Нефрит, облачённый в Солнце

      Цзинь Гуанъяо приоткрыл губы, подул. Облачко пара, обретя форму, тут же развеялось, на губах проступили кристаллики льда. Он закутался в плащ с меховой оторочкой и продолжил прогулку по едва покрытой первым снегом тропинке.       — Как быстро летит время… — пробормотал он, останавливаясь и глядя на бамбуковые коленца.       На самом деле течения времени Цзинь Гуанъяо почти не замечал: дни текли вереницей, сменяя друг друга, но он отсчитывал время не солнечными часами, а моментами, проведёнными с Лань Сичэнем. Имея исключительную память, он помнил их все.       С бамбука посыпался иней, припорошил его волосы. Цзинь Гуанъяо прикрыл глаза ненадолго и подумал: «Завтра тот самый день…»       Вероятно, несколько дней они с Лань Сичэнем не увидятся. Цзинь Гуанъяо сам просил его не приходить: Облачные Глубины будут переполнены гостями, кто-нибудь может проследить за ним и раскрыть тайну, что они бережно хранили все эти годы.       Цзинь Гуанъяо несильно ударил по бамбуку ладонью. Холодные крупинки осыпали его лицо. Он развернулся и пошёл обратно к павильону. Следом неотступно следовал маленький белый зверёк, крысёнок-альбинос, которого Цзинь Гуанъяо нашёл в роще некоторое время назад.       Крысёнок был изранен, но Цзинь Гуанъяо его выходил, передавая ему крупицы духовной силы и пичкая его самыми вкусными кусками собственной еды. Уходить от спасителя крысёнок не пожелал, хотя Цзинь Гуанъяо его не раз пытался прогнать, и устроил себе гнездо в дальнем углу павильона. Теперь он отъелся и исполнился самодовольства, будто хозяином павильона был не Цзинь Гуанъяо, а он сам.       — Откуда он взялся? — удивился Лань Сичэнь, когда нахальный крысёнок утащил виноградину прямо со стола.       Цзинь Гуанъяо сказал, что крысёнок приблудный и что жаль его прогонять. Лань Сичэнь поглядел на уписывающего виноградину крысёнка и подумал, что новый питомец развлечёт Цзинь Гуанъяо в дни одиночества: канарейка несколько месяцев как умерла, Цзинь Гуанъяо был страшно расстроен и заводить другую птицу отказался. А этому крысёнку-альбиносу он явно благоволил, если позволял ему воровать еду со стола. Крысёнок прикончил виноградину, вильнул хвостом и проворно взобрался Цзинь Гуанъяо сначала на колени, а потом и на плечо.       — Знаешь, он даже умеет смеяться, — сказал Цзинь Гуанъяо. — Если его пощекотать. Он забавный.       — Поэтому ты его оставил?       — Он у меня позволения не спрашивал. Просто поселился здесь и всё. Но если ты хочешь, то я его прогоню, эргэ.       Лань Сичэнь отрицательно покачал головой. К этому крысёнку отвращения он не испытывал, хотя обычно крысы не вызывают ничего, кроме омерзения. Вероятно, потому, что он был белый и нисколько не походил на обычных крыс.       — Пусть остаётся, — сказал Лань Сичэнь вслух. — Кажется, он к тебе привязался.       Крысёнок вскочил на край мехового плаща, проворно взобрался по нему и спрятался в капюшоне.       — Что, господин Крыс, отмёрзли лапы и хвост? — насмешливо спросил Цзинь Гуанъяо. — Сам виноват. Никто не просил тебя ходить за мной.       Крысёнок ничего не ответил. В капюшоне, подбитом мехом, было уютно и тепло, он заснул.       Цзинь Гуанъяо вернулся в павильон, размышляя, чем занять себя до прихода Лань Сичэня. Сегодня они должны были встретиться в последний раз перед несколькими днями разлуки. Он снял с себя плащ, бросил его на спинку кровати и пошёл заваривать чай. Неплохо было бы ещё и еду подогреть, но Цзинь Гуанъяо поленился и съел рис холодным.       Рецепторы восприятия у него всё ещё были притуплены, он не видел особой разницы между горячим и холодным и даже не мёрз. А может, Иньское железо в его теле сделало Цзинь Гуанъяо невосприимчивым к холоду. Но на тепло он реагировал и зачастую притворялся, что мёрзнет, чтобы лишний раз оказаться в объятьях Лань Сичэня. Кровь по его телу начинала тогда циркулировать быстрее. «Хоть какая-то польза от этой штуковины», — подумал Цзинь Гуанъяо, просовывая пальцы под одежду и щупая твёрдую выпуклость на боку.       Иньское железо не особенно его тревожило. Если происходил рецидив, Лань Сичэнь приглашал Вэй Усяня, чтобы тот обновил печати. Но за все эти годы Иньское железо беспокоило Цзинь Гуанъяо лишь четырежды и то лишь потому, что печати ослабевали со временем.       Лань Сичэнь всегда говорил ему, чтобы он не перенапрягался, но Цзинь Гуанъяо уделял много времени каждодневным тренировкам и медитации. У него неплохо получалось владеть собой, но Золотое Ядро всё ещё оставалось в зачаточном состоянии. Быть может, через пятьдесят или сто лет ему удастся сформировать Золотое Ядро полностью. Пока Иньское железо удерживают печати, духовные силы по крупице продолжают накапливаться. Если он будет достаточно терпелив и столь же осторожен, то, вероятно, научится пропускать духовную энергию через Иньское железо, используя его в качестве артефакта усиления. С этим Цзинь Гуанъяо экспериментировал очень осторожно и неспешно: не стоило так рисковать из-за эфемерной возможности стать сильнее. Лань Сичэнь об этом ничего не знал, Цзинь Гуанъяо умел хранить секреты.       Крысёнок вылез из плаща и пришёл проверить, что Цзинь Гуанъяо делает. Он по десять раз на дню проверял его и каждый раз получал подачку. В этот раз ему досталось перепелиное крылышко.       — Я ведь делюсь с тобой не только едой, но и духовными силами, — сказал Цзинь Гуанъяо, глядя, как крысёнок хрустит нежными косточками. — Надеюсь, к крысиным праотцам ты отправишься ещё нескоро.       Он расслышал шаги — лёгкое поскрипывание снега под сапогами — и поднялся навстречу Лань Сичэню. Тот был закутан в меховой плащ с головы до ног.       — Я согрею тебе чаю, эргэ, — предложил Цзинь Гуанъяо, едва Лань Сичэнь переступил порог павильона.       Лань Сичэнь отрицательно качнул головой и поставил на стол небольшой округлый сосуд, плотно закупоренный крышкой:       — Мы можем согреться этим.       Цзинь Гуанъяо удивился:       — Эргэ, нечасто увидишь тебя с вином.       Лань Сичэнь приносил ему вино, но редко составлял Цзинь Гуанъяо компанию, а если и пил, то нейтрализовал алкоголь духовными силами, как обычно поступал на официальных банкетах, где приходилось поднимать заздравные чаши. Цзинь Гуанъяо нравился вкус вина и само ощущение лёгкого опьянения, которое наступало после двух или трёх чарок.       — А-Яо, хочу показать тебе кое-что, — сказал Лань Сичэнь.       Он развязал плащ и сбросил его. Цзинь Гуанъяо ослепило алое сияние, он невольно прикрыл глаза и смотрел уже сквозь ресницы. Алое шёлковое одеяние, расшитое золотом, облегало стройный стан Лань Сичэня. Головное украшение тоже было из золота.       — Я хотел, чтобы ты увидел меня таким первым, — сказал Лань Сичэнь, разводя руки в стороны.       — Эргэ, ты прекрасен, — прошептал Цзинь Гуанъяо, подходя к нему и трогая край рукава дрожащими пальцами. — Это твоё свадебное одеяние?       Лань Сичэнь утвердительно кивнул, взял Цзинь Гуанъяо за руку и лёг вместе с ним на кровать, лицом к лицу.       — Верно, твоя свадьба уже завтра, — сказал Цзинь Гуанъяо, ответив на поцелуй. — Ты готов к ней, эргэ?       — Нет, — честно ответил Лань Сичэнь, привлекая Цзинь Гуанъяо ближе к себе. — Я полон сомнений…       — Расскажи мне о них, — попросил Цзинь Гуанъяо.       — А-Яо, ты ведь знаешь, что я… никогда не был с женщиной, — с запинкой сказал Лань Сичэнь.       — Поверь мне, эргэ, это не так уж и отличается от близости с мужчиной, — возразил Цзинь Гуанъяо. — К тому же госпожа Юйцинь уже была замужем и сможет тебе подсказать, если ты… растеряешься.       Лань Сичэнь едва заметно поморщился. Мысли о женщинах, с которыми был Цзинь Гуанъяо, делали его сердце похожим на игольницу.       — Мне неловко об этом думать, — признался Лань Сичэнь. — За эти годы мы с госпожой Юйцинь сблизились в духовном плане, но разделить с ней ложе…       — Не волнуйся, эргэ, у тебя всё получится, — успокоил его Цзинь Гуанъяо и зашептал ему на ухо, как преодолеть неловкость близости и благополучно завершить консумацию брака. Это единственное, чему его научил Цзинь Гуаншань как отец: отвёл в бордель и велел шлюхам сделать из Цзинь Гуанъяо мужчину.       Они долго лежали обнявшись и тихо переговаривались. Цзинь Гуанъяо настоял, чтобы этот вечер они провели так, без физической близости. Воздержание перед завтрашней свадьбой, он полагал, поможет Лань Сичэню справиться с собой и не оплошать в нужный момент. Цзинь Гуанъяо чувствовал всем телом сексуальное напряжение, владеющее Лань Сичэнем, но ни единым прикосновением не поощрил его.       — А-Яо, это настоящая пытка… — выдохнул Лань Сичэнь.       — Разве тебе не достаточно поцелуев и объятий, эргэ? — возразил Цзинь Гуанъяо. — Ты ведь как-то справлялся с этим до… нас.       — Я едва помню, чем я был до… нас. А-Яо, пожалуйста…       Цзинь Гуанъяо отрицательно покачал головой и отстранился, ложась чуть дальше. Лань Сичэнь выдохнул, попытался привести рассудок в порядок кратковременной интенсивной медитацией. Тело неохотно подчинилось.       Лань Сичэнь поднялся, взял сосуд с вином и вернулся на кровать.       — «Улыбка императора»? — спросил Цзинь Гуанъяо, когда Лань Сичэнь откупорил сосуд. Повеяло необыкновенной сладостью.       — Свадебное вино. Я хочу, чтобы первую пробу мы сняли вместе, — возразил Лань Сичэнь, наполняя вином два крохотных золотых кубка.       Цзинь Гуанъяо смутился:       — Эргэ, но разве это вино не должно находиться в комнате новобрачных? Ты унёс его?       — Верну на место, когда мы его пригубим, — сказал Лань Сичэнь, протягивая один кубок Цзинь Гуанъяо.       — Эргэ… — неуверенно проронил Цзинь Гуанъяо, — не думаю, что это правильно. Свадебное вино предназначается жениху и невесте. Посторонний человек не должен…       — Я не ослышался? — нахмурился Лань Сичэнь. — Ты сказал: посторонний человек?       — Ты знаешь, что я имел в виду, — мягко возразил Цзинь Гуанъяо. — И как бы ты ко мне ни относился…       Лань Сичэнь, видя, что он не собирается брать кубок из его рук, быстро взял Цзинь Гуанъяо за подбородок и силой влил вино ему в губы, а после зажал ему рот ладонью, чтобы вино не пролилось, и дождался, когда кадык Цзинь Гуанъяо двинулся.       — Вот как я к тебе отношусь, — сказал Лань Сичэнь решительно и осушил свой кубок. — Если не можешь это принять, просто смирись.       Цзинь Гуанъяо глазами показал, чтобы Лань Сичэнь его отпустил, тот отвёл руку. Цзинь Гуанъяо вытер губы, мазнул языком по кончику пальца и прижал его к губам Лань Сичэня. Глаза того широко раскрылись.       — Вино, которое я пил в брачную ночь, горчило, — сказал Цзинь Гуанъяо. — Сладко ли твоё вино, эргэ?       — Не знаю, — сказал Лань Сичэнь, — я нейтрализовал алкоголь.       Цзинь Гуанъяо закатил глаза:       — Эргэ, как можно так поступать со свадебным вином! Не вздумай сделать это завтра на свадьбе! Вы должны быть в равной степени опьянены, когда возляжете на брачное ложе.       Лань Сичэнь бесцветно сказал:       — А-Яо, не будем об этом сейчас… Я хочу тебя. Позволь мне… хоть что-нибудь, или я сойду с ума.       Цзинь Гуанъяо позволил поцеловать себя, взял руку Лань Сичэня и просунул её себе под одеяние:       — Это всё, что я могу тебе сегодня позволить, эргэ. Побереги драгоценную влагу для брачной ночи. Мне бы не хотелось, чтобы госпожа Юйцинь тебя чем-то попрекала по моей вине.       — Я ни разу не слышал от неё упрёков в наш адрес, — возразил Лань Сичэнь. — Или я чего-то не знаю?       Цзинь Гуанъяо отрицательно покачал головой.       Лань Сичэнь, сдавшись уговорам, приводил госпожу Юйцинь в лабиринтный павильон, когда она приезжала в Облачные Глубины. Они втроём беседовали за чаем. Иногда Лань Сичэню приходилось отлучаться ненадолго, и они оставались вдвоём. Личные темы они никогда не поднимали. Лишь один раз госпожа Юйцинь, заметив, что Цзинь Гуанъяо пребывает в состоянии сильного утомления, и верно определив причины того, посоветовала ему пить травяной чай из особого сбора, чтобы облегчить последствия.       — А вы разбираетесь в травах, госпожа Бэйлинь, — удивился Цзинь Гуанъяо.       — Я много в чём разбираюсь, — ответила она. — Если нам представится случай побеседовать подольше, я могла бы многим с вами поделиться, господин Мэн.       — Тогда поскорее выходите замуж за эргэ, — сказал Цзинь Гуанъяо с улыбкой. — Полагаю, после этого мы будем видеться чаще…       — Господин Лань, я полагаю, эту идею не одобрит, — ответила госпожа Юйцинь.       — «Господин Лань»? Почему вы до сих пор называете его так, будто он вам чужой человек? За эти годы вы уже должны были неплохо узнать друг друга. Не зовёт же вас эргэ госпожой Бэйлинь?.. К слову, и меня вы можете звать по имени… раз уж мы все трое вступаем в брак.       Лицо госпожи Юйцинь залила краска. Лёгкая насмешливость в голосе Цзинь Гуанъяо заставила её почувствовать себя неловко. Он будто бы невзначай упомянул, что у них будет один супруг на двоих, и теперь ждал, что она на это ответит. Это было откровенное бесстыдство.       — Надеюсь, господин… Яо, — с запинкой сказала она, — ложе делить втроём вы не предложите? Хоть это и… брак втроём.       — Отличный ответ, — похвалил Цзинь Гуанъяо, пощёлкав пальцами. — В который раз убеждаюсь, что не ошибся в вас.       — Говорите так, словно это вы меня выбирали, — заметила госпожа Юйцинь.       — Руку к этому приложил, — честно сказал Цзинь Гуанъяо. — Я бы не стал делить эргэ с кем попало.       — Не сомневаюсь, — сказала госпожа Юйцинь. — Приятно слышать, что мне удалось стать «той самой».       — «Той самой» вы ещё не стали, — возразил Цзинь Гуанъяо и засмеялся. — Что вы вообще вкладываете в это «той самой»?       — Той, с кем вы готовы поделиться вашим эргэ, — невозмутимо сказала госпожа Юйцинь. — Разве не это? И раз уж мы заговорили на эту тему… Почему вы сами не зовёте его по имени?       — Моя исключительная привилегия, — с загадочной улыбкой ответил Цзинь Гуанъяо. — Её нелегко было заработать.       Распространяться на эту тему он не стал, сделал знак, что не стоит говорить об этом больше. Госпожа Юйцинь слышала кривотолки о Цзинь Гуанъяо, но не знала, стоит ли им верить, или они окажутся лишь сплетнями, как было в случае со Старейшиной Илина. Преступления, в которых обвиняли бывшего Верховного Заклинателя, были чудовищны. Сложно поверить, что ум человека мог быть настолько извращённым!       Цзинь Гуанъяо, продолжая глядеть на неё с прищуром, сказал:       — Догадываюсь, о чём вы думаете. Я отвечу вам, не утруждайте себя вопросами. Во всём том, что обо мне говорят, нет ни слова… — Он сделал паузу и докончил: — …лжи. Я действительно всё это сделал. Мало того, я не раскаиваюсь в том, что сделал.       Госпожа Юйцинь застыла. Кажется, слова Цзинь Гуанъяо её потрясли. Он усмехнулся и прибавил:       — Тем не менее эргэ принимает меня таким. Странно, не правда ли?       Некоторое время после этого разговора госпожа Юйцинь избегала его общества, но после встречи возобновились, и они, как и прежде, беседовали — втроём или вдвоём. На ту тему они больше никогда не заговаривали.       Лань Сичэнь неохотно покинул лабиринтный павильон, когда пришло время. Цзинь Гуанъяо вернулся в постель, улёгся, надвинув одеяло едва ли не до подбородка, и притаился в ожидании восхода солнца. Он знал, что уже не сможет заснуть.       Через несколько часов Лань Сичэнь вступит в брак с госпожой Юйцинь. Обряды будут совершены, молодожёны уединятся в спальне…       — Ты не должен ревновать, — пробормотал Цзинь Гуанъяо, закрывая глаза и натягивая одеяло ещё выше. — Ты сам всё это устроил. Ты должен довольствоваться тем, что имеешь. Ты прежде и мечтать не мог о том, что ты имеешь сейчас. Твои губы ещё хранят вкус его поцелуя, твоё тело ещё трепещет от его прикосновений, следы на твоей коже ещё не истаяли, через несколько дней ты увидишь его снова и отдашься ему столько раз, сколько он пожелает… Когда ты стал таким жадным? А, Мэн Яо?       Он тихо засмеялся, завозился под одеялом, укладываясь.       День тянулся бесконечно долго. Цзинь Гуанъяо размялся в роще с Хэньшеном, почитал немного, поиграл с крысёнком: заставил его плясать на задних лапках, выпрашивая подачку. Мысли о происходящей прямо сейчас в Облачных Глубинах свадьбе сменились воспоминаниями о его собственной свадьбе.       Они уже переспали, она уже носила под сердцем их ребёнка, когда он узнал о том, что они брат и сестра. После свадьбы он её и пальцем не тронул, ссылаясь на что угодно, только бы не входить к ней: занятость, усталость, траур по отцу, а потом и сыну… Сама свадьба была роскошной, он не пожалел сил и средств. Он отлично умел притворяться, никто ничего не заподозрил. Он улыбался, тогда как всё его существо содрогалось от осознания омерзительности и гнусности совершаемого им поступка. Он думал, что будет притворяться до конца жизни…       Цзинь Гуанъяо зевнул, огляделся. Солнце уже закатилось, светильники начали гаснуть. Лань Сичэнь и госпожа Юйцинь уже должны были стать супругами во всех смыслах этого слова. Он покачал головой, припоминая смятение, в котором Лань Сичэнь пришёл в лабиринт накануне. «Надеюсь, всё прошло хорошо», — подумал Цзинь Гуанъяо и стал укладываться спать.       Он только успел снять сапоги и развязать пояс верхнего одеяния, как в павильон пришёл Лань Сичэнь.       — Эргэ? — удивился Цзинь Гуанъяо. — Почему ты здесь?       Лань Сичэнь молча прошёл к кровати, лёг, увлекая за собой Цзинь Гуанъяо, и прижался лицом к его груди.       — Эргэ? — с лёгкой тревогой позвал Цзинь Гуанъяо. — Что-то случилось?       — Нет.       Цзинь Гуанъяо выдохнул с облегчением. Он на какой-то момент решил, что Лань Сичэнь сбежал от выполнения супружеских обязанностей. Ответ Лань Сичэня его успокоил.       — Как всё прошло? — спросил Цзинь Гуанъяо, ободряюще похлопав Лань Сичэня по спине. Кажется, он нуждался в утешении.       — Что ты хочешь от меня услышать? — болезненно отозвался Лань Сичэнь.       — Ей не на что жаловаться?       — Палочка благовоний догорела, пока мы беседовали…       — Что?! — поразился Цзинь Гуанъяо. — Беседовали?! Вы беседовали в первую брачную ночь?!       — А-Яо, умоляю тебя… Я просто не знал, как к ней подступиться, поэтому начал с беседы, — едва ли не жалобно объяснил Лань Сичэнь.       — Но вы… вы консумировали брак?       — Да.       — Как долго ты… смог?       — Вторая палочка благовоний сгорела наполовину, пока я… мы…       Цзинь Гуанъяо одобрительно покивал, но тут же спохватился:       — Разве ты не должен быть сейчас в свадебных покоях? Как ты мог оставить её одну и прийти сюда?       — Она сама послала меня к тебе, — возразил Лань Сичэнь. Он пошевелился, просунул руки под Цзинь Гуанъяо и уткнулся носом в его тело.       — Эргэ, ты точно в порядке? — уточнил Цзинь Гуанъяо, вплетая пальцы в его волосы и нежно массируя кожу.       — Нет, — ответил Лань Сичэнь, — не в порядке. Я готов сгореть со стыда: раздеваться перед женщиной… А-Яо, не вздумай смеяться! Мне нисколько не смешно.       Цзинь Гуанъяо сдержал смех, понимая, что Лань Сичэню обидно будет его слышать.       — Выговорись, — посоветовал он, продолжая гладить Лань Сичэня по голове. — Неужели всё было настолько плохо? Ты ведь должен был получить удовольствие… в процессе. Я ведь чувствую по тебе, что ты кончил.       — То, что я кончил, не значит, что я получил удовольствие, — отозвался Лань Сичэнь. — Мне было неловко делать это с ней. Будто сделал это с собственной сестрой. К тому же… я никак не мог перестать думать о тебе.       — Я польщён, — с улыбкой сказал Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэнь приподнял голову и с недоумением на него взглянул.       — Что твой первый брачный оргазм достался мне, — пояснил Цзинь Гуанъяо.       — А-Яо! — вспыхнул Лань Сичэнь.       Цзинь Гуанъяо засмеялся, обхватил голову Лань Сичэня рукой и покрыл его лицо быстрыми поцелуями, будто бы извиняясь за то, что поддразнил его. Поцелуи плавно перетекли в ласки, а потом и в нечто большее. Успело бы сгореть две с половиной палочки благовоний, а может, и все три, когда они, насытившись друг другом, затихли.       — Эргэ, ты должен вернуться до первой зари, — пробормотал Цзинь Гуанъяо. — В свадебные покои. Вы должны выйти из них после первой брачной ночи вместе. Так полагается.       — Я помню, — отозвался Лань Сичэнь. — Просто дай мне побыть с тобой ещё немного… вот так…       Он расслабленно потёрся щекой о грудь Цзинь Гуанъяо — тот всё ещё лежал под ним, обхватив его бёдра ногами, — и обволок губами ещё твёрдый сосок. Цзинь Гуанъяо снова вплёлся пальцами в его волосы, затуманенным взором глядя поверх его плеча.       На небе неспешно догорали последние звёзды …