полный рот крови и после этого уже почти не разговаривал. Вскоре после ангел-грешник начал забываться. Он терял связь с реальностью, из его взгляда пропал фокус. Дин осмотрелся кругом в недоумении: ангел-грешник что, потерял больше крови, чем Дин заметил? Наконец Дин бросил взгляд на его запястья и выругался. С обоих клинков капала кровь. Они были расположены не совсем под правильным углом и постепенно прорезали кость и мышцы рук. Ангел-грешник терял больше крови, чем рассчитывал Дин. Черт возьми. Черт возьми! Выбрать верный угол ножей — это основы процедуры распятия! Дин облажался. Ангел-грешник будет страдать недостаточно долго! Теперь он даже бормотал невнятно (всегда плохой признак): последние несколько минут он беспрерывно повторял «ты мой друг, моя семья», но теперь звуки стали съедаться, пока в его речи не осталось только «друг… мья… руг… мья…» Дин с сожалением понял, что скоро все закончится. И потом он почувствовал легкое головокружение. Наверху, над головой, танцевали мелкие огоньки. Блестящие серебряные искры… плавали в воздухе, высоко над Дином, под потолком — видимо, остатки, не нашедшие выход в окно. Дин смотрел на них в замешательстве. Было что-то знакомое в этих серебристых огоньках. Что-то, что он сделал… что-то, что надо вернуть вспять? Что-то было не так… Дин забыл о том, что делал, и только глядел в воздух, на последние улетающие мерцающие искры. Почему-то это очень тревожило его, но он не мог понять почему. В помещении стояла мертвая тишина. Зуд на руке прошел. Дин взглянул на руки: обе они выглядели как обычно. Метки не было, и царапин не было. Казалось, что и это тоже важно, но Дин не мог вспомнить почему. Ему страшно захотелось спать, и он решил прилечь на пол вздремнуть.***
Что-то капало Дину на руку. Он раздраженно стряхнул влагу с руки. Он сидел на стуле на пирсе у озера, поэтому предположил, что на него просто попали брызги озерной воды. Может, рыба выпрыгнула или еще что. — Это не твоя вина, — произнес Кастиэль. Дин вздрогнул: он и не заметил, что Кас стоял прямо рядом с ним. Дин прищурился, глядя на Каса снизу. Кас стоял практически над ним, всего в каком-то футе от него. Его силуэт был очерчен на фоне неба: у Дина не получалось как следует разглядеть его, но создалось ощущение, что что-то с ним немного не так. Лицо Каса было полностью в тени. Казалось, он смотрел на озеро. — Что не моя вина? — недоуменно спросил Дин. Кас не ответил — только продолжал смотреть на воду. Дин проследил его взгляд, гадая, что Кас там увидел, и понял, что вода в озере была красной. Озеро было полно крови. Это было озеро крови. — Это не твоя вина, — снова повторил голос Кастиэля. Дин поднял глаза, но Каса больше не было. Дин остался один у озера крови.***
Что-то капало Дину на руку. На этот раз это его разбудило. Голова болела невыносимо. «Черт… вот это похмелье, — подумалось ему, и он попытался вспомнить, где был прошлым вечером. — Может, последствия метки?» Но боль была куда хуже, чем обычно. Дин разлепил глаза и попытался сглотнуть. Все было нечетким, в глазах была резь, горло болело. Он чувствовал себя просто отвратительно. Он закрыл глаза и полежал, не двигаясь, надеясь, что головная боль немного пройдет. Только через несколько минут он понял, что находится не в кровати. Тогда где он? Опять заснул перед телевизором? Он вообще в бункере? Или в каком-то мотеле? Нет… ни там, ни там. Он лежал на твердой поверхности. На полу. На бетонном полу. Он снова приоткрыл глаза и на этот раз сумел сфокусировать взгляд на окружающей обстановке. Большое пустое помещение какого-то склада. Рядом был деревянный столб. «Отлично, очередной склад, — подумал Дин. — Должно быть, я был на какой-то охоте. И вырубился отчего-то». Что-то снова капнуло на руку. На этот раз Дин сообразил посмотреть на руку и увидел, что она вся в крови. Он сел, думая: «Что произошло с моей рукой?» — и тут заметил, что сидел в луже крови. В огромной луже крови. Обе его руки были в крови — до локтей. «Меня что, подстрелили? Пырнули ножом?» Но боли он не чувствовал. Что-то капнуло ему на локоть, и Дин наконец понял, что кровь падала на него сверху. Это была чья-то чужая кровь. Дин посмотрел вверх на деревянный столб. К нему было привязано тело. Оно было прямо над Дином. Нет… не привязано — нет, этот парень… боже правый, беднягу распяли! Дин в шоке попятился на полу, обозревая эту жуткую картину. Руки несчастного были пригвождены к горизонтальной балке за запястья… господи, это что, были ангельские клинки? Как минимум один клинок? Человек висел как в гротескной инсценировке распятия Христа. И с бедняги практически содрали кожу: он был без рубахи, и вся его грудь была располосована в одно сплошное месиво красного мяса, с которого капала кровь. Его штаны были мокрые от крови, кровь капала и с босых ног. Голова свисала, лицо превратилось в маску из ушибов, синяков и крови, рот был безвольно открыт. Пока Дин смотрел на это, оцепенев от шока, изо рта человека упала тяжелая капля крови. Рот тоже медленно кровоточил, и это эта кровь капала на руку Дина. — Е-мое! — выдохнул Дин, наконец сумев взобраться на ноги. — Боже правый, боже… что за… — Где он? Что произошло? Кто этот парень? Дин быстро осмотрелся, чтобы убедиться, что психопата, который это сделал, не было рядом, но склад казался пустым. Он снова повернулся к жуткой сцене распятия и протянул руку к лицу жертвы, чтобы проверить, мог ли этот бедняга каким-то образом быть еще жив. Он увидел, что человек дышит, хотя и очень слабо. Потом Дин еще раз всмотрелся в искалеченное, распухшее лицо и на этот раз обратил внимание на темные волосы. И на знакомую линию подбородка. Внутри у Дина все сжалось; сердце остановилось, дыхание замерло в груди: это был Кас. Дин даже не узнал его сначала! Это Кастиэль висел перед ним распятым! Следующее мгновение было самым ужасным за всю жизнь Дина (а у него в жизни бывало много очень, очень неприятных моментов). Потому что в следующее мгновение на него нахлынули все воспоминания о последней паре часов. Все это вдруг вернулось к нему одномоментно с обжигающей, графической, жуткой ясностью. Укус на руке от паукообразной темной твари. Как это опять пробудило в Дине его самую темную демоническую сторону. Злость — праведный гнев — безумная жажда мести — непоколебимая убежденность, что Каса нужно наказать — как Дин выпустил его благодать — как вбивал ножи — как потерял память о том, где он, кто он, — крики — мольба Каса — смех Дина… — Нет, нет, нет, нет-нет-нет-нет-нет-нет, — только и мог повторять Дин. Его колени подогнулись, и он упал на пол под гнетом этих воспоминаний, задыхаясь, вцепившись в ноги Каса. Он сидел в крови Каса, он пытал Кастиэля, распял его, Кас молил о пощаде… Дина накрыл сильнейший приступ тошноты, и желудок вывернуло рвотой. Минуту спустя его все еще скручивали спазмы, и он сплевывал тонкую водянистую желчь, пытаясь развязать бедному Касу ноги. Руки тряслись так сильно, что он не мог ослабить узел. Ему пришлось ослаблять узел зубами между рвотными позывами. Потом он вскарабкался на ноги, чтобы попытаться справиться с ножами, воткнутыми в запястья Каса, но не мог сообразить, как их вынуть и как поддержать Каса, когда вынет их, — все это было таким слепящим, немыслимым кошмаром, что Дин начал плакать. Какое-то время он держал разбитое окровавленное лицо Каса в ладонях, только повторяя «нет, нет, нет, нет, нет, нет». Он не мог сообразить, что в какой последовательности делать: он пытался поддержать Каса, потом выдернуть клинок, потом снова поддержать Каса; он безрезультатно дергал за один клинок, за другой, пытался поддержать Каса снова, давясь слезами, всхлипывая: «Прости меня, прости, прости…» Наконец ему удалось породить одну связную мысль, а именно: «Позвони Сэму». Он нащупал в кармане телефон и набрал номер Сэма — и пролепетал что-то настолько нечленораздельное, что Сэм не мог ничего понять. Сэму пришлось крикнуть: «ДИН. ДИН! Я тебя не понимаю! Успокойся. Успокойся. Сделай вдох. Что произошло?» Дин наконец сумел выговорить: «На складе, это Кас, приезжай, приезжай скорее, ты мне нужен!» После этого Дин уронил телефон и наконец сумел выдернуть один клинок, потом другой, и снять Каса с этого жуткого креста. Он оттащил Каса на несколько футов от лужи крови и опустил на пол как можно бережнее, обращаясь к нему: — Кас, Кас, Кас, ты меня слышишь? О боже, Кас, что я наделал, что я наделал, что я наделал, пожалуйста, очнись, пожалуйста, Кас, ты меня слышишь? Он уложил Каса к себе на колени, опустив его голову в сгиб локтя. — Кас? Кас? Кас? — повторял Дин. Каким-то чудом глаза Каса медленно приоткрылись. Он был жив! Сначала его взгляд был стеклянным и невидящим. Он словно смотрел сквозь Дина. — Кас? Ты меня слышишь? Кас? Взгляд Каса медленно переместился на лицо Дина. — Кас! — воскликнул Дин, почувствовав облегчение. — Кас, держись, только потерпи, все будет хорошо, ты меня слышишь? Ты выкарабкаешься, ты поправишься. О господи, Кас, что я наделал! Что я наделал, Кас, боже, что я наделал, прости меня, ты только держись, ладно? Кас медленно моргнул раз. Его рот так и был безвольно приоткрыт, дыхание слабое, но Дин увидел, как взгляд Каса сфокусировался на его лице. Кас попытался поднять руку. — Не двигайся, Кас, — лежи спокойно, Сэм уже едет, мы отвезем тебя в… в больницу, ты выкарабкаешься, не шевелись… — увещевал Дин. Но Кас упорно пытался поднять руку, с таким усилием, что Дин в конце концов помог ему, поддержав за локоть. Рука Каса переместилась к плечу Дина, затем к его лицу. Кас коснулся виска Дина и положил руку на его щеку. Как делал часто раньше. Всякий раз, когда исцелял Дина. Кас что-то прошептал. Дину пришлось наклониться, чтобы услышать. Кас пробормотал очень слабо: — …мой… друг… Дин почувствовал, как пальцы Каса соскользнули по его щеке. Кас смотрел прямо на него, ему в глаза. Его рука ослабла и упала. Дин взглянул на его руку и только тут понял, что из ран на запястьях опять вытекает кровь, и много. Дин почувствовал, как Кас слегка обмяк, и снова посмотрел на его лицо, и… Нет. Этот характерный вид. Словно пелена, затянувшая его глаза, превратившая их чудесный голубой цвет в туманно-серый. Потерявший фокус взгляд. Долгий последний выдох, под которым торс Каса словно опал. Последний тихий хрип в горле. Все его тело обмякло. Черты лица застыли. Все движение замерло. НЕТ.***
Сцена, которая предстала перед Сэмом, когда он наконец ворвался в здание склада, будет преследовать его в кошмарах месяцами. Весь центральный столб в крови, весь пол в крови. И Дин, покрытый кровью, держащий Каса, тоже покрытого кровью. Дин сидел на полу, скрестив ноги, с Касом на коленях, обняв его крепко за плечи и прижав его голову лицом к своей груди. Сэм, конечно, видел в жизни много кровавых бань, и нынче они редко вызывали у него кошмары. Первым признаком того, каким бесконечным кошмаром обернется эта, было выражение на лице Дина. Вернее, его отсутствие. Дин был в жутком состоянии. Его лицо было мокрое от дорожек крови, слез и соплей, он был весь в крови и крепко прижимал окровавленного искалеченного Кастиэля к груди. При этом он сидел абсолютно неподвижно, почти умиротворенно. Его лицо вообще ничего не выражало. Он просто смотрел пустым взглядом перед собой. Тихо. Спокойно. У Сэма ушла одна долгая, ужасная секунда на то, чтобы все это обозреть. Потом он бросился к Дину с Касом и упал на колени рядом, выпалив: — Дин! О… господи… о боже… что случилось? Он жив? Кас? Кас, ты меня слышишь? Дин, он… он… Дин не ответил. Сэм заметил, что Дин что-то мычит себе под нос. — Дин? — позвал Сэм снова. Он взял было Каса за руку, чтобы проверить пульс, но с ужасом обнаружил, что оба запястья Каса превратились в месиво искалеченной кровавой плоти. Пульс негде было даже искать. Дин обхватил Каса за голову и плечи так крепко, что Сэм не мог добраться до его шеи, чтобы проверить пульс там. Он попытался оторвать руки Дина, но Дин не разжимал их. — О боже, Дин, что с ним случилось, боже мой… — произнес Сэм, пытаясь дрожащими руками оторвать руки Дина от Каса. — Что случилось, дай мне посмотреть, Дин, дай мне посмотреть! Кас? Ты меня слышишь? Он дышит? Дин, отпусти его. Дин, ты должен его отпустить. Дин! Отпусти его! У Сэма ушло немало усилий, прежде чем он смог оторвать Каса от Дина хотя бы на несколько дюймов, просто чтобы проверить пульс. Просто чтобы убедиться, что он мертв. Сэм отпустил Каса и осел на пол. Как только он выпустил Каса, Дин снова прижал его к себе в кровавое объятие. Он так и не прекратил что-то мычать. Сэм сидел в луже крови, глядя на них обоих. Дин бормотал что-то себе под нос. Сначала Сэм не мог разобрать что, но потом уловил обрывки слов. Дин бормотал: — …вернулся домой… туда, где раньше не бывал… Он бормотал странно дрожащим голосом. Сэм не мог понять, что происходило. Наконец он уловил еще несколько слов: — гора… высокая… Колорадо… — произнес Дин странно понизив голос на этих словах, как если бы напевал мелодию. Мелодия была очень знакомой. Наконец Сэм сообразил, что это: Дин пел песню Джона Денвера "Rocky Mountain High". Это была одна из любимых песен Каса. Кас пытался разучить ее на гитаре. На самом деле, за эту песню Дин пенял ему больше всего. И теперь он пел ее? Ну, почти пел. Скорее хрипло бормотал. Сэм сидел в луже крови, уставившись на брата. До него начало доходить, что его друг мертв, а брат, судя по всему, лишился рассудка. В конце концов Сэм наклонился вперед и обнял ладонями лицо Дина, думая про себя: «Держи себя в руках, держи себя в руках, сейчас нужно позаботиться о Дине». Сэм заставил себя сделать глубокий вдох и сказал так отчетливо, как смог: — Дин, ты меня слышишь? Дин по-прежнему напевал, бормоча обрывки слов себе под нос. — Дин? — позвал Сэм осторожно. — Паук не умер, да? И… он напал на Каса? Дин, ты должен его отпустить. Отпусти его. Пора его отпустить. К его удивлению, Дин даже посмотрел на него. Он перестал мычать мелодию и заговорил: — Я жду, когда он очнется. — Дин, ты можешь его отпустить? Можешь передать его мне? — Нет, — ответил Дин. — Я жду, когда он очнется. — Он промычал еще одну рваную строку из песни и добавил себе под нос: — Он вернется… он всегда возвращается… Следующие несколько минут Сэм провел, пытаясь уговорить Дина отпустить тело Каса, но Дин просто не желал выпускать его из рук. Он в конце концов кончил напевать жуткую песню, но все повторял: «Я жду, когда он очнется. Он вернется». Стало ясно: Дин был уверен в том, что Кас воскреснет. Скоро. Через каких-то пару минут. В конце концов Дин объяснил — так, будто думал, что Сэм немного туповат: — Он всегда возвращается, Сэм. Всегда. Просто не сразу. Надо просто подождать. Сэму пришло в голову, пока он сидел в луже крови, что Дин вообще-то был прав. Кас воскресал после смерти уже не раз. У него было уже сколько — три или четыре чудесных возвращения? Но почему-то казалось, что в этот раз все иначе. Апокалипсиса не было. Уже многие годы не было признаков никакого Бога, который бы вмешивался в земные дела и воскрешал нужных ему ангелов. Что же касалось сделок с демонами, то братья не могли связаться с Кроули уже месяцами. (Кас сказал что-то насчет того, что Кроули был «тяжело ранен» в какой-то стычке сразу после заклятия Ровены.) Ровена исчезла. Прочие ангелы вряд ли могли помочь. Гадриил был мертв… Даже Смерти больше не было. Сэм пощупал руку Каса. Она была прохладной на ощупь. После еще пяти минут бесплодных попыток вынуть остывающее тело Каса у Дина из рук Сэм встал, прошел к двери и вышел наружу на секундочку — поплакать, чтобы Дин не слышал. Снаружи был еще туман; уличные фонари в нем казались расплывчатыми желтыми пятнами, и остальные склады едва виднелись большими призрачными глыбами. Сэм стоял один, сразу за дверью, повесив голову и пытаясь проглотить всхлипы. Он не мог сдержать все: несколько всхлипов вырвалось наружу, и он стиснул зубы, пытаясь дышать. Он попытался вытереть лицо насухо. — Надо было остаться. Не надо было уезжать… — пробормотал он про себя. Наконец он совладал с дыханием, вытер лицо еще раз и провел руками по волосам, глядя в туман. «Что делать? — подумал он. — Как заставить Дина выпустить тело? Как отвезти его домой?» Он заставил себя повернуться и пойти обратно внутрь. Сэм подошел к Дину, опустился на колени рядом и сказал: — Дин, давай заберем его обратно в бункер. Там ему будет комфортнее очнуться. В своей постели. Давай заберем его домой, хорошо? Дин обдумал это, на мгновение чуть нахмурив перепачканное кровью лицо. — Хорошо, — сказал он наконец. Он стал пытаться подняться на ноги, так и не выпуская Каса. — Давай отнесем его в машину вместе? — предложил Сэм. — Давай я помогу. Так ем-му б-б-будет… — Сэму пришлось сдержать подступивший всхлип и на несколько секунд задержать дыхание, пока он не взял себя в руки. Когда он смог дышать снова, он закончил: — Ему будет удобнее. Дин задумался. — Нет, я хочу его нести. Я его понесу, — сказал он. — Пожалуйста, позволь мне помочь, — попросил Сэм. — Нет, я его понесу, — ответил Дин с полным спокойствием, теперь пытаясь взвалить окровавленное безвольное тело Каса на спину. Потом он попытался встать. Но Кас был тяжелой ношей, его руки и ноги болтались и были скользкие от крови, и Дин не мог подняться. — Пожалуйста, Дин, пожалуйста, позволь мне помочь понести его, пожалуйста, — взмолился Сэм треснувшим голосом. Что-то в его тоне, похоже, пробилось за жутковато-спокойную маску Дина. Дин посмотрел на брата, и на короткое мгновение на его лице проступило выражение предельного ужаса. Дин закрыл глаза, и его лицо снова лишилось выражения. Он открыл глаза и сказал: — Хорошо. — Он опустил Каса обратно на пол и взял его за плечи. — Можешь взять его за ноги. Но осторожно. Не делай ему больно. — Я не сделаю ему больно, — прошептал Сэм, взяв Каса за ноги. Одна нога растягивалась и поворачивалась очень странно, когда Сэм взялся за нее, и Сэм не сразу понял, что она, похоже, вообще не соединялась с туловищем костью. Видимо, кость была чем-то раздроблена. Сэм выпустил эту ногу, словно обжегшись, и вынужден был на пару секунд поднять глаза к потолку. Потом он взглянул на Дина (тот только терпеливо смотрел на брата) и подумал: «Держи себя в руках, держи себя в руках». Сэм поднял Каса за одну, несломанную, ногу; Дин держал его за плечи. — Не делай ему больно, — сказал Дин снова. Они понесли Каса к двери. Но Сэм шел впереди, и сломанная нога стала волочиться по земле. Она начала загибаться назад под Каса поистине жутким образом, и Сэм сказал: «Стоп». Они остановились. Дин произнес: — Не делай ему больно. Сэм ответил: — Не сделаю, — опустил здоровую ногу Каса, поднял неестественно гибкую вторую ногу, положил ее поверх здоровой, опустился на колени, и его стошнило. Потом он попытался встать, осел на колени опять, и его стошнило во второй раз. После чего он вытер рот, поднялся, взялся за здоровую ногу и сказал: — Идем. Они снова двинулись. — Не делай ему больно, — сказал Дин. Сэм нетвердо шел задом, зажав здоровую ногу Каса в обеих руках. Весь склад вращался вокруг него, и ему пришлось командовать «Стоп» еще несколько раз, опускаться на четвереньки и делать по несколько глубоких вздохов, думая все это время: «Нельзя терять сознание, нельзя больше поддаваться тошноте. Не смей! Держи себя в руках, ради Дина». Наконец они вынесли Каса за дверь. — Не делай ему больно, — сказал Дин. — Не делаю, — ответил Сэм. — Я не делаю. Ему не больно, Дин. — Не делай ему больно. — Мы не делаем ему больно, Дин. — Не делай ему больно. Это тоже стало частью кошмара, который преследовал Сэма ночами многие месяцы после: как они несли изувеченное тело Каса по темному складу в туманную ночь, по траве на заброшенной стоянке к Импале, как пытались уложить его переломанное тело на заднее сиденье, и Дин с остекленевшим взглядом повторил «Не делай ему больно» как минимум сотню раз.